Через месяц, через год

Май Поворот, заход корабликом на прыжок, мгновение в воздухе и плавный выезд. – Хорошо! Юра обернулся, ожидая очередных «но». Яков почти всегда умудрялся найти недочёты, но обижаться или всерьёз отмахиваться от критики – такое сейчас в голову не приходило. – Могу ещё прыгнуть! Или сначала всё ещё раз прокатать. – Хватит на сегодня, – Яков окинул его цепким, внимательным взглядом. – Тренировка через пять минут заканчивается, остынь. – Ладно. Юра легко заскользил вдоль бортика. Уходить не хотелось, и так было почти всегда. Даже в те месяцы, когда ничего не получалось, его тянуло на лёд со страшной силой. Однажды, разозлившись, он ушёл с тренировки, а весь следующий день маялся до вечера, пока ноги сами не привели его на каток. Без льда было скучно и тоскливо. Неизбежно хотелось вернуться и снова попробовать сделать то, что не давалось. Так, чтобы не было вопросов – прежде всего, к самому себе. Выехав ближе к центру, Юра сделал вращение – одно, второе, третье. Остановился, переводя дыхание, и его внимание привлёк шум напротив. Кажется, за бортиком собрались все, кто был на катке. Громкие голоса, смех, Яков, выглядевший одновременно недовольным и радостным – да что там происходит? Мелькнула светлая макушка. «Явился». Юра с силой оттолкнулся ногой и покатил к выходу. Вообще, он надеялся уйти прежде, чем его заметят, и у него почти получилось. – Твои? – Кацуки протянул ему чехлы. Он стоял один, хотя, конечно же, приехал вместе с Виктором. Наверное, не хотел мешать бурной встрече земляков. – Угадал, – Юра забрал чехлы и принялся счищать мелкую крошку с лезвий. Спросил, не поднимая головы: – Что он тут забыл? – Мы ненадолго, проездом. А потом в Канаду, ты, наверное, знаешь, что… – Знаю. Мне Отабек сказал, – Юра выпрямился, глянул на Кацуки: – А ты что? – Ты о чём? – Ну, не хочешь взять себе ученика? Или поставить кому-то программу? Тебе же, наверное, предлагали. – Я? – растерянно сказал Кацуки, моргнул и рассмеялся. – Нет, ты что! Это не для меня. Лучше малышню тренировать. А взрослого кого-нибудь… Слишком сложно. Я даже не уверен, что смогу вдохновить или увлечь своими… Что? Не делай такое лицо, Юрио. – У меня такое лицо, потому что я слышу бред! – торопливо натягивая ветровку, Юра никак не мог попасть в рукав и оставил тот в покое. – Помню, как ты завалил почти все прыжки, но меня всё равно зацепило. Потому что на самом деле цепляет не техника, а что-то, что не объяснишь. Нет, техника важна, но и… – Тебе понравился мой прокат? – перебил Кацуки. Удивлённый и какой-то беззащитно открытый взгляд сделал его лет на пять моложе. Хотя чего уж там, Кацуки всегда казался моложе, чем есть – с самой первой их встречи Юра не ощущал разницу в возрасте между ними. – Но когда это было? Когда? – Блииин. Зачем я вообще это ляпнул. – Юрио, я не понимаю по-русски. Скажи, когда? – Давно! – припечатал Юра. – Но тебе понравилось, – Кацуки улыбался и чуть ли не светился от радости. Как ребёнок, честное слово. – Зря радуешься. Потом случился туалет, банкет, и… у меня всё прошло. Умеешь ты испортить впечатление. – Не могу поверить! – Кацуки словно и не слышал возражений. Вечно он так: не отвечал на резкие, обидные слова, улыбался в ответ на грубость и – что обезоруживало больше всего – совершенно искренне восхищался талантом Юры. – Ты меня удивил, Юрио. – Забудь, просто забудь, – буркнул Юра и отшатнулся, когда Кацуки шагнул ближе. – И не надо меня обнимать! – Что у вас тут происходит? – счастливый Виктор возник, казалось, ниоткуда. Выглядел он так, словно только что закончил съёмку для какого-то модного журнала, то есть идеально. Как всегда. Юра наконец-то разобрался с ветровкой и рванул змейку, застёгиваясь до горла. Жаль, что он всё-таки не успел свалить. *** – А потом Никифоров сказал, что, если я очень попрошу, он поставит мне прогу! Нормально? Ему меня лишь бы достать, – Юра с возмущением воззрился на телефон, лежавший рядом и настроенный на громкую связь. – И про музыку, которую тебе выбрал, не захотел говорить. Типа, сюрприз будет. – И хорошо, что не сказал. – То есть, вы уже заодно? – Так и есть, – Отабек улыбался. Чтобы знать это, необязательно было его видеть. – Да и не решили мы ещё точно, что именно возьмём. – Ладно, понял. Надеешься меня удивить? – Хотел бы. Юре стало неловко. Возникало иногда ощущение, будто он заигрывается, говорит лишнее. Ему бы себя лишний раз сдержать, а его заносило. – Бек, я же пошутил. Ну, правда. – Ты чего? Я, вообще-то, понимаю, когда ты шутишь. Кстати, а что с твоей короткой? Юра издал мученический вздох и завозился в постели, укладываясь поудобнее. – Ничего. Музыку не подобрали до сих пор, всё не то. Яков меня скоро прибьёт. – Агапэ тебе тоже не нравилась, а её до сих пор помнят. – Но сколько я с ней намучился! И вообще, не хочу снова тему любви, всё равно какой. А в мыслях уже звучала мелодия, которую советовала Лилия. Лёгкая и пронзительная, она не оставляла Юру, не давала о себе забыть. Иногда он даже думал о том, как можно было бы под неё кататься. А затем гнал от себя эти мысли – слишком нежно, слишком «не его». Но музыка всё не отпускала. – Я летом домой собираюсь на неделю или чуть больше, не знаю пока. Хочу взять билет через Питер, с запасом на пару дней, могли бы увидеться. Ты как? – Давай! – Юра аж привстал на локтях, готовый ломануться в аэропорт и встретить Отабека хоть сейчас. Заговорил быстро, спешно. – Слушай, офигенно будет. Только подожди, я в Москву к дедушке поеду. Ты когда точно будешь? – В середине июля, у мамы день рождения девятнадцатого. – Бери билет через Москву, – решился Юра. В Питере он был под пристальным вниманием, как под прицелом. Здесь их заметят, и они неизбежно потратят время на других людей, а Юра не хотел делиться. Ни с кем. – Только даты мне точно скажи, я под тебя подстроюсь. – Хорошо. Но тебе так точно подходит? – Да. Точно. А теперь расскажи, как вы празднуете. – Да ничего особенного, Юра. – Не отмазывайся! Хочу тебя послушать, а то у меня иногда ощущение, что я чересчур много говорю. Отабек немного помолчал, но предсказуемо сдался: – Ладно, только приготовься запомнить имена всех моих родственников и не запутаться. – Я запишу, – нашёлся с ответом Юра и засмеялся следом за Отабеком. В Питере часы показывали полночь, в Канаде, по словам Отабека, сейчас вовсю светило солнце, а Юра мысленно был в городе, который лежал среди гор и бескрайних степей. В доме, где говорили на незнакомом языке. Представлять было легко: Отабек умел рассказывать, и, к тому же, воображение редко подводило Юру. Замерев, он слушал Отабека и будто видел его жизнь своими глазами. И думал, как бы это было – стать её частью.