сбор №68

      В день игры Кейджи проезжает свою станцию метро. Невесть какая беда, но горло предательски грызёт солью. Когда замечает на кухонном столе забытый Бокуто бенто, смахивает его на пол, водружая на освобождённое место пакет с продуктами.       «Если бы только я был похож на…»       Он чистит овощи, мелко шинкует дайкон и капусту на салат, обжаривает на гриле рыбу, проверяет готовность риса в рисоварке. И просматривает сообщение, только когда ужин полностью готов и сервирован.       Он больше не пасует. Бокуто — особенно.       «Извини, я задержусь, мы с Цуму встречаемся со спонсорами. Ужинай без меня!»       Три смайлика с воздушными поцелуями и два сердечка.       Вчера было три.       Кейджи накрывает тарелки пищевой плёнкой, особенно тщательно заматывая свою, и садится за квартальный отчёт. Вскоре от цифр рябит в глазах, и он прикрывает веки на минутку.       Пальцы помнят упругость мяча.       Кейджи понимает, что заснул за ноутбуком, когда спину накрывает теплом. Бокуто обнимает сзади, молчит.       Он пахнет мясом, дымом и немного хвойной отдушкой.       Его гель для душа с красным апельсином.       — Тебя долго не было, — Кейджи слышит свой голос, но не узнает его. Кажется, что и обнимает Бокуто не его, и не он жмётся в ответ к желанному телу.       — Спонсорам приспичило угостить нас барбекю, — голос Бокуто какой-то неправильный. Уставший, понимает Кейджи. Он поднимает руку, чтобы погладить по поникшей голове, но рука не поднимается.       Потому что там, под котацу, совсем не Кейджи. Там, под обнимающими руками и влюблённым взглядом, крашеная лисица с его улыбкой. А Бокуто ничего не замечает, целует в макушку, потом в щёку, разворачивает лицом к себе, чтобы украсить влажным всполохом кончик носа.       — Знаешь, Цуму сегодня…       Кейджи зажимает уши: Цуму-Цуму-Цуму-Цуму!..       Кейджи проигрывает ему даже в постели, слыша в каждом выбитом стоне проклятую «цу»!       — … и он такой бац и прямо под сеткой на колени упал, как на той встрече с фанатами, но мяч удержал и я БАБАХ! И сет наш! — Бокуто смеётся в шею, прижимая крепко-крепко, будто не видит стиснутых губ и пальцев. Спрашивает, сделавшись вдруг серьёзным:        — Только твои пасы всё равно лучше. Покидаешь мне в субботу? Куроо с Цукки придут…       Осознание догоняет не сразу, сначала в груди становится жарко и чуточку больно, а потом Кейджи открывает глаза — по-настоящему. Бокуто сонно щурится, клонится вниз, пока не упирается лбом в лоб, и теперь Кейджи уверен, что это его лоб, а не какой-нибудь драной лисицы, обманом влезшей в его кожу.       «Если поможешь мне в субботу с уборкой», — зудит на языке; Кейджи чешет его об дёсны и зубы Бокуто, вылизывая весь рот до последнего звука, чтобы никаких «цу» не осталось.       В субботу Кейджи пасует.