сбор №68

      С соседями Куроо повезло, кто бы ещё на просьбу пристрелить заботливо скинул флаер на тридцатипроцентную скидку на алкоголь до девяти в лучшем баре Икебукуро? Вот только то ли погода имеет что-то против, то ли он самый плохой мальчик на этой улице, раз стоит под козырьком станции метро, провожая взглядом третий зонт, выдранный штормовым ветром из рук.       Домой добирается трезвым и вымокшим насквозь.       Чужие кроссовки возле двери не радуют, даже вызывают опасения. Он успевает оценить телосложение и темперамент гостя по раскиданной одежде, машинально подбирая вещи Акааши, но весь масштаб бедствия осознаёт только в гостиной.       Высокий плечистый парень сидит на его, Куроо, месте, увлеченно целуясь с Акааши. Они оба голые, растрёпанные и распаренные. Кенма, облачённый в огромную для него толстовку, мешковатые штаны и разные носки, выглядит лишним, но он не лишний, он стоит между ног чужака на коленях и судя по движениям головы и смачным звукам обгладывает загорелые бёдра.       Похоже, они только начали, хотя, не стоит предаваться иллюзиям, в девяти случаях из десяти Кенма трахается не раздеваясь. Парня, видимо того самого обладателя внушительного аккаунта инстаграма, подобное не смущает, он лапает одной рукой задницу Акааши, другой зарывается в волосы Кенмы, пытаясь подтянуть его к паху.       Куроо опускается в кресло напротив, мокрая одежда противно стягивает кожу.       Ему бы в горячий душ, а лучше бы — в радушные объятия.       — А это кто? — парень вскидывается на скрип продавленного сидения.       — Это Куроо, — Акааши кидает быстрый взгляд, раздраженно поджимает губы — место! — Он не помешает. — И возвращается к выкусыванию шеи.       — Бокуто Котаро, — Бокуто неуверенно протягивает влажную ладонь и сливается цветом с валяющейся на полу олимпийкой. Куроо прищуривается, пытаясь разглядеть название клуба, к которому, видимо, принадлежит этот самый Бокуто Котаро, но взгляд стаскивает обратно, на член, гордо реющий над макушкой Кенмы.       Большой.       Толстый.       Блестящий от смазки и слюны.       Куроо невольно облизывается, представляя себе его вкус и объём.       Он бы такой взял — по самые миндалины.       Кенма, словно читая мысли, медленно поднимается, ведя растопыренными пальцами по бедру Бокуто, и так же лениво прихватывает раскрытым ртом багровую головку.       Бокуто замирает, в широко раскрытых глазах дрожат точки зрачков. Когда Акааши, закончив терзать шею, лезет языком в ухо, он вздрагивает всем телом и немного расслабляется, но всё равно виновато оглядывается.       Мускулистые руки неловко взлетают, едва дотронувшись до Кенмы, заглатывающего уже глубоко, или Акааши, льнущего всем собой, Бокуто отдёргивает их, вцепляясь в обшивку дивана или собственные выбеленные пряди, торчащие во все стороны.       — Классная причёска! — Куроо ободряюще улыбается и расставляет ноги пошире. У него крепко стоит и это уже некомфортно, но если сейчас он запустит руку в штаны, Акааши попросит прогуляться, а там ливень, шквальный ветер и собачий холод, никакой алкоголь не поможет.       — Извини! — Бокуто осторожно отстраняет Кенму и вскакивает. Набухший член грузно покачивается, роняя капли; они втроём прослеживают их путь вдоль ветвистого узора выпирающих вен. Акааши тяжёло сглатывает и ещё более тяжело откидывается на спинку дивана. Его ноги разъезжаются в стороны, открывая татуированный пах с поджатым членом и влажно блестящее навершие анальной пробки.       Бокуто с обиженным хныканьем жмурится:       — Мне нужно срочно уйти!        — У меня тренировка, — он растерянно крутится на месте, подбирая одежду, вещи валятся из рук, вынуждая наклоняться снова и снова. Белая задница мелькает перед глазами аппетитными полушариями. — Прямо сейчас. Я забыл просто, а пропустить нельзя, тренер меня убьёт…       Он останавливается напротив Акааши, всматривается в злую линию стиснутых губ несколько долгих минут и практически убегает, натягивая на ходу штаны.       Когда хлопает входная дверь, Акааши бросает, кивая на Куроо:       — Это всё из-за него.       Он уходит в ванную, громко шлёпая босыми стопами.       — Это всё из-за тебя, — повторяет тихо Кенма, упрямо вздёргивая подбородок, и утыкается в геймпад, так и не поднявшись с пола.       Когда в три ночи Куроо находит их заснувшими на диване, лицами в экраны гаджетов, он проходит мимо, хотя обычно укрывает пледом и выковыривает из цепких пальцев смартфоны.       Утром за завтраком тишина и липкий флёр обиды. Кенма сонно щурится в обнимку с кружкой горячего какао, Акааши с постной миной листает инстаграм Бокуто, уминая вторую порцию омлета.       Куроо прикидывает, сколько месяцев он протянет на лапше быстрого приготовления и дрочке левой, и стоит ли такая жалкая жизнь уязвлённой гордости, когда экран вспыхивает уведомлением. Он давится кофе, увидев, что его зафолловил тот самый Бокуто Котаро. Акааши застывает с надкушенным онигири, Кенма быстро, будто не спал с открытыми глазами пять секунд назад, перебирается на колени, сидит тихо, пока Куроо открывает сообщение.       Там: «привет, извини, что сбежал, я растерялся и слишком перевозбудился», и двенадцать кланяющихся смайликов.       Куроо зависает, не зная, что ответить.       — Напиши, пусть покажет член, — подсказывает Кенма, обвивая руками шею. Куроо теряется где-то между теплом его дыхания на своих губах и болью от контрольного укуса Акааши в шею.       Набирает на ощупь, сгребая обоих в объятия.       «С тебя ведро кофе».       И четверть арендной платы.