***
– А мы тебя только и ждали! – восклицает Лиза. Мрачно обвожу зал взглядом и почти сразу же выделяю довольного Орлова – сидит со своим дружком-дебилом, как он сам, и ржёт. Потом смотрит на меня и орёт через всю комнату: – Нормально дошёл, коротышка? Красноречиво демонстрирую ему средний палец и, развернувшись, подхожу к Саше, который заполняет бланки. – Запиши ко мне Мотылькова, окей? – наклоняюсь к нему. – Сам запиши, – бормочет он, кивая на кипу листков рядом. – Я пока план мероприятий пишу. – А-а, – тяну я и присаживаюсь рядом. Только заношу ручку, как Лиза взвизгивает: – Подожди! – Чего? – оборачиваюсь и в недоумении смотрю на неё. – В этом году мы решили жеребьёвкой определять, кто с кем жить будет, – говорит она, на что только закатываю глаза. К чему эти ненужные сложности? – Надо подождать, пока остальные приедут… наверное, – неуверенно добавляет девушка, но я лишь качаю головой на это: – Ты же их знаешь: они приедут в лучшем случае через час, – фыркаю в ответ. – Да, пожалуй, – соглашается она и воодушевлённо обращается к студентам: – А сейчас будет жеребьёвка! Слушайте внимательно… – Тебе помочь? – спрашиваю у Саши, корпящего над планом. Тот молча протягивает мне пару незаполненных бланков. – Это вечер, – поясняет он. – Между шашлыками и дискотекой. – Опять заставим перваков жечь носки? – хихикаю я: Саша меня в этом поддерживает. – Обязательно. Лениво вписываю программу с уже намеченного с Демьяном сценария и удовлетворённо улыбаюсь – всё вписалось просто идеально. Тем временем Лизка уже собирает со студентов клочки бумаги, на которых те написали свои имена. Надеюсь, она не решит перемешать первые курсы со старшими, а то толк от проводимой в конце переклички сведётся к нулю. – Чтобы вы не вытащили случайно своё же имя, доставать листочки будут Саша и Артём, – вещает она, приближаясь к нам. – Это старшие курсы, – кладёт девушка передо мной шляпу, – а это первый. – Я начну, – говорит Саша, пока я ковыряюсь в бумажках. Благо почти всех знаю, так что оставить Лёшу без соседа труда не составит.***
– А тут клёвые комнаты, – заходя внутрь, говорит Лёшка. – Ага, – кидаю свою сумку на кровать и приземляюсь следом за ней. – Тут классно. – Скоро мы завтракать пойдём? – интересуется он; смотрю на часы и отвечаю: – Через полчаса. – До-олго, – тянет парень, усаживаясь. – А вкусно кормят? – Вкусно, – разваливаюсь на постели и отворачиваюсь к стене. – Я спать. На завтрак не будить, студсоветовцам не сдавать, говорить, что не знаешь, где я, что я, как я. Не выспался просто жесть как сильно. Закрываю глаза и вспоминаю свой первый посвят. – Вообще-то организаторам с рядовыми студентами не положено делить апартаменты, – гремит ключами Демьян и открывает дверь, приглашая меня внутрь. – Но поскольку вас нечётное количество, я подумал, что ничего страшного не будет, если ты поживёшь со мной. К тому же ты не такой уж и рядовой, – подмигивает он. – На нескольких собраниях уже был. – Ага, – весь красный, прохожу внутрь комнаты. Она мало чем отличается от номера в недорогой гостинице – две кровати, две тумбочки, шкаф и широкое окно. Разве что санузел отдельный, один на весь этаж. Демьян почти сразу плюхается на кровать, отворачивается к стене и уже сонно говорит: – Я спать. На завтрак не будить, студсовету не сдавать, говорить, что не знаешь, где я, что я, как я. Не выспался капец, это всё дурная манера писать сценарий в последний момент. Мы ещё и не согласовали его, как всегда… всё подгонять придётся, – совсем вяло добавляет он и замолкает. Молча смотрю на его лохматую копну волос. Он слишком очаровательный. И не влюбиться я в него не могу.***
– Артём, подъём! Поспишь ночью! – зудит над ухом Лиза, а я лишь нехотя отмахиваюсь, кутаясь в воображаемое одеяло. – В самом деле! – гаркает Антон: этот гнусавый голос я узнаю из тысячи. Судя по всему, остальной организаторский состав уже прибыл. Блин, мне меньше всего сейчас хочется устраивать все эти посвященческие дела: раздавать профкомовские заявления на членские взносы, ближе знакомиться со всеми, тащиться на улицу… Дерьмо. Лучше бы я так и лежал: думал о Демьяне, мечтал о Демьяне, дрочил на Демьяна… Ну, последнее не в стенах комнаты, конечно. По крайней мере, не при свидетелях. Мысленно хихикнув, нехотя открываю глаза и потягиваюсь. Надо мной склонились два лица: одно – миловидное девичье, с острым носиком и с кое-как замазанным прыщом в уголке рта; другое – несуразное, слишком маленькое, с глубоко посаженными глазами и непропорционально громадным носом. Снизу это смотрится… крайне забавно. Поэтому я взрываюсь от смеха, отчего головы недоумённо переглядываются и наконец отдаляются. Свешиваю ноги с кровати и с трудом поднимаюсь. Ну вот какому нормальному человеку спросонья будет охота развлекать первокурсников и не очень? Лиза с Антоном уже стоят около двери, давая понять, что надо поторапливаться. – Настя, Саша и Рома пока в зале с ребятами, – чуть ли не одновременно говорят они; немного смущаются, и дальше девушка говорит уже одна: – А остальные пока готовят свои точки на улице. Тебе досталась А-3, там студенты должны этот… – она нетерпеливо щёлкает пальцами, пытаясь вспомнить, – ну, где лавочку ставишь, там перейти нужно, ну… этот… как его… – «Мостик доверия», – услужливо подсказываю я ей, приглаживая волосы и хватая куртку на выходе из комнаты. – Да, точно! – снова щёлкает пальцами она. Закрываю дверь ключами и иду с ними дальше по коридору. Лиза продолжает тараторить: – …потом выдашь им карточки для следующего этапа и всё, сворачивайся и иди в корпус помогать, там надо будет… – А сколько групп всего? – прерываю я этот нескончаемый поток слов. – Две, – влезает Антон. – Ага, – поддакивает девушка. – Решили делать их наполовину из перваков, наполовину – из старшаков, они в таком составе останутся и для творческой части… Зеваю, всем видом показывая свою крайнюю незаинтересованность и желание понежиться в кровати. Не, посвяты я люблю, правда. Я не люблю эти элементы детского сада, без которых почему-то ни одно выездное мероприятие не обходится. Ладно ещё всякие психологические тренинги, но всё остальное… в том числе и эта творческая часть. Объективно: всем по барабану на сценки, танцы, песни – что со стороны студентов, что со стороны организаторов. Ни они, ни мы не придумываем что-то действительно интересное – везде работают одни и те же схемы: берётся современный тренд – песня, видео, ещё что-то – переделывается в формат посвящения, и выходит полная херня. – Артём, ты слушаешь? – Нет, – отвечаю я. Лиза хмурится. – Я говорю, что… – снова начинает она, и мне уже хочется её перебить: выразительный взгляд Антона останавливает меня. – …туда пойдёшь, – девушка указывает рукой в сторону леса. Там тебя ждёт одиноко стоящая лавочка; маркеры и прочее такое тебе попозже принесут ребята. – Понятно, – вздыхаю, ковыряя носком кеда жухлую листву. – Пасмурно что-то, – поднимаю голову и всматриваюсь в понурое серое небо. Облака сбитыми пыльными кусочками ваты наслоились друг на друга, как будто всё больше и больше набухая перед дождём. Светлые бежевые просветы становятся всё более редкими, и я отчётливо чувствую, как воздух становится более влажным. Осенним. Нелепо пытается взлететь сухая листва: чуть приподнимается, не долетая даже до колен, рассыпается и медленно оседает на сырую землю, ботинки, крыльцо. Бледно-жёлтое полотно расстилается вдоль до самого хвойного леса, в глубине его сливаясь с чернотой грубых стволов. Переминаюсь с ноги на ногу и вслушиваюсь в едва различимый хруст, смешанный с чавканьем проседающей земли. Промозглый ветер обволакивает мои руки, и я довольно щурюсь. Стою так недолго: Антон, видимо, не выдержав моего созерцательного настроя, пинает меня, подгоняя вперёд. – Чё застыл-то, иди! Недовольно смотрю на этого неотёсанного чурбана и, поджав губы, молча иду в лес. Дубина. Звук шелестящей листвы наталкивает на мысли о Демьяне. Он всегда ассоциировался с такой хмурой погодой: ему она по душе. Даже зонтик потому не носит – будет ворчать, что волосы завились, что бережно хранимое пальто намокло, – купил бы уже новое, честное слово! – что вода в обуви хлюпает и носки теперь только на выброс, но ни за что не будет укрываться от дождя, предпочитая мокнуть, в спешке направляясь домой. Лес встречает меня скрипом деревьев и всплеском возмущённого пения птиц. Ёжась, поплотнее запахиваю куртку, легкомысленно накинутую поверх лёгкой футболки. Дохожу до своей точки – кто-то наивно наклеил на скотч листок с номером, и теперь он сиротливо колыхается на столбе, едва придерживаемый нижним слоем прозрачной ленты. Хмыкаю и присаживаюсь на лавочку. Резкий порыв ветра с характерным свистом швыряет мне в лицо горсть острых капель с редкими полосками омертвелой травы. Это так странно: расстояние от корпуса до леса сравнительно небольшое, метров 300, а как будто два разных мира. Там – поблёкший осенний, негромкий и спокойный. Здесь – сочный зелёный, агрессивный и своенравный: вон, колеблющийся листок таки оторвался от столба. Пролетел пару метров и приземлился рядом с сосной… или это ель? Не разбираюсь. Через некоторое время смешной паренёк с первого курса по имени Валера притаскивает мне всё необходимое: улыбается, обнажив неровный ряд зубов и бежит за улетевшим листком. Приматывает его к столбу на несколько слоёв, пока я лениво читаю сценарий… Блин. Ничего нового. Сую в карман печать, которая нужна для прохождения на следующий уровень, цепляю на куртку бейджик с именем и пометкой «Организатор», машу рукой вслед удаляющемуся Валере – смешному, рыжему и совсем нескладному пареньку. Подрастёт, вытянется и станет симпатичным. Ему бы волосы отпустить… да подкачаться бы – как раз амбалистый Антоша из зала не вылезает, разве что на тусовки со студсоветом. Помог бы пацанёнку. Первая галдящая толпа прибывает нескоро – минут через тридцать. Я к тому моменту уже успел замёрзнуть, застегнуть куртку и выпросить у Лизы термос с горячим чаем. Студенты подходят разрозненно – воодушевлённые первокурсники подбегают сразу, пока позади неохотно плетутся представители старших курсов. Осуждающе мотаю головой: – Задание даётся всей группе, а не только одной её части. Девчонки пронзительно начинают звать всё ещё не подошедших студентов. Одна из них – рыженькая, безумно похожая на Валеру и, по описанию, на ту, что нравится Лёшке, – громко кричит на весь лес: – Игорь, Дима! Давайте быстрее! – Ага, идём, Марин! – как-то радостно отвечает ей последний и ускоряется, таща за руку Орлова, что без особого энтузиазма волочится за ним. Студенты всё ещё неторопливо собираются и предстают передо мной в полном составе через пару минут. Обвожу ребят взглядом, понимаю, что Лёшки здесь нет, и задумчиво тяну: – Долго же вы. – А что, вторая команда уже успела пройти? – интересуется кто-то из толпы, но я загадочно улыбаюсь, оставляя вопрос открытым. – Видите скамейку? – спрашиваю я, на что ребята кивают. – Молодцы. Вам нужно встать на неё так, чтобы все влезли. Без исключений. Пока студенты пытаются взгромоздиться на лавочку целой шайкой, зачем-то снова смотрю в сценарий. Здесь написано всё то же самое, что и всегда, но я упрямо пробегаюсь по чёрным строчкам глазами, видимо, пытаясь отыскать что-то новое. Бесполезно – это всё скопировано из прошлых разов – с той же опечаткой в конце предпоследнего предложения. – Тут скользко! – вопит на весь лес какая-то девушка, эпично поскальзываясь на влажной поверхности лавочки. Дождь, до этого слегка накрапывающий, начинает моросить, и кто-то из группы предлагает: – А может, пройдём это задание позже? Пожимаю плечами: – Как хотите. – Можно переждать тут, чтобы не дать другой команде выиграть… – Можно на следующем уровне сказать, что это задание пока нельзя пройти, Артём подтвердит же?.. Они шушукаются между собой ещё минут пять, пока их болтовню не обрывает своим гарканьем стоящий поотдаль Орлов: – Да чё за хуйню вы несёте? Чем дольше вы тут стоите, тем сильнее становится дождь и тем сложнее становится задание. Без отметки дальше вы пройти не сможете, ждать тут – тоже бред, потому что у второй группы карта другая, с совершенно иным порядком выполнения. Бесите уже, честное слово, давайте делать уже хоть что-нибудь! Дима рядом глупо хихикает, пока я с неприкрытым уважением смотрю на этого придурка. Надо же, оказывается, он умеет выдавать и умные мысли. Думать научился, что ли? – Все слышали Игоря? – нарушает молчание Марина. – Можем вытереть лавочку рукавами, чтобы не было так скользко, и встать, пока дождь не накапал ещё сильнее. Давайте, шевелимся! Ещё минут пять они копошатся – встают как попало, кто куда. Подхожу к студентам и озвучиваю правила: – Задание называется «Мостик доверия». Каждому из вас нужно перебраться на другой конец лавочки так, чтобы в итоге вы вернулись к первоначальному порядку. Касаться земли нельзя. Падать тоже. Если кто-то упадёт, то всё начинается заново. Толпа возмущённо гудит, но я развожу руками – правила есть правила – и отхожу к стволу дерева, опираясь на него спиной. Конечно же, с первого раза у них ничего не получается – падают чуть ли не самые первые ребята, друг другу не помогают, торопятся и постоянно кричат. Наконец Орлов – опять, блин – не выдерживает: – Слушайте, вы уже заебали, – он спрыгивает с лавки и встаёт перед группой. Долго смотрит на неё и начинает перестраивать, попутно объясняя: – Сначала нужно самых крупных и габаритных пускать, потому что им сложнее всего пройти. А вот уже потом можно ставить дохляков. Далее: прекратите орать друг на друга, лучше помогайте. Видите, что человек падает – хватайте его, если наступили вам на ногу – потерпите, не умрёте; и, главное, прекратите спешить. Чем сильнее вы торопитесь, тем быстрее падаете. Всё, – завершает свой монолог парень, вставая самым первым – правильно, дылда долбанный. Ещё минут пятнадцать студенты выполняют задание: падают, но гораздо реже. В конце концов подходят ко мне – счастливые, с глупыми улыбочками на детских и не совсем лицах. Ставлю на их бланке печать и с неохотой произношу: – Почаще слушайте Игоря. Он вас сегодня выручил, как минимум, дважды. Тот смотрит – опять ошалело, как в автобусе; я отворачиваюсь. Ощущаю его пристальный взгляд на себе физически, отчего мне становится неудобно. – Свободны, – глухо отпускаю я, и с громким улюлюканьем команда убегает. – Неужели опять что-то нужно? – ехидно интересуется Орлов. – Да. С глаз моих сгинуть, – отвечаю, так и не повернувшись. – Понятно, – усмехается он и уходит, всё так же не особо торопясь.***
В корпус возвращаюсь весь мокрый – у другой группы моё задание оказалось последним. К моему несчастью, особой прыткостью ребята не отличались – постоянно тормозили, долго не могли сообразить, как им справиться с поставленной задачей; больше галдели и действовали мне на нервы. В итоге пришлось примерить на себя личину Орлова и объяснить – спокойно и без матов, конечно, – что нужно делать. Кеды скользят по мокрой земле, смешанной с листьями и травой, скрипя: в который раз ругаю себя за то, что таскаю неподходящую для осени обувь. Достаю телефон из кармана – 16:40, на полдник я уже опоздал. Сжимаю под мышкой термос и не замечаю, как налетаю на Антона: в дождевике, он останавливается около меня. – А скамейку кто заносить будет? Бля-а-адь, скамейка… – Попроси кого-нибудь другого, а? – жалобно прошу, обходя парня. – Я пиздец замёрз, правда. – Кого? Все в корпусе давно. Давай-давай, пошли. – Да отпусти ты этого задохлика, он вот-вот окочурится, – раздаётся за спиной знакомый голос. Поворачиваюсь и вижу Орлова, внезапно вынырнувшего из леса – в куртке, с накрытой капюшоном толстовки головой. – И что ты там делал? – спрашиваю, стараясь не стучать зубами. – Шишки собирал, – издевается он, подойдя к нам и подняв мою голову за подбородок пальцами – холодными, влажными, цепкими. – У-у-у, а губёхи-то вон, какие синюшные. Отпустил бы ты его, – парень щурится, всматриваясь в бейджик Антона, – Тоха. Недовольный, сбрасываю непрошеную руку с лица. – Мне чё, одному эту лавку тащить в корпус, что ли? – возмущается «Тоха». – Я, блин, не Халк, знаешь ли. – Да зачем одному? Я могу помочь, – склоняется Орлов ко мне, пристально глядя в глаза. – Если кто-то скажет волшебное слово. – Пошёл на хуй, – выплёвываю я. – Справлюсь и без тебя. Парень потягивается, ничего не отвечает и, обогнув рядом стоящий пень, уходит в корпус. – Идём, Антон, – бросаю через плечо, направляясь в лес и не замечая, что забыл думать о холоде. POV Демьян. Егор курит в окно. Курит долго – одну за одной, глубоко втягиваясь и выпуская изо рта плотное серое облако дыма, которое растворяется в осеннем сыром воздухе. Я сижу рядом, на диване, и молчу: за сегодня мы не обмолвились и словом. Я позвал Егора к себе… не знаю, зачем. Просто написал о том, что мальчишка свинтил на сутки, и предложил заехать ко мне. Мужчина не ответил; но через полчаса в мою дверь негромко постучали: молча разулись, схватили пепельницу, открыли на кухне окно и курили в него уже полчаса. Молча. Егор сегодня какой-то… никакой. Ни злой, ни весёлый, ни грустный, ни безразличный даже, как обычно. Язык не поворачивается даже спросить, не случилось ли чего, потому что страшнее рассерженного Егора только Егор непонятный. И тут ты точно не предугадаешь его реакцию на то или иное. Очередной окурок летит в старую жестяную банку из-под кофе – выцветшую, с облезшей краской и проступающей рыжей ржавчиной. Сколько лет этой банке? Год? Два? А может, все пять? Никогда не понимал, зачем нам в доме пепельница. Артём не курил, я бросал и не курил дома, но мы зачем-то хранили её, бережно переставляя с места на место и вытирая с неё пыль, что особенно любила скапливаться на самом дне. Царапали об острые выступы внутри пальцы, но мыли и ставили обратно на место. Как дураки. Щёлкает крышка зажигалки: сдуваемое ветром пламя поджигает коричневую сигарету; последняя, сверкнув искрами, неторопливо дымится. – Что-то случилось? – не выдержав томительного молчания, спрашиваю я. Егор затягивается – один раз, второй – выдыхает и долго смотрит на меня. Затем уточняет: – Сегодня? Киваю в ответ. Мужчина отворачивается и снова подносит сигарету к губам. – Нет. Сегодня ничего не произошло. Конечно же, он обманывает. Наверное. Не уверен. С Егором я ни в чём не уверен. Но… он точно чего-то недоговаривает. Так всегда. Ты хочешь вроде жить честно, а оно как-то… не получается. Там промолчал, тут – переврал, а два дня назад вообще всё придумал и выдал за правду. И даже сам поверил, забыв, что если где это и было, то исключительно в твоём воображении. И в ответ ты получаешь то же самое: вместо внятных объяснений – плевки недосказанностей в лицо, ложь, ужимки и сплошной маскарад. Обмануть получается даже тишиной, не раскрывая рта. Просто потрясающе. Скрипит окно: поворачивается ручка, запирая внутри кухни остатки холодного воздуха вперемешку с дымом сигарет. Егор, скомкано выдохнув, садится рядом. Неловко пододвигаюсь к нему: мужчина, слабо улыбнувшись, приобнимает меня за плечи. – С тобой хорошо молчать. Поглаживаю ногу мужчины. Тот кладёт свою ладонь поверх моей, как бы намекая, что не сегодня. По крайней мере, не сейчас. Устраиваю голову на плече любовника и прикрываю глаза.***
Просыпаясь, обнаруживаю себя лежащим – всё на том же кухонном диванчике. Под головой – колени Егора, сам он сидит, упёршись локтями в стол и уткнувшись лбом в ладони. – О чём думаешь? – невпопад интересуюсь я. Словно смакуя тишину, мужчина не сразу отвечает: – Не знаю. Странно видеть Егора таким… странным. Странно и… страшно. Он ещё более неразговорчив, чем обычно, и я не знаю, как к нему подступиться. Вздыхаю, потеревшись щекой о шершавую ткань джинсов, и снова спрашиваю: – Хочешь чего-нибудь? – Хочу, – сухо отвечает любовник, едва я заканчиваю реплику. – Спать хочу. Последний раз в кровати был… – он скупо улыбается, наконец-то посмотрев на меня, – с тобой. Значит, больше двух дней назад. Хочу улыбнуться тоже, но не выходит: переживаю. Поэтому утыкаюсь носом в колени, пряча лицо, и глухо выдаю: – Останешься тут? Я тебе расстелю. – Если позволишь. Усмехаюсь. Если позволю… Конечно, позволю. Я же тебя сам позвал. Холодные пальцы проводят по шее, заставляя вздрогнуть, и останавливаются за ухом. – Нравится? – А? – не сразу въезжаю я. – Ну, засос. Только не говори, что не видел. – Видел, – поворачиваю голову и смотрю на Егора. – Нравится. Мужчина задумчиво поглаживает место, где оставил свою «метку»; я добавляю: – Потому что от тебя. – Нравится мне принадлежать?.. – с некоторой отстранённостью замечает он. Я ничего не говорю: он сам знает, что озвучил верный вариант. Мы сидим так ещё пару минут, пока мужчина не начинает клевать носом. Проводив его в душевую, быстро перестилаю кровать, запихивая скомканное постельное бельё под кровать – маленькую, по ширине меньшую, чем диван в гостиной у Егора. Последний выскальзывает из ванной через минуты три – абсолютно голый, мокрый, с небрежно накинутым полотенцем на плечи. – Полежишь со мной, пока я спать буду? – спрашивает он, проходя в комнату. Киваю, начиная стягивать майку, чтобы хоть как-то отвлечься от созерцания желанного тела мужчины. Раздевшись, ложусь первым – Егор терпеливо ждал, пока я закончу. Придвигаюсь к стене и через мгновение чувствую, как прижимается к спине холодная грудь, а в поясницу упирается… стояк. – Ты же хотел спать, – почему-то шёпотом говорю я. – Я и хочу, если честно, – зевает он. – Поэтому… – Я понял, – обрываю любовника и поворачиваю к нему голову. Егор и правда выглядит уставшим, даже замученным. Медленно моргает, изгибает рот в слабой улыбке и говорит: – Нет, не понял. Отвернись. Послушно возвращаюсь в исходное положение. Что он на этот раз задумал? Холодная – до сих пор – рука плавно скользит по бедру, заставляя съёжиться, а крепкое тело прижимается ближе, вдавливаясь членом мне в задницу. Чуть откидываю голову назад – невольно – и получаю нежный поцелуй в макушку. Накрываю ладонь Егора своей и ненастойчиво перемещаю в область паха. Мягкий смех обжигает ухо, а пальцы проворно гладят мой уже возбуждённый орган через плотную ткань трусов. Подаюсь бёдрами назад: любовник от такого негромко охает, сжимает мой член – всё так же через ткань – и кончиком носа проводит от маленькой ямочки до виска. Вздрагиваю: с губ срывается стон и растворяется в нашем громком дыхании. Зажатый между ягодицами член начинает двигаться, а рука Егора гладит головку моего, не спеша высвобождать его из плена нижнего белья. Чуть извиваюсь, но мужчина сильнее упирается в бёдра предплечьем, словно говоря не дёргаться. Сжимаю пальцы ног и зажмуриваюсь. – Тебе ничего не мешает? – с усмешкой выдыхает в волосы мне любовник, отчего по всему телу разбегаются мурашки. – Ме... шает, – кое-как отвечаю я. – Надо снять. – Не снимай, – он спускается до шеи и целует выступающий позвонок. – Так интереснее. – Егор… Я не могу уже. Откуда у него, уставшего, так много сил? Мужчина чуть отстраняется, поворачивает меня к себе и довольно смотрит на меня, словно пару минут назад не лежал здесь, практически засыпая: – Ну, раз так, то дерзай. Спешно избавляюсь от надоевших трусов: стаскиваю рукой и путаюсь в них ногами, психуя. Откинув их, поднимаю голову, отчего-то боясь увидеть уснувшего Егора – но тот не спит, лишь внимательно смотрит на меня. Затем, скользнув рукой за затылок, проводит большим пальцем по скуле с какой-то… нежностью? Заметив мой взгляд – растерянный – приподнимает моё лицо и сочно целует, привлекая к себе. Ладонью обхватываю наши члены, ещё сильнее прижимая их друг другу: не отстраняясь, любовник сладко выдыхает мне в рот. Закидываю ногу на его бедро: жмусь теснее к слегка вспотевшему телу. Свободная рука Егора присоединяется к моей, образуя плотное кольцо, в которое мы оба несинхронно толкаемся. Чужие пальцы переплетаются с моими, и я, как придурок, в такой момент как-то сентиментально рад этой мелочи. – Егор… Я уже… – Да… – хрипит он. – Я то… Договорить ему не даёт стон – общий. Тёплая вязкая сперма стекает по пальцам; мажет живот. Егор выпускает члены из руки, проводит ею по головкам и слизывает густую белую жидкость, чуть обмазав губы. – Хочешь? – спрашивает и, не дожидаясь ответа, целует. Язык – горячий, горький – проходится по зубам и сплетается с моим. Придвигаюсь ближе и аккуратно провожу кончиком по нёбу: мужчина ласково гладит меня по волосам и отстраняется. – Теперь придётся менять бельё. – Нестрашно. – Хорошо, – Егор закрывает глаза, обнимая меня. Утыкаюсь носом в его шею и засыпаю.***
Егор спит беспокойно – ворочается, хватает меня и прижимает к себе ближе, что-то невнятно полушепчет и периодически дёргает ногой. Толкается – иногда, – сминает покрывало и громко дышит через нос. Я проснулся давно: лежу рядом уже с час, наверное. Несмело глажу взмокшую спину, когда мужчина более-менее утихомиривается. Он всё ещё что-то бормочет – совершенно несвязное, и я даже не пытаюсь вслушиваться. Вечер плавно опускается на город – кляксы теней на стене стекаются в одно большое чёрное полотно, сгорбившиеся под ветром деревья обнажёнными ветками царапают помутневшие стёкла, скрипя в унисон завываниям улицы; редкий дождь тарабанит по карнизам. Поворачиваю голову и внимательно вглядываюсь в пейзаж за окном: серое небо клочками проступает сквозь тучи – крупные, пушистые, мрачные. Отношения с Егором напоминают мне то же самое: абсолютно противоположное сексу – туманное, неясное, пасмурное. Не приносящее радости, кроме как от физической близости. Опять, блин, думаю об этом… В кассе недостача, смены расставили по-идиотски, абсолютно неудобно, отдохнуть некогда – а всё, о чём могу размышлять я, так это о своей заглохшей личной жизни, которой, по сути, нет. А если всё же углубиться в это?.. Что у нас за отношения? Идеальный вариант – спросить Егора, но... – Давно проснулся? Качаю головой, насколько это возможно. – Извини… разбудил? – Нет. Скорее… наоборот, – загадочно роняет Егор. Непонимающе смотрю на мужчину, а потом до меня доходит, что всё это время моя рука покоилась на спине любовника. Но сейчас она почему-то сползла на поясницу, словно недвусмысленно намекая на секс. Блядь… Я не хотел. Егор зевает, тянется к телефону и хмурится, когда дисплей загорается. – Мне пора, – хмуро говорит он. – Поздно уже. – Чай будешь? – без особой надежды спрашиваю я, но в ответ мне прилетает внезапное: – Давай.***
– Хороший, – резюмирует Егор, отпив пару глотков. – Не думал, что ты такой гурман чаёв. – Ожидал что-нибудь дешёвое и абсолютно непригодное для питья? – смеюсь я и, получив утвердительный кивок от мужчины, поясняю: – Это не я. Это Артём. Мне всё равно, чем будет пахнуть окрашенная водичка. Егор улыбается. – Зря ты так. Вкусный чай и пить приятнее. Кофе, кстати, тоже, – добавляет он в конце. Веду плечами, мол, тебе виднее. На кухне снова воцаряется тишина, но не такая, как несколько часов назад: не гнетущая. Молча жую круассан, наблюдая за тем, как осторожно пьёт мужчина: предварительно дует на кипяток, неспешно подносит смешную артёмовскую кружку к губам, делает глоток, жмурясь, чуть приоткрывает рот и выдыхает. Я же хлебаю свой разбавленный молоком чай, который с натяжкой можно назвать тёплым. Да и вообще, не уверен, что это именно чай с молоком, а не наоборот… – Спасибо, – Егор поднимается из-за стола. – Я одеваться. – Угу, – бурчу я, дожёвывая. – Я щас. В спальню захожу, когда Егор уже собран: стоит у открытого окна, курит, стряхивая пепел на подоконник. Приближаюсь к нему, обнимаю со спины и, зарывшись носом в мягкие волосы на затылке, неожиданно для себя спрашиваю: – Ты в порядке? Мужчина вздрагивает, но не поворачивается; а я корю себя за длинный язык. Егор накрывает ладонью мои руки, выдыхает ароматный дым из лёгких и говорит: – Всё хорошо. Спасибо. Мы стоим так недолго, но мне кажется, что это мгновение длится целую вечность. Мягко высвободившись из объятий, мой любовник закрывает окно и разворачивается: – Мне пора. Уже в коридоре, обувшись, он подзывает меня к себе и, дождавшись, пока я подойду, целует в висок. Натягивает перчатки и выходит, не попрощавшись. Поворачиваю в замочной скважине ключ и утыкаюсь в дверь лбом. Ничего не понимаю. POV Игорь. Курю. Затягиваюсь и выпускаю из лёгких дым – сладковато-кислый, с приторным ароматом вишни. Ругал Артёма с утра за забывчивость, а сам-то не лучше: из всех вещей забыл самое главное – сигареты. Вот и приходится довольствоваться этим: сигареты оказались только у этой прилипалы Марины, под стать её карамельным духам – слишком сладкие. Неприятные. Лучше уж ничего не курить, чем курить их – но кто знал? Не выкидывать же, в конце концов. В местной столовой – хотя, это больше похоже на буфет – тоже ничего нормального не нашлось, только всякие бонды с бумагой вместо табака. За такое говно даже деньги отдавать жалко – проще отжать какой-нибудь листок у нерадивого первокурсника, поджечь и «наслаждаться» – и эффект тот же, и платить не надо. Стою на решётчатой площадке уличной лестницы с парой организаторов – внизу около костра куролесят студенты, и Димка с ними: горланят древнюю песню «Руки вверх», жгут носки якобы по старой студсоветческой традиции, передающейся из поколения в поколение; более адекватные, в число которых входит и посмеивающийся над этим балаганом Артём, нанизывают куски сочного мяса на шампуры, негромко переговариваются между собой и обмениваются многозначительными ухмылками. – Иго-о-орь, давай к нам! – орёт Дима, на что я многозначительно показываю ему фак. Пошёл на хуй со своим детским садом. Ошивающаяся рядом Марина о чём-то его спрашивает, кривит рот и поднимает на меня голову. Притворяюсь, что не вижу, и отвожу взгляд в сторону. Боковым зрением замечаю, как она машет рукой, недовольно топает ножкой и намыливается сюда. Бля. Только тебя тут не хватало. Девчонка прилетает ко мне довольно шустро, встаёт рядом и жмётся, оперируя тем, что места мало. Это правда, но липнуть ко мне совсем не обязательно. Ненавязчиво отстраняю её от себя – бесполезно: она хватает меня за руку, заглядывает в лицо и спрашивает: – Игорь, а чё ты тут стоишь? Пошли к нам, вместе веселее. – Не хочу, – отрезаю я, тушу окурок о металлические перила и выбрасываю его в темноту. Она хихикает и не думает отлипать; напротив, начинает гладить своей хрупкой ладошкой, – которую я с лёгкостью, блядь, сломаю, – рукав моей куртки и продолжает свой допрос: – Ещё курить не хочешь? У меня есть. – Нет, спасибо. Дерьмо редкостное, если честно. О, обижается: надувает губы, вздыхает, но не отпускает. Уже вижу, как она нафантазировала себе нашу совместную жизнь на три года вперёд: с соплями, слюнями и моим признанием, которого она покорно ждала, храня свою любовь эти долгие месяцы. Сплёвываю от отвращения. Марина снова начинает трепаться – ей-богу, Димон в юбке. Слушаю вполуха, наблюдая за тем, как рвутся наружу языки пламени, прорезая темноту и освещая лица с дебильными улыбочками, что крутятся вокруг костра. – Игорь, – настойчиво дёргает девушка за рукав. – Ответь. – На что? – без особого интереса отзываюсь я, переводя взгляд на полудурка в синей шапке. – Ну, что ты думаешь? – По поводу? Синяя шапка толкает какого-то бугая в мокрую листву и сама падает следом благодаря смешной девчонке, Лизе, которая своим смехом невольно заражает и меня. Полудурок встаёт, отряхивается и протягивает руку развалившемуся шкафу. Тот хватается, но зря: в последний момент пальцы разжимаются, и он снова падает. Забавно. – Это не смешно, блин! – Марина отпускает меня, разворачивается и сбегает вниз по ступенькам. Пожимаю плечами: бегать я за тобой не собираюсь. Поворачиваюсь к стоящим сзади и спрашиваю: – Когда уже в корпус можно? – Когда перестанешь маленьких девочек обижать, – гогочет один из них. – Чё, не отлипает? – Ага, – безразлично отвечаю ему, на что тот понимающе качает головой: – Неудивительно, на таких, как мы, часто клюёт такая мелочь. Ну, на один раз-то можно… ай! Парочка по ходу – рядом стоящая девушка многозначительно пинает в ботинок парнишку, как только тот роняет неосторожные слова о сексе с нерадивыми первокурсницами. – Больно же, блин, Насть! – морщится он, но быстро отходит и тянет ладонь. – Кстати, я Рома. – Игорь, – отвечаю на рукопожатие, а ребята смеются. Настя произносит: – Мы уже поняли. Марина столько раз твоё имя назвала в вашем разговоре… – Точнее, своём монологе, – перебивает девушку Рома, и они снова разражаются смехом. Натянуто улыбаюсь в ответ – мне вот что-то ни хуя не весело. – Короче, мы запомнили, – заканчивает девушка. – Моё имя ты уже слышал. – Угу, – киваю я. – В корпус сильно хочешь, да? – ухмыляется парень. Снова киваю. – Пошли тогда с нами, – предлагает Настя. – Помогать будешь. – Ладно, – соглашаюсь, жалея, что покурить ещё раз перед заходом в корпус не получится.***
Даже не знаю, что лучше – наблюдать за пляшущими вокруг костра придурками или таскать аппаратуру с Ромой, которого смешит каждый, блядь, шорох. – Вроде последняя, – говорит он, когда мы ставим колонку на пол. – Окей, – делаю вид, словно мне насрать, хотя в глубине души дико этому рад: устал таскать это говно на протяжении часа. – Остальные всё ещё там? – спрашиваю, намекая на улицу. – Ага, скоро пойдут обратно. Будете смотреть на номера, которые мы вам подготовили. – А без этого никак? – морщу лицо, присаживаясь на притащенную колонку. – Ну, мы же на вас смотрели. А мы просили? Мысленно даблфейспалмюсь, вспоминая наш позор. Мне удалось подмазаться к диджею и непосредственно в этой вакханалии участия не принимать, но тем не менее эта ебучая сценка была просто отстойной. И у другой команды, собственно, не лучше. Когда объявляли результаты, я свинтил в туман – пошёл в буфет покупать сигареты. Ожидал, что отдам на пару сотен больше, чем обычно, за пачку любимого «Собрания», но ассортимент там подкачал – из самого приличного оказались только… да ничего там приличного не оказалось. Потом вернулся: Марина бросилась мне на шею, пока Дима сверлил меня взглядом – хотел показаться безразличным, но не получилось. В итоге он жалко стоял, как забитый омеган, с вопрошающей надеждой смотря на нас. Девчонку я от себя отлепил почти сразу, намекнув, что мы не друзья, чтобы так обниматься. Подошёл к другу, сочувственно похлопал его по плечу и вышел на площадку, где уже стояли эти – Настя и Рома. – А ты чё, принципиальный типа? Или не в твоём вкусе? – прицепился ко мне последний. – Не в моём, – подтверждаю я. – На такую не встанет. – А на какую встанет? Да хули ты пристал? На крашеную блондинку с ебанутым характером, подтянутым телом и членом между ног, сука, встанет. Вздыхаю и отвечаю: – Таких тут нет. – Ой, да ладно, – толкает меня в плечо этот придурок. – Не стесняйся, все свои. Рыжие не нравятся? Мне тоже. – Ага, не нравятся, – поддакиваю, лишь бы отвязался. Почему я не могу просто спокойно посидеть, чтобы никто ко мне не цеплялся? – Я вот брюнеток люблю, как Настюха, – продолжает Рома. – Чтоб с длинными волосами, ногами и небольшими сиськами. Ну, не совсем нулёвки, конечно, но трёшка – это максимум, дальше уже обвисшие дойки какие-то идут, если не накачанные, конечно. А я вот никого не люблю. Ни брюнеток, ни блондинок, ни с сиськами, ни без. Мне откровенно насрать, какого цвета будут волосы у Артёма, пусть хоть в розовый бахнется, плевать. Как там… любовь зла?.. Пиздец. Размышляя уже в который раз, не могу понять, какого чёрта из всех парней, что встречались на моём пути, я влюбился именно в этого – крикливого, заносчивого, абсолютно невыносимого. И бегающим собачкой за этим смазливым Демьяном. Которому вообще плевать на чувства мелкого долбодятела. – …щупать неприятно, как накачанную жопу, знаешь. Сморится круто, но когда трогать начинаешь – говно какое-то ненастоящее. Безучастно угукаю, смотря в стену, мимо собеседника. Тот не замечает и продолжает изливать мне, какие девушки ему по душе. Да кого это, блядь, ебёт? Внезапно зал оживает – наполняется гулом голосов студентов, аппетитным запахом шашлыка, костра и улицы. Не желая идти к остальным студентам, усаживаюсь возле диджея – Кирилла; тот и не против компании. Рома было уплетается за мной, но его за шкварник хватает Настя и оттаскивает в сторону студсоветовской толпы. К нам подходит Артём: переговаривается о чём-то с диджеем, кивая и записывая что-то в листок. Оставляет его перед Кирюхой, а сам долго смотрит на меня, словно выжидающе. – Чё? – не выдерживаю я этого взгляда. – Ничё, – бросает он и сваливает. Кирилл хмыкает. – Обычно он тут сидит просто, а тут его место заняли, – объясняет он. Ебучий Шелдон, блядь. Ну, хоть не устроил истерику а-ля «Это моё место!». И на том спасибо.***
Ладно, признаю: это было немногим лучше нашего говна. Я даже пару раз улыбнулся; в частности, наблюдая за тем, как угорает Рома со своих же слов. Не уверен, что это было в сценарии, но зал от души ржал над красным, мелко хихикающим через каждое предложение парнем. Артём отсиживался за столом с этим чуваком, что ехал с нами в автобусе – так и не запомнил его имени. Его прилипала-Лёша тусил со студентами: сидел около Маринки, что-то ей втирал и вызывал явное неудовольствие не только у неё самой, но и у Димки. Последний вроде даже попытался что-то предъявить, но рыжая быстро его осадила и поставила на место, мол, не лезь, куда не просят. Я же удобно устроился около Кирюхи: ему этот цирк тоже особо смешным не казался, а потому мы быстро нашли общий язык. Хоть что-то приятное за весь день. А то я начинал было жалеть, о том, что приехал сюда. Сейчас организаторы притаранили в зал алкашку – разливают по стаканам пиво в преддверии дискотеки и ставят их на столы в углу зала. Перваков отправили готовиться – переодеваться там, всё такое. Я же болтаю ногами, сидя на неработающей колонке – её сразу забыли подключить, и пока что некому было этим заняться. Кирилл попросил меня, но я чётко дал понять, что ебал эту путаницу с проводами в рот. – Давай, слезай, – недовольно ворчит подошедший Артём. – Я подключать колонку буду. – Помочь? Парень красноречиво на меня смотрит, и я покорно спрыгиваю. – Не, серьёзно. Если нужно, могу помочь. – Хорошо, – внезапно соглашается парень. – Помоги: съебись с глаз моих и не мельтеши. Вот же говнюк противный, а! – А куда съебаться? – не отстаю я. – На улицу можно? – Можно, – кивает Артём. – Только по территории корпуса, в лес не ходи, – обеспокоенно добавляет он. – Поторчи там на лестнице, ну, во дворе ещё, как вариант. – Ладно, – уже без издёвок отвечаю я. – Как скажешь. На пути к выходу меня перехватывает Рома: – Чё, курить пошёл? Давай вместе, – навязывается он. – Пошли, – бурчу я. – Сиги-то есть? А то я свои забыл. – Есть, конечно, – хлопает меня по спине парень и выуживает из кармана бордовую пачку «Сенатора». Вроде, тоже хорошие. Вот и проверим. Улица встречает нас моросящим дождём, порывистым ветром и резким запахом хвои из леса. На пожарную лестницу с зала Рома идти не захотел – пришлось шлёпать к парадному выходу. И теперь, стоя на деревянных ступенях, скрипящих от каждого шага, я не могу сообразить, где же было бы лучше. – На, – протягивает парень мне раскрытую пачку и зажигалку. Достаю сигарету и уже чувствую этот вишнёвый запах – блядь, вы смеётесь, что ли? Зажимаю её губами и, прикрыв зажигалку от ветра ладонью, пытаюсь поджечь. Получается далеко не сразу. – Чё, получше того говна, что ты курил на площадке? – интересуется Рома, выдыхая густой дым наряду с тёплым паром изо рта. Получше. Это не сраная пародия на нормальные сигареты с ароматизатором. Это действительно нормальные сигареты с вишнёвым вкусом. Но почему этой вишни больше, чем табака? – Ага, – отвечаю я и затягиваюсь. – Если бы только не этот ебучий привкус, цены им не было. – Мне тоже, бро, не по душе, – ведёт плечами он, скукоживаясь от холода и не замечая, как меня передёрнуло от «бро». – Но это Настюхины, мои уже все скурили за день, – усмехается он. – Тоже «Сенатор»? – зачем-то спрашиваю я. – Ага. Только нормальные, без всяких этих бабских примочек. Дальше мы курим в относительной тишине. Редкие, но некогда густые деревья сутулятся под грузом резких порывов, склоняясь кронами к окнам третьего этажа, где располагаются спальни. И если высунуть из комнаты руку, то вполне реально ухватиться за облысевшую – или не совсем – веточку. Надо будет попробовать, как вернусь. – Да, блин, я на улице, – злится Рома, зажав телефон плечом. – Да, бля… Да Насть. Да ща… Да не еби ты мозг! – не сдерживается он. – Ща! – Всё нормально? – хмыкаю я. Рома отмалчивается: раздражённо цыкает, бросает под ноги сигарету, не докурив, торопливо топчет её ботинком и заходит в корпус, громко хлопнув дверью. Облокачиваюсь на влажные перила – в ответ те жалобно стонут. Руки уже начинают замерзать, но обратно в душный муравейник идти совсем не хочется. Зато хочется обнять худощавого придурка, зарыться носом в крашеную шевелюру и стоять так под тщедушным дождичком. Как последний влюблённый школьник с недотрахом, блядь. Когда меня уже отпустит, а? Заебало. Вздыхаю и тушу окурок об осыревшее дерево перил. Целюсь в урну и даже попадаю, чему грустно усмехаюсь: не там меня удача преследует. Мерно жужжит устало мигающий над крыльцом фонарь. Задираю голову – на свет уже давно не слетается всякая мошкоподобная мелочь; природа начинает засыпать. Винтер из коминг, блин. – А! Вот ты где! – доносится до меня девчачий визг. Оборачиваюсь и вижу Марину. Ну, здесь я, и что? Тебе-то какое дело? Что тебе вообще от меня, блядь, нужно? Язык это озвучить, конечно, не поворачивается. Хотя бы потому, что я знаю, какое ей дело и что ей нужно. Поэтому, не удостоив девушку ответом, снова устремляю свой взгляд в темноту леса. – И-и-и-игорь, – встаёт девчонка рядом. – Пошли танцевать, дискотека началась. – Женщина, я не танцую, – пытаюсь отшутиться я, на что Марина неумело кокетничает: – Я не женщина. Ну, пока что. – Марин. – А? Вздыхаю. Не люблю я такие моменты. Но если ты не дашь человеку понять сразу, то он, поддерживаемый ложными надеждами, будет прикипать к тебе всё сильнее и сильнее. Хотя, в некоторых случаях даже это не помогает. – Мне поебать. Девушка округляет глазища, которые мгновение назад строила, и поджимает губы. – Ты о чём? – хлопает она ресницами. – Обо всём. О дискотеке, о танцах, о том, женщина ты или нет. Честно. Не надо. Воцаряется тишина: Марина, всё ещё ничего не понимающая, неловко мнёт подол куртки, я по-прежнему неотрывно смотрю вперёд, на лес. – Я тебе не нравлюсь? – дрожащим голосом спрашивает она. – Не нравишься. – А как же… – начинает она, но осекается. – А друзьями мы быть можем же? Знаю я эту схему – быть к парню близко в качестве друга, пока это он не поймёт, что ты идеальная и единственная. Ой, блядь… – Не можем, – отрезаю я. – Я не ищу себе друзей. Не инересно. Ни новые друзья, ни ты в качестве друга. – Ну… внешность же… не главное… – неуверенно лепечет девушка, но я обрываю её: – Я не про внешность. Похер мне на неё. Мне не нравишься ты. Марина прячет лицо в ладонях, чуть поскуливая – ревёт. Ну, нет. Успокаивать я тебя не буду. Разворачиваюсь и ухожу в корпус, оставив плачущую девушку на улице.***
Зал в мгновение ока становится скоплением потных и пьяных тел. Морщу нос, проходя мимо, и натыкаюсь на захмелевшего Диму. – Ты Марину не видел? Цыкаю – непроизвольно. Как условный рефлекс на это имя. – На крыльце только что была, – бросаю я раздражённо. – Спасибо, – лыбится друг, хлопает меня по плечу и идёт дальше. Поднимаюсь по ступеням на третий этаж. В коридоре ни души – что, несомненно, меня радует. Захожу в комнату и почти сразу плюхаюсь на кровать. Дебилизм.***
– Игорь. Вставай давай, – просит меня мягкий голос. Открываю глаза и вижу перед собой уже знакомое Настино лицо. – Пойдём, – говорит она. – Зачем? – вполне резонно интересуюсь я, но девушка настойчиво повторяет: – Пошли-пошли. Послушно встаю и плетусь за ней. Та ведёт меня в зал – там по-прежнему душно, но тихо: студенты сидят кругом около свечей. У Ромы в руках огромный бокал – реально гулливерский какой-то – с тёмной жидкостью и плавающими там кубиками льда. Настя устраивается около Ромы и усаживает меня рядом с собой. – Итак, мои дорогие первокурсники и не только, – негромко говорит она. – Это заключительный этап нашего мероприятия. Теперь, когда вы официально посвящены, предлагаю вам всем высказаться по поводу этого дня. Ну, и обязательно выпить это чудесное студенческое зелье. Рома начнёт, а я, получается, закончу. Бокал шагает из рук в руки. – Ты где был? Мы тебя обыскались, – шепчут сбоку. Поворачиваю голову и вижу знакомую белобрысую макушку – со слипшимися от влаги прядями. – Особенно ты, – усмехаюсь я, намекая на состояние волос Артёма, и прежде чем он успевает что-то ответить, добавляю: – В комнате спал. – Понятно. – Даже придурком не назовёшь? – удивляюсь я. – Орлов. Становится аж не по себе от серьёзности его тона. – Мы за вас ответственность несём вообще-то. Я не знаю, что на это ответить. Как-то… не до шуток совсем. Не тот случай. Бокал наконец попадает к нему в руки. – Я знаю тут почти всех, но было приятно увидеть вас с другой стороны, которая в обычных условиях не проявляется. Это здорово – узнавать грани личности, о которых ты не подозревал… Он говорит обо всех, а я не могу избавиться от чувства, что эти слова адресованы только мне. Трясу головой. Игорь, ну же. Вернись в реальность. Артём протягивает мне бокал – забираю это счастье великана из тёплых рук и собираюсь с мыслями. – Эм… – теряюсь я. – Прежде на таких мероприятиях мне бывать не приходилось, но теперь… об этом, наверное, жалею. Мои ожидания совсем не оправдались, и это хорошо: вместо скучного времяпрепровождения я получил массу положительных эмоций, что весьма здорово, – заканчиваю я свою лицемерную речь и делаю глоток – коньяк вперемешку с колой. Так и думал. Отдаю посудину Насте, а сам тупо пялюсь на мягкое пламя свечи. Оно неторопливо колеблется, вздрагивая от чужого неосторожного дыхания; расплавившийся воск становится прозрачным, обнажая белый фитилёк и внутренние стенки гильзы. Чужое мнение такое же – хрупкое. От каждого твоего вздоха зависит, каким оно будет. Переборщишь, резко дунешь – погаснет под гнётом, как у Димы-придурка напротив. Будешь ходить по краю, то контролируя себя, то нет – заколеблется. Изменится. Возьмёшь себя в руки – устаканится, выправится. Нет – замечется сильнее, обожжётся о накалённые бортики гильзы и растворится в расплавленном воске, оставив после себя дымящийся фитиль. Смотрю на Артёма. Сидит, улыбаясь, почти не дыша – пламя свечи рядом с ним стойко горит, ничем не движимое. Чутко следит за тем, чтобы не погасло. А передо мной свечи нет. Не досталась. – …сибо вам за этот прекрасный день. А теперь спать.***
До веток я так и не достал: ветер утихомирился, и деревья больше не склоняются к окнам. Зато где-то шароёбится Дима, что, впрочем, мне только на руку – я могу спокойно уснуть, не тревожимый ничем. Стягиваю с себя футболку и слышу какие-то невнятные крики за дверью. Высовываюсь из комнаты и перед глазами предстаёт полный эпик: мелкий Лёшка кидается – по-другому и не сказать – на охреневшего Диму. Не, я ничего не имею против небольшого роста, правда. Просто Дима – мощная дура, которая своим щелчком не то что этого задохлика вынесет, но и меня, наверное. А будучи под градусом… – Эй, разошлись! – рявкает выбежавший Артём. Парни даже не смотрят в его сторону. Лёша шипит на своего оппонента, что-то ему предъявляя, а тот, постепенно врубаясь, что происходит, разминает кулаки. Опасно. Недолго думая, выскакиваю следом за Артёмом. Тот уже приблизился – пытается достучаться до двух долбоящеров, но бесполезно. Блядь, да что ж я такой медленный? Дима замахивается: Артём с трудом его оттаскивает и получает в скулу вместо своего друга. – Аверинцев, сука! – хватаю эту дуру за грудки и встряхиваю. – Успокоился, бля! – Уйди, Игорь! – хрипит он – совсем выпал из реальности по ходу. Оборачиваюсь на Лёшу. – Хули стоишь? Зови пацанов, – гаркаю я. Лицо обжигает болью – чужой кулак проезжается прямо по губе. Сука, пиздец тебе. – Игорь?.. В ушах звенит – ни хуя не слышу. Вижу только охреневшего в край полудурка, которому очень хочется вставить пиздячих. – Охуел? – тихо спрашиваю впереди стоящего Диму и кожей чувствую этот чуть ли не животный страх – понял, чё нахуевертил, урод? Тебе же хуже. Отвожу плечо в сторону, сгибаю руку в локте и, как в замедленной съёмке, с размаху ударяю его в челюсть – тот пошатывается, натыкается спиной на стену, но всё ещё стоит. Бью ещё раз – быстро, чтобы не успел опомниться. Хватаю за потную футболку, притягиваю к себе и рычу: – Пизда тебе. Этот тормоз, до сих пор не понявший, что силы у него больше, чем у нас троих вместе взятых, пятится назад и сразу же получает от меня в солнечное сплетение – охает, приваливается к стене, сползает и судорожно пытается вздохнуть. Ну сейчас, падла, я на тебе оторвусь… – Игорь! От Димы меня оттаскивает какой-то самоубийца – поворачиваюсь, чтобы зарядить ему, но вместо этого мне в лицо выплёскивают стакан холодной воды. – Успокойся сам, блядь! Проморгавшись, медленно фокусирую зрение и вижу перед собой Артёма. – Пошли! – шипит он, тянет меня за руку и ведёт через собравшуюся толпу зевак.***
– Тц, больно! – Терпи. Лиза обрабатывает скулу Артёма, пока я молча отсиживаюсь на кровати. Блядь, я и не думал, что у меня снесёт крышу до такой степени из-за простого удара – последний раз дрался лет семь назад, классе в девятом, когда был безголовым пиздюком. Вырос, а безголовым так и остался. – И что теперь будет? – хрипло спрашиваю я, когда девушка заканчивает свои нехитрые манипуляции. – Ничего не будет, – хмуро отвечает Артём, поднимаясь. – Пойдём, поболтаем. – Артём… – начинает было Лиза, но парень её игнорирует и подходит ко мне. Предчувствуя разговор в стиле воспитательной беседы, поднимаюсь и выхожу следом за ним. – Коньяк пить будешь? – спрашивает меня он, как только мы оказываемся за пределами комнаты. – Чё? – недоумеваю я, глядя на шагающую впереди макушку. – Хуй через плечо, – сквозь зубы бросает он. – Пить будешь? – Буду, – совсем теряюсь я. В зал мы заходим молча. Артём притаскивает бутылку – уже начатую, – усаживается прямо на полу, облокачивается на колонку и делает глоток. Всё ещё охуевающий с этого приступа благосклонности, устраиваюсь рядом. Я решительно не въезжаю в происходящее: что за, простите, поебота? С чего вдруг эта постоянно ехидничающая морда протягивает своеобразную, но руку помощи? И слова эти про ответственность на свечке... Я наблюдаю за Артёмом три года, но от моего внимания ускользнул момент его взросления. Нет, правда, мне всегда казалось, что он, подобно истинному инфантилу, таит свою обиду с первого курса, не считая меня достойным своего общества. Впрочем… Не успел перепоступить, а проблемы уже наметились, просто замечательно. Выхожу из деканата злющий – ну почему эти руки такие длиннющие-то, ёб твою мать? Натыкаюсь на Мишу. – Ты чего там забыл? – кивает он на тяжёлую деревянную дверь. – Заявление об отчислении по ходу, – мрачно выплёвываю я, поправляя рюкзак. – Он и сюда добрался. – И чего ему неймётся? – А то ты не знаешь… Ладно, пошли на пару. Друг не отвечает, внимательно всматриваясь в объявление на стене около обители зла – деканата. – Миш? – А если я попробую устроиться? – В этот гадюшник, что ли? – подхожу я ближе. – На кой? – Ну как… сарафанное радио, слышал? Раздражённо цыкаю. – И с чего бы им брать первокурсника на работу? К тому же и с очного отделения? – Обижаешь, – хмыкает он. – Я колледж окончил вообще-то. Да и сам посуди: кто, как не студент, согласится работать за такие копейки? – Предположим. Тогда почему именно ты? – Ну… у меня преимущество перед другими из-за уже имеющегося образования. Присяду на уши, скажу, что материальное положение сложное, опыт работы есть, а половину начальных дисциплин все равно знаю. – И отправят тебя на третий курс сразу, ага. – Не отправят. Профили не совпадают. А общие дисциплины – они и в Африке общие дисциплины. – Ага. Долго мы тут ещё торчать будем? – Нет. Я пойду узнаю, короче. – Так объявление только вывесили же, не гони, – фыркаю я, но парень лишь похлопывает меня по плечу и хитро улыбается: – Зачем время терять? Проводив взглядом Мишу, направляюсь в аудиторию и врезаюсь в какого-то пацана. – Смотри, куда прёшь! – вскрикивает он, а я подзависаю, осматривая его с ног до головы. Красивый. Нелепый, растрёпанный и красивый. Ни брови, нахмуренные, ни лохматые тёмные волосы, ни бледноватые сжатые губы; ни ломаные ногти на мелко подрагивающих пальцах, ни чуть опущенные плечи, ни смешно выглядывающая из горловины свитера шея; ни приятный ясный голос, ещё немного мальчишеский, ни светлая персиковая кожа и уж точно ни глаза, отдающие синевой, взгляд которых – решительный – устремлён прямо на меня. Ни в отдельности, ни в совокупности. Не нравятся. Тогда почему таким красивым мне кажется он? Игорь, ну нет. Даже не думай. Только не снова. Не наступай на те же грабли. – Что застыл-то? – Ну, прости, – усмехаюсь я. – Не привык смотреть под ноги и замечать каждую букашку. – О, головастик! – восклицают сзади меня. Поворачиваю голову – этот придурок Дима со своей компанией опять прицепился ко мне. – Как дела, Артёмка? – с издёвкой продолжает он. – Отвали, – огрызается тот и пытается пройти, но какой-то баран не даёт ему этого сделать. Детский сад. – Заебали, – вспыливаю я, сбрасываю с себя Димину руку, фамильярно развалившуюся на моих плечах, и, толкнув Артёма – не специально, – отхожу от придурков подальше. Кто ж знал, что с этого всё начнётся? Впрочем, получается, что инфантил из нас двоих как раз таки я, ибо наивно полагал, что Артём на самом деле будет хранить свои детские обиды, отметая любые – даже необходимые – взаимодействия с моей персоной. Что не отменяет его неприязни к ней же. К сожалению. Парень, вытирая ладонью рот, протягивает коньяк мне и поясняет: – Одноразовая акция. Исключительно из благодарности. – Благодарности? – давлюсь я от неожиданного заявления. – Ну, Орлов, уж лучше ты его, чем он нас всех, верно? – Ну, да, – киваю, касаюсь губами горлышка и еле слышно добавляю: – Наверное.