сбор №68

      Это случилось снова, третий раз за последнюю неделю.       Ровно в полночь, как по расписанию, сверху раздался противный скрежет и прерывистый томный вздох. Потом размеренный стук, будто кого-то бьют головой об могильную плиту. Если бы не короткие рыки и придушенные стоны, можно было бы списать всё это на драку или происки гробокопателей, но звуки, неожиданно раздражающие до желания встать и всех убить, нарастали, захватывая вскоре все мысли.       — Тецур-р-р-ро, — прозвучало особенно жарко, следом содрогнулись доски. Акааши перевернулся набок, стискивая челюсти; рука нервно забарабанила пальцами, вкладывая в это действие нечто большее, чем ритм.       — Фрр! — отозвались дрожью стены, вынуждая открыть глаза. По крышке гроба заструилась высохшая земля, навевая неприятные воспоминания о собственных похоронах.       Никакого уважения к мёртвым! — правая рука, так и не прижившаяся снова к культе, многозначительно отплясала джигу прямо по лицу и замерла двумя вскинутыми пальцами над глазами.       Этого Акааши стерпеть уже не мог, пришлось вставать. Крышка поддалась не сразу, отломалась изрядным куском. Теперь он держался лишь на лоскуте алого бархата, открываясь как дверь. Если укрепить настоящими петлями, будет удобно. Акааши отогнал эту мысль подальше, разрывая ссохшуюся землю оставшейся рукой. Звуки сразу стали громче. И непристойнее. Теперь кто-то кому-то отсасывал с довольным причмокиванием, а тот второй ещё более довольно стонал.       Правая рука вгрызлась особо рьяно, расширяя отверстие. Лунный свет ворвался первым, ослепляя, за ним хлынул ночной воздух, показавшийся после душного пространства гроба особенно свежим. Акааши невольно вдохнул глубже, забыв, что ему больше не нужно дышать, и выбрался на поверхность совсем.       — Ой, мы кого-то разбудили! Или призвали? — пара глаз, жёлтых и восторженно круглых, уставилась в упор, их хозяин неловко подтянул комбинезон из растрёпанных перьев, прикрывая истерзанную то ли клыками, то ли когтями грудь. За ним качнулась неровная тень.       Мозгами от обоих даже не пахло.       Акааши перевёл взгляд на своё надгробие, изрядно покосившееся, да к тому же заляпанное ссохшимися белесыми пятнами. Внутри что-то перевернулось, он подумал было на червей, но непослушная рука дёрнула за ворот рубашки, вынуждая развернуться.       Из-за странной совы, стыдливо прикрывающей разошедшийся над промежностью шов, выглядывал грязный лохматый хвост.       Губы сложились сами собой в свисте. Хвост болезненно дёрнулся.       — Куроо, — рот раскрылся прорехой. — К ноге.       Округу огласил жалобный скулёж.       К утру начищенное надгробие сияло ярче фамильного серебра Ойкавы, а в гробу пахло цветами. Акааши с удовольствием вытянул ноги, зарываясь носом в импровизированную подушку из перьев. Теперь можно проспать до второго пришествия, никто в здравом уме больше не посмеет устраивать оргию над его могилой.       В полночь раздался осторожный стук.