***
Демьян пьёт чай. Кусает круассан, морщится от удовольствия и тихо улыбается. Слизывает с губ кончиком языка выступившую начинку и делает глоток. Сдвигает брови – горячо – и цыкает. Ставит кружку на стол, поднимается и проходит к холодильнику. Долго копошится там в поисках молока, которое я выдул ещё с утра, когда завтракал, и отходит наконец. Замечает меня и что-то говорит. Вздрагиваю и переспрашиваю: – А? – Чего застыл? – мягко повторяет он. – Чай будешь? Киваю и вспоминаю, что пришёл с магазина: – Я молоко купил. – Правда? – оборачивается сосед. – Это хорошо. Принесёшь? – Конечно. Притаскиваю с прихожей свою сумку и начинаю разбирать продукты. Протягиваю Демьяну молоко и снова смотрю на это яркое пятнышко за ухом – видимо, слишком пристально, потому что парень касается пальцами шеи и интересуется: – У меня там что-то есть? Да, Демьян. Есть. – Засос, – как можно безразличнее отвечаю я, кладя сыр на полку холодильника. Дем тут же меняется в лице: бледнеет, словно пугается, и поспешным шагом уходит в ванную. – Твою мать! – доносится оттуда. Да, Демьян. Твою, блядь, мать. Полностью поддерживаю. Хмуро заливаю чайный пакетик кипятком и, облокотившись на плиту, беру кружку в руки. Сосед возвращается через некоторое время: взвинченный, с собранными волосами и очень недовольный. – Что-то не так? – Да блин… Мало приятного, если честно, – объясняет он с убитым видом. с Аккуратнее надо, – выдавливаю из себя, кисло улыбнувшись. Демьян не замечает и продолжает: – Клиентка такая попалась… Из рода тех, что липнут к тебе, на шею бросаются, – объясняет он. – Обычно такие девушки к секьюрити лезут, а тут… Не знаю. Прицепилась ко мне, а у нас сервис сам знаешь, какой: слово клиента – закон. Ну вот… дозаконились. – Понятно, – коротко отзываюсь я. – Бывает. Демьян молчит. Снова возвращается к трапезе, но уже без былого энтузиазма: запихивает остатки круассана и торопливо запивает чаем. Шумно отхлёбываю из кружки, а мысленно радуюсь: это всего лишь клиентка. С другой стороны, даже у клиентки есть привелегия – целовать Дема. А у меня нет. Клуб, в котором работает мой сосед, считается одним из самых лояльных, но при этом не носит статуса борделя или вроде того. Днём – это относительно самобытное место с вкусной едой и приятной музыкой. Ночью – типичное заведение подобного рода: танцоры и танцовщицы, море алкоголя и поиск пары на ночь. Поэтому такая… безотказность персонала меня немного удивила. Хотя… кто их поймёт, эти клубы. Лёшка там часто бывал. Даже девушек себе находил – естественно, не на долгий срок, – а потом влюбился и… остепенился. После поссорился с сестрой – та с обиды и рассказала, куда карманные деньги девает сын, маме. Ну, а последняя… сократила бюджет отпрыску вдвое, влепила подзатыльник и иначе как «бестолочь» Лёшу больше не называла. Я глупо хихикаю, представляя, как тётя Аня влепляет другу подзатыльник. Лёша в семье был самый низкий – все диву давались, в кого сын пошёл такой маленький. Настоящий коротышка… В отличие от меня. В голове возникает образ наглой морды Орлова, и я психую: ну вот только его не хватало! С неохотой выныриваю из пучины размышлений и замечаю, что сосед уже ушёл. Вздохнув, выливаю чай в раковину и прохожу в комнату. Дем куда-то собирается. Спина у Демьяна красивая – аккуратная, с не очень широкими плечами и с плавным изгибом чуть выше бёдер. Приваливаюсь к дверному косяку и смотрю на парня – как он наклоняется, ища в комоде новые носки; как натягивает на тело футболку и долго размышляет, нужен ли ему ремень. В итоге отбрасывает его в сторону и разворачивается. Смотрит на меня задумчиво, приподнимает уголки губ в слабой улыбке и, приблизившись, ерошит мне волосы. Проходит дальше, обувается; надев пальто, небрежно обвязывает шарф вокруг шеи и говорит: – Я пошёл. Дверь хлопает, и я остаюсь один. POV Демьян Изумительно. Нервно тереблю в руках уголок шарфа и искренне жалею, что не курю: тогда бы я не выглядел так нелепо, стоя около входа в клуб. Мы сегодня с Егором договорились встретиться; но поджидать его около места работы я никак не рассчитывал. Впрочем, меня никто не спрашивал. В клуб залетает шумная компания молодых людей – они уже навеселе, смеются и размахивают бутылкой Шардоне. Охранники её, конечно же, конфискуют; девушка, кокетливо стрельнув глазками, пошло чмокает секьюрити в щёку и проходит внутрь заведения. Макс – тот самый секьюрити – растерянно размазывает пальцами яркую помаду под хохотание своих коллег. Он здесь новенький, к такому не привык. Ничего. Всё впереди. Егор выходит из клуба неожиданно быстро – и направляется в мою сторону широким шагом. Приблизившись, тянет руку к шее: чувствую, как тёплая ладонь ложится мне на затылок, чуть сжимает волосы, а сам Егор, ни капли не смущаясь, пылко целует меня на глазах охранников, улыбается в губы и жарко шепчет: – Привет. От него разит алкоголем, а я лишь подобно растерянному Максу стою столбом, не в силах даже ответить. Одеревенело киваю головой и даю мужчине утащить меня к себе в автомобиль.***
– Откуда засос? – лениво спрашивает Егор, приятно массажируя мне кожу головы. Сижу на полу между его ног с закрытыми глазами, вздрагивая от лёгких прикосновений и облокачиваясь на грудь мужчины. – Клиентка, – отвечаю я и начинаю зачем-то оправдываться: – Знаешь, она сама ко мне лезла, а правила клуба ты сам знаешь… ну… Егор мягко смеётся и говорит: – Какая глупая. Клиентка? Да, пожалуй. Как и я. – Не нравятся? – роняю я неосторожный вопрос. – Засосы? – уточняет мужчина и, получив от меня утвердительный кивок, негромко говорит: – Нет. Как будто метка собственности. Пошло, некрасиво и бессмысленно. – Наверное, – соглашаюсь слегка разочарованно. Я бы не отказался получить от него такую… метку. Понимаю, что звучит это действительно по-дурацки и наивно, но рядом с Егором я себя таким и чувствую: инфантильным маленьким мальчиком. – Мне не нужно тебя клеймить, – продолжает он, словно услышал мои мысли. – Я и так знаю, что ты мой, – выдыхает мужчина мне в макушку, носом зарываясь в жёсткую копну. – Приятно пахнет. – Ага, – отстранённо отвечаю ему я.«Я и так знаю, что ты мой»
Твой кто? Любовник? Подчинённый? Или мальчик для секса? Мне не нравится эта неопределённость. Она скребёт изнутри, не даёт покоя и не даёт расслабиться. Иногда выпускает когти – под утро, – и хочется выть, сжимая в руках мятую простыню. Но выяснять всё это… Не хочу. Я боюсь услышать ответ, в котором не будет и намёка на слово «люблю». И тогда у меня не останется ни малейшей надежды на то, что между нами хоть что-то есть. Кроме постели.***
Погруженный в свои мысли, не сразу замечаю, как вниз по животу ползёт рука – настойчиво, чуть царапая кожу. Пробирается в штаны – расстегнув пуговицу – и проскальзывает под плотную резинку трусов. Оттягивает упругую ткань и обхватывает пальцами член; сдавливает головку, отчего я шумно выдыхаю и хватаю Егора за колено. Чувствую, как горячее дыхание в районе шеи сменяется на мягкое покалывающее ощущение – меня целуют: немного упрямо и очень долго. По всему телу электрическим разрядом пробегает дрожь, и я, нервно сглотнув, сжимаю чужое колено сильнее. Кончики пальцев проворно гуляют по члену, растирая густую горячую смазку, что каплями выступает на головке. Осторожно проводят по набухшим венам, чуть их сжимая и отпуская, заставляя меня судорожно вбирать в лёгкие воздух – перекатами – и кусать губы. Подаюсь бёдрами назад, поясницей вдавливаясь в пах мужчины. Мы оба молчим: я лишь иногда всхлипываю – от наслаждения, а Егор тяжело дышит мне на ухо, иногда покусывая хрящ. Не выдерживаю – не тишины – и, перехватив запястье любовника, предлагаю: – Давай вместе? Рука замирает: пальцы расслабленно выпускают возбудившийся орган, а сам Егор говорит вполголоса: – Давай. Отстраняюсь и нелепо стаскиваю с себя джинсы вместе с трусами, попутно наблюдая за Егором. Тот, поднявшись, чинно спускает брюки – замечаю, что у него тоже стоит – развязывает галстук и терпеливо начинает расстёгивать рубашку – ему не нравится. Подхожу к нему, отвожу от мелких пуговиц руки и терпко целую, скользя языком по нёбу. Пальцы до одури сжимают ягодицы, и Егор снова перехватывает инициативу. Шуточно провожу зубами по внутренней части его языка и слышу, как в ответ он рычит, кусает мои губы и впиваясь ещё глубже. – Всё, – с трудом отстраняюсь от Егора, сняв с него рубашку. Он смеряет меня взглядом и кивает на диван. – Ложись, – приказывает мужчина и я ложусь: на спину, чуть хрустнув лопатками. Любовник устраивается сверху, широко расставив ноги над моей головой и уперевшись ладонями во флисовую обивку. Горячее влажное полотно обволакивает мой член, и из меня невольно вырывается громкий стон. Член у Егора большой: толстый, немного изогнутый и с синеватыми нитями вен, что оплетают его по всей длине, как паутина. Влажными и распухшими от поцелуя губами касаюсь крупной головки, кончиком языка слизнув выступившие капли смазки. Перекатывая их внутри, смешиваю со своей слюной, чуть причмокивая от ощущения вязкости. Приподнимаюсь, ткнувшись локтями в диван, и погружаю возбуждённый орган в рот. Прохожусь по всей длине языком, и чувствую, как в ответ Егор делает то же самое. Синхронность – это его любимое. Жарко опаляю член дыханием, принимаю глубже, ещё сильнее подавшись вперёд. Почти давлюсь комом в горле, но мужчина так громко от этого стонет, что я терплю. Едва колючие яйца царапают подбородок: стараюсь не концентрироваться на этом и, прикрыв глаза, продолжаю хозяйничать языком и губами. Кончаем мы одновременно: Егор – приглушённо всхлипнув; я – надрывисто. Послушно сглатываю горячую сперму – сладкую, с горчинкой от курения. Непроизвольно облизываюсь и откидываюсь на подушку подо мной. Потрясающе. Егор ложится рядом: пристраивает голову у меня на плече и закрывает глаза. Тяжело дышит – как и я, собственно, – и сжимает мою ладонь. Замечаю в уголке рта белое пятнышко – убираю его пальцем, слизываю и тут же морщусь: кислая, совсем неприятная. Думаю о том, что нужно будет спросить про питание у Егора… и засыпаю.***
– Опять клиентка? – весело интересуется Артём, заглядывая мне за шею. – А? – вздрагиваю от неожиданности. – Какая клиентка? – Ну, как какая… Та, что тебе засос поставила… уже второй раз, – хихикает он и протягивает зеркало. Внимательно осматриваю шею на предмет синяков и замечаю его: бордовый и просто огромный, он расплылся ярким пятном аккурат за моим ухом. И вряд ли бы его смогла оставить та девушка – с аккуратными губками и блестящими глазками. Губы, оставившие его, куда больше… сильнее… и настойчивее. – Ага, – улыбаюсь, решив не раскрывать перед ним все карты. Маленький ещё, расстроится. – Накинулась так, что на этот раз охранники оттаскивали, – без зазрения совести вру я. – Ну, ты и сам видишь. – Ага, – вторит он, усевшись напротив. – Хоть иди и сам барменом работай. Прыскаю со смеху – горько. Да уж… собрались в одной квартире два лицемера и подыгрывают друг другу. Один делает вид, что не влюблён, другой – что не знает о его чувствах. И живут рука об руку полтора года. Как же это, блядь, отвратительно. Артём тоже смеётся – в сторону, невесело. Какой абсурд. Просто изумительно.***
– И не забудь всем передать привет от меня, – напоминаю соседу я, протягивая свежераспечатанный сценарий, над которым мы бились последние два дня. – Вместо того, чтобы постоянно передавать приветы, лучше бы сам хоть разочек с нами съездил, – ворчит он, торопливо запихивая папку в рюкзак. Развожу руками: – Не могу. Работа. И снова вру. То есть, по поводу работы не вру: я действительно зарабатываю деньги, устаю на сменах и всё такое… Но просто посиделкам со студентами я предпочитаю посиделки с Егором. И полежалки. И – в отдельных случаях – постоялки. Невольно смеюсь своей внезапной шутке – видимо, написание сценария даром не прошло, и я заразился этим настроением студсовета. Ностальгически вздохнув, улыбаюсь и вспоминаю нашу первую встречу с Артёмом. Взъерошенный мальчишка врывается в кабинет студсовета. – Мне деньги сдать! На посвящение! Света, не отрываясь от телефона, лениво выдаёт, чавкая жвачкой: – С деньгами к Нестеренко. Курица. У меня вообще-то имя есть. – Это я, подходи, – выглядываю из-за стола. Он проходит, садится рядом и протягивает мне пятитысячную купюру. – Меня Демьян зовут, – представляюсь ему я, забирая деньги. – А ты у нас?.. – Колесниченко, – шелестит парень. – Артём Колесниченко. – Ага, отлично, – забиваю в базу его имя и фамилию. – Группа? – ЭФ-14-01. – Финансист? – уточняю я, дописывая номер в ячейку таблицы. Артём кивает и спрашивает: – Ты тоже? Качаю головой. – Нет. Погромист. – В смысле? Усмехаюсь изумлённой мордашке парня и поясняю: – Я так программистов называю. Артём робко улыбается. Мы некоторое время молчим; заполнив таблицу, открываю ящичек и, окинув его содержимое взглядом, разочарованно выдыхаю: – Слушай, у меня сдачи не будет, наверное. – Да и не надо, – поспешно отвечает он, махнув рукой. – Жанна говорила, что можно студсовету жертвовать деньги, так вот пусть это… – внезапно осекается парень, видимо, заметив, как я нахмурился. – Жанна? – вкрадчиво переспрашиваю, на что тот снова кивает. Интересно… – Свет! – кричу я через весь кабинет: девушка вздрагивает, открывается от экрана мобильника и смотрит на меня недоумённо. – А кто к первакам ходил и про посвят рассказывал? – Фролова вроде, – пожимает плечами она и снова погружается в увлекательный виртуальный мир. Ей-богу, человеку 22 года, а интереснее чатов в её жизни – только тусовки в студсовете. – Так и думал, – озвучиваю свою мысль вслух и встаю. – Пошли, Артёмка. Найдём Жанну… как её фамилия, говоришь? – Я не говорил, – поднимается он со стула. – Агузарова. Смеюсь. Парень явно не понимает, но я на всякий случай спрашиваю: – И никого из вас в группе ничего не смутило? – Нет, – шагает он за мной, выходя из кабинета. – Понятно, – продолжаю хихикать. – Жанна Агузарова – певица такая. Её ещё наши родители слушали, – объясняю я, а потом смотрю на этого лохматыша, вспоминаю, что он младше меня, и уточняю: – Ну, мои-то точно. Наталкиваемся мы на «Жанну» в холле университета. – Жанна-Мария, – трогаю её за плечо. – Не изволите изъясниться, на каком основании Вы снова вымогаете со студентов деньги? Машка поворачивается и с довольной улыбкой отвечает: – На правах зампреда! Недовольно цыкаю. – Уймись. Студсовет финансируется универом, так что хватит рассказывать байки про нехватку денег. Лучше бы приглашала новых людей, вон, половина сейчас выпустится. – В том числе и ты, – маленький аккуратный пальчик с серебряным кольцом утыкается мне в грудь. – И тогда мне никто не будет мешать творить свои махинации, – коварно хохочет она. Закатываю глаза. – Пойдём, – говорю Артёму, подхватив его под локоть. – С этой безумной разговаривать бесполезно. Зовут её, кстати, Маша Фролова, и она – зампред студсовета. – А по каким критериям берут в студсовет? – интересуется он, заглядывая мне в лицо. – Ни по каким. Хочешь – приходишь. И всё. – А когда приходить? – Ну… – задумываюсь на мгновение. – Следующее собрание в пятницу… часов в семь. Артём долго мнётся, а затем задаёт неожиданный вопрос: – А ты там будешь? – Конечно, – улыбаюсь я. – А что? Боишься? – Ага, – краснеет он. – Немного. – Я пошёл! – кричит мой сосед с порога и захлопывает дверь. В комнате я остаюсь один. POV ??? Артём залетает в автобус в последний момент: встрёпанный, с расстёгнутой курткой, он кидает на переднее сиденье свою сумку и встаёт рядом с Лизой, которая уже успела нам представиться. О чём-то негромко переговаривается с ней – с задних сидений не слышно – хлопает себя по лбу и после – машет рукой, мол, да плевать. Прорвёмся. По-любому что-то забыл: только невнимательный долбоёб не поймёт, что он собирался в последний момент. Безуспешно приглаживает ладонью волосы – они едва сыроватые и торчат в разные стороны. Потом снова перекидывается парой слов с Лизой, прочищает горло, привлекая внимание, и говорит: – Всем привет. Меня зовут Артём, и я один из организаторов нашего сегодняшнего мероприятия, – он панибратски обнимает Лизу за плечи. – С вами я познакомлюсь поближе уже на базе, а сейчас пока проведём перекличку. Аверинцев, Дмитрий! – начинает парень, и Дима рядом вскидывает руку, громко гаркая чуть ли не мне на ухо: – Здесь! Сжимая список в руках, Артём ставит галочку и продолжает окликать студентов. Тут в основном первый курс, но есть и пара человек из старших – ребята от студсовета, которые не занимают никаких должностей и едут просто как участники, или такие, как я, которые исходили из своих причин. Хотя тяжело сказать, какая у меня причина для поездки. Не понимаю, зачем я вообще в это ввязался, да и ещё этих остолопов с группы с собой прихватил. Деньги девать некуда? Или времени много? Или мозгов мало? – Мотыльков, Алексей, – говорит парень нарочито серьёзно и тут же хихикает вместе с этим желторотым одуванчиком. Делает на листке пометку; перекличка идёт дальше. Я не питаю каких-то надежд. Если ничего не поменялось за три года, то вряд ли изменится сейчас. Мы, к сожалению, живём не на страницах романов для дамочек за сорок; он – не миловидная барышня, а я – не импозантный мужчина. Мы также не живём на страницах наивных слэшерских фанфиков, где все проблемы решаются примитивным трахом, столь же примитивными объяснениями в любви или и тем, и другим вместе; и это, наверное, даже к лучшему. Не уверен, от чего бы проблевался быстрее – от того, что всё сводится к сексу, или от розовых соплей в стиле барби. В жизни это не работает. В жизни ты можешь получить в морду, если попробуешь завалить мужика, который тебе нравится, против его воли; объяснения не решают – они нахер никому не нужны, слушать тебя никто не будет. Слышать – тоже. Чувствую резкую боль – Дима пихает меня локтем под бок. – Чего? – раздражённо спрашиваю я, борясь с желанием влепить ему подзатыльник. – Орлов. Артём сверлит меня взглядом, хмурится и добавляет: – Если мы лично знакомы, это не значит, что на перекличке отзываться не нужно. Останкина, Юля! Цокаю языком, поворачиваясь к другу, и спрашиваю: – Он меня окликал по фамилии или как всех – по-человечески? Дима качает головой. – Это же Колесниченко. Он тебя исключительно по фамилии называет. Имя, блядь, у него есть. У меня вообще-то тоже.***
На колесе посчастливилось сидеть, конечно же, мне – поэтому на каждой кочке, о которую спотыкался этот допотопный автобус, мы с Димкой подскакивали, весело ойкая. Точнее, весело ойкал он, а я лишь мрачно фыркал, глядя на белые макушки впереди – соломенную и пепельную. Макушки тоже сидели на таких же местах, подпрыгивали и гоготали на весь салон. У соломенной смех был резким, бьющим по ушам и крайне звонким; у пепельной – громкий, но переливчатый, с оттенком горчинки. Автобус снова запинается, заставляя мою задницу на пару секунд оторваться от сиденья. Под раздающийся спереди смех созерцаю неласковый осенний пейзаж, который смазывается в длинную серо-оранжевую полосу. Дима что-то рассказывает – опять мало волнующие меня сплетни про Марину с первого курса, что едет с нами и что так сильно нравится ему. Но он, естественно, об этом умалчивает. Не пристало альфа-самцу, коим он себя считает, сохнуть по какой-то там обычной девчонке. Задумчиво оглядываю Димку и хмыкаю: м-да. На словах ты Лев Толстой, а на деле – толстый лев. Постоянно вопит о том, какой он мужик, а по сути-то… – Ой, да чё там делать с этими малолетками? Скукота, плюс зануды со студсовета. – Не знаю, – пожимаю плечами я. – А чего не съездить? Свежий воздух, да и интересно, ни разу же не были. – Ну так-то да… – конфузится Дима, соглашаясь, – интересно. И недорого совсем. Он всё ещё что-то говорит – каким-то заискивающим тоном, словно ища подтверждения… или одобрения, – не понимая, что весь его поток слов для меня – белый шум. При-ду-рок. Отворачиваюсь к окну и закрываю глаза. Заебался.***
Автобус останавливается в нескольких метрах от большого здания базы. – Всем сидеть! – говорит Лиза, вставая в начале прохода. Следом за ней поднимается Артём и ещё какой-то чувак, имени которого я не запомнил. Они перешёптываются – девушка всучивает список с участниками последнему. Тот начинает перекличку; спустя дюжину фамилий лениво отзываюсь, называю курс и снова смотрю в окно. Пейзаж теперь не смазанный и даже не осенний – тут как будто совсем иное времяисчисление. Но это из-за хвойного леса – зелёного, совсем не похожего на унылый ноябрьский антураж. Дима настойчиво дёргает меня за рукав. – Да щас, блядь, щас, – вырываю локоть из его цепких лап и поворачиваю голову. Чуть было не давлюсь, обнаружив перед собой обладателя крашеной пепельной копны волос, который говорит: – Не поможешь с сумками, Игорь?