сбор №68

      Из аэропорта Тецуро едет к Кенме. До северной окраины Хонго, где он снимает комнатушку в шесть татами, не хватает налички, а до этого района как раз.       Незнакомый охранник грозно поднимает взгляд из сочащейся дешёвым маслом коробки с китайской лапшой, и этот запах преследует весь недолгий подъём на лифте. Живот сводит голодным спазмом. Надо было съесть ту пластмассовую рыбу, что предлагали в самолёте. Вспоминая в красках и деталях курицу терияки, что подали соседу на ряд раньше, и кляня в очередной раз свою невезучесть (не может же случайно каждый чёртов перелёт к его месту оставаться чёртова рыба?), Тецуро надолго зависает над панелью дверного звонка, потом открывает своим ключом.       Если Кенма за игровым аппаратом (или одним из десятка огромных мониторов), он не откроет. Если спит, тем более. И лучше бы второе, три пополуночи в конце концов.       В квартире тихо и темно. Даже аварийная подсветка, ведущая в туалет, выключена. Тецуро всовывает ноги в гостевые тапки. Никаких его личных вещей, типа зубной щётки или смены белья, здесь нет.       Он — гость. Такой же, как Хината, набегающий раз в полгода табуном радужных пони, или Бокуто, проверяющий холодильник, и на всякий случай пульс, Кенмы раз в неделю. И ключ этот достался ему случайно, за выигрыш в дурацком пари, но что-то в выражении лица Кенмы тогда показалось: то ли просьба, то ли надежда, и Тецуро взял его.       Стоит теперь как дурак над разворошенной кроватью размером с его съёмное жильё и заглядывает под каждую подушку и одеяло с включенным на смартфоне фонариком.       Может, Кенма укатился под кровать? Или заснул в ванной? Или снова сопит носом в каком-нибудь экспериментальном джойстике?       Он вспоминает ещё с десяток неподходящих для сна мест, как Кенма находится в соседней с игровой комнате, носом в меховой шкуре, считающейся по недоразумению ковром. Тецуро опускается рядом, накрывая их обоих прихваченным из спальни пледом. В темноте ничего не видно и Кенму он находит на ощупь. Пальцы путаются в мягких отросших прядях, рука соскальзывает ниже, на плечи. Дыхание Кенмы на миг исчезает, потом слышится громче. Он неуклюже переворачивается на бок.       — С возвращением, Куро, — сонно проговаривает скороговоркой, притираясь щекой к груди, и не отпихивается от объятий до самых десяти пятнадцати утра, когда кому-то из их друзей приспичит срочно узнать, долетел ли ночной рейс из Шанхая.