Волшебный кулон Птицы

Убедившись, что опасности уже нет, Шредер — да нет же, Саки! — переходит на шаг. И проверяет, на месте ли шёлковый носовой платок — подарок Лоры. Лора — это проститутка из дешёвого борделя, куда он отправился сразу же после того, как проснулся. Проснулся, не досмотрев чудесного сна про белую Птицу… Не смог после этого Саки — мальчик, заключённый в оболочку взрослого мужчины — усидеть в комнате с глухими железными стенами, да ещё наедине с Призраком из своего страшного прошлого. Что в первую очередь нужно ребёнку? Человеческое тепло и ласка. А где он, никому не нужный «будущий повелитель мира», мог это получить? Только там, где и встретился этой ночью с Лорой — потасканного вида азиаткой (ну, или наполовину азиаткой) лет… тридцати пяти? Или сорока? Скорее всего, ей нет ещё и тридцати. Просто такие женщины подобны сиденьям в общественном транспорте: за один лишь день на них успевает посидеть куча народу, и поэтому обшивка очень быстро выцветает и протирается. Взглянув, однако, на обнажённое тело этой женщины, ниндзя на какое-то время потерял способность мыслить и чувствовать. Всё-таки подобное зрелище представало перед его взором нечасто… В амурных делах ему никогда не везло. Но молодое тело требовало того, что должно быть, вообще-то, кульминацией любви. И юноше пришлось, как и многим его ровесникам — и многим-многим юношам из всех-всех человеческих поколений, — обойтись без пролога и развития сюжета. Но спать с женщинами, похожими — даже несмотря на красоту и не успевшую ещё улетучиться свежесть некоторых из них — на обшивку общественной мебели, ему всегда было противно. И поэтому делал он это крайне редко — когда желание пересиливало брезгливость. Однако в этот раз не за удовлетворением потребности плоти пришёл он в дешёвый публичный дом (дешёвый — потому что из таких больше шансов улизнуть, не заплатив). Не взрослый мужчина по имени Шредер отправился успокаивать разгорячённую плоть, а мальчик Саки пошёл искать успокоения для души, которая истосковалась по теплу и ласке. Поэтому-то после тех минут, когда плотское желание полностью подавило в нём ребенка, он с новой силой почувствовал, чтό ему на самом деле здесь нужно. И мальчик, которого после долгих лет заточения выпустила на волю Мицуко, вновь воспрянул в нём. Прижав растерянную женщину к себе и закрыв глаза, он гладил и целовал её волосы. И представлял, что они не иссиня-чёрные, а белые. Как шёрстка ласковой зеленоглазой кошки. Или мягкие пёрышки Птицы… Судорожные всхлипывания заставили его очнуться от грёз и понять, что Лора, чьи душа и тело, возможно, никогда в жизни не знали ласки, испытывает то же, что совсем недавно пережил он сам: выворачивание души наизнанку. Увы, только так из душ некоторых взрослых можно вытащить на свет Божий сидящего под сотнями замков ребёнка. Рассказала ему Лора всё: и об алкоголике-отце, и о сумасшедшей матери, и о насильнике-брате, который продал её в этот бордель. А потом, всё ещё заливаясь слезами, вытащила из-под подушки носовой платок. Шёлковый, с вышитой чьими-то умелыми руками японкой в роскошном кимоно. И подарила его Саки. Скрепя сердце и сжав зубы, ушёл он оттуда. Разумеется, через окно: денег-то ни гроша… Хорошо, что сигнализации здесь и в помине не было. А уж проскользнуть незаметной тенью мимо охранников у ворот — для всякого ниндзя дело плёвое. Знал Саки, что ничем не может ей помочь. Технодром — не его, а Крэнга. Да и бывает там очень часто холодно и голодно… А делать Лора, кроме своей нынешней «работы», если что-то и умела, уже разучилась. И совсем не хотела прозябать на улице, где можно найти лишь голодную смерть (и это далеко не самый худший вариант). Всё-таки бордель — какая-никакая крыша над головой. И кормят-поят здесь её. Хоть и бурдой, конечно… Хамато Йоши, главный враг Шредера — но не Саки! — всегда говорил, что человеку нельзя помочь, если он не хочет помогать себе сам. И что у каждого существа на свете — своя история. Если и выберется Лора из этой помойной ямы — то никак не с его, Саки, помощью. Это не его история… Призрак уже в который раз пролетел туда-сюда перед самым носом Саки, бредущего по тёмной нью-йоркской улице и глубоко-глубоко погружённого в раздумья. — Чего тебе надо? — буркнул ниндзя. Тень мальчика без лица показала обеими руками направо. — Хочешь, что ли, чтобы я туда пошёл? Нет уж, транспортный модуль в другой стороне. А я устал как собака. Хотя голова, слава Богу, пока не болит… Головные боли, которые в последнее время стали просто невыносимыми, начали мучить его месяца два назад. К тому же иногда — к счастью, в ночное время — отнималась ненадолго правая рука или нога. Да ещё бывало так, что правое ухо переставало слышать. Все эти симптомы непонятной ему болезни Шредер пока что игнорировал: в больницу обследоваться не ляжешь, а говорить Крэнгу — это уже крайний случай. Зачем, спрашивается, алчному слизняку помощник, страдающий серьёзной болезнью? Вышвырнет, и дело с концом… А в эту ночь болезнь затаилась, решив, должно быть, передохнуть. И Саки был этому чрезвычайно рад: заболи у него голова сразу после пробуждения — не встретился бы он с Лорой. Не подарил бы ей — впервые за три десятка лет её жизни! — ласку и нежность. И не получил бы вот этого чудесного подарка, который он непременно сохранит на всю жизнь. Так же, как лист бумаги с нарисованным котёнком. — Да что ты привязался?! — прикрикнул Саки на Призрака, который всё настойчивее пытался увести его от дороги, ведущей к модулю. Тень убитого подростка заметалась, затрясла в отчаянии страшными остатками головы. И вдруг встала перед ниндзя на колени, сложив руки в немой мольбе. — Ладно, веди, — дрогнувшим голосом произнёс мужчина… нет, мальчик. И Призрак, стремительно взлетев на довольно большую высоту и свернув направо, поманил Саки рукой. — Не так быстро! Я же летать не уме… Что это? Ты слышал?! Призрак отчаянно закивал и полетел ещё быстрее. — Аааа… — донёсся до Саки еле различимый стон боли. — Ааааа… — Не может… этого… быть! — Ааааа… — Подожди — я догоняю! Думать о том, не сошёл ли он с ума, и не снится ли ему всё это, у него, к счастью, не было времени. Стоны Мицуко — а это мог быть её голос, и только её! — заставили его забыть обо всём на свете и пуститься во всю прыть следом за Призраком. Когда они добрались до прохода между двумя тёмными, грязными домами, всё уже было кончено. Поставленная, как животное, на четвереньки молодая женщина обессиленно свалилась обнажённой — как и всё её тело — грудью на покрытый мусором асфальт. А два изнасиловавших её пьяных мужика застёгивали штаны. Один из них — блёкло-рыжий при ярком свете полной луны, что неожиданно выбралась из-за туч — жаловался, щедро пересыпая речь отвратительными ругательствами, что жертва запачкала его кровью. А другой — здоровенный и белобрысый — материл её за то, что она «ничего не умеет». — Аааа… — застонала женщина оттого, что белобрысый, сорвав у неё с шеи какое-то украшение, сильно ударил её по уху. И снова — как тогда, на пустыре — в мальчике Саки проснулась страшная, непреодолимая, без остатка поглощающая разум жажда крови. Эта женщина — с голосом его Мицуко и серебристыми в свете луны коротенькими волосами — стонала от боли, лёжа ничком на грязном асфальте. А два чудовища, которые её… Теперь не сбежит ни один из них!!! Ниндзя потянулся было к единственному оружию, которое на всякий случай взял с собой (железные доспехи с шипами — кроме сапог — он оставил на Технодроме). А именно — к спрятанному за голенище правого сапога небольшому, но очень острому ножу. Но прежде чем он успел вытащить нож и выпрыгнуть из укрытия, выросла перед ним — как тогда, на пустыре — гигантская изуродованная голова. И он вспомнил о своём обещании. О том самом обещании, которое умудрялся выполнять, даже облачившись в страшные, покрытые смертоносными шипами доспехи. Убил он за всю жизнь только одного человека — не посмел ни разу нарушить слово, которое дал его неупокоенной душе. Но теперь… — Уйди, — одними губами прошептал Саки. — Я не буду… как тогда… И Призрак, уменьшившись, отлетел в сторону. Ниндзя в тот же миг выпрыгнул на свет. И оказался рядом с рыжим, который был к нему ближе, чем белобрысый. Короткий хруст — и бездыханное тело рыжего, не успевшего ничего осознать, валится на асфальт. Перелом шеи… В следующее мгновение брошенный рукой Саки нож вонзается по самую рукоятку в затылок белобрысого, который пустился было наутёк. Такая же мгновенная смерть… Всё. Оба убитых насильника сразу же перестают занимать мысли Саки: он пинает подвернувшийся под ногу серебряный кулон (тот отлетает за мусорный бак) и опускается на колени рядом с Мицуко. «Придётся… вызывать… скорую…» — пульсирует в мозгу ниндзя, пока он переворачивает на спину женщину, которая уже потеряла сознание. Но даже ненадолго не может Саки отойти от Мицуко, пока на её лице… Подарок Лоры — единственное, чем можно это вытереть: носить при себе носовой платок не входит в его привычки. Спустя несколько секунд лицо женщины становится более-менее чистым, и опоганенный шёлковый платок летит в мусорный бак. Точное повторение судьбы его хозяйки… Саки мотает головой, отгоняя прочь возникший перед глазами образ черноволосой проститутки. — Я побегу к телефону-автомату, а ты побу… Не договорив обращённой к Призраку фразы, он застывает с открытым ртом. Призрака-то нет… — Ты… где? Эй! Выходи… Бесполезно… А время-то идёт! Ниндзя поднимается было на ноги, чтобы бежать к телефону. Но, передумав, начинает стаскивать с себя длинный сиреневый плащ, чтобы сперва накрыть обнажённую Мицуко. — Отойди от неё… скотина! — раздаётся совсем рядом знакомый — и в то же время незнакомый — молодой голос. Леонардо! А с ним, конечно же, трое остальных черепах-мутантов. И… Сплинтер! Стянув-таки плащ, Саки кое-как накрывает им бесчувственное тело Мицуко. И вытаскивает из-за пояса ещё одно компактное, но эффективное оружие… хотя это правильнее было бы назвать средством защиты. Бах!!! Это взрывается дымовая граната, когда Саки отбегает на несколько шагов от Мицуко. Ищи ветра в поле… Саки, которому во второй раз за эту ночь удалось убежать от опасности, останавливается, чтобы перевести дух. Оглядывается… — Ты! — вырывается у него изумлённое восклицание. — Это… ты?! Да, это действительно Призрак, его неотлучный спутник. Но… — Лицо… — заворожённо шепчет ниндзя. И опускается на одно колено рядом с мальчиком-тенью, чтобы взглянуть прямо ему в глаза. В синие, как летнее небо, глаза, из которых льются и льются счастливые слёзы… — Спасибо тебе, Саки… Теперь всё… Теперь я свободен! Спа-си-бо-о-о… Душа мальчика, искупившего наконец свою вину, вспыхивает ярким, но мягким золотистым светом. И в один миг — словно запущенная ракета для фейерверка — взмывает в ночное нью-йоркское небо. Перед глазами Саки ещё долго стоит его лицо, озарённое счастливой улыбкой… Этот мальчик, скорее всего, ни разу не улыбался так при жизни. При жизни, которая заставила его сорвать бессильную злобу на маленькой белой кошке. По телу Шредера пробегает уже ставшая ненавистной дрожь — предвестник очередного приступа головной боли. Кошки с изумрудно-зелёными глазами и розовым носиком давно нет. И даже единственного друга — да, друга! — который летал за ним всегда и везде, теперь нет. Женщина в переулке просто напомнила ему Мицуко. Сказка закончилась… Ссутулившись, Шредер медленно, тяжело зашагал к транспортному модулю.