Призрак замка Баттерфляй

— Догоняй! — звонкое журчание смеха принцессы огласило поляну.       Мун бежала по мягкой влажной земле, окроплённой ледяными дождями поздней осени. Разноцветный вязаный шарф плотно облегал лебединую шею, спасая от промозглого холода, а клеёнчатый плащ и резиновые сапоги не давали промокнуть под то и дело накрапывающей непогодой.       Ривер гнался за подругой что есть силы, едва перебирая короткими пухлыми ногами, облачёнными, к тому же, в до жути неудобную обувь. Он, маленький и грузный, был не таким резвым, как тонкая принцесса, а потому то и дело останавливался и, не успевая переводить дыхание, бежал вновь. Не то что бы с его физической формой всё было настолько плохо, просто кому легко забираться на пригорки? А отцветшая поляна находилась как раз на небольшом холмике.       Наконец нагнав Мун, Ривер согнулся и упёрся руками в колени, надсадно дыша. — Всё… Больше… Не могу… — проговорил он едва шевелящимся языком.       Мун с умилением и сожалением поглядела на друга и нежно провела рукой по его жёстковатым кукурузным волосам, отчего вызвала многочисленные, но приятные мурашки на спине юноши.  — Прости, что так тебя замотала! Я иногда забываюсь, — Ривер с усилием поднял голову на неё: Мун одарила его согревающей, лёгкой улыбкой.       Мягкое тепло неожиданно разлилось в его часто вздымающейся груди. Внезапно озноб, что мелко колотил тело, отступил, но лишь на мгновение. Вглядываясь в её светло-голубые глаза, которые не блекли, даже отражая в себе пасмурное небо, Ривер вдруг твёрдо решил для себя кое-что. — Мун… — отдышавшись и выпрямившись во весь свой небольшой рост, начал Ривер. Мун кивнула, как обычно это делала, давая понять, что готова слушать. — Я обещаю, что в будущем я буду таким сильным и выносливым, что без особых проблем взберусь на любую гору! — услышав тихий, сдерживаемый смешок Мун, Ривер воодушевлённо продолжил: — Даже не так — взберусь на любую гору, держа кого-то на руках! — Кого, например? — этим вопросом она, видимо, хотела его огорошить, но не тут-то было: Йохансены слов на ветер не бросают. — Тебя! — выпалил юноша и тут же стушевался. Густая краска брызнула в щёки, и Ривер поспешил скрыть смущение в вороте плаща. Мун любила такие моменты: когда Ривер, в порыве эмоций, сам не понимал, что говорит, а потом вдруг начинал стыдиться собственных слов, что выглядело до невозможности мило, как и в этот раз.       Мун коротко рассмеялась, чем заметно смутила юношу, прячущегося за плащом. Она поспешила успокоить его ласковым взглядом и коснулась кончиками холодных пальцев его щеки. — Ривер… — с полуубыкой на губах едва слышно произнесла принцесса. Ривер замер, не спеша вытягивать шею из ворота, с трепетом следя за тем, как Мун медленно наклоняется к нему. — Принцесса Мун! — резко раздавшийся голос служанки отталкивающим зарядом прошёлся между ними. Мун поспешила отринуть от друга, а Ривер, в свою очередь, оглянулся на источник шума: из-за возвышения стала показываться макушка служанки, которая в замешательстве искала королевских отпрысков. — Принц Ривер! — кричала она, поворачивая русую голову то в одну, то в другую сторону. Наконец забравшись на холм, взволнованная женщина подбежала к Мун и Риверу, стараясь справиться с учащённым от физических нагрузок дыханием. — Герда, здравствуй! — Мун приветливо улыбнулась служанке, сложив сцепленные руки на животе. Ривер неожиданно для себя заметил слабый румянец, что вдруг проступил на её бледных щеках, но тут же отвёл взгляд от девушки, потому как понял, что глазеет на неё вот уже несколько минут. — Что-то случилось? — участливо спросила принцесса у запыхавшейся Герды.       Служанка, наконец, выровняла дыхание и выпрямилась, почтенно поклонившись монаршей дочери. Выражение её лица сменилось с нервно-возбуждённого на серьёзное и отчасти слегка жестковатое. За долгие годы Герда научилась брать себя в руки. — Её Величество зовёт Ваши Высочества, — тут она поочерёдно кивнула обоим наследникам, — на ужин. Извольте явиться как можно скорее, Ваши родители волнуются, — тон Герды несколько смягчился на последней фразе. — Хорошо, Герда, мы скоро будем, — кивнула Мун в знак того, что служанка свободна. Герда поклонилась ещё раз (совершенно ненужное действие при окончании разговора, по мнению Мун), после чего удалилась.       Только когда женщина оказалась на достаточно далёком расстоянии от них, Мун устало выдохнула и повернулась к Риверу, всё это время пребывавшему в ступоре и полном молчании. — Похоже, наша прогулка закончилась, — просто сказала Мун, поведя плечом. Ривер не сразу понял, что принцесса обращается к нему, а потому отреагировал лишь спустя несколько секунд. Принц воззрился на неё несколько растерянным взглядом и мотнул головой, когда девушка протянула ему свою ладонь. — Да, видимо, — наконец выдавил Ривер и растянул полные губы в неловкой улыбке. Он помедлил, прежде чем взять руку Мун в свою. — Тогда идём домой, — принцесса потянула юношу вперёд, и тот, словно собачка на поводке, пошёл за ней, погрузившись в размытые воспоминания       Ривер знал Герду. Эта подчас суровая, строгая служанка всегда была для него образом какой-то невероятной силы, которой он не мог противостоять. Этот образ сложился у него, когда принц ещё совсем дитём посещал дворец Баттерфляев, и сейчас он только крепнул. Ривер не понимал, отчего Герда была столь сухой и холодной женщиной, застать улыбку на лице которой, казалось, просто невозможно. Старожилы замка поговаривали, что когда-то Герда не была такой серьёзной и жёсткой. Если верить их словам, в далёком прошлом она была ранимой, вечно чего-то боявшейся и постоянно суетившейся, девушкой. Герда была покорна и исполнительна чуть ли не до паранойи. Что ж, она и сейчас соблюдает свои обязанности с филигранной педантичностью, но всё же раньше, когда-то давно, Герда не делала свою работу автоматически, словно отдельно от самой себя. Герда и сейчас верна и послушна своим господам, но это, всё же, не мешало ей подлавливать Мун и Ривера, ещё детьми, на мелких шалостях и грозиться, что сведения об их «неприемлемых пакостях» непременно дойдут до Королевы. Как правило, Герда ничего не рассказывала своей госпоже, и маленькие шалунишки оставались в безопасности, но ореол страха и неизбежного наказания, что парил вокруг неё в глазах королевских детей, не покидал её и теперь, когда Мун и Ривер, казалось, слишком повзрослели, чтобы бояться какую-то прислугу. И если Мун на правах наследницы чувствовала себя в компании Герды более чем комфортно, то Ривер, пусть и принц, но иноземный, иногда содрогался при виде точёного силуэта женщины. И даже тот факт, что Ривер достаточно давно не видел Герду, не ослаблял производимого на него эффекта. Он заметил, что когда-то полностью русые пряди в некоторых местах засеребрились сединой, а лицо (на которое Ривер предпочитал не смотреть) покрылось характерными морщинками. Герда старела, но внутренняя сила её никуда не исчезла, и Ривер чувствовал это, глядя на удаляющуюся фигуру служанки, что терялась где-то в деревьях, но ещё была видна.

***

      А ещё Ривер побаивался Королевы Скай. Мать Мун нагоняла на него чувство собственной ничтожности одним лишь только ледяными взором. Да, его родители были дружны с королевской четой Баттерфляев, однако Риверу до сих пор было трудно представить, как Королева Баттерфляй, вечно отчуждённая, словно каменная статуя, суровая женщина, могла испытывать к кому бы то ни было тёплые чувства, включая дружеские. Ему всегда казалось, что Королева недолюбливает его и не хочет видеть его рядом со своей дочерью, отчего Ривер всегда, находясь подле Мун под зоркими глазами монархини, держался отстранённо и до безобразия скромно. Вот и на этом ужине, после приятной прогулки, Ривер ощущал себя крайне некомфортно под тяжёлым взглядом Королевы и всё старался не смотреть на Мун, хотя не смотреть на неё для него казалось задачей если не невозможной, то крайне непосильной.       Впрочем, возможно, мнительные домыслы Ривера и не были столь мнительными. Ведь пока потенциальные женихи Мун становились жертвами «проклятия», семья Йохансенов не получала ни единой весточки от когда-то близкой к ним семьи Баттерфляев. Всё-таки логично было бы отдать предпочтение той королевской семье, отпрыск которой сызмальства знал принцессу, и пригласить их на «сватовство» тоже. Своё приглашение Йохансены всё же получили, но не в качестве семьи, один из членов которой — ухажёр юной Баттерфляй, а в качестве обыкновенных гостей. Хотя Королева Йохансен и была в почти что смертельной обиде на свою подругу, от визита она не отказалась и до сих пор вела себя очень мило, что Риверу казалось чрезвычайно странным. Однако о странностях родителей и их отношений с другими правителями ему думать особо не приходилось, ведь рядом постоянно находилась Мун, которая перебивала всякие ненужные мысли, напоминая юноше, зачем он здесь.       Ривер не смел мечтать о любви и, тем более, браке с Мун, но всё же украдкой грезил о семье с принцессой. Он был очарован ею ещё несмышлённым мальчишкой, и уже тогда понимал, что никакая другая девочка (девушка — впоследствии) не будет ему так мила, как наследница Баттерфляй. И в то же время для принца был очевиден один печальный, но правдивый факт: он не достоин своей любви. И ситуация со сватовством это только подтверждала. Более того, сама Мун подтверждала всё это своими манерами и грациозностью, которым научилась за то время, что они не виделись. Ривер ожидал увидеть свою повзрослевшую подругу, готовил себя к этой встрече — напрасно, ведь принцесса поразила его своею абсолютной непохожестью на ту маленькую озорливую девчонку, с которой принц так любил разделять свои детские увлечения и игры.       И всё же он любил её. Да, определённо любил всем своим мягким, добрым существом. Эта новая, незнакомая ему ещё и, главное, недостижимая Мун только сильнее подогрела страсти, что обуревали неопытную душу принца.

***

      Весь оставшийся вечер они провели подле друг друга: сидели у камина, вслушиваясь в скрежещущее клокотание грозы за окном, разговаривали обо всём и ни о чём, делились мыслями и переживаниями, накопившимися за последние годы, но больше всего вспоминали. Вспоминали своё счастливое совместное детство — то сокровенное, что принадлежало только им двоим, и никому больше. Это было их прошлое, и Риверу хотелось думать, что и это настоящее — здесь, у камина — тоже только их. К сожалению, об ещё одном герое этой истории принц даже и не догадывался. — Я так счастлива, что твоя семья посетила нас, — голос Мун был полон нескрываемой радости, однако Ривер уловил лёгкие дрожащие нотки, что неизменно свидетельствовало о волнении принцессы. — Без тебя здесь было так пусто.       С этими словами Ривер стал отсчитывать ритм своего сердца, которое стало биться намного медленнее. Он в смятении и смущении поглядел на девушку, уже привычно не находя слов для ответа. На мгновение Ривер как будто бы заметил где-то сбоку отрывистое движение тяжёлой портьеры и чей-то грудной вздох, но не придал этому ровно никакого значения, ведь всё, что сейчас имело смысл — слова той, что сидела напротив. Слова, которые позволяли Риверу хоть на краткий миг ощутить себя заслуживающим её любви.       В голове вспыхнул вопрос, что так долго мучил Йохансена. Риверу показалось, что сейчас — самое время задать его. — Мун, ты… — начал было юноша, но резко подскочившая со своего места Мун оборвала его. — Ой, кажется, мы засиделись! — выпалила она, глядя в окно, за которым было слишком темно даже для грозы. — Пора расходиться по комнатам, не считаешь? — Мун обратила на Ривера необычно взбудораженный взор, «приправленный» столь же необычной улыбкой, неестественно широкой. — Ага, — озадаченный Ривер едва заметно кивнул, неловко поднявшись со своего кресла, и, немного расстроенный, зашагал за чересчур бодрой Мун. Чувство неисполненного желания, которое было так близко, неприятно кольнуло в груди. Он ведь только набрался храбрости спросить! Теперь же неизвестно, сколько ещё будут длиться его мучения.       Ривер, тщетно стараясь скрыть скорбное выражение лица, проводил Мун до её комнаты и, обнявшись с ней, удалился к себе. В эту ночь принцу предстоит многое обдумать и многое осознать. Впрочем, об этом позже.

***

      Надёжно заперевшись в своих покоях, Мун спешно выбежала на балкон. Ливень прошёл, оставляя после себя мягкий аромат свежести и влаги, что проник и в комнату принцессы, стоило открыть стеклянные двери балкона.       Мун просто необходимо было сейчас подышать прохладным ночным воздухом, потому что жар, что она сдерживала весь день, наконец нашёл себе выход и распалял бледные щёки. Мун не понимала, что происходит с ней в последние дни. Она то была бесконечно радостна, то беспричинно грустна. Но, конечно, первое состояние встречалось чаще. За последние годы Мун ещё не ощущала себя так хорошо и просто.       Рядом с Ривером она забывала себя, это правда. Но совсем недавно почему-то обычное чувство лёгкости заменилось чувством окрылённости. Ей хотелось видеть его, слышать его, ощущать его присутствие. Ей хотелось, чтобы он смотрел только на неё. И, на её счастье, так оно и было.       Холодный осенний воздух грозил простудой, поэтому Мун поспешила возвратиться в тёплую спальню. Вместе с перепадом температуры в голову ударила молниеносная мысль — влюблённость. Да, кажется, Мун и впрямь влюбилась в робкого юношу. Но что же тогда это всё означало? Мун, стараясь совладать с захлестнувшими её переживаниями, рухнула в бархатное кресло напротив окна, через которое когда-то застала прибытие Йохансенов, и зажмурилась. Улыбка не сползлала с её лица всё это время.       Он хотел что-то сказать ей, но Мун прервала. Почему? Наверно, потому, что боялась этого нового, неизведанного ощущения, боялась показаться слишком глупой и неразумной. Боялась потерять себя окончательно.       Мун плохо понимала, что ей следует делать и как быть. В конце концов, ей просто нужно было поделиться с кем-то своими эмоциями. С Ривером этого она себе позволить однозначно не могла.       Тоффи…       Мун вздрогнула. Внезапно все мысли, что волновали и истязали, ушли на второй план. Прицнесса подумала о своём друге. Вот кто точно смог бы помочь ей. Однако на душе у Мун тут же образовался горький осадок. Она вспомнила, как вёл себя Тоффи в последние дни. Он был непривычно раздражителен, всё время хмурился и то и дело перебирал ноты на станке, неохотно отвечая на реплики Мун. А накануне так вообще попросил её не приходить. Это было для принцессы настоящим потрясением. Тоффи никогда ещё не запрещал посещать его, а тут — на целых два дня.       Опечаленная, Мун взглянула в сторону большого дубового комода, что стоял подле кресла. На нём, помимо расчёсок, заколок и вазы с цветами вразнобой расположились деревянные статуэтки и деревянная же шкатулка, на крышке которой, по обе стороны, ютились мастерски выточенные кузнечик и скорпион. Всё это было сделано руками Тоффи и подарено Мун. Она всегда удивлялась многоплановости его талантов и, пожалуй, дар высекать из дерева причудливые творения впечатлял её больше всего.       Мун бережно взяла в руки деревянную лошадь — последнее создание Тоффи, что он ей преподнёс. На лошадке не было ни поводьев, ни сиденья, её пышные грива и хвост развивались свободно и грациозно. Выглядело так, словно животное было поймано в самый разгар бега по огромному полю и заключено искусным волшебником в дерево. По крайней мере, поза её была настолько живой, что, казалось, лошадь вот-вот вырвется из своего «плена» и ускачет куда-то далеко, навстречу ветру.       Тяжёлый вздох с содроганием вырвался из груди принцессы, пока она вертела статуэтку в руках, безучастно разглядывая лошадиное брюшко. — Тоффи… — прошептала Мун одними губами, твёрдо решившись нарушить своё обещание и в скором времени явиться в подземелье.