Волшебный кулон Птицы

Двенадцатилетний Саки заходит в додзё, всё время нервно оглядываясь. Под глазами у него залегли тёмно-синие круги. Хамато Йоши, едва завидев его, широко раскрывает глаза от ужаса. А потом — не выдержав, зажмуривается и на какой-то миг отворачивается. Совладав с собой, он приказывает остальным ученикам потренироваться пока без него. Затем, направившись к выходу, делает Саки знак следовать за ним. Учитель и ученик выходят на улицу — в ласковую прохладу ясного летнего утра. — Расскажи… — тихо-тихо произносит Йоши, кивая в сторону Призрака. И Саки, изумившись поначалу, рассказывает учителю всё — начиная от первой встречи с Мицуко и заканчивая вчерашними ужасами. Да, ему с пелёнок внушали, что мальчику — будущему мужчине и воину — не подобает показывать другим свои слабости, а тем более плакать. И он уже успел твёрдо усвоить это правило, вбитое ему в голову — и в буквальном смысле тоже. Но сейчас… Сейчас измотанные до предела нервы мальчика не выдерживают: вздрагивая от рыданий, он прижимается лбом к широкой груди учителя, который ласково положил руку ему на плечо. Слёзы всё льются и льются. А добрый Хамато-сан всё гладит и гладит мягкой, тёплой ладонью его взъерошенные волосы… Саки становится хорошо, спокойно… и тепло… Сон-воспоминание тускнеет и пропадает, уступая место полной темноте. Но чудесное, ласковое, исцеляющее душу тепло никуда не исчезает. — Мицуко… — слышит Саки собственный шёпот. И вслушивается в размеренное дыхание уснувшей на его груди женщины. Так сопела когда-то смешным розовым носиком ласковая кошка с мягкой-мягкой белой шёрсткой. Мицуко — и только она! — может подарить ему вот такое тепло. Тепло, которое отгоняет прочь злобного, одержимого местью и жаждой власти над миром Шредера. И делает сильнее, увереннее истинную его сущность — мальчика Саки. Он вдруг вспоминает всё: и как его привела сюда Эйприл, и как с ним случился приступ… Темнота! Он слеп. Окружён со всех сторон тем, чего боялся больше всего на свете: полной темнотой. Но сейчас ровно, спокойно дышит, лёжа грудью на его груди — наверное, так и уснула, сидя рядом с ним, — его Мицуко. Прошло уже больше двадцати лет, но Саки до сих пор помнит ни на что не похожее, полное доброго волшебства ощущение, когда в ту сказочную тёплую ночь маленькая белая кошка уснула, забравшись к нему на грудь. Это действительно Мицуко. Она вернулась. Она здесь… А если рядом с тобой живёт и дышит самое родное на свете существо, то даже быть окружённым нескончаемой кромешной тьмой… ни капельки не страшно. — Мицуко… — шепчет он ещё раз. И осторожно протягивает руку, чтобы погладить её по волосам… — Не разбуди её, — доносится вдруг до него тихий-тихий, полный успокаивающего тепла мужской голос. Такой же, как только что во сне… — Хамато Йоши? — С возвращением, Саки. И знай: я горжусь тобой. Каких угодно слов ожидал он от бывшего учителя. Но не таких… — Вы о чём… сенсей? — Вот как раз об этом, Саки. О тебе… Ты сумел вернуться. Сумел отогнать прочь всё своё зло… Теперь мы с тобой снова можем разговаривать не как заклятые враги — и даже не как ученик и сенсей, — а как друзья. Я горжусь тобой, Саки. Саки-тян… Я бесконечно рад, что ты сдержал обещание, — обещание никогда больше не лишать никого жизни в муках. Я видел тела тех двух насильников: они умерли, не успев понять, что умирают… Я горжусь тобой. Меня наполняет радостью мысль о том, что вы с Мицуко теперь вместе. Вместе, чтобы быть счастливыми… Ты же был на волосок от того, чтобы совершить непоправимое и разрушить ваше с нею счастье. — Я не понимаю… — А я сейчас объясню. Если бы ты убил тех двоих так же, как того бездомного мальчика… если бы, скажем, перерезал им глотки — а это смерть в страшных муках, — ты навсегда потерял бы себя. Душа человека погибает, если он совершает такие чудовищные поступки. Нельзя убивать людей или других существ так, чтобы они при этом мучились, и сохранять в себе душу. Она не выдерживает такого. Если бы ты сделал это во второй раз — не выбрался бы. Это как болото: вступил туда одной ногой — ещё можешь вытянуть её и выжить… Ты же каялся, терзался муками совести, когда убил мальчика. И этим сохранил свою душу. Но если бы ты вступил в болото второй ногой — тебя уже никто не спас бы. Мальчика Саки не стало бы. И ты уже никогда и никого не мог бы любить. — Как? Даже… Мицуко? — Даже её. Ты мог бы испытывать разве что желание обладать ею. Человек без души не может любить… Но теперь всё закончилось. Призрак помог тебе не совершить непоправимого. А потом привёл меня и черепашек на место, где всё происходило. — Но… как вы смогли так быстро добраться туда? — В тот вечер я места себе найти не мог от непонятной тревоги. И поэтому решил отправиться на поверхность вместе с воспитанниками, которые должны были на черепахофургоне патрулировать улицы. Сначала всё было спокойно, как вдруг — мы тогда как раз выехали на перекрёсток — я взглянул в окно и увидел Призрака, который указывал на поворот налево. И я сказал Донателло, который был за рулём, чтобы он свернул туда. Через каких-нибудь две-три минуты Призрак сделал мне знак остановиться… Вот так он помог Мицуко, тебе и мне. И смог наконец обрести свободу. А ты теперь тоже свободен, Саки… — Хороша свобода… Слепой как крот. А дальше ещё хуже будет. — Настоящая свобода — это не свобода передвижения, Саки-тян. Если душа человека чиста, он свободен. Даже если болен такой ужасной болезнью, как мы с тобой. — Мы?! — А откуда, ты думаешь, она взялась, эта болезнь? Как говорил мне Крэнг, когда я был на Технодроме в твоём теле, «странные лучи могут оказывать странное воздействие». — Машина, которая заставила нас обменяться разумами?! — Именно так. Вариантов больше нет… У меня болезнь протекает медленнее, чем у тебя. Возможно, луч не так сильно действует на мутантов. И в таком случае я обязан тебе тем, что ещё не ослеп. — А как Эйприл смогла определить, что у меня рак? — Видишь ли… Она скоро выйдет замуж за доктора Ирвинга Кайндхарта. Слышал о таком? Да, Саки помнил этого гениального врача-хирурга — видел не так давно по телевизору. Это был крепкий мужчина лет сорока со светлыми волосами и открытым — словно у ребёнка — взглядом. И в то же время в его ясно-голубых глазах светилась мудрость, — особая мудрость, которой обладают одарённые Высшими Силами хирурги. — Слышал… — медленно произнёс ниндзя. — Этот доктор прооперировал мальчика, от которого все другие хирурги отказались: мол, это будет убийство. А он сумел совершить чудо… Я помню интервью, которое брала у него Эйприл. — Так случилось, что этим страшным недугом заболела её мать… — Ах да… Она мне сегодня говорила. — Доктор Кайндхарт сумел её спасти. И это сделало ещё сильнее любовь, которая уже успела зародиться между ним и Эйприл. — Теперь понятно. Если бы я смог попасть на приём к этому доктору… Но… — Я уверен, что Эйприл поможет это устроить, и… — О-о-ох… — прервал фразу Сплинтера тихий-тихий женский вздох. — Проснулась… — прошептал Саки с такой нежностью, что его сенсею осталось только диву даваться. Широкая мужская ладонь ласково-ласково погладила коротенькие волосы только что проснувшейся молодой женщины. А потом легонько прикоснулась к её тёплой, нежной щеке. — Как ты себя чувствуешь, дитя? — осторожно спросил Сплинтер. — Меня зовут Мирра, — негромко произнесла она. — Мирра… А я — Саки, — сказал, всё так же гладя её щёку, слепой ниндзя. — Саки… А вы — я знаю, Сплинтер. Я… всё то время… при… — Прислушивалась? — подсказал крыс. — Да… при-слу-ши-валась, и выучила немного ваш язык. — А откуда ты родом? — спросил Саки. — Из другого мира. — Вот поэтому-то я и не стал тогда вызывать скорую, — объяснил Сплинтер. — Мирра — посланница из далёкого измерения, которую здесь упекли бы в психбольницу и сгноили там. Она пришла сюда, чтобы помочь нам обоим, Саки. — Откуда вы зна… Хотя это глупый вопрос. Видения во время медитаций… — Да-да, они самые. В этих видениях смог я однажды узреть свою Единственную. И мир, в котором она живёт. Туда нам суждено попасть, Саки-тян… если всё сложится удачно. В этом мире мы, скорее всего, умрём от нашей болезни. А там… — Так вы — воз-люб-ленный Шеоры?! — воскликнула Мирра. — Именно так. — А в вашем мире… разве не умеют лечить болезни? — Умеют, но не всякую болезнь. И уж точно не так легко и быстро, как у вас. — Значит, вам нужно попасть в мой мир, и скорее. Но… мой кулон… он же пропал… — Какой кулон? — удивился Саки. — Волшебный кулон, который перенёс бы нас в мой мир за одно лишь мгновение. Но его нет. Я потеряла его… в ту… кош-мар-ную ночь… — Не плачь… Только не плачь, Мицу… Мирра. Всё уже позади. Ш-ш-ш-ш… — Найдите кулон… Пусть ваши сыновья, Сплинтер, найдут его. Иначе пропадёте и вы, и Саки. И я тоже… Ваш мир… душит меня. У-би-вает… — Сейчас… Алло! Леонардо! Где вы находитесь? — Уже подходим к люку, что недалеко от логова, сенсей. — Срочно идите в тот переулок, где мы неделю назад нашли девушку, и обыщите всё там. Нам нужно найти кулон… как он выглядит, Мирра? — Цепочка из… се-ре-бра. И камень… ярко-зелёный… похож на сердце. — Серебряный, с изумрудом в форме сердечка. Это очень важно, мои черепашки. Не найдёте его там — возвращайтесь домой, и мы обсудим, что дальше делать. — Ясно, сенсей. Мы всё сделаем. До связи!