***
– Д-да оставайся, чё т-ты, – прошу я, дёргая край серой толстовки. Орлов хмурится – набирает Мишин номер и пытается расцепить мои пальцы. – Да-да? – механическим голосом откликается трубка. Игорь перехватывает моё запястье и, приложив к уху телефон, чуть заплетающимся языком говорит: – Т-ты в общаге? Динамик невнятно бормочет в ответ – пока я разглядываю руку, крепко удерживающую мою. Покрасневшая – Игорь только что курил в окно – с выпирающими суставами и отчётливым запахом табака, впитавшимся в шероховатую кожу. – А к-когда будешь? Хватка слегка ослабевает – большой палец поглаживает бугорки ладони; чуть поворачиваю запястье, чтобы продолжить рассматривать. Вена вздулась – синяя, чуть уходящая вбок и коварно прячущаяся в рукаве толстовки. – Да я боюсь, что не успею, даже если сейчас выйду, – цыкает Орлов. – Тебя точно сегодня не будет? Снедаемый пьяным любопытством – ибо кого трезвого заинтересует подобное? – закатываю тёмную ткань и заглядываюсь на жилистую руку. Сильная… Не мощная, но крепкая – примерно как у Демьяна. Разве что не такая волосатая, мысленно хихикаю про себя. А в целом… приятная. И, может даже красивая. Если такое слово вообще применимо. Вожу пальцами по его коже – отзывается мурашками: мелкими, почти сразу исчезающими. Игорь зажимает телефон между ухом и плечом и накрывает мою руку ладонью. – Угу… Я позвоню Славе тогда, ага… Давай. Раздаются короткие гудки – Орлов отпускает меня и мрачно замечает: – Я не Демьян. Не путай. – Вас-то перепутаешь… Просто мне стало интересно, куда твоя вена дальше идёт, – бормочу я, и только потом понимаю, какую ахинею сморозил. Игорь смеряет меня выразительным взглядом: кривит в улыбке рот и тихо смеётся. На лицо методично наползает краска, пока он ласково говорит: – Ох, блин, Колесниченко, ну и дурак же… Укладываю ему на плечо голову и снова прошу – почти жалобно: – Игорь… ну оставайся?.. Парень вздыхает и подпирает щёку ладонью: – Сосед-то твой не против? Мотаю головой – уверен, что Демьяну всё равно – о чём и сообщаю: – Не против. Он, может, даже не придёт ночевать. А если придёт, то не заметит. А если заметит, то ему побоку вообще. Орлов долго думает – пялится в стену напротив и затем говорит: – Ладно. От простого слова беспокойство проходит – на лице расплывается умиротворённая улыбка, руки едва сжимают пальцами воздух. Игорь негромко дышит – размеренно, горячо, – пока не спрашивает: – А спать мне где? На полу? – Можешь со мной, – хихикаю. – Не впервой. Орлов хмыкает, а я продолжаю: – Можно, конечно, на диване, но он угловой и там неудобно… На полу – ну фиг знает, у нас с окон дует сильно, сам заметил, наверное… – Ты ещё в общаге не был – вот там дует так дует… – прерывают меня. – Это другое, – отмахиваюсь от его слов, – и вообще, не перебивай… Так вот, я могу спросить Демьяна, вернётся ли он, может, тогда на его кровати… Но он на работе чаще не отвечает – так что придётся ждать окончания смены. – Тц… Забей, Артём, – встаёт Игорь. – Давай начистоту: едва ли после посвята сон на одной кровати нам прям-таки страшен. Воодушевлённо киваю, упорно игнорируя то, с каким страдальческим лицом это было сказано.***
– Я н-не хочу смотреть «Америк-канский пирог», я его смотрел уже р-раз двадцать… – Тогда выбирай сам, – сдаётся Игорь. – Тебе не угодишь. – Не-е-ет, – тяну я. – Ты же гость, так что выбирать тебе. – Даже если это приносит мне неудовольствие? Смеюсь – ну что ты, Орлов, совсем не как Орлов? Толкаю его в бок и отвечаю: – Т-тем более, если это приносит неудовольствие. Т-так что давай-давай, ищи… – Лишняя головная боль, – цыкает он, листая дальше. Хмыкаю и замечаю – шепча на ухо: – У меня перед глазами отличный пример. Замирает – от кончика пальца на тачпаде до нервного дыхания; лишь кадык едва дёргается, когда с губ срывается негромкое: – Хуёвый. Пример для подражания. Кусаю губу – атмосфера тяжелеет, и от внезапного гнёта хочется избавиться. Пальцы подползают к боку Игоря – и не успевают защекотать, как тот – не отрываясь от экрана – отрезает: – Положи руки себе на колени и не дёргайся, будь хорошим мальчиком, ладно? – Не буду, – хихикаю натянуто. – Колесниченко. – Орлов выразительно смотрит на меня. – Сиди смирно. Не знаю, отчего так хочется ему подчиниться – то ли от каких-то отчаянных ноток в голосе, явно намекающих, что он не в состоянии веселиться, то ли от растянутых в болезненной улыбке губ – но тем не менее упрямо продолжаю щекотать – наперекор себе в том числе. Он снова раздражается – вздыхает нервно, перехватывает запястье. Я пьян, но не настолько, чтобы не понять, – но настолько, чтобы хотеть обратить на себя внимание. Его внимание. Поэтому тянусь свободной рукой – лениво, чтобы дать себя остановить. Напряжение сковывает плечи – ноутбук погас, и в полутьме комнаты силуэт размывается, сливается с синими тенями на стенах. Мне становится страшно: подаюсь вперёд, и по грохоту упавшего макбука понимаю, что никуда Игорь не делся – а у меня от алкоголя совсем помутнел рассудок. «Он здесь», – спокойно подсказывает сознание, и теперь стыдно – благо, в темноте красок не видно. – Колесниченко, я тебя по-хорошему предупреждаю: не вздумай, – неуверенно угрожает Орлов – и так же неуверенно смеюсь я. Выдёргиваю руку и напираю сверху – роняю Игоря на спину, нависаю сверху. Пальцами слабо щекочу – или пытаюсь щекотать – его бок; ровно до тихого: – Не надо. – Что, боишься? – неубедительно ехидничаю я. – Ага… Очень. Не успеваю насладиться вкусом сомнительной победы, как запястье отпускают – чужая ладонь упирается в плечо и вдавливает в кровать. В растерянности пытаюсь отпихнуть от себя чужое тело, но не выходит – теперь на спине я, а Игорь разминает руки. Мотаю головой, не в силах связать слова, но кто ко мне будет прислушиваться? Игорь устраивается на моих ногах – ёрзает, чтобы было поудобнее, бурчит что-то про острые коленки. Затем подносит пальцы к талии – и тычет сквозь лёгкую ткань футболки. Уязвимое место – кряхчу и извиваюсь; на глазах выступают слёзы и умоляю срывающимся голосом: – Пусти-и-и!.. Переворачиваюсь, когда Орлов чуть приподнимается – тру лицо и локтями прикрываю живот: – Нет, серьёзно… Хват-тит… Игорь склоняется – почти касается носом моего уха: – Хорошо. – Спасибо, – полушепчу и замираю, расслабленный. Орлов, отпустив меня, ложится рядом на спину – оттягивает за ворот толстовку. – Жарко? – спрашиваю я, виском касаясь его плеча. – С тобой тяжело… не упариться, – усмехаются в ответ. – Я сниму? – Конечно, – бормочу лениво – устал, вдоволь побесившись. Игорь садится на кровати – стаскивает с себя толстовку и вешает её на спинку кровати. – Нормально, если она там повисит? Киваю неохотно и на всякий случай машу рукой – мол, всё в порядке. Орлов ложится обратно – и я чувствую, как пышет от него жаром, даже через футболку. Ей-богу, реально же мутант какой-то чересчур теплокровный… – Что смотреть будем? – нарушает тишину Игорь. – Так и не выбрали же. Простонав, поджимаю ноги к груди: – Что угодно, лишь бы лежать и не шевелиться больше. – «Американский пирог»? – предлагает он, явно издеваясь, но я не настроен больше играть – поэтому соглашаюсь: – Ага… давай его.***
Убаюканный фильмом, который знаю наизусть, засыпаю – и просыпаюсь только тогда, когда слух улавливает звук поворачивающегося в замке ключа. Вскакиваю с кровати – вылетаю в коридор аккурат к тому моменту, как Дем оказывается на пороге. – Привет, – выдыхаю я. Демьян чуть ведёт головой – стряхивает с волос снег и устало здоровается: – Привет… Разувается – чуть подвигает Орловские кроссовки и спрашивает: – У нас гости? – Да, я писал тебе… У меня друг ночевать остался. – Ясно… Могу уйти, если нужно, – пальцы Демьяна, расстёгивающие пальто, замирают у пуговицы. Качаю головой: – Не нужно. Дем возвращается к своему занятию – затем вешает пальто и говорит: – Ну, мне вы точно не помешаете, – улыбается, взъерошив мои волосы, и проходит на кухню. Я же шлёпаю в спальню – сажусь на кровати, всматриваюсь в уснувшего Орлова. Развалился на спине – спокойный, укрытый одеялом. Фонарь в окне апатично моргает – подсвечивает острое лицо; на подушке бело пятнится луна – расплывается за стеклом, почти скрытая облаками. Губы сухие – как у Демьяна – обкусанные. Едва сдерживаю любопытство – и вспоминаю их шероховатость с посвята, когда под мелкими каплями выполнял идиотское задание. Рука так и замирает над чужим лицом – и горячее дыхание резко опаляет её: – Хер ли ты не спишь, Колесниченко? – Хер ли ты фамильничаешь? – хмуро передразниваю я. – Двигайся. – Было с кого… брать пример, – сонно парируют в ответ, но покорно отползают. Ложусь к Орлову спиной, решив обойтись без одеяла – авось не замёрзну – и тут же мысленно смеюсь: мне кажется, или где-то я такое уже видел? Игорь напряжённо сопит: – Давай ближе. Одеяло не дотягивается. – Ничего, – зеваю. – Не замёрзну. Слышу громкий цык – и шебуршание. Только зажмуриваюсь, как меня накрывает тепло, а макушки касается горячее дыхание: – Я тебя знаю. Сначала заснёшь, потом замёрзнешь, а потом своими стучащими зубами перебудишь весь дом. Так что давай обойдёмся без этих трёх ступеней и сразу перейдём к стадии, где я тебя накрываю одеялом. – Может, это ритуал такой, чтобы кошмары не снились, например… – вяло ворочаю языком я. Игорь утыкается лбом мне в волосы и негромко отвечает: – Чтобы тебе ни приснилось, реальность страшнее. – И тебе сладких снов, оптимист хренов, – ворчу и практически сразу проваливаюсь в сон.***
Сухим теплом ладонь обжигает кожу – поглаживает по бедру подушечками пальцев, пока он мягко греет затылок своим дыханием. За одеялом поселился декабрь: просочился через окно, обосновался морозом на пыльных поверхностях, осел на ресницах. Жмурюсь – потому даже глаза открыть холодно – и жмусь к Демьяну. Парень сдавленно охает – и мягко целует чуть повыше шеи. Рука на бедре вздрагивает – сплетаюсь с ней пальцами и отвожу к паху. Парень ворочается – устраивается удобнее, чуть склоняется, дотрагивается кончиком носа хрящика уха. Сглатываю – поглощённый тихим шуршанием простыни – и судорожно выдыхаю, когда пальцы – чужие – смыкаются вокруг члена. – Мне кажется, – хрипят сбоку, – тебе что-то мешает. Может… снимешь? – А… Да, сейчас, – суетливо начинаю стягивать трусы – одной рукой не особо получается, но отпускать Демьяна не хочется – поэтому вожусь унизительно долго под ласковый смех – мягкий, не злобный; немного снисходительный. Дем высвобождается сам – не успеваю нацепить на себя разочарованную мину, как чувствую, что меня разворачивают. Одеяло задирается – холодом режет бок, но недолго – ибо поспешно прячусь в тепло, льня к горячему телу. Демьян обнимает меня – и шепчет на ухо: – Холодно? – Ага, – поднимаю голову, но вижу только тень от растрёпанной макушки. – Особенно без тебя. Дем улыбается – по крайней мере, мне кажется, что он улыбается – и легко цепляет мои губы своими. Не могу называть это поцелуем – скорее, акт какой-то… нежности, на который я отвечаю шумным вздохом. Затем наваливаюсь на парня – и довольно отмечаю, как рассеянный свет луны неровными от веток полосами ложится на его лицо. Пятки щекочет стылый воздух – но я, поглощённый терпкой близостью, этого не замечаю. Член наливается кровью – Демьян это замечает: – Тебе помочь? И не дождавшись даже кивка, обхватывает ладонью оба органа – уже затвердевших. Невольно морщусь и вцепляюсь в его плечи. В дымке ночи блестят лишь глаза – подёрнутые золотистой поволокой, непривычно яркие. Тянусь к губам – и уже касаясь подбородком выступившей щетины, слышу отчётливое: – Артём? Распахиваю глаза – Демьян сидит напротив, на корточках: сонный, видимо, только вставший. Скукоживаюсь от мысли, что мог натворить, сам того не ведая, пока спал – и расслабляюсь, когда сосед интересуется: – Чай будешь? – А… аг-га, – растерянно отвечаю я и поворачиваюсь, чтобы позвать Игоря, на что Дем смеётся: – Мы только тебя ждём. Тупо пялюсь на скомканную простынь и невольно провожу по ней рукой – уже остыла. Свешиваю ноги с кровати, встаю – потягиваюсь, хрустя костями, и шлёпаю в коридор. Игорь уже на кухне – отвлекается на меня и здоровается, чуть приподняв руку, пока Демьян наливает чай и негромко о чём-то говорит, повернувшись спиной. Чуть приваливаюсь к стене – голова с похмелья гудит, отчего щурюсь – и внимательно смотрю на парней. Оба голые – ну почти – и оба совсем разные: Демьян с его плавностью и Орлов, словно чётко очерченный по линейке. И при этом – оба – почти одинаково привлекательны. Игорь перехватывает мой взгляд – расплывается в ухмылке, чуть кивнув в сторону Дема, и подмигивает. Краснею – а парень продолжает: одними губами спрашивает «Это он тебе снился?» Показываю ему средний палец и скрываюсь в ванной, думая о том, что на нашей кухне сегодня слишком много красивых людей.***
– Вы уже познакомились, пока я спал? – усаживаюсь между Игорем и Демьяном; последний, улыбнувшись, внезапно сообщает: – Мы и раньше были знакомы. Резко поворачиваюсь к Орлову – тот, продолжая пить кофе, как ни в чём ни бывало, спрашивает: – Что? – Знакомы? – Знакомы. И что теперь? – Мог бы и сказать, – недовольный, откидываюсь на спинку дивана и отхлёбываю чай из кружки. Демьян мягко смеётся – так, как умеет только он – и обстановка сразу смягчается; Игорь пожимает плечами: – Ты не спрашивал. К тому же откуда мне было знать, что именно этот Демьян – твой сосед? Ты мне фотографий не показывал. – Но я же описывал… – начинаю я, но осекаюсь – как это вообще будет звучать? – Лохматый, вечно сонный и красивый? Так себе описание, Артём, – тем временем смеётся он. Пинаю его ногой под столом – отчаянно пунцовея: – Орлов… – Ладно, ладно, спокойно. Про красивого – это уже было от себя. Хотя, – он переводит взгляд на моего соседа и как-то резко мрачнеет, – я думаю, Демьян в курсе, что он нравится… людям. У меня отлегает от сердца – стыд плавится внизу живота. Потому что про красивого – это не от себя. Это от меня. Потому что именно так я и говорил, описывая Демьяна – когда Игорь неосторожно спросил о нём. Когда под конец я закатывал глаза от собственной зацикленности; когда отогревал руки о чужую шею и когда меня в очередной раз вытаскивали из болота фрустрации – подколами, холодным снегом за шиворотом и тяжёлым запахом сигарет. Демьян едва ли хмурится – едва ли улыбается и едва ли отвечает – негромко: – Тяжело быть барменом, если ты не нравишься людям. Орлов приподнимает бровь и миролюбиво соглашается: – Это точно. Комната замирает в молчании – привычном для нас с Демом, но гнетущем из-за присутствия Игоря. Без лишних слов возвращаюсь к чаю – Орлов не отводит взгляда от столешницы, отпивая кофе крупными глотками – словно хочет расправиться с ним поскорее. Демьян напротив – не торопится, чуть ли не смакуя – что совсем на него похоже. Уха касается тёплый воздух – мой сосед вздыхает и нарушает только начавшуюся тишину: – А вы все… Миша, Артём и ты, Игорь, – учитесь вместе? – Ну… почти, – говорит Орлов. – На одном потоке. – Ага, – подхватываю я. – Я с Мишей в одной группе, а Игорь – в параллельной. Дем глубокомысленно кивает и откидывается на спинку кресла: – Понятно. И давно… дружите? Слышу знакомое цыканье и, не дожидаясь ответной реплики от Орлова, начинаю: – Смотря с кем. С Мишей ещё с самого первого курса, а с Игорем… ну, относительно недавно. Дем усмехается – хитро смотрит на меня, словно спрашивает – а не тот ли это самый, с посвята. На всякий случай неопределённо веду плечами – сосед качает головой и с нескрываемым удовольствием откусывает круассан. Пока он полностью поглощён любимым лакомством, перевожу взгляд на Орлова – сидит, понурый. Легко касаюсь его руки и спрашиваю: – Всё нормально? – Да, вполне, – равнодушно бросает Игорь, поднимаясь. Я пойду… подожду тебя в спальне. Спасибо за завтрак. – Да не за что… – теряюсь от неожиданной реакции, пока он выходит в коридор и скрывается в соседней комнате. Дем склоняется ко мне: – Не нормально. Не хочешь сходить за ним? – Что я, мамочка – бегать за ним? – недовольно бормочу, но тем не менее поднимаюсь. – Скорее, папочка, – хмыкает сосед – закатываю глаза и направляюсь следом за Игорем.***
Стоит – распахнул окно и курит: ну хоть бы разрешения спросил! Впрочем, я вряд ли ответил ему несогласием – так что, скорее, это было бы потерей времени. Подхожу – кладу руку на спину и спрашиваю: – Ты чего? Орлов поворачивается – выпустив в морозный воздух струйку дыма – недоумённо поднимает бровь: – В смысле? – Ну… ушёл с кухни так внезапно. – Я допил. Что ещё нужно? Раздражаюсь – ну что за человек-то ты такой? – и предлагаю: – Посидеть с нами, например? Игорь прикрывает глаза – растягивает губы в улыбке и щёлкает меня по носу: – Зачем? – Ой, да иди ты, – сержусь я и отхожу к кровати – усаживаюсь на неё и складываю руки на груди. Орлов тушит окурок – выбрасывает в окно и тихо спрашивает: – Посидеть с вами… Это имеет какое-то значение? Провожу пальцем по губам в задумчивости, пытаясь отыскать ответ на вопрос. Конечно, в присутствии постороннего меланхоличная атмосфера завтрака с Демом рушится, но не могу сказать, что это хуже. Скорее, наоборот – разбавить новыми красками совместное чаепитие оказалось приятным занятием. Более того, мне важно чтобы они… ну, не подружились, а хотя бы… знали друг о друге. Чтобы видели – и не только моими глазами. И раз уж Игорь волей случая в курсе о моих чувствах к Демьяну – чтобы понимал, за что я его люблю. Только сообщать ему об этом… как признаться в собственной слабости. Поэтому фыркаю: – Нет. Просто это невежливо. С твоей стороны. Орлов приближается ко мне – сунув руки в карманы толстовки. Склоняется – окатывая сигаретным запахом, ещё не успевшим выветриться, и задаёт вопрос: – Тебя точно это волнует? – А тебя нет? – отвожу взгляд; Игорь плюхается рядом и заглядывает мне в лицо – нос начинает чесаться от терпкого аромата: – Нет. И Демьяна твоего ненаглядного – тоже. – Заткнись, – шикаю я, пихнув парня локтем под бок. Игорь напрягается – хватает меня за предплечье и сквозь сомкнутые зубы шипит: – Ещё раз – и я тебе её сломаю. Поаккуратнее будь. Я тебе не груша для битья. – Извини, – буркаю я, вырывая руку. – Это на автомате. Вижу твою рожу – и локти в пляс идут. Помнишь? Где бы ты ни был, ты знаешь – все танцуют локтями… – Угу, какие хиты своей школьной молодости ты ещё вспомнишь? – хмыкает Игорь, но заметно смягчается. Хихикаю и расслабляюсь – внимание отвлечено, а значит, дышать можно спокойно.***
Игорь чешет руку – царапает до бледных рыхлых полос, потирает пальцами. Обветренные – от постоянного курения на улице в холод и мороз: кожа шелушится рваными лоскутами и зудит как результат. Впрочем, Игорь даже не замечает – делает всё машинально, не отрываясь от просмотра фильма. Долго я этого выносить не в состоянии – поэтому, ненавязчиво взяв его за руку, любопытствую: – Орлов, ты чё кожу совсем запустил? Провожу пальцем – на ощупь ещё хуже, чем на вид: шершавая, с резко выступающими суставами; напоминает кору иссушенного дерева. Пока парень пытается сообразить, о чём я толкую, тянусь к тумбочке – нашариваю крем, откручиваю крышку и выдавливаю густую консистенцию ему на руку. – Мажь. Игорь, кажется, до сих пор не въехал – смотрит осоловело, медленно моргает и ничего не отвечает. Цыкаю и начинаю втирать крем сам – тщательно, слегка массируя огрубелую кожу. Придерживаю ладонь большим пальцем – с внутренней стороны не такая обветренная, почти мягкая. Поднимаю голову – Орлов не отрывает от меня очумевшего взгляда, и внезапно промелькивает мысль о том, что это как-то слишком – потому что вторгаюсь в личное пространство. – А… эм… – краснею, но руку не выпускаю – ибо бросать на полпути начатое совсем глупо. Игорь дышит – тяжело – и хмурится, кусая губы. Чувствую дикую неловкость – поэтому поспешно растираю остатки и тихо говорю: – Тебя это напрягает, да? – Что? – переспрашивает он – всё так же непонятливо. – Ну… ты… – смущаюсь я. – Ты выглядишь не… особо довольным. Игорь отворачивается и спёртым голосом объясняется: – Мне… просто непривычно. – Он замолкает на некоторое время и после с трудом выдавливает из себя, – но приятно. – Хорошо, – скромно шепчу я. – Спасибо. – Тебе спасибо, – с усмешкой отзывается Игорь. – Пожалуйста. – Выдавливаю крем на вторую руку и киваю: – Теперь сам. Орлов оборачивается ко мне: – Может, лучше снова ты? – Может, – неопределённо отвечаю я. – Тебе понравилось иметь личного массажиста? – Может, – смеётся Игорь. – А тебе понравилось иметь личного массажируемого? – Может, – не сдерживая улыбки, втираю в обветренную кожу крем. – Я люблю делать массаж. – Надо же, – хмыкает парень. – Никогда не задумывался об этом. Надо будет попробовать. – Можешь начать прямо сейчас. Так уж и быть – готов быть твоим подопытным. – В следующий раз, Артём, – отнекивается Орлов. – Сегодня все лавры тебе. – Ну ты жу-ук, – тяну я, сминая пальцами его ладонь. – В любом случае, теперь вакантное место твоего массажиста занято мной, ха-ха, – ляпаю прежде, чем понимаю, что произнёс. Игорь прыскает, мол, что ты, Колесниченко, несёшь? – и треплет мне волосы. Изворачиваюсь – он зажимает меня и лохматит снова – как раз когда заходит Демьян. – Артём… – непринуждённо обращается он. – Я в магазин собрался, тебе… вам что-нибудь надо захватить? Выбираюсь из захвата Игоря и сажусь на кровати, свесив ноги: – Нет, не нужно вроде. Я напишу, если что. Орлов напрягается, но отмалчивается. Дем проходит в комнату – стягивает с себя футболку и ищет в шкафу рубашку. Без задней мысли рассматриваю его спину – гибкую, сильную, с выступающими бугорками позвонков. Он наклоняется к нижней полке, чуть прогибаясь в пояснице и опираясь на правую ногу – на которой чётко очерчиваются мышцы. Игорь склоняется ко мне – опаляет ушную раковину горячим дыханием: – Ну, ты хотя бы не так откровенно пялься на него, в самом-то деле… Отпрядываю – потираю ухо и прикладываю палец к его губам: – Тише. – Что «тише»? – выпрямляется Демьян, надевая свитер. – Я не тебе, – отмахиваюсь, пока Орлов беззлобно усмехается. Дем долго глядит на нас и затем, едва ли качнув головой, выходит из комнаты. Сразу же нападаю на Игоря: – Он всё слышал. Ты не мог промолчать? Парень поджимает губы, потирает лоб: – Я так не думаю. Судя по всему, он слышал только тебя. – Ну да, твоё замечание на всю комнату он не слышал, а мой шёпот – расслышал. Несостыковочка. – В голове у тебя несостыковочка, – буркает Игорь и добавляет, – Тебе просто показалось, что я сказал это громко. – У тебя… в голове, – игнорирую его последнюю реплику, – несостыковочка. Придурок. – Беру пример с тебя, – парирует Орлов, за что запускаю в него подушкой. – Так, подожди… – пытается отбиться и закончить фразу, но я не позволяю – начинаю беситься, словно мне пять лет, а не в четыре раза больше. Цыкнув, парень поддаётся игре – забыв, что не договорил.***
Замотал меня в одеяло, уселся сверху и с видом победителя тычет в бока – вяло ворочаюсь, устав: смеяться, двигаться и вытирать выступившие слёзы. Недовольный тухлой реакцией, отпускает – глотая воздух, устраиваюсь рядом – замученный, но какой-то нелепо счастливый от этого глупого ребячества. Орлов вроде тоже не зол – позволяет со снисходительной улыбкой не только находиться в непосредственной близости, но и уложить голову на его плече. Это стало что-то вроде маркера нашей дурацкой дружбы – запутанной, как наспех замотанный шерстяной клубок – с топорщащимися волокнами у старых ниток, сизый и поеденный пылью. Гул в ушах сменяется на ровное дыхание комнаты – замершей вместе с нами в рассеянных декабрьских лучах полуденного солнца. На стенах растекаются бледные зайчики – как и цветные круги перед глазами после особенно активной борьбы между двумя великовозрастными дебилами. Чуть трусь виском об острое плечо и на автомате спрашиваю: – Почему мне так комфортно дурачиться с таким придурком, как ты? Игорь ничего не отвечает – постукивает по колену пальцами, пока до меня постепенно доходит, что я сказал и кому. С ним даже контролировать себя сложно – сколько раз за последние сутки я говорил не думая? Открываю рот, чтобы реабилитироваться, но Орлов меня опережает внезапным: – Не знаю. Но мне комфортно тоже, – и, помолчав, добавляет, – как будто знаю тебя не две недели, а два года. Так и застываю с невысказанным оправданием – потому что чувствую то же самое. И точно так же не могу найти этому объяснения. POV Демьян Рыжие подпалины жухлой травы выглядывают из-под снега – хлипкого, истоптанного нерадивыми студентами. Универ, припыленный белёсой изморозью, горделиво возвышается в плотном зимнем тумане – важный, словно английский посол. На пороге размытыми фигурами толпятся учащиеся – овеянные табачным смогом, теряющиеся в плотной дымчатой завесе. Под лёгким ветром качаются голые кроны деревьев – царапают низкое небо ветками, неслышно шелестя. Поднимаюсь по ступеням – застывшие на ступенях снежинки хрустят под подошвами, крошатся от тяжести ботинок. Дверь открывается – от вылетевших на улицу ребят – и я заныриваю внутрь оголтелого здания – пышущего теплом – даже, скорее, духотой: от отопления, непроветриваемых кабинетов и запыхавшихся в этой пекле студентов и преподавателей. В холле уже кучкуется пара человек из моей группы – подхожу к ним, здороваюсь кивком головы и, кинув сумку на лавку, усаживаюсь, не вынимая наушников. Через пару минут подходят ещё двое – хмыкаю тому, что скудные семь человек – это половина. С некоторой грустью вспоминаю прежнюю группу – большую, шумную, дружную… и теперь уже потерянную. Не то чтобы я жалею об этом, нет – скорее, скучаю по временам, когда не был обременён грузом ответственности. Когда было просто – без внешних заморочек; когда отношения ограничивались мало-мальски взаимной симпатией, а конфликты с начальством ограничивались нелепой перепалкой в студсовете, которую Настя спускала на тормозах. Когда мысли о том, что будет дальше, казались глупыми; когда впереди было много времени и сил. Когда ещё удавалось верить в хорошее. От ностальгической рефлексии меня отвлекает выскочившая из деканата Маша – с ведомостью и горящими от жары щеками. Тряся в воздухе бумажками, она привлекает к себе внимание – и кричит на всю группу: – Нам в триста первую! Идём! Неохотно отрываюсь от лавки и, прихватив рюкзак, прибиваюсь к своей группе – готовый выслушивать нудные лекции перед зачётом. Староста приближается ко мне и, толкнув в плечо, спрашивает: – А ты чего пришёл? У тебя же свободное посещение. Или соскучился по унылым мордам одногруппников? – Да какая разница, если лекция и зачёт в один день? На смену не попасть, так хоть в душном кабинете посидеть, – невесело усмехаюсь я. Девушка вздыхает и понимающе качает головой: – Наверное. Я вообще хотела попросить Валерьяна сразу зачёт принять у нас, чтобы не отсиживать задницы в течение четырёх часов, но эти курицы, – она мельком смотрит в сторону идущих поблизости одногруппниц, – заверещали, что ничего не сдадут так. Глубокомысленно хмыкаю. – Нет, ну было бы там что сдавать – какая-нибудь профильная дисциплина, там, знаешь, типа ИСУ * или эконометрики… А тут – история экономических учений, что там знать? Пожимаю плечами. – Нет, ну серьёзно, Демьян, мы же каждый семестр сдаём какую-нибудь шляпу про постулаты Смита, принципы теории Маркса или реформы Милля, – трещит староста. – Ну как можно не запомнить эти вещи к концу обучения? – Я не знаю, Маш, – отстранённо отзываюсь я, заруливая в коридор. Здесь попрохладнее: по стенам струится мороз из приоткрытых окон – разгоняет забродивший воздух; дышать становится легче. Угрюмой кучей поднимаемся на третий этаж – и вваливаемся снова в душные объятия. Маша снова приседает мне на ухо – без умолку болтая о том, какие все вокруг дебилы и излишне активно жестикулируя. Кое-как волочась по плиточному полу копаюсь в своей голове – думаю о работе, учёбе; но куда больше мои мысли занимает, конечно, Егор – непрерывно, фоном, на постоянной основе. Сейчас с этой сессией мы опять будем видеться редко – а значит, тоска тяжким грузом повиснет на шее. Конечно, лекции, зачёты и экзамены будут отвлекать – но недостаточно, чтобы забыть – хотя бы на время. Иногда мне кажется, что нет ничего, что могло бы отвлечь меня от мыслей о мужчине – настолько он въелся в мою жизнь… Маша толкает меня в бок – недовольно морщусь на её вопрос: – Ну что ты встал как вкопанный? Аудитория открыта – дверь распахнута, как и окна; поэтому, когда я захожу внутрь, в лицо ударяет колючий ветер – цепляющийся за мочки ушей. Прохожу к крайнему столу – сиденья холодные, будто даже влажные. Староста плюхается рядом – достаёт миниатюрный нетбук, чтобы «записывать лекции», и старательно выводит дату и название дисциплины на бланке. Затем передаёт ведомость парте впереди, открывает браузер и щёлкнув жвачкой, показательно выпрямляет спину. Пара начинается, когда преподаватель, чуть сжав в ладони листок, здоровается; прислонившись плечом к стене, медленно моргаю – и погружаюсь в сонное марево монотонного голоса лектора.***
Из аудитории выползаю дико уставшим – не сколько от экзамена, абсолютно дурацкого, сколько от нудения Валерьяна – об Энгельсе и основных экономических принципах, сформулированных… не помню, кем. И самое главное: чего ради? На подготовке ответов на билеты препод вышел – и вернулся через полчаса, когда ему позвонила староста – и сообщила, что все готовы. В итоге до меня не доходит, зачем это всё вообще было – потому что, оказавшись за пределами аудитории, забыли не только вопросы, но и содержание самой лекции – бесполезной и не имеющей практического применения; по крайней мере, в форме четырёхчасового бормотания зазнавшегося профессора, который считает свой побочный предмет самым важным. Зато когда дело касается действительно нужных вещей, преподаватели любят спускать всё на тормозах. Тебе не обязательно сдавать все формулы и практички, что вы. Достаточно лишь построить глазки, сказать что-то общее и мало относящееся к дисциплине и побазарить «за жизнь» потому что если ответишь, как следует, преподаватель останется недовольным – мол, ты чё, самый умный? И приходится прогибаться. Скрипя зубами и проклиная всё на свете; растрачивая время зря и прекрасно всё осознавая. И это бесит тебя ещё больше. Поэтому на выходе, пожиная плоды «плодотворной» работы образовательной системы, понимаешь ясно только одно – ничему за пять лет ты не научился. И единственное твоё достижение – это диплом, в который заглянет разве что твоя мама – и то, налепив на себя искусственную улыбку в стиле а-ля «какой мой ребёнок молодец», хотя на самом деле в своём отпрыске она видела будущего юриста, а не погромиста, который не способен даже починить телек. Одеваюсь на ходу – застёгиваю пальто под гомон одногруппников. Маша едва ли нагоняет меня – всучивает в руки ведомость, просит отнести её в универ завтра – ибо сейчас дирекция закрыта – и поспешно прощается. Вздыхаю – и на всякий случай направляюсь в сторону деканата, отмахиваясь от вопросов про то, куда я пошёл. Дёргаю ручку дубовой двери без особой надежды – но та неожиданно легко поддаётся: из пропахшего прелой бумагой и кофе кабинета кто-то вылетает – и врезается прямо в меня, смяв своей тушей сжимаемую в руках ведомость. Недовольно отстраняюсь и пытаюсь разгладить листок, бурча про себя не очень приличные слова. – Демьян? Поднимаю голову: вижу перед собой взъерошенного Мишу, и гнев сменяется на милость. Улыбаюсь и спрашиваю: – В порядке? – А ты? – улыбается тоже. Угукаю – удовлетворившись таким ответом, секретарь кивает на мои руки: – Ведомость принёс? – Да, староста попросила передать, – протягиваю листок. – Только вот он это… Помятый немножко. – Не немножко, – смеётся парень. – Но я сам виноват. Да и к тому же мне это всё переносить в электронную базу данных, так что нестрашно. Как экзамен? – Зачёт, – поправляю я, идя за Мишей в деканат – остывший и притихший. – Нормально. Дисциплина ещё из рода тех, что к специальности не относятся, забивают мозг ненужной шелухой, но знать при этом ты их обязан назубок. – Да… Валерьян в этом плане адекватностью никогда не отличался, – размышляет секретарь, пряча неряшливый листок в папку. – У нас тоже ведёт шляпу какую-то, логистику, что ли… Предмет так-то нужный, но он несёт какую-то дикую ересь на парах про что угодно – уважение, этику, личный опыт – но не про саму логистику. Парень выпрямляется и хитро смотрит на меня своими зелёными глазищами. Затем подмигивает и показывает головой на выход: – Идём?***
Под ногами скрипит вечерний снег – окрашенный туманной синевой, поблёскивающий в лучах тусклых фонарей. Миша шагает рядом – разговаривает по телефону, судя по всему, с кем-то из начальства: не только потому что мне слышны вопли из трубки, но и потому что гримасы парня говорят больше, чем слова. – Да, Марат Максимович. Да. Я успею всё сделать… Мой телефон тем временем учтиво молчит – Егор мне не пишет, да и я ему… тоже. Не сколько от боязни помешать рабочему процессу, сколько от реакции – которую я не могу предсказать. Поэтому единственное, что мне остаётся – со вздохом отвечать на сообщения Артёма и обзвоны старосты с напоминанием, какие завтра пары. – Да. Да. Конечно, – парень раздражённо выдыхает и кивает. – И вам до свидания, – заканчивает он и бросает в сторону негромкое, – мудак. – Начальник? – интересуюсь я, на что Миша кивает: – Придурок, каких ещё поискать надо. Ставит какие-то фантастические задачи, а потом орёт, когда они не выполняются. На все замечания, что их достичь нереально, орёт тоже. Человек-орун такой, знаешь. – Не знаю, – смеюсь. – Мне с начальником повезло. – Я так и подумал, – многозначительно подмигивает парень и поправляет воротник пальто. На автомате тянусь поправить шарф – и запоздало понимаю, что так и не забрал его. Миша смотрит на мои застывшие в воздухе руки с недоумением – поэтому, стряхнув воображаемые пылинки, вспоминаю: – Знаешь, тут на днях подходит ко мне чувак в клубе и давай лечить про то, что у меня начальник херовый. На полном серьёзе – и на мои возражения отмахивался, говорил, что я боюсь говорить плохо. Миша прыскает, прикрывая лицо ладонью, а я продолжаю: – Потом он, правда, погрузился в какие-то размышления о том, что вы все мелкие сошки, на своего начальника стал жаловаться… В общем, знал бы ты, с каким скрипом я дождался конца смены, ха-ха. – Примерно с таким же, с каким я сейчас разговаривал с начальником? – предлагает парень, с чем я соглашаюсь: – Да уж, пожалуй. Ветер раскачивает деревья: кидается под ноги блёклой позёмкой, сыпет стылой перхотью на ботинки. Машины проносятся мимо – выплёвывая выхлопные газы, от которых невольно задыхаешься – воротишь нос в поисках воздуха посвежее. Студенты лениво заползают в общежитие – Миша останавливается и, на мгновение окинув взглядом облезшее крыльцо, кладёт руку мне на плечо – педантично спрятанную в перчатку: – Фродо. Дальше путь тебе держать одному. Усмехаюсь, качнув головой, и прощаюсь: – Как скажешь, Бильбо. Э-э… – пытаюсь придумать хоть какую-нибудь шутку, но всё моё деланное остроумие улетучивается – намекает на то, что им давно не пользовались. Миша, заметив мою заминку, спрашивает: – Тоже не можешь придумать подходящую шутку про кольцо всевластия? – Угу, – отзываюсь я. – Видимо, разучился за пару лет вне студсовета. – Ничто так не портит человека, как работа, – заключает парень. Улыбаюсь и выдаю свой вердикт: – Отлично сказано. – А то, – щурятся в ответ. Затем, коротко зевнув, прощаются: – Ладно, Демьян, до встречи. Спасибо, что подождал. – Спасибо, что принял ведомость, – хмыкаю. Миша кивает, чуть отшагнув назад и разворачивается ко мне спиной. – Пока, – кидаю ему вслед и направляюсь домой – сквозь налёгший на город туман.***
Дома меня поджидает Артём – уткнувшийся в конспекты, что более чем удивительно для такого раздолбая, как он. Подхожу к нему ближе – присаживаюсь рядом за стол и спрашиваю: – Зачёт скоро? Парень вздрагивает – не заметил, что ли? – откладывает тетрадь и сцепляет руки в замок: – Да нет… Я просто… Отвлечься пытаюсь. – От чего? – мельком гляжу на формулы в тетради – финансовый анализ или что-то в этом духе. Не самая занимательная дисциплина, но одна из профильных для его направления. – И посредством чего? – Посредством анализа финансовой деятельности, – отвечает сосед. – Попытка не пытка, знаешь ли. Неопределённо веду плечами – мол, каждому своё. Артём постукивает по столешнице пальцами, а затем порывисто закрывает тетрадь. На мой вопросительный взгляд он негромко объясняется: – Всё равно не помогает. – А что случилось-то? – изображаю участие, так и не решив для себя, интересно мне или нет. Парень словно расцветает и, откинувшись на спинку кресла, прикрывает глаза: – Ну, понимаешь… – начинает он. – Мне непонятно, что происходит. И думать об этом не хочу. – С Игорем? – предполагаю я, скользя взглядом по кружке с остывшим чаем. – Ага, с ним… – продолжает сосед. – Понимаешь… мы типа раньше конфликтовали… А тут внезапно… ну, подружились. – И? – не понимаю я. – Что тебя смущает? – То, что всё происходит слишком быстро, – Артём проводит по лицу ладонью. – Мне кажется это странным. Я всё время считал его совсем другим человеком… А выясняется, что он не такой. Ну, то есть такой, – спохватывается он. – Но... мотивы этого поведения… разнятся. Они не те, какими казались тогда, когда я его не знал. Ну и каша, Артём, в твоей голове. Медленно киваю и осторожно подбираю слова: – Ну, погоди… Такое бывает. Если люди… друг другу подходят, они находят, эм, общий язык довольно скоро. А то, что твои первоначальные впечатления расходятся с некой действительностью – явление тоже закономерное. Мы же судим людей исходя из своего опыта, потому что это единственное, чем мы вооружены. А представлений о чужом опыте у нас нет. Так что… всё нормально. – Это я понимаю, – парень вздыхает, расслабив руки. – Но мне сложно это… ну… переварить. Всё как-то… чересчур быстро, понимаешь? – Может, это ты слишком медленный? – улыбаюсь я. Артём открывает глаза и приподнимает голову. – Всё хорошо, пока тебе комфортно. Тебе же комфортно? Сосед кивает, чуть растянув губы. – Наверное.***
– А как вы с Игорем познакомились? Артём сидит на кровати – выглядывает из-под крышки ноутбука. Потираю переносицу устало и, накрывшись одеялом, зеваю: – Нас Миша представил друг другу… в клубе, когда у меня смена была. – В клубе? – удивляется сосед. – Они там были вместе? – Угу… – лениво отзываюсь я: хочу спать. – Они появляются там… периодически. – Подпольная жизнь работников вуза, – хмыкает парень. – Интересно, – он тянется к телефону и что-то быстро набирает на нём. – И как там… они ведут себя? – Сходи с ними и узнай, – предлагаю я, и Артём кривит лицо в недовольной гримасе. – Да ничего особенного, – вздыхаю. – Миша пьёт и разговаривает, Игорь пьёт и молчит, изредка отходит покурить. Никаких грязных секретов. – Это скучно. Вспоминаю, как Игорь сидел и молчал – постоянно поглядывая на потухший экран смартфона и крутя пальцами стопку из шота. Миша веселился рядом – разговаривал, кажется, со всеми вокруг, включая меня – не дожидаясь ответных реплик, начинал новую историю об очередных выкрутасах в деканате или прилипале из тиндера. Просил добавки – и получал вместо водки с лимоном воду; был настолько пьяным, что не замечал – и похлопывал по плечу, благодаря за необычный вкус напитка. А его спутник хмурился – вставал и возвращался: с табачным шлейфом и осыпавшимся на толстовку холодом. И улыбался – одними уголками – когда экран вспыхивал округлым прямоугольником с текстом. Щурился и приближал телефон к себе – печатал поспешно и откладывал девайс в сторону; снова мрачнел – с фиолетовой полосой от замедлившегося стробоскопа на понуром лице. – Мм… угу, – мычу я и поворачиваюсь лицом к стене. В спину летит пожелание спокойной ночи – издаю нечленораздельный звук на это и, поплотнее завернувшись в одеяло, закрываю глаза.***
Руки лижет морозом – ветер неистово бьётся в окна: сквозь щели пробирается в комнату и вьётся между расслабленных пальцев. Сквозь пелену сна улавливаю пиликанье будильника – ненавязчивое, больше способствующее засыпанию, нежели пробуждению – мягкими переливами аккордов и спокойным темпом. Нехотя переворачиваюсь на спину: не рискую сбросить одеяло – лишь прячусь в него с головой, нашаривая на полу телефон. Наугад нажимаю на одну из кнопок – то ли громкости, то ли блокировки – и раскрываю глаза в темноте. День просачивается через плотное покрывало – стучится в уютный вакуум, в котором ещё господствует Морфей, норовит вытащить из объятий греческого бога. Снова раздаётся трель будильника – и на второй раз она кажется омерзительно резкой. Высовываюсь из кокона, в который спрятался – свешиваюсь с кровати и движением пальца по экрану прерываю нестерпимые звуки. Поднимаю голову и вижу, как дрыхнет Артём: съёжившись под пледом с одеялом, дрыгая периодически ногой и бессовестно сопя на всю спальню. Встаю с кровати – и слышу, как оживает с моим пробуждением комната; или оживаю я – не знаю. Потягиваюсь, сонно щурясь, и подхожу к окну: менее суетливый вторник осырел – липкая каша в виде мокрого снега серыми клочьями примостилась на облезших карнизах домов. Улицы опустели – люди разъехались по работам, учёбам и детсадам, оставив в редких квартирах домохозяек и проспавших, как мой сосед. Солнце – декабрьское, едкое, холодное – режет глаза, заставляет не смотреть на смятое пыльными облаками небо. Артём с нелепым и одновременно милым стоном переворачивается на спину – поджимает губы и слабо зовёт меня по имени. Снисходительно склоняю голову и сажусь на край кровати – скажи мне, малыш, почему из всей толпы людей, окружающих тебя, прикипел ты именно ко мне? Сосед на мой неозвученный вопрос не отвечает – только громко дышит, приоткрыв рот. Машинально глажу парня по ноге, накрытой одеялом, и переадресовываю вопрос себе: почему из всех людей моего социального круга, я влюбился в того, кто в него даже не входит? И ведь сначала тянуло в постели – никаких тебе разговоров и ночных рандеву в салоне автомобиля. Пара-тройка часов вместе – и всё, до скорой встречи. А потом… закрутилось. И совсем незаметно – от затянувшейся прелюдии до молчаливых объятий после секса: под терпкий аромат сигарет и сырость вечернего города. Там и влюбился – в ментоловые волосы, глухие слова и тяжёлый взгляд; в крепкие руки, вкрадчивый шёпот и плотно сомкнутые в недовольстве губы – когда нас прерывают. Влюбился – отдал себя без остатка, а в ответ получил звенящую тишину и кучу причин сомневаться в собственном выборе, когда думать уже поздно. Одеяло под рукой шевелится – Артём натягивает его на себя, пытаясь спрятаться от солнечных пятен на подушке. Убрав ладонь, перемещаю её на светлую макушку, треплю и без того лохматые волосы: – Тём. Просыпайся. Ты проспал. – Ну и что… – бухтит комок из человека, одеяла и пледа. Вздыхаю – и сдёргиваю покрывало с соседа. – Вставай. Со мной на пары пойдёшь. Глаза напротив тут же распахиваются – ещё подёрнутые поволокой, но уже по-мальчишески блестящие. На помятом лице – с отпечатавшимся следом подушки возле щеки – расцветает улыбка, а сам парень едва слышно говорит: – Доброе утро.***
Пока Артём плещется в ванной, готовлю чай – точнее, жду, пока закипит вода. Голова трещит – отдаёт пульсацией в виски вровень с тикающими в коридоре часами. В ушах гул – приваливаюсь к стене, обхватив лицо руками, закрываю глаза, чтобы сосредоточиться, и на секунду выпадаю из реальности. Очухиваюсь, когда в нос ударяет запах геля для душа – терпкого, с нотами можжевельника и ментола. Артём стоит передо мной, держит ладонь на моём лбу и спрашивает: – Дем, ты чего? Едва ли приподнимаю подбородок в немом вопросе – а что не так? Парень усаживает меня на диван – настойчиво давит на плечи – и подвигает чашку с уже готовым напитком: – Да ты так стоял минут пятнадцать молча, я и испугался. Дышал ещё так тяжело, схватился за голову, на слова не реагировал. У тебя всё в порядке? Может, витаминов каких-то не хватает? Ну, знаешь, такое бывает – головокружения, там, анемия, всё такое… Качаю головой – нет, Артём, мне не хватает вполне конкретного витамина, если вообще можно так его назвать. Егор, скорее, что-то вроде наркотика – потому что вызывает зависимость: начиная с телесного контакта и заканчивая хриплыми заботливыми просьбами пристегнуться. Когда мужчины рядом нет – понимаешь, что в принципе без этого всего жить можно, но… не хочется. Хочется с ним – чувствовать рядом, хвататься за слегка повлажневший рукав и ловить: взгляды – глазами, вздохи – губами, чувства – всем сердцем. Понимаю, что надолго погрузился в мысли – снова – потому что замечаю, как испуганно смотрит на меня сосед. Прочищаю горло – без особого успеха – и глухо отвечаю: – Просто не проснулся ещё. Всё нормально. Спасибо за… – перед глазами коричневая рыхлая пенка напитка, – …кофе. – Пожалуйста, – звучит мягкий ответ, а тёплая жидкость касается моих губ. Парень протягивает круассан – когда он успел купить? Словно услышав меня, он поясняет: – Я вчера зашёл в магаз после пар, решил взять тебе один. Ну, сегодня просто посвежее будут, я подумал, что не стоит брать много, ну, понимаешь… – Понимаю, – прерываю тираду я, с усмешкой понимая, что кроме круассана новых продуктов в доме нет. – Спасибо. Правда. Чуть подаюсь вперёд и откусываю – даже не забирая выпечку из его рук. Улыбаюсь, слизывая выступившую начинку с губы, и склоняю голову, наблюдая за реакцией Артёма – а она у него забавная. Задрожал – весь – опустил круассан на стол и, нервно сглотнув, повернулся боком – пряча за кружкой чая покрасневшее пятнами лицо. Дразнить его некрасиво, но весело – до жути. Что-то типа маломальского лучика солнца в беспросветной тьме скорби и отчаянья. POV Игорь Телефон отключаю – не хочу, чтобы остаток вечера портился постоянными отвлеканиями на шаблонные звонки. Артём написал, что выходит – поэтому жду его у промёрзшего подъезда, прислоняясь к измороженной стене спиной и затягиваясь сигаретой. Через пару минут дом выплёвывает из себя жителя – тот, с нахлобученной наспех шапкой, выскакивает вперёд – скользит по накатанной дорожке, смешно пытаясь сохранить равновесие – размахивая активно руками. Неспешно выдыхаю из лёгких дым и, выбросив окурок в урну, окликаю парня: – Артём! Я здесь. Артём оборачивается – торопится вернуться обратно и… поскальзывается, приземляясь пятой точкой прямо на затвердевший лёд. Хмыкаю и спускаюсь по ступенькам – подхожу к нему и протягиваю руку: хватается за предплечье и дёргает на себя. Улыбаюсь ехидно, оставаясь на ногах – нет, Артём, во второй раз это вряд ли прокатит. Тяну парня на себя – тот недовольно бурчит, какой я зануда, отряхиваясь: шапка съехала набекрень, щёки раскраснелись, снег забился под воротник, прилип к штанам и куртке. – Помочь? – с насмешкой спрашиваю я, но Артём издёвки не замечает – и соглашается: – Да, если не сложно, я не дотягиваюсь… Качаю головой неодобрительно – захожу сзади: отряхиваю его плечи, спину и… ниже. Артём даже бровью не ведёт – наклоняется, чтобы убрать снег с колен, в то время как у меня руки чуть ли дрожат – скользя по его ягодицам и в немом бессилии опускаясь к ногам. – Ты там гладить меня по заднице собрался или избавлять от снега? Я не фарфоровый… Он продолжает говорить – пытается сказать, чтобы я был смелее и не боялся приложить силу, но все его слова перекрывает белый шум в ушах: звенящий, мешающий сосредоточиться на происходящем. Давлюсь собственным вздохом – в горле пересыхает, и я закашливаюсь. Артём смотрит на меня – глаза сверкают в вечернем полумраке синевой, губы растягиваются в улыбке – хотя он и не переставал болтать. Пряди торчат из-под сбившейся шапки, а сам он выглядит так обворожительно, что становится больно – грудь сдавливает, и я болезненно щурюсь. От внимания парня это не ускользает – выпрямляется, поворачивается, холодными руками касается моего лица и спрашивает: – У тебя всё в порядке? Нет, Тём, не в порядке. Рядом с тобой у меня всё не в порядке перманентно – только из-за твоего присутствия. Ты врываешься в моё личное пространство, пускаешь в своё – и в обоих случаях слишком близко, чтобы не мучиться от невозможности преодолеть странный статус странного друга. Веду головой назад, чтобы высвободить лицо из чужих ладоней – и хрипло отвечаю: – Да. Парень поджимает губы и опускает руки – грудь сдавливает сильнее: прости, Артём, но я не могу выносить тебя рядом так долго: иначе совсем сойду с ума или потеряю контроль. Не думаю, что кого-то из нас привлекают эти перспективы, поэтому – не дуйся. Он отходит – шагаю к нему ближе и молча поправляю шапку: отряхиваю от снега и её. Пользуясь случаем, напоследок отвешиваю парню подзатыльник – и получаю возмущённый вопль в ответ: – Орлов, ты офигел?! – Ага, – скалюсь. – Давно уже. Артём тяжело дышит, забавно раздув ноздри, и затем интересуется: – Куда пойдём? Что делать будем? Пожимаю плечами: – Я хотел отвести тебя на крышу, но тусить в такую погоду там холодно… и опасно. Но если хочешь, у меня есть один вариант… Плебейский, – ухмыляюсь я. – С тобой хоть на край света, – хихикает парень, расслабившись и думать забыв о недавней обиде. – Я взял с собой термос с кофе… – начинаю было я, но Артём перебивает: – Шотландским, канадским или ячменным? ** Смеюсь, оценив остроумную отсылку к классике кинематографа, и щёлкаю порозовевший в тон щекам нос парня: – Бразильский. Смешанный с немецким, травяным таким***, шаришь? – С оленем на бу… пачке? – он заинтересованно изгибает бровь – киваю, наблюдая за тем, как на мальчишеском лице расплывается улыбка.***
– А если кто-то из соседей выйдет? Артём уселся на подоконнике – сжал в руках крышку термоса с кофе, разбавленным ликёром: замёрз, пока шёл – губы посинели, самого – колотит дрожь, скукожился весь. Устраиваюсь рядом, приобнимаю за плечи, якобы чтоб согреть, и развеиваю опасения собеседника: – Не выйдет. Тут ещё никто квартиры не купил, заселились только на первых этажах, вон, – стучу кроссовкой по холодной батарее, – даже отопление в подъезде не включили. – Надеюсь, – теснится ко мне сильнее, не переставая дрожать. Киваю на импровизированную чашку: – Пей. Скорее согреешься. Артём молча повинуется – пьёт поспешно мелкими глотками, едва не поперхнувшись. Затем протягивает крышку мне – тянусь к термосу, и столбенею, ощутив, как чужие руки сначала обвились вокруг торса, а затем – заползли под толстовку. С трудом поворачиваю голову в сторону парня – тот, устроившись на плече как ни в чём ни бывало поясняет: – Ничего личного, просто так руки скорее согреются. И не напрягайся ты так, я же не заразный в конце концов… Тяжело выдыхаю – и мысленно ругаюсь: мать твою, Артём, ты чем думаешь? А чем думаю я, когда зову его «прогуляться»? К чему это вообще… всё?.. Что за тяжёлая форма мазохизма, когда сам себя обрекаешь на душевные страдания в большей степени, чем обычно? – Слушай, Артём, – негромко начинаю я. – Иногда ты переходишь все границы, и мне… это не очень нравится. Так что… лучше убери свои лапы, пока я тебе их не сломал. – А… блин, – парень отпрядывает, прячет руки за спину. – Извини. Иногда я… забываюсь. Втягиваю воздух в лёгкие – приправленный едким ароматом краски – и возвращаюсь к разливанию кофе – лишь бы он не заметил моих трясущихся рук. – И со многими ты так… – от собственного вопроса перехватывает дыхание, – «забываешься»? Ответа не следует, а потому оборачиваюсь: смотрит в окно, ткнувшись в припыленное стекло лбом, сминает в руках неловко шапку, ресницы опустил – и взгляда не поднимает. Легко касаюсь пальцами его подбородка – поворачиваю лицо к себе и мягко извиняюсь: – Прости. Я просто… не привык. К такого рода контакту. – Я тоже, – бурчит Артём, по-прежнему пряча взгляд. Цыкаю – сгребаю парня в объятия и прячу в свои ладони его руки – чтобы отогреть. – Не обижайся. Я… не хотел. – Да не в этом дело, – он выдёргивает руки и отстраняется. – Я просто задумался после твоего вопроса… Ну, в очередной раз… Типа… не слишком ли всё быстро и странно? – Ты о чём? – делаю вид, что не понимаю – лишь бы услышать эти слова от него. Парень сплетает собственные пальцы, щёлкает ими и продолжает: – Ну… о дружбе. То мы ненавидели друг друга три года… – Я тебя не ненавидел, – раздражённо прерываю Артёма, но тот легкомысленно отмахивается: – Не суть, как это называть… Очень даже суть, Тём. Знал бы ты, что я испытываю к тебе с начала первого курса – и не задавался бы такими вопросами. Жаль, я не могу тебе об этом рассказать – ибо слишком дорожу такой… «дружбой». – Просто… Я с Лёшей столько лет общался и как-то… не было ничего подобного. А тут – даже месяца не прошло, а мы… чуть ли не как закадычные друзья… – Артём. Он запинается, поднимает голову и – наконец-то! – смотрит на меня. Прочищаю горло, отпив немного, и спрашиваю: – Тебе от этого всего как-то плохо? Некомфортно? Парень мотает башкой – и выдавливает из себя: – Ну… это же неправильно… обычно всё не так… быстро… – Если тебе это не мешает, – зло перебиваю я, – значит, всё правильно. Пей. – Всучиваю Артёму крышку термоса и, пока он глотает, говорю: – Не парься. Я тоже не мог предположить, что смогу с тобой общаться так свободно. Но такое бывает, понимаешь? Когда люди друг другу подходят. А Лёша твой мудак – и я, признаться, очень рад, что с ним ты так не забываешься. – А ты? – бухтят в ответ. – Что я? – переспрашиваю, не въезжая, что имеют в виду. – Ты же сам говорил, что мудак – так чем ты лучше «моего» Лёши? – отзывается он. Молодец, блядь, Игорь – сам того не желая, задел по больному. Обнимаю парня снова и припоминаю его же реплику: – Тем, что только притворяюсь? Артём горько усмехается и протягивает крышку обратно. Чувствую себя виноватым – за то, что оттолкнул, хотя в принципе был прав. Как ты, мать твою, это делаешь? Чувствую тяжесть на плече – светлая макушка снова устроилась на мне. Готовлюсь уже было сказать какую-то колкость, как вдруг Артём просит – полушёпотом: – Игорь, слушай… Ну ты меня хотя бы не кидай, как этот… ладно? Сердце разрывается – от желания нарушить границы чужого личного пространства максимально сильно. Коротко вздыхаю и интересуюсь: – Тебе ликёр в голову ударил? – Наверное, – шелестит парень. Поглаживаю его по спине: – Всё хорошо. Если я тебя решу кинуть, Слава потом кинет меня. С балкона. Уж больно ты ей понравился. Артём хихикает – обжигает тёплым дыханием кожу, а затем фыркает: – Ну раз так, я спокоен. Спокоен и я – в который раз за день отмечая улыбку на его лице.***
Он снова развеселился – хихикает, толкает меня плечом – кофе расплёскивается по пальцам, штанам, подоконнику. Цыкаю – и выругиваюсь: – Артём, блядь, я тебе сейчас на голову вылью нахуй… – У меня есть салфетки влажные, – продолжает он смеяться и вытаскивает из рюкзака пачку. Потом трясёт ею в воздухе и говорит: – Я вытру. Наблюдаю за тем, как парень непослушными пальцами пытается справиться с липким ярлычком – подцепляет и выпускает из пальцев, когда пытается его поднять. Психует, ударяет себя по коленям и возвращается к такому сложному занятию; раза с пятого у него получается. Затем вытаскивает салфетки – случайно выуживает сразу несколько и хватает меня за ладонь – проходится пропитанной полутканью по липкой коже: слишком бережно и аккуратно для его степени опьянения. Соскальзывает к ногам – трёт шероховатую поверхность джинсов, поднимает голову и виновато смотрит: – Не оттирается. – Не удивительно, – спёртым голосом отвечаю я. – Ладно, не парься, я дома постираю… – Ты можешь у нас постирать, – предлагает Артём, встрепенувшись. – У вас же в общаге нет стиралки? Качаю головой – нет, Тём, нет у нас стиральной машины. Парень довольно улыбается и кладёт руки мне на плечи: – Ну вот видишь, к нам вещи принести проще, чем везти их домой. Так что обращайся. – Спасибо, – хмыкаю и отпиваю сразу из термоса. – Будешь? – Если предлагаешь, – хмельно отзывается он и кладёт ладонь поверх моей – сжимающей чёрный тёплый цилиндр. Не одёргиваю руку – позволяю чужим пальцам дотронуться кожи и объясняю: – Прольёшь ещё. Так что давай вместе. Артём беззаботно соглашается – даже не догадываясь, какой переворот в душе вызывают его прикосновения. Подношу термос к его губам – он отпивает, не отрывая от меня взгляда – внимательного, чуть ли не изучающего. Смотрю на него в ответ – сощурившись от царапающих слизистую линз: пора их менять. Синяя радужка глаз напротив почти сливается с расширившимися в темноте зрачками, поблёскивает. Склоняюсь невольно к лицу парня – дотрагиваюсь до его щеки кончиком носа, вбираю в лёгкие воздух сквозь сомкнутые зубы, пока в голове бьётся отчаянно мысль: Игорь, ты что, блядь, делаешь? Этот вопрос, видимо, интересует не только меня – потому что парень сдавленно спрашивает: – Игорь? Губы застывают в немом ответе – потому что у Артёма звонит телефон. Он тянется за ним, пока я вытираю несуществующую каплю с чужого подбородка и хрипло шепчу: – У тебя тут… грязно. – Спасибо, – одними губами говорит Артём, поднося трубку к уху. – Да, Миш? Пока он беседует, спрыгиваю с подоконника – подхожу к перилам и облокачиваюсь на них, склонив голову. Ровные обрубки ступеней прыгают в потёмках: подъезд невнятно шуршит, дребезжит пыльным воздухом. Что я собирался делать? Поцеловать и всё испортить? Словил «подходящий» момент и поддался ему? Кретин, блядь. Разрушить хрупкую связь, возникшую между нами, собственной слабостью – могу, умею, практикую. Это сейчас тормоза сработали вовремя, но где гарантия, что в следующий раз будет так же? – Орлов! – сквозь пелену слышу возмущённый вопль Артёма. – Ты почему мне не сказал? Поворачиваюсь к нему – перед глазами всё плывёт, взгляд с трудом фокусируется. Вздыхаю – и интересуюсь: – Ты о чём? – Миша звонил, сказал, что потерял тебя. А потом, когда я задал ему вопрос, зачем ты ему, ответил, что ждёт тебя уже с час вместе со Славой у неё дома, – парень приближается ко мне и тыкает пальцем в грудь, – чтобы отметить твой день рождения! Раздражённо цыкаю – Миша, какого хуя ты такой болтун? Развожу руками и натянуто улыбаюсь: – Ну, я забыл про него. Бывает. – Поэтому телефон выключил? – фыркает парень. – Тебе и об этом Миша рассказал? – не выдерживаю и снова сержусь – только не на Артёма, а на друга, язык которого без костей. Красноречивое молчание говорит само за себя, и я сдаюсь – вставляю ладони в примирительном жесте: – Я не хотел, чтобы нас тревожили, не хотел отмечать день рождения и не хотел отвлекаться на постоянные звонки. И не хотел, чтобы ты заморачивался. – В итоге я заморачиваюсь, потому что я тебя даже не поздравил… – в сторону бурчит Артём, на что я пытаюсь его успокоить: – Ну, послушай, ты же не знал. К тому же, я не люблю этот праздник, так что… – На парах тебя тоже не было поэтому? – перебивают меня, на что киваю: – Да. Накинутся с поздравлениями, кто знает, увидят те, кто не знал, устроят цирк лицемерия под знамёнами моего дня рождения. Напрягает вся эта параша. – Понимаю. – Артём выпрямляется и внезапно меня заключает в объятия и жарко шепчет на ухо: – С днём рождения. Подарок… ну я позже соображу… – Да не надо, – растерянно бормочу я. Парень мотает головой: – Я сам хочу подарить. Так что не отвертишься. Слабо улыбаюсь и с запозданием благодарю: – Спасибо. – Пожалуйста, – озорно подмигивает он. – Орлов, слушай… А ты… Ну, теперь, когда Миша позвонил… Ты пойдёшь к ним? – Полагаю, у меня нет выбора, – с тяжким вздохом отзываюсь я и, заметив, как помрачнело лицо напротив, добавляю, – и у тебя, кстати, тоже. Славка не простит мне, если узнает, что я тебя не привёл. Да и я себе… не прощу тоже, – гораздо тише заканчиваю я. Артём широко улыбается – и в который раз за день мне становится теплее от этого. Беру в руки термос, трясу его – хмыкаю и заключаю: – К тому же, наш бразильско-германский кофе подошёл к концу. Парень запахивает куртку – и, схватив меня за рукав, тянет вниз – мол, пошли скорее. Подмигиваю ему в ответ: – Да не боись, Артёмка, без нас не начнут. «Артёмка» морщится – не понравилась ему такая форма имени – и ворчит: – Сам ты… Орлёнка. Хохочу и, взлохматив серебристую шевелюру, спускаюсь по ступеням.***
– Ну наконец-то! – Слава набрасывается на меня с объятиями – прижимает к себе нас двоих, чмокает каждого в щёку и гаркает на ухо: – С днём старенья, Игорь! – Да-да, спасибо, – выглядываю из-за плеча девушки, вижу стоящего позади Мишу и показываю ему кулак – чтобы знал, что его выкрутасы ему даром не пройдут. Он хмыкает и скрывается в комнате. – Проходите на кухню, мы там вискарь купили… посидим скромно, ладно? – Только недолго, – стягиваю с себя куртку и разуваюсь. – Мне в общагу надо, да и Артёму отсюда идти не ближний свет. – Да оставайтесь, чё вы! – Слава хлопает со всей дури меня по спине. С сомнением смотрю на светлую макушку – которая к моему удивлению соглашается: – Почему бы и нет. На улице – холод собачий, ещё раз высовываться туда, к тому же ночью, у меня желания нет. Хочу было спросить «А как же Дем?», но не успеваю – подруга больно щипает меня за щёку: – Вот и порешали. Всё, ждём вас, – отпустив меня, она уходит из коридора. Артём сжимает в руках куртку, топчется на пороге неловко. Отхожу в сторону, освобождая место у вешалки, и захожу в зал, где поджидает меня Миша. – Я же просил тебя, – говорю сквозь зубы, – не дёргать меня сегодня! – Я тебя и не дёргал, – флегматично отвечает друг. – Не думаю, что ты сломаешься оттого, что немного посидишь с нами. Слава очень хотела… отметить узким кругом. Цыкаю – знает же механизмы воздействия на меня, а… Понимает, что прав – и что я не умею отказывать Славке – хоть и выпускаю каждый раз иголки. Поэтому добивается своего так просто – и остаётся безнаказанным за свои бесхитростные манипуляции. – Здесь-то поди потеплее и поуютнее, чем в сыром подъезде едва достроенной многоэтажки? – подъёбывает Миша – показываю ему средний палец, попутно посылая нахуй, и ухожу на кухню.***
Водит пальцем по столу – облокотился на меня: захмелевший, расслабленный, щекочущий ноздри пряным ароматом. Миша уже ушёл – сославшись на то, что завтра (точнее, сегодня) на работу – и Славка вызвалась проводить его, оставив нас вдвоём ненадолго. Молчим – мне сказать нечего, а Артём, наверное, просто не в состоянии. Цежу остатки виски с колой – слишком пьяный и измученный, чтобы думать о чём-либо. В пальцах затаилась усталость – кое-как сжимаю смешную кружку с плюшевым медвежонком и ставлю обратно на стол чересчур громко – парень вздрагивает и приподнимается. Но, поняв, что всё нормально, возвращается на прежнюю позицию – медленно моргая и зевая, не открывая рта. Стукаюсь затылком о стену – смягчённую виниловыми обоями. На потолке уныло мигает лампочка – тускло освещает комнату, отчего спать хочется ещё сильнее. Тишина приятно ласкает уши – специфичная, наполненная чужим дыханием. Неохотно окликаю Артёма: – Тём, встань… я покурить хочу. – Мне лениво, – сообщает он. – Покури сидя. Смеюсь ему в макушку: – Давай-давай, не выёбывайся, иначе я подпалю тебе волосы ненароком. Парень неохотно отстраняется – достаю из кармана пачку сигарет и поднимаюсь; распахиваю окно и окунаю голову в морозный воздух. Артём встаёт рядом – касается подушечками пальцев запотевшего стекла и всматривается в ночную мглу. – Что-то Славы не видно… – начинает он, как вдруг до нас доносится звук открывающейся двери. – Зато слышно, – хмыкаю и поджигаю сигарету. Артём вздыхает, а я затягиваюсь – выпуская изо рта тонкую струйку дыма.***
– Вы ещё не уснули? – интересуется Слава, заходя на кухню. Стряхиваю пепел и, не затушив окурок, выбрасываю его в плотный туман истлевшей ночи. – Мы были к этому близки, но решили дождаться тебя, – отвечает Артём и показательно зевает. Девушка, подняв брови, приглашает жестом в зал. Захлопываю окно – ручка неприятно скрипит, едва ли поддаваясь. – Не бойся, – ободряет хозяйка. – Оно по-дурацки закрывается, дави сильнее. – Как скажешь. Прикладываю силы больше – ручка встаёт на место. Поворачиваюсь – и иду следом за ребятами. Те уже стоят в комнате – смеются между собой; Слава ерошит Артёму волосы и, заметив меня, говорит: – Братцы, дело такое… У меня диван сломался, так что вдвоём вы туда вряд ли влезете. Поэтому кому-то из вас придётся спать на полу. – Ну, лишать именинника комфортного спального места – это кощунство какое-то, – задумчиво произносит Артём. – Да и мне уже не привыкать. – Ну, фактически я уже несколько часов не именинник, – замечаю я, но меня не слышат – или не слушают; подруга хлопает в ладоши и резюмирует: – Вот и порешали. Тогда я принесу сейчас постельное. – Хорошо. Тогда схожу умоюсь пока, – бросаю небрежно и выползаю из комнаты. В коридоре меня нагоняет Славка – хватает за плечо и разворачивает к себе: – Всё нормально? – Да. Нет. Не знаю, не определился, – сжимаю пальцами переносицу. – Зависит от того, что ты имеешь в виду. – Всё, – ёмко отвечает девушка, заглядывая мне в лицо. – Как у тебя… ну… – она указывает в сторону зала, где сидит Артём, и я недовольно отмахиваюсь: – Нормально. Как и должно быть. Слава понятливо кивает, растянув губы в недоулыбке, и отпускает меня. Молча захожу в ванную и слышу назидательное: – И линзы не забудь снять! А то скоро будешь похож на неудачный косплей вампира… Захлопнув дверь, прохожу к раковине – включаю воду и с минуту просто смотрю, как она бежит из крана. Затем всполаскиваю лицо – тру глаза по привычке и снимаю линзы, с нескрываемым удовольствием провожая их взглядом в последний путь. Увеличиваю напор – и сую голову под струю, чтобы освежиться – потому что клубок пьяных мыслей куда больше мешает, нежели помогает разобраться в творящемся – сегодня и вообще. Пока затылок леденеет, медленно прихожу в чувство. Понимаю, что постепенно трезвею – и с облегчением улыбаюсь: потому что так контролировать себя проще. Вместе с затылком, кажется, леденеют мои аналитические способности – связать мысли воедино не получается. Выходят только разрозненные отрывки, не складывающиеся в общую мозаику; поэтому самокопание решаю оставить на завтра. Всё равно сейчас пойду спать – и даже не рядом с Артёмом, что меня радует: так как даже находиться рядом с ним тяжело. – Ты опять за своё? – звонкий голос выбивает из колеи, и я не успеваю заметить, когда холодный поток воды сменяется на тёплое полотенце. Сжимаю пальцами раковину – Артём треплет сквозь мягкую ткань мои волосы: бережно, хоть и ворчит: – Мозгов нет, не добавишь… а ты такими темпами – остатки отморозишь. Ну что за придурок, Орлов… Радуюсь как ребёнок дурацкой заботе – и снова пьянею от одних его прикосновений. Понимаю, насколько это глупо; понимаю, чем вызвано; корю себя, но ничего поделать не могу. Да даже если бы и мог – не стал бы; потому что не хочу. Если есть возможность – я буду ею пользоваться, несмотря на то, что она ни к чему не приведёт. Потому что я, видимо, совсем пришибленный.***
Артём ворочается внизу уже с минут пятнадцать – то на один бок, то на другой; сейчас вот на спине развалился – смотрит в потолок, наблюдает за играющими тенями и меньше всего походит на человека, которому удобно спать. Свешиваю руку с дивана – невольно касаюсь его лица и тут же получаю встречное: – Тоже не спится? Не спится, иронично думаю я. Если не спится тебе, то не спится мне – хоть и глаза слипаются, и зевота одолевает, и слабость вяло томится в теле. Каким бы уставшим я ни был – пока не уснёшь ты, не усну и я. Здорово, правда? – Неудобно? – уклоняюсь от ответа и уточняю: – Ну, на полу. – Так себе, – честно говорит парень. – Не могу привыкнуть, постоянно что-то мешает – то лягу не так, то рука затекает, то ещё какая-нибудь хрень… Но это временно, не переживай. – Забирайся ко мне, – бездумно предлагаю я. Не успеваю себя укорить за опрометчивую реплику, как Артём отказывается, посмеиваясь: – Не, Игорь. Мы, конечно, в сумоисты кандидаты далеко не первые, но не думаю, что спать с тобой на узком диване удобнее, чем на жёстком полу. Скорее, даже наоборот. Так что, лучше давай ты ко мне, – парень поворачивается ко мне и добавляет: – Шучу. Вспоминаю, как мы спали на полу на посвяте – и лицо заливает краска – совсем, как тогда. И совсем, как тогда, мысленно благодарю ночь за то, что в ней этого не видно; а вслух кидаю короткое: – Двигайся. Артём оторопело отползает, освобождая мне место – захватив с собой подушку, спускаюсь на пол и устраиваюсь с парнем рядом. Комната замирает в унисонном молчании – изредка лишь впуская в интимную тишину звуки проезжающих мимо машин. Тени на полотке застывают – вместе со временем – и я, опустив голову на подушку, приподнимаю руку: – На всякий случай скажу снова, что морду тебе начищать не буду. – Я знаю, – шепчет Артём и придвигается ко мне. – Можно? – Ложись уже, – бурчу и довольно закрываю глаза, чувствуя приятную тяжесть в области груди. Приобнимаю парня сквозь одеяло – и почти мгновенно проваливаюсь в сон под его невнятное: – Спасибо. С тобой гораздо удобнее… И спокойнее. Кажется, он улыбается – улавливаю это в его интонации – и поэтому улыбаюсь тоже, перед тем, как окончательно заснуть: потому что мне тоже становится спокойнее.