***
Таксист недобро поглядывает в зеркало заднего вида – неприязненно морщится, отвлекаясь от дороги. Стараюсь не обращать внимания и рассматриваю ногти на растопыренных пальцах, продолжая жаться к Игорю – потому что не согрелся до сих пор. Мороз пробрал до косточек, пока машина ехала к нам – зубы всё ещё стучат друг о друга. Орлов поднимает глаза – встречается взглядом с водителем и цедит, сжимая руку в кулак: – Может, вы будете за дорогой следить, а не за пассажирами? Мужчина фыркает – отворачивает свою голову, и Игорь чуть стискивает моё предплечье: – Не отогрелся? – Мы едем всего пару минут, когда бы я успел?.. – ворчу я, понимая, что меня разморило в машине. Изо рта вырывается зевок – прикрываю губы ладонью: на глаза наворачиваются слёзы, а парень смеётся: – Только не говори, что хочешь спать. Слава и Миша не поймут, если ты придёшь и рухнешь в кровать. – Не думаю, что мне разрешат… на кровати… спать, – вытираю пальцами веко и вздыхаю. – Да это просто от тепла и алкоголя, я не… усну, – снова зеваю я и погружаюсь в мягкую темноту лёгкой дрёмы.***
Пол под ногами плывёт – пытаюсь упереться рукой в стол, но тот тоже размякает (или я промахиваюсь, не знаю). Спотыкаюсь – Миша ловко подхватывает меня под мышки, смеётся в ухо: – Та-а-ак, а ну-ка… – усаживает меня на своё место – тело ведёт в сторону, а стол по-прежнему рассеивается в пальцах. Спиной натыкаюсь на что-то твёрдое – и табаком фыркающее мне в макушку: – Объясни мне одно, Колесниченко: ты зачем так нахерачиваешься, что тебя ноги потом не держат? Знакомый голос с язвительными нотками, к которому я совсем привык, заставляет губы растянуться в улыбке. Доверительно расслабляюсь, без особого успеха пытаясь сфокусироваться на мелкой паутине в углу потолка. Виски сдавливает, в голове звенит – невыносимо; мучительно вздохнув, выдавливаю из себя: – Сначала это весело… – развязанный алкоголем язык едва ли контролирует, что болтает. – Потом нахлы… ны… нахла… – Накатывает, – подсказывают сзади. – Да, накатывает… И я начинаю о нём думать, понимаешь, – трескучая тишина, припыленная приглушенным светом, рождает обманчивое ощущение, что слушает меня только Игорь; что здесь лишь мы вдвоём. – О том, что… а может, мы никогда не будем… и я так… постоянно… буду один… – О ком? – врывается посторонний голос, который я распознаю не сразу, а потому отвечаю: – О Де… – но ладонь, зажавшая мой рот – сильная, пропахшая сигаретами и вишней – не даёт мне договорить. – Помолчи, – негромкий шёпот разливается приятным теплом в районе чуть ниже виска. Только на этих словах понимаю, что мы не одни – опускаю взгляд и вижу искрящиеся любопытством лица Славы и Миши. А ещё понимаю, что развалился на Игоре – уводящим разговор в иное русло. Щёки заливает краска – и пока компания увлечённо обсуждает незнакомых мне людей, я выпиваю виски из глупой кружки с серым мишкой залпом – чтобы поскорее забыть о нелепой ситуации. – Артём, тебя там смыло, что ли? – настойчивый стук в дверь и вялый голос. – Давай, освобождай зал заседаний, ты тут не один. Нехотя выныриваю из ледяного потока и закручиваю кран. С прилипших к лицу волос падают вязкие капли воды: на плечи, ключицы, грудь; расплываются тёмными пятнами на футболке. Отодвигаю щеколду и открываю дверь – Славка слабо улыбается и тянется к моей голове: – Доброе утро, ранняя пташка, – хрупкая ладошка треплет взмокшую шевелюру. – Ты чего встал ни свет ни заря? – Так… будильник… учёба… Девушка заходит в ванную – кидает в меня полотенцем и смеётся: – Голову вытри, студент… – Ага, спасибо, – невнятно бормочу я, пока Слава продолжает: – Ты всерьёз на учёбу собрался? В зеркало себя видел? – Да я так, для красного словца, – робко оправдываюсь, просушивая волосы. – Вот и сиди тут, – она потягивается и резко оборачивается. – Так, птенчик, лети, мне помыться надо… – Ох, извини, – смущаюсь и поспешно выхожу в коридор. Тёплые лучи нагрели неровный линолеум: рассыпались тенями на плинтусах. Потягиваюсь и направляюсь обратно в зал – где всё ещё, надеюсь, спит Игорь. И правда, спит – развалился на животе, раскинул руки в стороны, сбросил мешающее покрывало. Тихо пробираюсь к дивану – забираю мирно покоившийся в ногах мобильник и усаживаюсь на обитую велюром поверхность. Телефон в руках вспыхивает новой трелью – роняю его от неожиданности и получаю хмурое: – Выруби, блядь, дай поспать… Хватаю гаджет и выключаю будильник: Игорь недовольно сопит, переворачиваясь на спину, и сквозь сон закрывает глаза ладонью. Вслушиваюсь в хриплое дыхание и успокаиваюсь: не разбудил. Все хорошо. Он спит. И возможно, не вспомнит мои очередные придурочные выходки. И те слова… Конечно, не вспомнит, ехидничает сознание. Зачем вспоминать то, что и так тяжело забыть? Твои кинестетические замашки до добра тебя не доведут, попомни моё слово, Артём. И я всё это прекрасно понимаю, только это… сильнее меня. К тому же он сам не противится и не плюётся в ответ желчью: так значит ли это, что ему это дискомфорта не приносит? Такая дружба… Она вообще бывает? Откидываюсь на диван – укладываюсь, поджав ноги, топя себя в тягучести раннего утра. Ну, то есть, бывает, конечно, и это, безусловно, здорово, но… Может ли она зародиться так быстро?.. – Понимаешь, иногда события как будто одно под другое заточены… То есть, идут подряд, друг за дружкой, и складывают полноценную картинку, которая образует причину. У тебя не возникло впечатления, – он закашливается и раздражённо выбрасывает в приоткрытое окно окурок, – тц, что за дрянь… Так вот, Артём, у тебя не возникало впечатления, что всё сразу навалилось? Сначала посвят, потом драка, потом всё остальное… Киваю. – Ну вот, я про это и говорю, в общем-то… Вся эта череда условных неудач и привела тебя… нас к нынешнему моменту. Жалеешь? Мотаю головой. – А ты? Игорь смеряет меня внимательным взглядом: – Нет, не жалею… Ты вообще понял, о чём я говорил? – Да… наверное, – чуть помолчав, отзываюсь я. – То что кажется закономерным – и есть те подвязочки, которые привели к тому, что есть. И если их осмыслить, а не принимать как должное… то получится внятное объяснение, что, как и почему. Тихий смех отражается от грязных стен подъезда: – Да, что-то в этом духе… Орлов ворочается – перекатывается на бок, пытается нащупать спросонья одеяло. Солнце теплится на лице парня: очерчивает острые скулы и плавно перетекает на оголённое плечо. Мятое утро лениво нежится в прохладных объятиях: стряхивает с веток остатки ночной глазури, пугает нерадивых снегирей громким рёвом моторов. Морозом заглядывает в комнату зима – серебрится на подоконнике, лёгким скрипом ползает по окнам. Свешиваю руку с дивана – задеваю лицо Игоря случайно, но тот не замечает: слабым дыханием обволакивает кожу пальцев и сопит дальше. Тянусь к одеялу – хватаю за угол и накрываю им парня. В ответ тот расслабленно улыбается и затихает; укутанный дымкой тишины, тоже проваливаюсь в полудремоту. Брожу по пустынной заброшке, пинаю камни – те со свистом летят в исщербленные влагой и временем стены, с гулом приземляются на заваленный мусором пол: ветхий, с обнажёнными прутьями под ногами. Переступив через очередную дыру, поворачиваюсь к затянутому паутиной плесени окну – грязному, затхлому, прожжённому. Ржавое небо неохотно кутается в облака – прячет закат в серой поволоке, клубится тусклым светом в затхлой траве. Подхожу ближе – стекло хрустит под подошвой, впивается мелкими осколками в мягкую резину. Опускаю руку на подоконник – пыль приветливо липнет к пальцам – сухая, как пудра, смешанная с бетонной крошкой. Чувствую чужое дыхание на шее – замираю и спрашиваю: – Демьян?.. – Целых два, – саркастично отзываются сзади, и я открываю глаза: перед взором обнажившаяся обивка дивана, некстати скинувшего со своей спинки аккуратный плед. Переворачиваюсь на другой бок – Орлов упёрся локтем в ручку, внимательно рассматривает меня и выдаёт наконец-то: – Ну… доброе утро, спящая красавица. – Я… – тяну затёкшие ноги, растопырив пальцы. – Я раньше тебя проснулся вообще-то! – И уснул тоже, – напоминает Игорь. – Не успел лечь, как ты уже развалился на мне и давай слюни свои пускать… Закатываю глаза: – Ничего я не пускал, вон, твоя футболка сухая и совсем не пахнет… – Ты забыл «дорогой», – хмыкает он, вставая с колен и разминаясь. Недоуменно пялюсь на него и переспрашиваю: – Чего? – Ну, в рекламе так было, «дорогой, где ты был…». Не помнишь? – Дорогой… – смакую слово на вкус и мотаю головой. – Нет, Орлов, ты не дорогой… – Дешёвый? – перебивают меня, а я, прыснув, нацепляю на себя серьёзную мину: Ты бесценный. – Придурковатый. Игорь смеётся, прикрыв рот ладонью, и фыркает: – Ладно, пошли на кухню, нас Славка ждёт… Только умойся сначала, ладно? Закатываю глаза – снова – и выползаю в коридор: полный энергии после лёгкого сна и взбодрённый утренними подколами от Орлова.***
Из приоткрытого окна струится свежесть – клубится в прокуренной кухонке, петляет по полу, лижет морозом оголённые пятки. Слава втюхивает Игорю кружку зелёного чая; тот, досадливо поморщившись, демонстративно тушит сигарету о тарелку со скудными остатками подсохшего сыра. Девушка, процедив что-то вроде «свин», поворачивается ко мне: – Артёмка, какой чай будешь? – Любой? – улыбаюсь я. Орлов хмыкает и насмешливо замечает: – То есть, как Артём – так «Артёмка», а как Игорь – так «свин»? Давлюсь смешком, вспомнив нелепую перебранку в сыром подъезде, и встреваю: – Нет, как Игорь – так «Орлёнка». Парень меняется в лице, цыкает – но как-то добродушно – и качает головой, не удостоив меня ответом. Слава неприкрыто угорает: – Новая коллекция шоколадок «Алёнка»: «Артёмка», приятная аки нежная плюшка, и Орлёнка, о которую сломаешь зубы. – Уссаться можно, – сардонически комментирует Игорь, прищурившись – хитро, но без злости. Девушка приобнимает меня за плечи и соглашается: – Да, – а затем уточняет: – Правда, Артёмка? – Ага, – поддакиваю я, опираясь локтем на столешницу. – Странно, – Орлов пододвигает к себе кружку и отпивает из неё – всё той же дурацкой, с серым мишкой и сколотым краем. – Когда я тебе называю Артёмкой, ты бесишься. – Ты не заслужил, – тут же находится Слава. – Я его холю, лелею и чаем пою, мне можно. – Или даже нужно, – хихикаю, подыгрывая. – Я тоже, – наигранно возмущаются в ответ. – Только пою кофе. – Или спаиваешь? – подмигивает девушка, отпуская меня и отходя, чтобы заварить ещё чая. Орлов замолкает, а я развожу руками: – Прости, Игорь. Чай в приоритете, его я больше люблю. Ну, и Славу тоже. Шутки шутками, но... На самом деле нет. На самом деле я люблю его – внезапно не чураясь этого слова – не меньше, чем чай. Как бы не больше. И когда-нибудь смогу признаться не только самому себе. – Конечно, как я мог забыть, – улыбается он и возвращается к кружке. Зеваю – ёжусь от прохлады из старого окна: потёртого, с облезшей краской на подоконнике. Зима совсем расцвела – окутала изморозью вышки, крыши домов и ветвистые деревья; ликвидировала остатки осени, вступила в законные права. Город начинает с чистого листа – и я, кажется, тоже.***
От Славы идём в неловкой тишине – прячу руки в карманы, нос – в поднятый воротник, взгляд – в сторону. Игорь молчит, и его это, кажется, совсем не напрягает – как и покрасневшие от мороза пальцы. Город укутался в белое одеяло – спрятался от густого тумана в снегу, стылый и потерянный в зимней пелене. Вечер – выпускает на улицы тепло из кофеен, клубится у столбов темнотой, подмигивает зажигающимися окошками домов. На проезжей части толпятся машины – гудят в пробке, недовольно фыркают выхлопными газами в нетерпеливом ожидании; дёргаются, когда загорается зелёный, и почти сразу останавливаются, взвизгнув тормозами. По переродившимся проспектам гуляет редкий ветер – разносит холод, обжигает щёки нерасторопных прохожих, что не замотали лицо шерстяным шарфом от мамы или китайского рынка. Таких, как Игорь – которому никакой мороз нипочём. Потому что… отмороженный. Внезапно рождается вопрос: а сейчас у него руки тёплые? Смущаюсь собственных мыслей и зарываюсь в воротник ещё сильнее. Орлов, кажется, замечает это – хмыкает и выпускает тонкую струйку дыма изо рта. – Слушай, – едва ли высовываю нос, чтобы меня было слышно, и неловко поджимаю губы, натянуто улыбаясь. – Тебе не холодно? – Холодно, – не поворачивая головы, отвечает Игорь. – Согреть хочешь? – Может и хочу, – усмехаюсь я. – Беспокоюсь за кожу твоих рук. Орлов останавливается – выбрасывает сигарету в ближайший сугроб и протягивает ладонь: – Грей. Теряюсь – осторожно касаюсь покрасневших пальцев и недолго думая сую его руку к себе в карман. Игорь недоумённо поднимает бровь и интересуется хрипло: – Ты чё делаешь? – Грею, – ёрничаю в ответ. – Ясно, – негромко говорит он и замолкает. Унылая попса, доносящаяся с ближайшего магазина, растворяется в общем гаме спешащих людей и машин. Орлов достаёт пачку – ловко управляется свободной рукой, зажимает сигарету губами и делает несколько коротких затяжек подряд. Затем ловит мой взгляд, открывает было рот, чтобы что-то сказать, но в итоге лишь выпускает мне в лицо облако дыма. Морщусь от запаха табака, невольно стискиваю ладонь в кармане и ошеломлённо отмечаю, что она… тёплая. Как, чёрт возьми, рука без перчатки на холоде может быть тёплой? Резко вдыхаю морозный воздух: горло саднит, как при ангине, и я захожусь в сухом кашле. Игорь усмехается, скрывается за очередным полотном дыма и спрашивает: – Нормально всё? – Да… – вяло бурчу я. – Ты бы сжалился над своими руками, обветришь же… – Будет повод обратиться к услугам массажиста Колесниченко, – отшучивается парень. – Знаешь такого? – Ой, да иди ты, – фыркаю и направляюсь вперёд – продолжая держать в кармане чужую ладонь.***
– Ты не собираешься отдать мне руку? – Ты сам сказал – грей. Вот я и грею. Так что прекрати жаловаться и наслаждайся приватной услугой по… э-э… – запинаюсь, подбирая нужное слово, – обогреву рук? – Массажист и грейщик Колесниченко Артём, – хмыкает Игорь. – Ладно, хорош, отпусти уже меня. – Не-а, – ехидничаю я. – Сеанс ещё не закончен. – Но моя рука тёплая и совсем не пахнет, – страдальчески возводит глаза к небу он и замирает. – Смотри, медведица. Сквозь пыльную завесу проступают звёзды: складываются в знакомые фигуры и приковывают к себе взгляд. В момент созерцания время стынет – невольно сжимаю длинные пальцы в кармане – горячие, греющие лучше любой перчатки. Снег кружится в темноте – превращает небо в шумный снимок, приземляется на лица: оседает на коротких ресницах. Последние вздрагивают – Орлов, смахнув стылую каплю с глаза, цыкает и мотает головой. Затем, воспользовавшись моментом, вырывает руку из моей хватки и разминает. – Затекла, – поясняет он и улыбается уголком губ. – Мог бы сразу сказать, – механически отвечаю я. В опустевший карман забирается холод – неприветливо щекочет кожу, заполняет собой освободившееся пространство. – Раз не сказал, значит, не мог, – задумчиво откликается Игорь. – А ты чего скис? Так понравилось со мной под ручку идти? – Возмущён вашим пренебрежением к эксклюзивным услугам, – натужно усмехаюсь я. – Пойдём? Вечер давится табаком – разносит дым по округе. Ловлю себя на мысли, что уже не замечаю, когда Игорь начинает курить – узнаю лишь по запаху, перебивающему тонкий аромат вишни. И внезапно для себя не могу решить, какой из этих вариантов мне нравится больше.***
– Зайти не хочешь? – спрашиваю, отряхиваясь на заснеженных ступеньках. Игорь мотает головой – кривит губы и говорит: – Не. Домой пора. Завтра на пары, а я как-то не выспался за сегодня, знаешь. Расплываюсь в улыбке: – Не знаю. Я вот хорошо поспал. – Рад за тебя, – мягко отвечает парень. – Мне вот не удалось. Город затихает – укрытый белоснежным пледом, он медленно гасит свет от окон домов. Топчусь на холодных ступенях – не знаю, что сказать, но и безмолвно отпускать Орлова мне не хочется. Последний рвано выпускает смешанный с паром дым и смотрит на меня, прищурившись. – Придёшь завтра в универ? – спрашиваю наконец, сцепив руки за спиной. Игорь кивает – и через пару затяжек отвечает: – Куда я денусь? – Тогда после пар ты – мой, – смеюсь – и резко затихаю, поняв, какую ерунду я сморозил. Но парень хмыкает – бурчит себе что-то под нос и выдаёт наконец: – На кой? – Не знаю, нужна какая-то особая причина? – Да нет, – улыбается в сторону он. – Не нужна.***
Демьян сидит на кухне – мягко смеётся в трубку, постукивает пальцами по столу и не замечает моего присутствия. Топчусь у входа – всматриваюсь в лохматую макушку, ловлю знакомые нотки можжевельника и ментола, боюсь спугнуть момент. – Да. Конечно скучаю. Да скоро уже, пара зачётов осталась. В груди неприятно щемит – потому что не помню, чтобы Дем был таким же счастливым при мне. Таким же безмятежным – не уставшим, улыбающимся и… живым. Стоять в проходе – идея не лучшая, поэтому, переборов себя, захожу в пропитанную теплом комнату и сажусь рядом с соседом. Тот, подмигнув, поднимает руку в знак приветствия и снова смеётся: – Да ну тебя, прекрати! В трубке смеются тоже – и негромко продолжают говорить. Прощаются – потому что Демьян сразу никнет и почти шепчет: – Ага… До встречи. – Кто звонил? – на автомате ляпаю я, вовремя не сообразив, что лезу не в своё дело. Но Демьян привычно треплет меня по голове, отвечая: – Коллега по работе. Говорит, что не хватает барменов в количестве одного штуки. – Долго у тебя ещё сессия будет? – спрашиваю, хоть уже и знаю ответ. Но почему-то мне хочется получить его лично – не вылавливая из обрывков чужих разговоров. – Чуть меньше недели. Сегодня же десятое? – Восьмое. Демьян вздыхает – тяжело, сквозь натянутую улыбку, от которой уже тошнит. Хочется схватить его – взять лицо в ладони, приблизиться и попросить перестать делать вид, что всё хорошо. Сказать, что я достоин искренности – и что мне можно доверять. И что никуда не денусь. И что всегда буду рядом – хочет он того или нет. Давясь собственными словами, срываясь на крик и отчаянно вслушиваясь в хриплое дыхание – потому что промолчит. Потому что я не оброню и звука, улыбнусь – так же натянуто – и сделаю вид, что всё хорошо. И будем жить долго и счастливо: с осевшей горечью приторной лжи. Не так она и сладка, когда видишь правду.***
Едва продравший глаза, плетусь в универ: суетливое утро неохотно сбрасывает с себя тусклое бремя фонарей и гоняет стылый воздух по крышам. Снег под ногами мягко хрустит – погода овевает зимним флёром: туманится морозом, не даёт солнцу пробиться сквозь груду тучных облаков. На щеках прохожих расцветает румянец – и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, есть румянец на его щеках. Тоже сонный – зевает, чуть ссутулившийся и редко моргающий – выпускает из рта рыхлый пар и окликает меня: – Тём, ты чего? Мотаю головой, чтобы прогнать наваждение – улыбаюсь расхлябанно и поправляю рюкзак: – Ничего. Пойдём. Парень кивает слишком резко – накинутый на голову старый капюшон спадает – ловлю его за край и накидываю обратно, случайно коснувшись пальцами колючего подбородка. Рука замирает – замираю я – замирает мир: его глаза смотрят пристально – и тепло, топят в своей карамели. Ноги подгибаются: горло пересыхает, и изо рта вырывается нервный смешок. Дем хватает меня – стискивает плечо и тянет на себя. Утыкаюсь в старое пальто носом – улавливаю любимый аромат – или аромат любимого? – Ты прям на ходу спишь, – смеётся сосед, щекочет раковину уха горячим дыханием. Невольно льну к нему сильнее – словно это поможет мне спрятаться от собственных чувств. Жмурюсь – вжимаюсь в грубую ткань лбом и едва слышно бормочу в ответ: – Не выспался… Дем похлопывает меня по спине – и осторожно гладит после. Ветер задувает в воротник, и я впервые жалею, что у меня не такого же шарфа, как у соседа. Впрочем, его сегодня и у Демьяна нет – сказал, что забыл на работе. Пока стоим, город пробуждается – наполняется звуками заводящихся машин, скрипучими шагами каблуков и вялыми репликами студентов, выползающих из общежития. Телефон вибрирует в кармане, возвращает в реальность. Отстраняюсь от Демьяна – с явной неохотой – и проверяю уведомления.«Я ушёл вперёд, так что не ждите».
Оборачиваюсь резко – пытаюсь выцепить взглядом знакомую макушку. Зачем-то привстаю на носочки – как будто это мне поможет – высматриваю Орлова среди толпы студентов: не нахожу. Видимо, ушёл уже. Мог бы и раньше предупредить.«Хорошо. Встретимся в универе».
Неожиданно нарастает тревога – что-то идёт не так. Оборачиваюсь ещё раз – и досадливо цыкаю, когда не вижу Орлова поблизости. До носа доносятся нотки табака – опять курят за углом. Вздохнув, поворачиваюсь к Демьяну: – Игорь нас не дождался. Так что пошли дальше.***
Универ встречает гамом – кажется, я впервые за долгое время не опаздываю. Хватаю Демьяна за рукав – пока не ушёл – и говорю: – Спасибо. Я уже забыл, как это – приходить вовремя. Дем мягко смеётся, стаскивает с меня шапку и тормошит по волосам. – Не за что, – отвечает он, пока я пытаюсь увернуться от его ладони. Шумный холл в одно мгновение затихает – когда на меня смотрят с невероятно красивой улыбкой и, склонившись к уху, и вкрадчиво шепчут: – Обращайся. Краснею – чувствую, что лицо горит. Демьян подмигивает: стаскивает с себя пальто и хлопает меня по щеке. Фыркаю недовольно и киваю в сторону: – Твои тебя уже заждались. – Не уверен, что они меня ждут. Но если ты продолжишь тут зависать со мной, то придётся забрать свои благодарности назад. Смотрю на время – без двадцати десять. Не могу сказать, что особо меня это волнует – стоя рядом с Демьяном, я готов пропустить хоть все свои пары. – Ладно, Тём, я пошёл, препод пришёл по ходу, – прерывает мои размышления Дем. – Ты тоже иди, опоздаешь. Провожаю взлохмаченную шевелюру взглядом – смешавшись с толпой, она выпадает из поля зрения. Беспокойство одолевает странным чувством дежавю – отмахиваюсь и наконец-таки раздеваюсь. Входная дверь распахивается – спину обдаёт холодом, и я невольно поворачиваюсь. Орлов. – Ты же ушёл вперёд, – подхожу я к однокурснику. – А пришёл позже. Это как так? Игорь – смурнее тучи – расстёгивает молнию куртки и цыкает: – Задержался. Шагаю ближе и морщусь: от него несёт, как от табачной лавки. Понимаю – очень вовремя, спасибо! – что вишнёвый аромат привлекает меня больше, и задаю вопрос: – Ты скурил все сигареты в городе? – Так сильно прёт? – безучастно спрашивает Орлов, протягивая куртку – отдаёт в гардероб. Пожимаю плечами: – Сильнее чем обычно. – Задохнёшься, если будешь сидеть рядом? – парень протягивает мне номерок и запихивает свой в карман. Качаю головой, прикрыв глаза: – Не думаю.***
Возле Игоря скачут его гаврики – окружили, дёргают, гогочут, как придурки, пока он с мрачным лицом выслушивает их россказни. Не рискую к ним подходить – молча перешнуровываю ботинки и одеваюсь: поправляю куртку перед зеркалом. – Тебе надо с нами почаще зависать, Игорь, а не с этим, как его? – гыкает Дима, похлопывая по плечу Орлова. Можно подумать, он с вами зависал. Скорее уж, вы с ним. И то – просто прицепились, как надоедливый репей. Вы хоть что-нибудь, кроме имени и возраста, знаете о нём? Виновник торжества раздражённо цыкает, но не успевает ответить – за него это делает Лёня: – Анисимов! – Ага, он, – соглашается Дима и поворачивается ко мне спиной, загораживая вид. – Он еблан какой-то занудный, ещё и в деканате вечно торчит, чё ты с ним вообще тусуешься, я не понимаю… Просил его недавно допуск мне поставить… ну, там, за прошлую сессию ещё, по-братски… Ну а чё, вы же типа вместе, друзья, хуё-моё, а значит, может выручить… А он меня нахер послал: говорит, мол, иди-ка ты, Аверинцев, и сдай уже несчастную физру, шкаф шкафом же… Я бы ему рыло несчастным сделал, но он же твой друг, Игорян… «Игоряна» передёргивает – скривившись, он прикрывает глаза ладонью и что-то негромко говорит: не слышу. Интересно, от чего он взбесится сильнее – от Орлёнки или Игоряна? Или Игорёнки? Хихикаю сам себе, отвернувшись – и достаю телефон. Не хочется уходить не попрощавшись, но лезть в эту прорву гопников – ещё больше. Поэтому быстро набираю сообщение:«Пока, Игорь. До скорой встречи, как договаривались ;)»
Закидываю рюкзак на плечо – позади раздаются возмущённые вопли, а через мгновение в ухо выдыхают насмешливое: – Твоя любовь ко мне навечно?* Вздрагиваю от неожиданности – приятной неожиданности. Фыркаю, пряча мобильник в карман: – Ты всегда такой быстрый? Игорь улыбается – чуть склоняет голову, выпрямившись: – Не всегда. Хочешь проверить? Заливаюсь краской от двусмысленности фразы и мотаю головой: – Нет. Верю тебе на слово. Звонок – резкий – оглушает: морщусь, прикрыв уши ладонями. Орлов меняется в лице – с привычного оно меняется на страдальческое. Похлопываю парня по щеке и говорю: – Крепись солдат. Пару Валерьяна вытерпеть сложно, но возможно. – Особенно с тобой, – тихо роняет Игорь. Замолкаю, не зная, что ответить, а он продолжает: – И это, Артём… Лучше прощаться лично, а эти… Просто насри на них: растолкал, попрощался и ушёл. Не бойся, они тебя не тронут. Они слишком тупые, чтобы понять, что мне их разговоры до пизды. Угукаю – желаю удачи и, отсалютовав рукой, выскакиваю на улицу. В душе приятно теплится осознание того, что я ему друг. А они – нет. POV Демьян Выходные тянутся патокой – за ненужными конспектами и практичками. Артём, у которого я конфисковал ноутбук, не вылезает из телефона – валяясь на полу и мотивируя это тем, что ему жарко. В наушниках про унылый дождь поёт Клеменс Ребайн**, в то время как я пишу про унылое состояние российского рынка IT-технологий. Пальцы вяло набирают текст: расслабленные, скользят по аккуратной клавиатуре макбука. Почти опустевшая кружка с кофе окончательно остыла: кажется, что от неё даже веет холодом – как и от кривого пластикового окна. В конце недели зима разошлась – бахнула резким морозом, засыпала снегом низкие лавочки, разрисовала стёкла домов белыми узорами. Половина машин отказалась заводиться, а мы – выбираться на улицу. Артём сказал, что лучше потратится на курьера, нежели высунет нос наружу, и я впервые был с ним солидарен. Единственный, кто способен вытащить меня из дома – Егор – не писал, лишь звонил пару раз за неделю, говорил, что скучал, упоминал, что дел невпроворот, и наскоро прощался. Но я всё понимал – потому довольствовался этим. Всяко лучше, чем гнетущее молчание от встречи до встречи. Уведомление неумело вплетается в мягкую композицию – помедитировав ещё с минуту над заданием, открываю браузер и удивляюсь, обнаружив там сообщение от Миши.«Как там подготовка к сессии? Успешно?»
Усмехаюсь – и набираю наскоро:«Пытаюсь придумать вывод о состоянии рынка технологий так, чтобы дяди в форме не забрали меня за длинный язык».
Миша тут же советует – так быстро, словно сидит рядом:«Лучше писать, что всё стабильно».
Пальцы сами печатают ответ – очухиваюсь только тогда, когда на экране красуется уже отправленное:«Стабильно плохо?»
Зеваю – вытягиваю руки вперёд и задеваю запястьем что-то горячее. Поворачиваю голову – когда здесь появилась кружка с ароматным кофе? Я даже не заметил. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Артёма, и вздрагиваю – потому что он стоит аккурат за моей спиной. Выдыхаю медленно сквозь нос и, сняв наушники, спрашиваю: – Ты чего? Парень мнётся, поднимает брови и в сторону бурчит: – Кофе тебе принёс. А то предыдущий твой закончился. А ты вроде… ещё возишься с домашкой, – он кивает на монитор. Ой да ладно. Ты сразу не ушёл – значит, видел, что не практичкой я занимаюсь. Значит, снова лукавишь. Значит… – Спасибо за заботу, – искренне благодарю я. – Кофе лишним не будет. Артём скромно улыбается, пытается скрыть ликование. Стесняешься радоваться? Влюблённый мальчишка, знал бы ты, как хорошо я тебя понимаю. – Не хочешь заказать еды? Пиццу там… Ассортимент можно на сайте посмотреть. – Хочу, – соглашаюсь сразу. – Пока они приготовят и привезут, как раз успеем проголодаться. – Хорошо, – отзывается сосед, и я разворачиваюсь к ноутбуку. Там меня уже ждёт сообщение:«Сохраняется прежняя тенденция роста. И не важно, положительного или отрицательного. Или стагнация вообще. Там действительно всё плохо? Расскажешь?»
Его действительно это волнует? Дублирую вопрос:«Тебе правда интересно? Или так, поддержать разговор?»
– Дем, давай… посмотрим пиццу. Киваю – Артём тут же нависает надо мной, щекочет волосами висок. Открываю сайт – листаю меню, выискиваю его любимую пиццу – ибо мне без разницы. – С креветками и ананасами? – предлагаю я. – Ага, – расцветает парень. – Давай. Оформляю заказ – подтверждаю и довольно откидываюсь на спинку стула. Артём неохотно отстраняется – снова усаживается на пол и утыкается в телефон. Возвращаюсь к диалогу – Миша тут как тут:«Поддерживаю разговор, спрашивая то, что мне интересно».
Красиво. Мягко улыбаюсь и печатаю:«Расскажу при личной встрече тогда».
Отпиваю тёплый кофе из кружки и смеюсь, увидев последовавшее:«Халтурщик. Отмазываешься от разговора?»
Артём с любопытством смотрит на меня, и я понимаю, что не надел наушники. На всякий случай говорю, что кофе замечательный, и принимаюсь разуверять собеседника:«Вовсе нет. Приезжай в гости, расскажу. Достаточная для тебя мотивация?»
Миша долго печатает – пальцы бегают по тачпаду, оживляя курсор в пустом окошке. За спиной суетится Артём – ожидает звонка от курьера, поправляет вещи в комнате, не может сидеть на месте. Усмехаюсь, проецируя его состояние на себя – потому что сам такой же, когда предстоит встреча с Егором. Некстати вспоминаю о нём снова – посреди диалога с одним из немногих, кто меня способен отвлечь от обдумывания наших отношений. Иронично, но срабатывает – короткий щелчок развевает образ мужчины перед глазами.«Я же приеду. Только не для того, чтобы узнать положение России на рынке технологий. Точнее, чтобы просто с тобой посидеть».
– Тём, – зову соседа я. – Ты не против, если Миша к нам придёт? Можно попросить его привести Игоря с собой. – Ну попробуй. На лице сомнение – хмурое, с поджатыми губами. Не хочет, чтобы кто-то нарушал эту идиллию, когда мы вдвоём – слишком любит наслаждаться моим присутствием без посторонних. Но я пробую – пишу о том, чтобы Миша захватил с собой своего друга.«Не выйдет, хоть я и с удовольствием бы его взял с собой. Но Игорь к родителям поехал».
Вздыхаю – мысленно развожу руками и отвечаю:«Тогда приезжай один».
***
– Чай будешь? Насупился – перебрался с пола на кровать, уткнулся в конспекты – перевёрнутые верх тормашками. Делает вид, что не слышит – поэтому снисходительно переспрашиваю снова: – Тём, чай хочешь? Якобы очухивается – отвлекается от тетради, замечает, что держал её перевёрнутой, заливается краской – и бурчит: – Нет. Вздыхаю – ну до чего смешной! – прохожу в спальню и сажусь к нему на постель. Подскакивает – устраивается подальше, в мою сторону даже не смотрит. Склоняюсь к парню – и говорю негромко: – А мне что-то подсказывает, что всё-таки хочешь. – Или что у меня нет выбора? – ворчит Артём. Приглаживаю его встрёпанные волосы и говорю: – Ты мог бы сказать, если тебе не нравится, что у нас дома гости. Артём отстраняется – обхватывает колени руками, опускает голову и совсем тихо отвечает: – Не в этом дело. Просто вы говорите… а я… А я даже не знаю, что добавить, понимаешь? Чувствую себя лишним… в этом разговоре. – Это не так, – пытаюсь разубедить его. – В том, что это не твоя стихия, нет ничего плохого. Просто посиди с нами. Ты не лишний. И никогда им не будешь. – Хорошо, – бормочет под нос – очаровательный мальчишка. – Я сейчас подойду. – Посмотри на меня. Вздрагивает. Сидит неподвижно с четверть минуты и наконец-то поднимает голову. Опускаю ладонь ему на щёку и мягко поглаживаю её пальцем: – Всё нормально. Мне нравится, когда ты рядом. Ты нас не напрягаешь, а наоборот. Поэтому… не расстраивайся, ладно? Закончим обсуждать фондовые рынки и начнём обсуждать то, в чём ты разбираешься. Замер – онемел от неожиданности. Убираю руку, встаю и ухожу на кухню – где Миша, помешивая кофе, невозмутимо копается в телефоне. Уведомления приходят с интервалом чуть ли не в пару секунд, и я про себя замечаю, что он даже не удивляется. Видимо, такое количество сообщений для него – нормально. Включаю чайник и тянусь за посудой – гость отвлекается от мобильника и интересуется: – Удалось переубедить? Отодвигаюсь в сторону, чтобы было видно кружку – парень понятливо кивает и улыбается: – Вот и чудесно. Артём приползает, когда всё готово – стыдливо усаживается рядом со мной, болтает пакетик чая за верёвочку. – Как там Игорь? – спрашивает Миша, откладывая телефон в сторону. Сосед удивлённо смотрит – сначала на него, потом на меня. Затем – снова на него и бормочет: – Нормально вроде… Вы же друзья, почему ты меня спрашиваешь? – А вы – нет? – почти сразу находится гость – подпирает щеку рукой и внимательно оглядывает парня. Тот тушуется – прячет взгляд и бурчит: – Друзья… вроде. Наблюдаю с интересом – не такой ты простой, Миша, как может показаться. Слишком много в тебе недосказанного, чтобы просто налепить ярлык компанейского парня. Ты много знаешь о других – и много скрываешь о себе. Прячешься за ролями, умело ими жонглируя. И манипулируя другими. – Ну так и в чём проблема? – Ни в чём, – недовольно буркает Артём. – Глупость сморозил. – Но что-то было тому причиной. Может, вы не такие уж и друзья. В плане, может, не только друзья? – Миша, блин, отстань, что за херня? – возмущённо восклицает сосед. – Чувствую влияние Игоря, вон, какие словечки в лексиконе появились, – лукаво щерится тот. Смеюсь – забавляет меня эта перепалка. Артём – задёрганный неосторожными нарочито словами, Миша – получающий удовольствие от подколов. Соседа хочется защитить – поэтому подсаживаюсь ближе, когда он бубнит под нос: – Теперь понятно, как вы с Орловым сошлись… оба невыносимые. – Расслабься, Тём, – миролюбиво предлагаю я – успокаивающе глажу по плечу. – Он просто подначивает тебя, видит, что ты ведёшься, и продолжает. – Тебя это обижает? – интересуется Миша участливо – и не сказать, что неискренне. Артём мотает головой: – Нет… Я закалён Орловым, так что… нормально. Разговор перетекает в другое русло – Миша вспоминает, как к нему придрался Валерьян, и нас прорывает: каждый пострадал от этого несносного препода. Кухня наполняется приятной атмосферой уюта – расслабляюсь в тепле Мишиного голоса и даже не замечаю, когда Артём успевает облокотиться на меня.***
– Знал бы, что у вас в гостях так весело, напросился бы ещё раньше, – смеётся Миша, натягивая на ноги ботинки. Артём стоит впереди – хихикает тоже: – А раньше у Дема сессии не было, и он пропадал на работе. Так что не получилось бы напроситься. – Да, – соглашаюсь с соседом. – Пока у меня своеобразный отпуск, сижу дома. А обычно у меня смены. Если выходные – то я старательно отсыпаюсь. Парень улыбается – поправляет шапку и отвечает нам обоим: – Понимаю. У меня обычно куча бумажной волокиты на выходные остаётся. В этот раз повезло. Артём смеряет взглядом – сначала Мишу, потом меня – и ворчит: – Работяги, раскудахтались-то… Занятые все, куда деваться… – Радуйся, что пока можешь не работать, – опускаю руку ему на плечо, подходя к Мише ближе. Последний кивает и поддакивает: – Ага. Ещё успеешь много раз взвыть волком от всего этого. Наслаждайся учёбой и свободным временем. – Ой, ну чё начали-то, – морщится сосед. – Чувствую себя маленьким мальчиком рядом с вами. – Ты и есть, – одновременно говорим с Мишей и прыскаем. Артём закатывает глаза, сбрасывает мою руку с плеча: – Всё, надоели… Пока, – и, обогнув меня, утопывает в зал. Хмыкаю, проводив его взглядом, и поворачиваюсь к гостю. Тот уже застегнулся и готов к выходу. – Ну а что, – продолжаю я. – Он же и правда ещё мальчишка. Миша кивает и тепло улыбается: – Когда-нибудь сам поймёт. До встречи? – протягивает ладонь парень. Пожимаю – сухая, мягкая, но очень крепкая. Даже не верится, что это тот хлюпик, который два года назад говорил мне про академический отпуск. Как будто два разных человека – только глаза всё те же: странно блестят, как и тогда. Слабо улыбаюсь в ответ: – До встречи. Замок щёлкает – в узкий коридор врывается прелый воздух, резко ударяет в нос, и я невольно пячусь. Миша поднимает руку в знак прощания и спускается по ступенькам: скрывается в плотном мареве подъезда.***
Про телефон вспоминаю перед сном – опустив голову на подушку, провожу пальцем по экрану. Среди многочисленных уведомлений затесался один пропущенный – от Егора, около пяти часов назад: как раз тогда, в гости пришёл Миша. Вздыхаю – становится обидно, что я пропустил звонок от любовника, с которым сейчас не то чтобы вижусь, а даже разговариваю редко. Торопливо пишу сообщение:«Извини. Не видел, телефон на беззвучном режиме был. Занят? Тебе перезвонить?»
Секунды плавятся в томительном ожидании – в то время как часы предательски стоят. Егор отвечает – спустя пару минут, если верить циферблату:«Не надо».
Сжимаю пальцами телефон – до разводов под разбитым стеклом – и роняю, когда раздаётся звонок: мобильник, мягко вибрирующий, приземляется на простынь. Глаза с надеждой вглядываются в светящийся экран, и я облегчённо вздыхаю, различив знакомое имя. Желанное имя. Любимое имя. – Да? – подношу мобильник к уху – голос дрожит – полуночный воздух дрожит – дрожит моё тело. – Привет. Такое короткое – сухое, но родное, не кажущееся безразличным, как это было раньше. Сглатываю – и невольно хриплю: – Привет. – Спишь уже? – отточенное, но заботливое. Киваю – и только спустя мгновение вспоминаю, что говорю по телефону: – Да… нет… – Так «да» или «нет»? – в трубке раздаётся тихий смех, и ноги приятно покалывает – потому что он не злится. Потому что позвонил сам. Потому что… – Я скучал. – Я тоже, – сдавленно отвечаю я: дрожь так и не проходит – поэтому сажусь на кровати и обхватываю колени свободной рукой. Егор напряжённо дышит в трубку – в унисон повиснувшей тишине. Боюсь повязнуть в густом молчании – поэтому с губ срывается отчаянное: – Может, встретимся? – Не сегодня, – следует незамедлительное. – Дел невпроворот. Тисками сжимает сердце – откидываю голову назад, едва коснувшись макушкой стены: разрисованной синеватыми тенями, кажущейся сейчас ватной и совсем не твёрдой. Вьюга за окном воет – задувает ветром в щели, вяло вплетается в ночной полумрак. Простынь мнётся под сжимающимися пальцами – ожидание медленно убивает: вытягивает из мира краски, звуки, время. – Приезжай завтра. Выдыхаю с неимоверным облегчением – наверное, слишком слышно – потому что мужчина опять мягко смеётся в трубку. Кое-как выговариваю: – Хорошо. – Буду ждать, Демьян. До встречи, – прощается Егор. Бормочу одеревенело: – Пока, – и кладу трубку, едва ли веря в только что произошедшее. Укладываюсь в кровать и, завернувшись в одеяло, улыбаюсь. Один звонок – и столько радости. Чувствую себя глупым и невероятно счастливым: но если первое заботит меня мало, то второе растекается приятным теплом по всему телу. Даже удивительно, как простые вещи способны тебя окрылить – наподобие обычного разговора с человеком, которого любишь. Наподобие слов, которые он произнесёт так, что истинное значение их поймёшь только ты один. Удивительно и то, как в чужих объятиях затягиваются твои шрамы – тлеющие до этого долго и мучительно, старые и не дающие покоя. Как появляются новые – и как быстро они исчезают. Или ты их просто перестаёшь замечать?***
Егор курит у машины – замечаю его вдалеке, в свете неоновых огней клубной вывески. Город спит – мерно дышит под покровом ночи, изредка вздрагивает дребезжащими фонарями и баннерами вдоль дороги. Ветер – слабый, но ощутимый – пробирается под воротник, оглаживает нежно шею; пробуждаются мурашки – то ли от слабого холода, то ли от томительного ожидания. Не чувствую ног, рук, себя – едва ли понимаю, что срываюсь на бег, завидев любовника, и… врезаюсь в случайного прохожего, торопящегося домой. Наверное. – Так ты учишься, да? Случайного ли? Глеб смеряет меня презрительным взглядом и ухмыляется: – Н-да… На потрахаться время есть, а на работу – «извини, Глеб, у меня сессия»? Как же ты себе отпуск выпросил? Так же, как и снисхождение от начальства? – Тебе-то какое дело? – сквозь зубы отвечаю я: чёрт возьми, Глеб, мне вообще не до твоих идиотских разборок, к кому Егор и почему относится лучше. И никогда не было до. И никогда не будет. Все эти войны за место под солнцем – завидует, что ли? Точнее, я не понимаю: почему он вообще завидует? Должность у него по-прежнему выше, разве что по головке его не гладят. Или… ему того и надо? – Я твой начальник вообще-то, – заявляет Глеб, и из меня невольно вырывается смешок – не аргумент. Некстати для него замечаю: – А Егор – твой начальник. И что с того? Глеб напрягается – поджимает губы и контуженно молчит – придумывает, что ответить, недопустимо долго. Усмехаюсь, покачав головой, и выдаю: – Ты влюбился в него, что ли? Глаза напротив наливаются краской – сжав губы ещё сильнее, начальник хватает меня за пальто и шипит: – Ты чё несёшь, педик несчастный? Думаешь, тут все такие, как ты? – И как Егор, твой начальник, – напоминаю я. Чужой рык сотрясает воздух – Глеб отпускает меня, оттолкнув, и быстро уходит прочь. Вздыхаю – и вижу, что Егор смотрит на нас. Улыбаюсь ему – и получив кивок в ответ, снова направляюсь к машине. Ноги снова словно ватные – потому что ко мне идут навстречу тоже. Опять бегу – как мальчишка – и лишь уткнувшись в пропахшее сигаретами и парфюмом пальто, успокаиваюсь – колотящееся сердце сбавляет темпы, как только мужчина мягко целует меня в висок. – Я так рад тебя видеть, – дрожащим голосом шепчу я. Крепкие руки смыкаются на спине – прижимают к себе крепче, мягко поглаживая поясницу. Егор отвечает – негромко, на выдохе: – Я больше. Мычу отрицательно, чуть потёршись носом о шершавую ткань. В объятиях не чувствуется внешний холод – только тепло, исходящее изнутри. В душе словно что-то загорается в такие моменты – отчего подкашиваются ноги и расслабляется всё тело, доверительно льня к другому. Мысленно хмыкаю собственным мыслям и задираю голову – Егор смотрит на меня внимательно, приподняв кончики губ. Интуитивно тянусь к нему – и меня тут же затягивает в настойчивый поцелуй со вкусом табака и непередаваемой нежности. Замечаю на мужчине свой шарф – который я оставил в машине – провожу по нему ладонью и спрашиваю: – Ты его надел? Зачем? – Я его носил, – уклоняется от ответа Егор. Отутюженный, он совсем не вписывается в строгий стиль любовника, но при этом смотрится невероятно гармонично. Приглаживаю края – мужчина снимает шарф и повязывает вокруг моей шеи: кутаюсь в любимый аромат ментола и сигарет, довольно закрываю глаза. – Зачем? Егор касается горячими губами моего лба и молчит – мол, трактуй, как хочешь. Неужели ты так по мне скучал, что даже носил этот нелепый шарф – слишком громоздкий и старый? Неужели так ходил перед всеми – а не надел его только перед моим приходом? Неужели не возвращал мне его не из-за нехватки времени, а из-за нехватки меня? – Поехали? Сил хватает только на то, чтобы кивнуть.***
Лакированные полы гостиницы бликуют: отражают рассыпчатый свет ламп, контрастируют с тёмными окнами. Егор идёт впереди, в руках – ключ-карта от заранее забронированного номера. Четвёртый этаж, четыреста семнадцатый номер. Запомнил. Наконец он останавливается и в полной тишине открывает дверь – пропускает меня в номер. Захожу – и невольно радуюсь отсутствию показушной вычурности: никаких канделябров с витиеватыми узорами, лишь спокойное убранство, спрятанное в ночной темноте. Хлопает дверь – и шею тут же щекочет слабый поцелуй – осторожный, сопровождаемый жарким дыханием. Скидываю с ног кеды и поворачиваюсь к Егору – тот берёт моё лицо в руки и тихо произносит: – Как же я соскучился… Интересно, а как? Как ты соскучился? Ждал ли ты этой встречи – незапланированной – так, как ждал её я: до дрожи в теле, до хрипотцы в голосе, до бурных фантазий в душе – плавно перетекающих в сон? До неожиданных мыслей о партнёре в самый неподходящий момент – когда сдаёшь зачёт или расплачиваешься на кассе. Когда едва ли можешь забыться – потому что разлука скребётся изнутри, не даёт о себе забыть, разбередив старые шрамы сомнениями. Так ты скучал? Мучился ли без меня, как мучился я? На мою молчаливую тираду Егор не отвечает – лишь приникает к губам и шепчет: – Безумно сильно. Мягко цепляю его губы своими – мужчина закрывает глаза, но не шевелится: словно наслаждается таким бездействием. Зарывается пальцами в мои волосы и чуть подаётся вперёд. Отстраняюсь – и он тут же меня целует: осторожно, как бы говоря, что никуда не торопится. Приятно млею от его ласки – и сжимаю руками повлажневшее от снега пальто, которое он не снял до сих пор – как и я. – Егор… – сиплю, прерывая поцелуй. – Одежда… пальто. Любовник непонимающе смотрит на меня – опускает ладони, и я дёргаю его за рукав – намекаю. Он не сразу реагирует – с запозданием оглядывается и выдыхает с улыбкой: – Я даже… не заметил. Молчаливо расстёгиваю пуговицы на пальто, приближаясь. Он вешает его в шкаф – и я с ним, невольно наблюдая за складками на серой рубашке. Он наклоняется, чтобы разуться – ладонь тянется к спине сама, прощупывая под тканью бугорки позвонков. Просто касаться его – даже это приносит мне удовольствие. Одна мысль о том, что я могу, что имею на это полное право, делает меня невероятно счастливым. А после долгого расставания – так и вовсе обостряет ощущения. Егор выпрямляется – направляет меня внутрь номер. Кидает пиджак на край кровати – окутанной полумраком, с освещёнными в свете уличных фонарей подушками. Шагает ко мне – запускает руку под футболку и терпко целует: закрываю глаза и вцепляюсь пальцами в рубашку – потому что ноги не держат. Горячий язык проходится по нёбу, задевает уздечку, и из губ – моих – вырывается стон: вязкий, хриплый, нетерпеливый и сдающий меня с потрохами. Егор довольно шепчет: – Мне тоже тебя не хватало. Цепляю пальцами пуговицу рубашки – одну, вторую – пока любовник стискивает мои бёдра. Влажными губами касаюсь разгорячённой кожи на груди и расстёгиваю его брюки. Егор выдыхает сквозь зубы, когда я, скользнув рукой в трусы, сжимаю его член – уже твёрдый, оплетённый крупными венами. – Подожди, не торопись… – сипло шепчет мужчина, но я не слушаюсь – приспускаю джинсы, торопливо расстегнув ремень, и усаживаю его на кровать. Сам – выпутавшись из штанов – устраиваюсь между его раздвинутых ног. Он тем временем снимает брюки с трусами и бросает их на пол: недопустимая небрежность – но очень показательная. Склоняюсь над его пахом – обхватываю ладонью толстый член, начинаю неторопливо двигать ею. Егор в томлении кусает губы: шумно дышит, упирается руками в гладкое покрывало. Облизнув губы, впускаю в рот обнажившуюся головку – выше раздаётся хрип: судорожный, ласкающий слух. Сжав член у основания, плавно посасываю – любовник вздрагивает, когда погружаю орган ещё глубже. Кончиком языка поддеваю уздечку, прохожусь по всей длине и губами сминаю яички – от стен номера отражается стон: громкий, зовущий меня по имени: – Демьян… Чувствую, как мой собственный член наливается – оттого, как Егор зовёт меня – жадно и умоляюще одновременно. Обхватываю возбуждённый орган свободной рукой и начинаю водить: дёргано, суетливо, словно школьник, пытающийся успеть подрочить, пока мама на работе. Егор смотрит на меня, чуть склонив голову – пару секунд – и запускает пальцы в волосы на затылке: мягко поглаживает кончиками и давит – молча приказывая продолжать. Заглатываю снова – и едва успеваю расслабить горло перед тем, как мужчина насаживает меня на свой член. Замираю – на мгновение – и продолжаю двигаться, уперевшись ладонью в его колено. – Да, Демьян… Хорошо… – шумно выдыхает Егор и, задрожав, кончает – бурно изливается мне в рот. Кончаю тоже – и запоздало понимаю, что забыл про собственный член, сконцентрировавшись на любовнике. Последний довольно отмечает это: – Достаточно лишь пару раз назвать тебя по имени?.. – Во время минета, – устало улыбаюсь я, отстраняясь. Егор спускается ко мне – обнимает, утыкается в ямочку за ухом и низким голосом говорит: – Ничего… У нас вся ночь впереди… Чтобы звать тебя по имени. Погружаемся в тишину ночи – успокоенные дыханием друг друга, расслабляемся. Егор мягко поглаживает меня по бедру – лениво целую его шею устроив голову на мощном плече. Мужчина от этого дёргается – жалуется, что ему щекотно, но позволяет улечься так снова – терпя неудобства. У нас вся ночь впереди – и мне хочется провести её так, в его объятиях, не шевелясь и ни о чём не разговаривая: слушая, как колотится его сердце, как завывает за окнами зима и как шуршит под нами ковролин.***
Просыпаюсь от противного жужжания – звонит чей-то телефон. Сонно бормочу: – Егор… телефон… Мужчина недовольно мычит – нехотя высовывает руку из-под одеяла и нашаривает на полу телефон. Щурится, сбрасывает, сгребает меня в объятия и, не выпуская мобильный из руки, шепчет: – Тише. Доверчиво льну к нему – мурашки рассыпаются по всему телу, когда он утыкается носом в мои волосы. Потираюсь ягодицами о его член – мужчина довольно мычит: – М-м… Демьян… Потом, в душе… Вместе… – и замолкает: проваливается в сон. Целую его пальцы и чуть трусь о них сухими губами – потому что знаю, что не усну. Город за окном едва расцвёл – скинул с себя темень ночи, задёрнул небо серыми облаками, впустил на дороги машины, изредка сигналящими в утренней пробке. Телефон в чужой ладони снова дёргается – внутри застывает от имени звонящего – «Дарина». – Егор, – несмело зову я мужчину. – Тебе… жена звонит. – Бывшая жена, – недовольно поправляет меня любовник сквозь сон. – Спи. Кое-как поворачиваюсь – обнимаю Егора одной рукой и чувствую, как с души камень. Сердце заходится в трепетном волнении: ему всё равно. Но не на меня.***
– Ты хоть видел, как девушка на ресепшн посмотрела на нас? – спрашиваю я, пристёгиваясь. Егор заводит машину – та неохотно заводится, околдованная местным морозом. – Видел, – отзывается мужчина. – Поэтому и поцеловал. Отмечаю довольное выражение лица у любовника – он продолжает: – Гости есть гости. Своё пренебрежение держать нужно при себе. Откидываюсь на спинку сиденья – автомобиль трогается с места, заурчав, и я вспоминаю: – А в душе мы так ничего не сделали. – Сам виноват, что уснул, – хмыкает мужчина. – Мне не захотелось тебя будить. Предпочёл полежать с тобой. Усмехаюсь скованно – Егор включает радио, и салон наполняется мягким сопрано – повторяющим, как заклинание, короткое «go».*** Прикрываю глаза – на секунду – и не замечаю, как засыпаю: снова не вовремя.***
– Демьян. Просыпайся. Тепло скользит по коже – в непонятках смотрю на Егора и разочарованно вздыхаю: уже приехали. Расстёгиваю ремень и целую ладонь у лица – любовник спускает руку ниже, касается пальцами подбородка и тянет к себе: – Иди сюда. Склоняюсь к нему и цепляю его губы своими. Ответ следует незамедлительно – ласковый, пропитанный деликатной нежностью. Неохотно отстраняюсь: – Я пойду? – Иди, – кивает Егор. – До встречи. – До встречи, – тихо прощаюсь я. – Скорой, – добавляю поспешно и выхожу из машины. Взглянув на мужчину уже через стекло, разворачиваюсь и быстро шагаю к подъезду. В лицо ударяет резкий порыв морозного ветра – ёжусь, привычно прячась в шарф. Бабульки уже успели за сутки расчистить лавочку – уселись и, сощурившись, провожают меня взглядом до самой двери. И чего им не сидится в дикий холод дома? Оказавшись в душном подъезде, скоро поднимаюсь по ступеням – словно зайчик из рекламы «Дюрасел». На втором этаже случайно чуть не сбиваю с ног какого-то паренька – торопливо извинившись, мчу дальше. Даже смешно – ни сон, ни еда, ни общение: ничто не даёт такого заряда бодрости, как встреча с Егором. Зайдя в квартиру, прислушиваюсь: тихо. Раздеваюсь – замечаю обувь и куртку Артёма: значит, спит ещё. Проверяю время – половина одиннадцатого, проспал. Усмехаюсь, вешаю пальто и прохожу в спальню. Укутался в одеяло – даже не шелохнулся, когда я вошёл. Решаю не будить соседа – треплю его волосы – по привычке – и, рухнув на свою постель, счастливо улыбаюсь. Кажется, оно того стоит – не видеться с ним так долго, чтобы потом от одной ночи, проведённой вместе, чувствовать себя самым счастливым человеком на Земле. POV Игорь – Так ты её забрал? – Миша садится на кровати, пока я привожу волосы в порядок. – Может, прокатишь? Родители настояли, чтобы я пригнал машину в город – отец долго нахваливал новые колодки и убеждал, что ездить теперь безопаснее, чем ходить. Отказывать ему не хотелось – хотя я в принципе до сих крайне не уверен в том, что зимой вообще безопасно разъезжать на автомобиле. – Анисимов, тебе на работу не пора? – вздыхаю я, отложив расчёску. – Тебя там в деканате уже потеряли, время-то… а сколько время? – Восемь, – отзывается парень. – И нет, не пора: я отпросился на пары сегодня. Леночка меня заменит. Уж больно хочется посидеть на лекции с тобой и Артёмом. Смеряю друга красноречивым взглядом и отхожу к шкафу – одеться. Пока натягиваю на себя толстовку, он выуживает тёмный чехол. Цыкаю на неуёмное любопытство и ворчу: – Положи на место. Миша, конечно, мои слова игнорирует: открывает чехол, выуживает очки, нацепляет их на себя – и морщится: – Капец у тебя зрение… Ну, мне идёт? – Миша, – хмуро отзываюсь я. – На место положи. – Погоди, – усмехается друг и встаёт напротив зеркала. – А ну иди сюда. Закрываю дверцу шкафа и склоняю голову: – Нахуя? Миша снова пропускает мимо ушей вопрос – шагает ко мне сам, водружает на мой нос очки и отходит: – А тебе идёт больше. Почему не носишь? Мама настойчиво суёт в руки очки и почти приказывает: – Быстро примерь, – жёстко отрезает она и ласково добавляет, – Игоряша. Цыкаю – кручу ненужный аксессуар в руках и покорно надеваю. Мама улыбается – треплет меня по щеке и говорит: – Ну вот, совсем другое дело. А то от твоих линз у тебя глаза совсем красные, испортишь зрение только с ними. – Ма-а-а-ам, – тяну я. Не от линз портится зрение, а от неправильной носки – но разве этой женщине что-то докажешь? Молчаливо соглашаюсь с ней, кивая. Отец выглядывает из спальни – и комната наполняется заливистым смехом: – Ну ты, Игорь, это… Интеллигент прям. Мама резко оборачивается – осаждает одним взглядом. Папа закатывает глаза – как Артём в моменты недовольства – и отмахивается: мол, хорошо, Люба, делай как знаешь. Затем опирается на косяк и сообщает: – Игорь, я это… Машину починил, так что забирай её в город. – Да нахрена она мне там сдалась? – ворчу я и тут же получаю подзатыльник от матери. – Игорь! – шипит она. – Следи за языком! – и снова поворачивается к отцу, уперев руки в бока: – Это всё ты, Вова. Вот, твоё влияние. – Моё, – не спорит папа. – Моё, Люба. Даже не отрицаю. Но и не стыжусь. – Мать вздыхает – скрывается на кухне, – а он подходит ближе. – Я там колодки поменял, резину зимнюю поставил, ещё пошаманил над двигателем – теперь она словно новая. Ездить на ней безопаснее, чем пешком ходить. А это, – понижает голос, – ну, ты ей извини эти капризы. Один раз походишь так, да и успокоится. Только ей… – …не говори, – заканчиваю я с улыбкой. – Миша, отвали и положи, где взял, – срываю с носа очки и всучиваю ему в руки. – Пошли, опоздаем ещё.***
Артёма в универе нет – на сообщения не отвечает. Злюсь немного – знал бы, что он проспит, остался в общаге – потому что нет ничего бесполезней лекций по информатике. В понедельник парень так же бессовестно продрых – заявился только к концу пары, пожаловался на Демьяна, который не разбудил, и провалялся на парте оставшийся час. Пообещал не включать беззвучный, чтобы утром можно было разбудить звонком, а по дороге домой вместе с Мишей описывал чудесные выходные. Последний, к слову, предательски свинтил на перерыве – «Леночка», дама лет так тридцати пяти, забрала его в деканат. Поэтому сижу один, лениво помешивая растворимый кофе в пластиковом стаканчике. Ленивые студенты едва заползают в аудиторию – опоздавшие, они скидывают на столы рюкзаки и сумки, приветствуют друг друга вялыми взмахами рукой и обрушивают свою тушу на парты – продолжают досыпать. Вздыхаю – только беру телефон в руки, чтобы позвонить Артёму, как эта макушка заваливается в кабинет – взлохмаченная, с сонным прищуром. Сдерживаюсь – жду, пока подойдёт сам. Он молча садится рядом и заваливается мне на плечо. – Колесниченко… – начинаю было я, но парень меня прерывает, зевая: – Привет… Мне требуется твоя помощь. – В чём? – интересуюсь, замечая, как застыл направляющийся ко мне Дима. Мотаю головой – мол, не сейчас – и снова смотрю на Артёма. Тот снова зевает и бормочет: – В подушке… – В подушке? – недоумённо переспрашиваю я. Артём мычит едва различимое: – М-м… угу… Побудь моей подушкой. Добродушно усмехаюсь в знак согласия: – Хорошо. Со звонком – оглушительным и резким – в аудиторию заходит преподаватель: устраивается за столом, скрестив ноги, и начинает читать лекцию. Делаю вид, что записываю за ним команды экселя и наслаждаюсь приятной тяжестью на плече. От Артёма отчётливее пахнет пряным табаком – видимо, не успел помыться: сразу вскочил и помчался на пару. Закрываю глаза – тоже ведь не выспался и уже успел устать от нудной пары. Только было хочу – якобы случайно – ткнуться в ароматную макушку носом, как преподаватель рявкает: – Колесниченко! Артём! Будьте добры отлипнуть от плеча своего соседа и писать лекцию вместе со всеми! Парень вздрагивает – осоловело моргает, кивает и лезет в рюкзак за тетрадью. Лёша уже обернулся – сверлит нас взглядом. Показываю ему средний палец, намекая на то, что лучше отвернуться: он мямлит в ответ неслышно , но я отмахиваюсь, не уделяя рыжему полудурку внимания. Артём уже склонился над тетрадью – выводит незамысловатые узоры на полях, изредка записывает случайные слова из лекции. Следую его примеру – а сам злюсь, что нам опять помешали. Мне опять помешали – потому что Артём и не догадывается, насколько и в каком плане хорошо находиться с ним. Что каждое его прикосновение делает мне больно – и приятно одновременно. Что я влюблён: в его взъерошенные волосы, в его светлую улыбку, в его запах – такой притягательный; в него самого – безответно. Что меня обуревает желание забить на всех – и прижать его к себе, рассказать, как люблю, чтобы он забыл обо всём: о Демьянах и Лёшах, чтобы видел меня и никого больше. Но я скован крепким «нельзя»: потому что ничего хорошего мой поток откровения не даст никому. Только отдалит Артёма – и сделает хуже нам обоим. Так что пусть между нами остаётся эта странная дружба – доверительная, возникшая на основе чужой тайны.***
– Игорь! – Дима дёргает меня за шорты – повисаю на перекладине и рявкаю – озлобленный и уставший: – Чего? – Игорь, – заискивающе повторяет он. – Можешь телефон одолжить позвонить? – На подоконнике возьми, – разрешаю я. – И отвянь от моих шорт, мешаешь. – Чё, сдулся уже, Орлов? – ехидничает физрук, видя, что я остановился. Цыкаю – и хмуро отвечаю: – Меня отвлекли. – Тогда подтягивайся, а не болтай. Повлажневшими руками сжимаю перекладину: медленно выдыхаю и плавно поднимаю тело – один раз, второй, третий – пока Евген не кричит: – Четырнадцать! Давай, Игорь, ещё пару раз и на пятёрочку! – Да ну в пизду, – буркаю я, опускаясь на пол, и громче добавляю: – Мне и четвёрки хватит, спасибо. Физрук помечает в засаленной тетрадке оценку и вздыхает: – Да, Орлов, это тебе не бегать курить на больших переменах. Давай завязывай с этим делом, парень-то ты спортивный… Мой образ жизни тебя ебать не должен. Если ты всё просрал – поздравляю, на меня свои амбиции проецировать не надо. Курить я люблю больше, чем подтягиваться. Точнее, в курении я нуждаюсь больше, чем в подтягивании. – Мне ещё что-то надо сдавать? – Стометровку, – сообщает препод. – Отдохни пока, я у остальных приму подтягивания. Эй, спортсмены, кому ещё нормативы сдавать на перекладине? Подь сюда! Усаживаюсь на лавку – Дима и Лёня уже шагают ко мне. Последний одёргивает своего друга и шепчет – слишком громко: – Ты удалил? – Конечно удалил, бля, я же не тупой, – отзывается Дима сердито и останавливается передо мной. – Спасибо, Игорь, – на его лице проступает натянутая улыбка. На душе чернится неприятное чувство тревоги – напрягаюсь невольно, смотрю на протянутый телефон и мрачно выплёвываю: – И чё ты его мне принёс? Положи, где взял. – А… да, хорошо, – тушуется Дима и опускает руку. К лавке катится мяч – торможу его ногой и под неодобрительный взгляд второго физрука пинаю обратно. Лёня хмыкает и невнятно бормочет что-то под нос. Дима уже было разворачивается, как я внезапно – даже для себя – интересуюсь: – Чё удалил-то? Вы о чём? Аверинцев застывает – в общем гуле его молчание кажется пронзительным, царапающим слух. Лёня панибратски хлопает его по плечу – и насмешливо фыркает: – Да Димка, дебил, отправил фотку своего члена не той бабе – я ему и говорю: удали, пока не прочитала. Фотку-то он удалил, но телефон разрядился – вот он ей и звонил, узнавал, не приходило ли ей ничего… непотребного. Недоверчиво поднимаю бровь, но, взглянув на красного Диму, отмахиваюсь: – Полудурки… – Аверинцев! – гавкает Евгенич. – Ты с прошлого года мне нормативы сдать не можешь, а ну марш сюда! – А… щас! – вздрагивает парень – вручает мне торопливо мобильник и убегает. Лёня садится рядом – и снова заводит свою шарманку: – Ты с нами совсем не тусуешься… – Вы меня заебали, – чувствую, что очень хочется закурить – и увидеть рядом с собой Артёма, а не всех этих придурков. Но парень меня словно не слышит и продолжает: – Ещё и спутался с этим долбоёбом Колесниченко… Чё ты вообще с ним связался? Сначала чморил его, а щас прям не разлей вода… – Слышь, – резко его обрываю. – Чморили его вы, потому что ограниченные уёбки. Не приписывай мне того, что я не делал. И вообще – не еби мне мозги. Отъебись. – Ну ты… бля… Это всё этот чмошник тебя против нас настроил, да? – Лёня сжимает кулаки. – Я ему морду-то начищу… – Я тебе потому морду начищу, понял? – закипаю я. – Я же тебе сказал: отъебись. Полудурок поднимается – и удаляется: уходит к остальным. Евген всё ещё возится с кем-то из группы – закрывает лицо ладонью и бормочет: – Твою мать, ну ты чё такой дохлый-то? Да не вертись ты! Видел же, как до тебя подтягивались Орлов и Аверинцев, ну! Господи, что за колбаса на вертеле… Усмехаюсь – и тут же получаю подзатыльник от Костяшки – второго физрука. – Чё сидим? Вставай, стометровку побежишь. – Иду, – фыркаю и кладу телефон на подоконник. – Иду.***
Жду Мишу на улице – пошла уже третья сигарета, а я никак не могу накуриться. Трясёт: и от чрезмерной нагрузки за последние полтора часа, и от придурка Лёни с его наездами, и от Артёма – уже по инерции. Радуюсь тому, что не увижу его, и расстраиваюсь одновременно: не понимаю даже, какой из двух вариантов хуже: мучиться оттого, что он рядом, или оттого, что далеко. Одногруппники – машут рукой, прощаются – киваю им, туша сигарету о металлические перила. Дима с компанией выходят из универа – даже не смотрят в мою сторону: бурно обсуждают свои дела – до меня доносятся лишь случайные реплики. Вспоминаю, как Артём писал лекцию: фиксировал отдельные слова и фразы, вырванные из контекста, вырисовывал хвостики букв и чиркал на полях. Мягко улыбаюсь – и с сожалением всё-таки признаю: вместе с ним мне лучше. Добровольное самонасилие какое-то. – Мечтаешь? – хлопает меня по спине Миша. – Сдал физру? – Частично, – не сразу отзываюсь я. – Как там Артём? – Я следил, чтобы его не обижали, – шутливо подмигивает друг. Киваю – разворачиваюсь и достаю пачку из кармана куртки. – Слушай, – начинает он, – ты реально так сильно влюбился в него? – Миш… – зажимаю сигарету между губ, поджигаю и сразу же затягиваюсь. Закрываю глаза и жду, пока дым осядет в лёгких – и выпускаю вместе с паром в морозный воздух. – С каждым днём словно сильнее. Пошли. Парень понятливо отмалчивается – ведёт плечом и плетётся за мной.***
– Ты где? – звонкий – и возмущённый – голос вырывает меня из полудрёмы. – Я тебя жду уже минут десять, здесь, блин, холодно! Что за фигня? – Погоди, не кричи, – сажусь на кровати и тру глаза, чтобы проснуться окончательно. – Ты о чём вообще? – Орлов, дурака не включай. Ты забыл, что ли? Сам же на информатике написал мне – что встретимся возле моего дома и пойдём в «Селену», там кино типа идёт… – молчу, пытаясь вспомнить, что за Селена – в голову лезет только греческая мифология. Запоздало вспоминаю, что это развлекательный центр – с кинотеатром, куда люди заглядывают в лучшем случае раз в год. Артём интерпретирует моё молчание по-своему – и начинает снова возмущаться: – Ты чё, реально забыл? – Да стой ты… – встаю с постели и мысленно радуюсь тому, что заснул в одежде. – Ты уверен, что я тебя позвал? Я ничего тебе не писал… – Мне тебе скриншот прислать, что ли?! – распаляется парень. На душе снова становится неспокойно – поэтому спешу успокоить собеседника: – У меня, если честно, даже денег на кино нет, не думаю, что я мог тебя позвать… Ладно, не кипятись, я сейчас примчу, решим… Артём неразборчиво ворчит – улавливаю только «холод собачий» – и бросает трубку. Вскакиваю с кровати – наплевав на линзы, шустро собираюсь. Накидываю на себя куртку и выскакиваю в коридор: галдящий ближе к ночи снующими туда-сюда студентами. Расталкиваю толпу возле выхода – быстро спускаюсь по ступенькам и вылетаю на улицу. Прихотливый ветер нагнал на расчищенный город сугробы – спрятал оголевшие кусты под снежным покровом, осыпал крыши домов белой накипью. Едва не падаю на скользком крыльце – с трудом удерживаю равновесие и выхожу на тротуар. Ноги несут меня сами, но мне нужно ещё быстрее: только пройдя пару домов понимаю, что бегу – с распахнутой курткой и тяжёлой тревогой в груди. Выуживаю из кармана телефон – торопливо набираю Артёма: гудки тянутся и тянутся – не берёт трубку. Выругиваюсь – заруливаю в двор и обомлеваю. Собрались – окружили синюю шапку, выкрикивают несуразные обвинения – как настоящие гопники. Ноги становятся ватными, а голос пропадает – не могу сдвинуться с места и лишь пытаюсь податься вперёд – но не получается сделать и шага. Перед глазами каша – узнаю собравшихся лишь по голосам. Один из компании отлетает – под вопль – звонкий и сердитый: – Я здесь причём?! – Да притом! – гаркает Аверинцев – и не успевает подойти к парню, как лохматая макушка его окликает: – Эй, вы чё здесь устроили?! Сердце сжимается – потому что не могу пошевелиться до сих пор – пока с этой толпой долбоёбов разбираются Тёма и Демьян. Сцепляю зубы – и с неимоверным усилием подрываюсь, рявкнув: – Разошлись, утырки! Подлетаю к Лёне – впечатываю его в стену и замахиваюсь: – Я тебе что, сука, сказал сегодня?! Тот дрожит – глаза растопырил, пытается ответить: не слышу и с размаху ударяю по носу – что-то неестественно хрустит, и по белой коже стекает узкая струйка крови. Ударяю ещё раз – уже под дых – сгибается, падает на колени, зажимает ладонью рот и судорожно кашляет. Ярость затуманила разум – снова – и становится страшно от собственной агонии. Хватаю ещё какого-то полудурка – вертит головой, отчаянно пытается достучаться – но в ушах лишь белый шум. Кто-то разворачивает меня к себе – готовлюсь вмазать и ему, но меня встряхивают – и через пелену слышу знакомые голоса: – Игорь! – Успокойся! Моргаю – часто – пытаюсь сфокусироваться на человеке перед собой. Перед глазами всё отчётливее проявляется силуэт – в пальто, с гнездом вместо волос и беспокойным выражением лица. – Слава богу, угомонился, – Демьян меня отпускает. – Ты вовремя подоспел, мы едва отбились от одного, как этот, – он кивает в сторону отползающего Лёни, – чуть не разбил нам головы. Что за придурки? Знаешь их? – К сожалению, – отстранённо отзываюсь я, не в силах оторвать взгляда от Артёма – осел вдоль стены, прижимает ладонь к губе. И слабо улыбается, заметив меня – сердце тут отзывается ноющей болью. Отодвинув Демьяна, подхожу к нему, сажусь на корточки и не знаю, с чего начать – потому что сам едва ли понял, что произошло. Артём поднимает глаза и усмехается: – Это не ты. Я знаю. – Слушай, я правда… Парень опускает руку мне на плечо – мягко сжимает и продолжает: – Тяжело было поверить в то… – он даже не договаривает. – Ты бы видел себя со стороны… Я испугался… и Дем тоже. И тут Дем, усмехаюсь про себя. Везде Дем – и ноющее чувство ревности гложет наряду с виной: потому что стоял и тупо смотрел, как парни отбивались от отморозков. Потому что каким-то образом оказался виноватым – пусть и не напрямую. Потому что это всё из-за меня; потому что не уделил должного внимания к этим уёбкам. Потому что подставил под удар того, кого люблю – и рядом оказался случайно. А если бы они припёрлись раньше? А если бы Демьяна не было? А если бы я не проснулся – и Артём бы не дозвонился? Тёплая рука поглаживает волосы – и тихий голос произносит: – Знаешь, историки говорят, что история сослагательного наклонения не терпит. Что случилось, то случилось. И хорошо, что вы оба оказались рядом. – Я что, сказал это вслух? – горько спрашиваю я, изучая взглядом собственные кроссовки. Артём кашляет – и отвечает с тёплой улыбкой в голосе: – Если ты про тираду «а что если бы» – то да, это ты сказал вслух. Напряжённо вздыхаю. Никакое сослагательное наклонение меня сейчас не оправдает. Размышлять о своей любви горазд, а элементарно защитить не в состоянии. Артём будто читает мои мысли – и нарушает тягостное молчание: – Слушай, ну я же не маленький мальчик, могу за себя постоять… – Но не против пятерых же! – наконец вскидываю голову я. Рука соскальзывает на лицо – мягко похлопывает по щеке. – Для пятерых у меня есть вы, – да откуда у него вообще есть силы улыбаться – вот так ясно, когда всюду мрак? В нашу беседу вмешивается Демьян – подошедший неизвестно когда: – Парни, мне бежать надо, у меня смена… Игорь, Тёму оставляю на тебя. Не обижай его и береги: мой сосед мне очень дорог. Твой сосед. Так ты его видишь, Демьян? Исключительно как удобного сожителя? Мозг хватается за каждую неудачную реплику – лишь бы не замечать собственных проёбов. – Аг-га, – сиплю я. Дем уходит – Артём поднимается и протягивает мне руку: – Вставай. Пошли ко мне. Хватаю за ладонь бережно – боюсь причинить ещё больше боли. – Сильно досталось? – До свадьбы заживёт, – шутит парень. – Но в кино мы потом все равно сходим, я уже наметил один фильмец…. Приобнимаю его за плечи, глядя в сторону стыдливо – всё что угодно, Тём, всё что угодно.***
Всполаскиваю лицо, шею, волосы – трясёт до сих пор и холодная вода даже не помогает. Смываю кровь с рук и не могу успокоиться: гнев клокочет наряду с беспокойством, хоть мы и дома – где никакие полудурки не достанут. Даже не вытираюсь – сделав глубокий выдох, выскальзываю из ванной комнаты и направляюсь на кухню. Артём сидит на диване – склонил голову, прижал к губе замороженный кусок мяса. Нервы ни к чёрту – сам того не желая, рявкаю: – Ты её хотя бы промыл?! Парень вздрагивает – поднимает на меня взгляд, смотрит испуганно, мотает отрицательно: и я тут же корю себя – Игорь, хер ли ты разорался? Сохраняй, блядь, самообладание. – Извини, – сажусь перед ним на колени и отвожу его руку от лица. Губа опухла и треснула – слабо кровоточит. Невольно сжимаю его пальцы в ладони – морщится болезненно. Поспешно отпускаю и объясняю: – Так… нельзя. Если просто прикладывать лёд, там… Не всегда, но может… переохлаждение быть, знаешь… Или некроз тканей… У тебя перекись есть? Кивает, не проронив ни слова, кладёт кусок мяса на стол. Поднимаюсь, чтобы найти аптечку: Артём открывает рот – давится воздухом, говорит сквозь кашель: – …там, – и указывает на один из ящичков на стене. Достаю перекись, бинт и вату, поворачиваюсь – и больше для себя выдавливаю: – Всё позади. Не бойся, – сажусь снова перед ним. Артём смотрит не мигая – в горле пересыхает, а дрожь в теле усиливается – потому что вижу, как в уголках его глаз затаились слёзы. – И меня тоже не бойся, – добавляю хрипло. Парень едва улыбается – и тихо роняет: – Ты страшный, когда злой. Так что не злись на меня, ладно? Горько усмехаюсь, закрываю лицо ладонью – как я могу, Артём, на тебя злиться? Мотаю головой – смачиваю вату перекисью, касаюсь губы, мягко провожу по ней. Терпит – не дёргается, сидит смирно. Когда заканчиваю – интересуется: – А бинт зачем? – Вместо льда. Намочим и приложим, чтобы отёк спал. – Этому тебя научили в меде, да? – спрашивает тихо, словно боясь задеть неосторожным словом. Улыбаюсь – и смахиваю с тёплой щеки предательскую слезу: – Нет. Этому меня мама научила. Встаю – хватаю бинт, сую его под струю ледяной воды, отжимаю и протягиваю Артёму. Тот прикладывает аккуратно и поднимается тоже; подходит, пока я отряхиваю руки, дотрагивается до рукава: – Игорь, слушай… А шрам останется? – Не должен, трещина там небольшая… Но если хочешь, можно съездить к врачу, узнать… Шагает ближе – утыкается в грудь и шепчет: – Не хочу к врачу. Бережно обнимаю парня – запускаю пальцы в волосы на затылке: нащупываю шишку и мягко её поглаживаю. Артём продолжает шутливо: – Хочу себе мужественный шрам на губе. Буду рассказывать, как храбро отбивался от пятерых гопников. – Придурок, – прижимаю к себе крепче. – Какой же ты придурок. – Какой? – ехидничает парень. Молчу – погружаясь в тишину полумрака. Вьюга воет в щели – осыпает снегом стёкла, вьётся метелью у тусклых фонарей. Лампочка странно потрескивает – мигает и гаснет, щёлкнув. Не обращаем внимания – стоим дальше, вслушиваясь в дыхание ночи и друг друга. Мысли утихают – остаётся лишь послевкусие сожаления и вины. Потому что сейчас уже ничего не сделать – всё случилось, и назад пути нет. Это не игра – нельзя загрузить последнее сохранение и подставить под удар картонных неписей. Это жизнь – и в ней остаётся только брать на себя ответственность за то, что произошло, и идти дальше. Единственное, что приятно теплится в груди, – это понимание того, что Артём до сих пор здесь и со мной. Что обошлось без поспешных выводов и обвинений; что он всё ещё может улыбаться – мне; что спокойно прижимается – без опаски, полагая, что никто не заметит, как ему больно. Что я всё ещё друг – и заслуживаю доверия. Что нам никто не мешает – хотя бы сейчас. Какой, спрашиваешь, Артём, ты придурок? Любимый, наверное. Или даже точно. Только знать тебе об этом не обязательно.