сбор №68

      Когда Ойкава говорит «приходи-вечером-подрочим-вместе», Иваизуми до последнего надеется, что ослышался. Но Ойкава добавляет:       — Да все друзья так делают, спроси хоть у Макки-чана, — и выразительно кивает в сторону, не менее выразительно фыркая, будто обижен до глубины души.       Иваизуми, конечно, не спрашивает, он же не дурак спрашивать такое у условно нормальных людей, тем более, в присутствии толпы визгливых девчонок, едва ли не вешающихся на загадочно улыбающегося Макки.       Вечером он обнаруживает Ойкаву при полном параде: сползающая с плеча мятая футболка, драные на коленях — похоже, зубами — узкие джинсы и мокрая от укладочного геля чёлка. На диване в гостиной пара дисков в красочных обложках, упаковка вскрытых бумажных салфеток и две банки колы.       Подготовился стервец — с особой тщательностью.       — Родители только завтра вернутся, — Ойкава доверчиво укладывает подбородок на плечо, неловко возя руками по груди, будто не знает, куда их деть.       Иваизуми тоже не знает, куда деть — стояк.       В паху реально тянет, а ведь блондинка на экране ноутбука ещё даже не разделась.       — Отвали, — он передёргивает плечом, и Ойкава на удивление отваливает, шумно опрокидывается на диван, растекаясь по спинке и сидению как-то подозрительно небрежно. Иваизуми старается не смотреть, но звук расстегиваемой молнии гипнотизирует, а, может быть, всё дело в длинных аккуратных пальцах, обхватывающих головку члена так же уверенно и жёстко, как встречают обычно мяч.       Капля смазки скользит по напряжённым костяшкам, и Иваизуми невольно сглатывает.       Ксо же!       — Так и будешь на меня пялиться? — Ойкава примеряет лучшую из своих улыбок, нисколько не заботясь, что та не совпадает с насмешливым тоном. — Блондинки не вставляют?       — Вставляют! — Иваизуми дёргает вниз штаны, слава ками, что без молнии, а то, верно, отпилил бы сейчас член по самые яйца. Он плюхается на диван совсем не изящно и разваливается, широко расставив ноги. Колено нечаянно касается чужого колена, а рука привычно ложится на ствол. Иваизуми двигает кулаком неторопливо, едва сжимая, но блондинка на экране расплывается слепящим пятном и разглядеть третий у неё размер или всё же четвёртый не получается, как, впрочем, и в какой позе её энергично трахает хмурый сантехник.       Ойкава дышит как после часовой пробежки. Иваизуми думает, что пробежался бы сейчас с ним, вместо этого вот мучения, но упрямо оглаживает головку большим пальцем. Мозолистая подушечка процарапывает до дрожи, бёдра сводит в судорогу, скребёт в горле жаждой. Иваизуми кажется, что он кончится раньше, чем кончит, потому что мокрый рот Ойкавы проминается стоном слишком пошло — глаз не отвести.       Иваизуми и не отводит — тени мечущихся ресниц вдруг вспархивают, обнажая мутный, бессознательный взгляд. Ойкава что-то шепчет, но слова теряются где-то между дёргающей болью в пережатом у основания члене и жаре горящего лица.       — Помочь? — складывается наконец в смысл и то только от ощущения чужой ладони поверх своей.       Иваизуми мог бы, конечно, гордо отказаться, но с экрана натужно стонет грудастая брюнетка, а брюнетки его не вставляют, вот ни в одной позе, а потому кивает.       В конце концов, все же друзья дрочат вместе, Ойкава зря не соврёт, вон как искренне улыбается в самые губы.