Темно-зеленый - писк сезона

Когда я понимаю, что кому-то все-таки хуже, чем мне самому, и что этому кому-то требуется моя помощь — становится чуть легче. Принятая ответственность помогает взять себя в руки, мысль о собственной полезности гасит отвращение к себе. Я понимаю, что факелы лучше не зажигать — в конце концов, кругом горы трупов и лужи крови. Сомневаюсь, что детям стоит на это смотреть — хотя, наверное, они бы и порадовались такому зрелищу. В любом случае, и так было слышно слишком многое… Надеюсь, большинство все еще в обмороке. Я долго перебираю ключи, пытаясь отыскать нужные, и замечаю, что мои глаза уже почти адаптировались даже к темноте подвала. Сколько времени на это ушло? Но мысль я отгоняю — чтобы рассчитать это время, нужно снова вспоминать произошедшее, а я не хочу. Вижу я теперь как кошка. Что еще во мне изменили? Я открываю каждую клетку. На этот раз я замечаю, что в клетках никто не спит и не в обмороке. Это трупы. А я думал, что этот вечер (день? утро?) не может стать еще хуже. Вяло удивляюсь тому, как соблюдаются законы Мерфи. Оставшиеся в живых дети — измученные, бледные до синевы, настороженные. Они отшатываются от меня, забиваются в дальний край, быстро и осторожно отходя к выходам из подвала, едва я отвернусь. Неудивительно, что они меня боятся. Странно, что они так хорошо видят в темноте и передвигаются тихо, как тени, но, наверное, не только надо мной опыты ставили. Пусть отойдут и успокоятся. Соберу их уже потом, отведу в ближайший полицейский участок. Хотя… Нет, разве что для того, чтобы сдаться самому. Некоторые не хотят уходить — смотрят отсутствующим взглядом, словно не понимают, где находятся. Их, очевидно, опоили. Я понятия не имею, что делать в таких ситуациях, я ни разу не врач. Остается только надеяться, что это пройдет без более тяжелых последствий. Более-менее адекватен лишь тот мальчик, которого мне предлагали в жертву. Этот ребенок спокоен и сосредоточен. Наверное он, как и я, просчитывает ситуацию и решает, что делать теперь, но того отчаяния и напряжения от него больше не чувствуется, и это радует. Думаю, я смогу на него положиться. Я физически не смогу сделать все, но и без присмотра оставшихся детей оставлять нельзя. А он, думаю, сможет построить остальных ребят, чтобы не разбегались и не истерили, пока я буду мародерствовать. Тем не менее, он страшно измучен и истощен. Я заметил, остальные дети уже более-менее оживились после моих понуканий, выбрались из клетки и более-менее нормально идут — значит, этого можно с чистой душой взять на руки. Так, это я хорошо вижу в темноте, они — нет. — Так, мелкие, пусть один из вас возьмет меня за рукав, остальные его за руку. Огонь зажигать не буду, тут страшно, как в аду. — Мы видим в темноте, — ответил один из них, остальные согласно кивают. — С кем это ты говоришь? — спрашивает пацан у меня на руках. Я удивился. — Ну, с остальными детьми. Ты же там не один был. — Их убили, — удивился он. — Что? Да нет же, вот они! — меня его заявление изрядно шокировало. Но, наверное, он совсем ослаб, вот и мерещится всякое. Но что-то во мне его слова задели. — Эй, мелкие, вы идете? — оборачиваюсь я. Шагов совсем не слышно, и запаха от них тоже нет… Вообще — никакого. Что за? Дети идут прямо у меня за спиной, я чуть на них не напоролся! Что за чертовщина?! Меня это пугает, и я прикасаюсь к голове ребенка — я просто хочу убедиться, что они все-таки реальны; нормальная, безотчетная реакция. Моя рука проходит насквозь. На секунду я теряю дар речи. А потом шок прорывается потоком слов: — Ааа! Мать твою! Это призраки! Они призраки! Они мертвые привидения, мать моя женщина, отец мой мужчина! Сбылась мечта идиота? Кто там в детстве хотел встретиться с маленьким дружелюбным привидением? Получите-распишитесь. — Ну и чего ты орешь? Ты вообще демон, — недовольно пробурчал тот замученный мальчишка. Что-то у него чересчур злобный вид, как будто он едва сдерживается от того, чтобы высказать какие-то претензии то ли мне лично, то ли миру вообще. Эй, побольше уважения благородным спасителям, мелочь! — Я не демон! — Ты свои глаза видел? — скривился он. — А что не так с моими глазами? Черные глаза — это вполне нормально, это вообще доминантный признак! Не называй демоном человека из-за каких-то глупых суеверий! — обиделся я. — Но они красные и светятся, — убежденно произносит ребенок у меня на руках. — У тебя галлюцинации, — вздыхаю я. — Когда ты последний раз ел? Ребенок ничего не отвечает, но посылает такой красноречивый взгляд, что сразу ясно — отпираться бесполезно. В чем бы то ни было. — Так, ладно! У нас всех галлюцинации, но это вполне нормально. Мы были в плену, нас пичкали всякой гадостью. Что бы нам не мерещилось — нужно сохранять спокойствие! — объявляю я, нервно взлохматив волосы. Оглядываюсь на детей. — Мерещитесь вы мне или нет — идите за мной. Закончим здесь, уведу вас к ближайшей церкви, — раз с полицией мне связываться не стоит, — а дальше вы уже сами разбирайтесь. Настоятельно не рекомендую разбредаться по особняку — тут полно плохих призраков, которые могут вас обидеть! — Ты уже свихнулся, ты в курсе? — объявляет мне серьезный мальчик. — Если считаешь их галлюцинациями — не трать время на разговоры с ними. Если воспринимаешь их как отдельных людей — не пытайся себя убедить, что тебе они только мерещатся. — И что за плохие призраки, о которых ты говоришь? — робко переспрашивает маленькое привидение, сбиваясь поближе к кучке сотоварищей. — Эмм, ну, это люди, которых я убил пару минут назад… И они даже при жизни добрыми не были, вроде бы, — я замолкаю. Так. Постараюсь усердно не думать, что я нахожусь в особняке с привидениями. С ордой привидений, имеющих на меня огромный зуб. Я не думаю об этом. Вообще не думаю. И вообще, призраков не существует. Демонов тоже. Я скептик и материалист, а вся эта сверхъестественная чушь — ненаучна. А не чую я детей потому, что мой мозги плавятся от чрезмерной нервной нагрузки, что вполне ожидаемо. Аутотренинги рулят! — Знаешь, не очень-то хочется идти за тобой, — продолжило второе привидение. — Если ты демон, ты нас съешь. — В принципе, он может съесть вас вне зависимости от того, пойдете вы с ним или попытаетесь убежать, — перебил его мелкий зануда. — Да что вы меня обвиняете! Есть презумпция невиновности, в конце-то концов! Чем я заслужил такое?! И вообще, — подозрительно переспрашиваю я, — ты же говорил, что не видишь их! — Я не говорил, что не вижу их. Я сказал, что они мертвые, — меланхолично ответил мелкий. Я слегка выпадаю в осадок от таких заявлений. Кажется, у меня начал дергаться глаз. — Какого черта я вообще спорю с глюками! — вырывается у меня крик души. — Где здесь кухня?! В любой непонятной ситуации ищи кухню. — Зачем тебе кухня, если ты можешь съесть всех нас прямо сейчас? — спросила зараза у меня на руках. — Чернявенький… Вот сейчас реально обидно было, — прошептал я. — Ты не ешь сырые души? Это неприлично? — спросил он. Бесит! Я его сейчас случайно уроню на пол, случайно не замечу и случайно наступлю два-три раза. Я говорил, он мне нравится? Забудьте! — Я вообще не ем души! — Ты на диете? — не, он просто издевается. — Ну, если ты так настаиваешь, я тебя укушу.

***

Кухня воистину ужасала. Грязь, копоть, антисанитария! Как вообще можно готовить в таких условиях? Я оглядел предстоящее поле битвы скептическим взглядом. Призрачные малыши, которые за каким-то лядом поперлись за мной, скопились в дверях. — Не мельтешите и отойдите от двери. Если другие призраки нападут, вы должны быть подальше. — Зачем мы здесь? — спросил чернявчик. Видимо, опасается, что я его съем. — Нам нужна еда и оружие. Тебе надо поесть, пока ты не свалишься, мне — найти ножи. Хотя нет, лучше взять сковороду, человек с ножами вызовет подозрения… — сказал я, усаживая свою ношу на стул. — А человек со сковородой — нет? У тебя странные представления о неподозрительных людях, — заметил он. Я коротко хохотнул и продолжил копаться на кухне. Боже, как же допотопно все здесь устроено. Они тут все на старине повернутые? Так, где-то здесь должна быть кладовая с едой. Посуда и утварь должны быть в шкафу. Где они хранят великое оружие свободы? Надо найти и масло — когда уйдем, придется поджечь особняк — надо же как-то замести следы? Хотя, в гараже должен быть бензин — особняк же богатый… Надеюсь, вместо роллс-ройса у них не будет карета? Тела детей надо будет забрать и похоронить по-человечески… Хотя нет, не думаю, что это хорошая идея — заявиться куда бы то ни было такому мутному типу, как я — без гражданства и документов — и с трупами заколотых детей на руках. Просто вынесу их на улицу и оставлю деньги на похороны. Деньги возьму в кабинете… Не знаю, смогу ли я взломать сейф? Может, стоило бы трупы обобрать, но никакая сила египетская не заставит меня спуститься снова в тот подвал. Тц, а здесь же везде мои отпечатки. Надеюсь, все сгорит дотла. А еще надо прошерстить документацию на тему их темных делишек. Хотя, там наверняка все, что надо — зашифровано, и я не узнаю нужные мне документы, даже если будут лежать у меня под носом. И вообще, смогу ли я найти все тайники? Тут мне разве что эхолокация поможет! Так, молоко есть, хлеб есть. Пусть мелкий ест их, пока я буду варить бульончик. Если он голодал, обильную и тяжелую пищу ему давать нельзя. Призраки смотрели на процесс поглощения пищи странным взглядом. Как все сложно. — Так, ладно, давайте познакомимся, что ли… Начну с себя, чтобы вы не стеснялись. Меня зовут… ммм… — я забуксовал уже на этом моменте, — Мое имя странно будет звучать на английском… Сомневаюсь, что они хотя бы ударение смогут правильно поставить. — Ну естественно, ты же демон! — фыркнуло одно из привидений. — Я не демон! — вспыхнул я. — Олег Стрельцов, рад знакомству, — холодно представляюсь я, все еще задетый их словами. — Боже, да оно действительно звучит странно! — воскликнул призрак. — И ты все еще утверждаешь, что ты человек? — подхватил второй. — Если ты будешь так представляться людям, они подумают, что ты их проклинаешь, — сказал третий. — Ты уверен, что это именно твое имя, а не ругательство, которым тебя обзывали родители? — веско добавил единственный среди них живой, попивая молоко. Я чуть не упал под стол. — Ха, — нервно отвернулся я. — В моей стране оно звучит нормально. Посмотрим, какие у вас имена. Первым решил представиться тот серьезный темноволосый мальчик. — Виконт… То есть, граф, — поправился он, заметно погрустнев. — Граф Сиэль Фантомхайв. — Сиэль Фантомхайв? — переспросил я.– И ты говорил, что у меня странное имя! — Что ты имеешь против моего имени? — возмутился мальчик. — У тебя прекрасное имя! Будь я писательницей любовных романов, я бы назвал так… — ууу, какой свирепый взгляд! — Главную героиню. Хедшот! Я едва увернулся от кружки! А она железная, к слову. — Сиэль, так нельзя! Цивилизованные люди так себя не ведут! Нет! Не бросай в меня вилку, она острая! — Ты все равно увернулся! — восклицает Сиэль, продолжая осаду моей крепости. — Это моя заслуга, а не твоя недоработка! — отвечаю я. Что ж, перемирие можно считать заключенным — Сиэль выдохся. — Ладно, — обращаюсь я к призракам. — Мелкие, а как зовут вас? Приведения вздрогнули — видимо, этот вопрос привел их в растерянность. — Мы не помним… Не помним ничего до того момента, как очнулись в клетке, — прошептал один из них. Моя улыбка погасла. — Может, вам лучше и не помнить этого, — сказал Сиэль. Подняв глаза, он поймал мой вопросительный взгляд. — Я… я не знаю ваших имен… Я часто был не в состоянии… и вы — тоже. — И все же, — сказал один из них с гневом. — В нашей жизни же были не только страдания, но и люди, которые нас любили. — Я знаю! — вскинулся граф. — Если мне дать выбор — я не буду и не хочу забывать никакие страдания, я заставлю за них заплатить! Вот черт! Сиэль, ну зачееем? Вот только мстительных призраков нам не хватало! Вся стайка замерла так, как будто им открылось величайшее откровение. Ох, это плохо. Я чувствую — что-то в них меняется, и это плохое изменение. Я чую очень плохие эмоции. Я схватил Сиэля за шиворот и яростно прошипел: «Заткнись и не отсвечивай!», потом начал успокаивать уже призраков: — Так, дети! Отставить эти настроения! И без вас отомстят — это не дело для мертвых! — Считаешь нас бесполезными? — вскинулись они. — Смеешься над нами? Их силуэты потемнели — по помещению будто бы прошла волна. Я чувствовал, как у меня волосы становятся дыбом. Они не должны помышлять о мести — иначе дороги назад не будет. Буря. Я заметил, что за окном тарабанит дождь. — Нет. Не хочу множить неупокоенных призраков. Люди, когда умирают, должны отправляться туда, куда должны, а не оставаться на земле! Это опасно — не только для людей, для вас самих в первую очередь! Вы уже потеряли тело и души хотите лишиться? Вы думаете — это я демон, но что случится, если встретите настоящего? Что будет, если вы сами превратитесь в чудовище? Вас сейчас ждет рай, я уверен в этом. Идите туда, а о ваших делах позаботятся оставшиеся. Я и так всех, кому оставалось мстить, убил. — Но они все еще здесь! — Не решай за нас! — Не мешай нам исполнять нашу месть! Последняя фраза превратилась в один жуткий вопль. Голоса изменились, резонировали, сливались в один, силуэты поплыли. Подозреваю, я побледнел чуть ли не до синевы, и меня колотила дрожь. В руку мне вцепился Сиэль, и я пытался закрыть его глаза рукавом моего перепачканного кровью балахона. Видел ли он то же, что и я? Я молил бога, чтобы это оказалось просто наркотическим видением. Эти маленькие милые призраки, настоящие дети, которые были когда-то живыми людьми, сливались в отвратительного, тошнотворного монстра. С противным хрустом вставали на место позвонки чудовища, листовидный хвост мазнул по стене и снес пару полок. По грязному полу рассыпалась крупа, закатилась под шкаф. Мой сердце останавливалось с каждым ударом у меня в голове, где крутились три слова, которым я хотел, но не мог поверить. Это не взаправду. Монстр исчез в темноте дверного проема, отправившись на охоту. Замерев в углу, мы слушали, как удалялись его тяжелые шаги, и постепенно осмеливались дышать свободнее. Невыносимый смрад — запах ненависти, боли и отчаяния, от которого меня уже тошнило, удалялся вместе с ним. Я мельком взглянул на ребенка у меня в руках — в широко раскрытых глазах застыло непонимание и ужас. Я не стал говорить ему: «Ты не виноват». Он бы поверил в обратное. Надеюсь, он вообще еще ничего не понял.