Ненарушенная клятва

I. Оля, покидая Королевство кривых зеркал, наивно полагала, что теперь там начнётся новая — и непременно счастливая — жизнь. Что словно по взмаху волшебной палочки бедные разбогатеют, угнетатели перевоспитаются, рухнут тюрьмы, исчезнут горе и несправедливость, восторжествует всеобщее благоденствие. Увы, действительность оказалась прозаичной и до отвращения страшной. Но девочка в пионерском галстуке вернулась домой, когда невольно раздутый ею пожар только разгорался. Пребывая в благостном неведении, она не узнала, чем её сказка закончилась на самом деле. В суматохе никто не заметил, куда и как исчезли девочки, похожие, как две капли воды. Стеклянный город поглотило пьянящее возбуждение, схожее с помешательством. Люди, выворачивая булыжники из мостовой, метали их в ненавистные зеркала. Осколки с печальным звоном выливались из рам, растекаясь по земле серебряными брызгами, хрустели под ногами. Расправа над изжившими себя символами королевства раззадорила толпу. Кто-то бросил клич: «Идём бить богатеев!», тут же подхваченный и претворённый в действие бунтовщиками. Забыв об Оле и Яло, о том, с чего всё началось, мастеровые, городская беднота, мальчишки-беспризорники, разделившись на группы, с воинственными кличами маршировали по улицам, врывались в дома, круша всё, что попадалось под руку, и избивая обитателей. Громили лавки, выкатывая на мостовую бочки с вином, мародёры под шумок растаскивали товары. Осадили городскую тюрьму, освободив заключённых, с радостью присоединившихся к катавасии. Попытки приструнить разбушевавшуюся стихию и перенаправить её энергию в конкретное русло потерпели крах. Зеркальщики тщетно призывали вооружаться, чтобы идти приступом на дворец. Озверевшая от крови, вина и безнаказанности толпа не слушала ничьих увещеваний. — Дурьи головы! Не теряйте времени! — бесновался зеркальщик по имени Ацинук, доводившийся родным братом небезызвестной кухарке. — На дворец! Долой короля и его министров! — Что они творят, разбойники? — причитала Аксал, заламывая пухлые руки. — Ох, где-то сейчас мои бедные фазанята? Восстание, призванное свергнуть короля, вылилось в обыкновенные уличные беспорядки. Это понимали все, кто сохранил ясную голову. И здесь, в эпицентре неуправляемой стихии, ужом вертелся худенький парнишка с нездоровой бледностью лица. Да, то был тот самый Гурд, из-за которого, собственно, всё и началось. Вместо того, чтобы вернуться к несчастной больной матери, юный зеркальщик примкнул к бунтовщикам. Злоба, накопившаяся в нём за время, проведённое на Башне смерти, требовала выхода. — Долой короля! — пронзительно крикнул Гурд, запустив камнем в окно. — Ты ещё здесь, сорванец? — напустилась на него кухарка. — В чём душа держится, а туда же! Ступай домой, мать, поди, вся извелась. — Ну, тётушка Аксал, — заныл мальчишка, — разве для того я столько страдал, чтобы пропустить самое интересное? — Выискался страдалец! — рявкнул Бар, державшийся вместе с Гурдом и Аксал. — Вот нагрянет Нушрок, тогда посмотрим, как ты запоёшь! — Нушрок! — хихикнул маленький зеркальщик. — Да он, верно, удирает прочь, только пятки сверкают. Однако Бар, прекрасно знавший характер министра, не питал такой уверенности. Он уже пожалел, что сдуру связался с девчонками, переодетыми пажами, и предал хозяев. Сидел бы сейчас в своей комнате и в ус не дул! Свергнут власть или нет — ещё неизвестно, а вот он уже вляпался по уши. И чёрт же дёрнул послушать пришлых девчонок! Они воды намутили и скрылись, а ему расхлёбывать. Да всё ради кого? Ради глупого мальчишки, которого он впервые видит! Судя по всему, подобные мысли одолевали и кухарку. Легко ли под старость лет потерять прекрасную работу, а в перспективе и свободу, невесть зачем сунувшись в уличную заваруху! — Гори оно всё синим пламенем! — плюнул Бар. — Гурд, Аксал, пойдёмте, пора убираться подобру-поздорову. Гурд даже ухом не повёл. Ну и шут с ним — решил Бар. Его жизнь — ему за неё и отвечать. Старый служака, сопровождаемый кухаркой, отправился во дворик, где оставил угнанную коляску. Он рассчитывал покинуть столицу до того, как королевские солдаты опомнятся и примут бой, чтобы переждать бурю в какой-нибудь отдалённой деревеньке. Если победа достанется восставшим, тогда он вернётся. Если же власть устоит, что ж, такова судьба, наймётся в батраки. Авось Нушрок о нём забудет. Но сбежать Бару и Аксал не удалось. На выезде путь им преградили двое солдат: один с мушкетом, другой с алебардой. — Тормози, папаша, — распорядился тот, который с мушкетом, ехидно скаля зубы, — у нас приказ никого не выпускать из города. Бар замешкался. Попробовать разве повернуть обратно и проскочить в другом месте? Так ведь все дороги наверняка перекрыты. Или попытаться прорваться здесь, стоптав солдат лошадьми? Воины, в отличие от него, вооружены и неизвестно, сколько ещё их притаилось возле дороги. Пальнут в спину — и поминай, как звали. Пока Бар раздумывал, солдат с мушкетом взял под уздцы коренника, второй наставил на седоков алебарду. — Вылезайте! Приехали. II. — Они не доберутся сюда, правда, госпожа Анидаг? — трусливо скулил паж. — Пусть только попробуют, — насупилась дочь Нушрока. — Думаешь, дуралей, мой отец оставил дворец без охраны? — Но вдруг они ворвутся сюда? — не унимался паж. Губы его дрожали. — Вдруг, вдруг! — взорвалась взвинченная Анидаг. — Что ты трясёшься, как кролик? Даже я, девушка, себе такого не позволяю. Бери пример со своего товарища, который не побоялся пойти в самое пекло. — Как бы я хотел, госпожа Анидаг, — залопотал пристыженный юноша, — но я не могу… Как подумаю о доме… Вы знаете, у нас ведь дом в самом центре. Как сейчас мои родители?! Анидаг уже не слушала его. Не до того было. Что ей до чужих родителей, когда родной отец в любую минуту может погибнуть! Пустив в ход всё своё обаяние, она отдавала распоряжения, успокаивала придворных, говоря, что на подавление беспорядков брошены войска и оснований для беспокойства нет, но покидать сейчас дворец категорически не рекомендуется. Абаж не явился, хотя его помощь сейчас пригодилась бы в первую очередь. Анидаг понятия не имела о том, где сейчас министр, собиравшийся ехать во дворец следом за ней. То ли попал в руки восставших, то ли струсил и остался в имении. В любом случае, рассчитывать на него не приходилось. — Госпожа Анидаг! — окликнул её старческий дребезжащий голос. — Его величество, он… Девушка оглянулась. Перед ней стоял церемониймейстер, нервно переступая на худых, длинных, как у журавля, ногах. Анидаг вспомнила, что распорядилась перенести так и не очнувшегося короля в его опочивальню. — Как себя чувствует его величество? — Он не дышит… III. Мятежникам, составлявшим ядро заговора, не удалось организовать толпу. Поняв, что зря тратит драгоценное время, Ацинук повёл свой отряд на дворец — свергать короля. Неизвестно, на что он рассчитывал. Впрочем, нельзя многого требовать от зеркальщика с двумя классами образования, имеющего смутное понятие о тактике и стратегии. Храбрости Ацинуку было не занимать, но одного этого маловато для захвата власти. Далеко отряд не продвинулся. Его разгромили, смяли отборные королевские гвардейцы. Ожесточённая схватка на городских улицах вошла в летописи Королевства как кульминация мятежа. Зеркальщики отчаянно сопротивлялись, но им, стиснутым со всех сторон домами, плохо вооружённым, не умеющим согласовывать действия, нечего оказалось противопоставить знающим своё дело солдатам. Что пеший может против всадника? Восставшие дрогнули и отступили, оставив на поле брани убитых и раненых, королевские солдаты преследовали их, загоняли в кольцо, не позволяя скрыться. Погромщики, как крысы, прятались в норы, воздевали руки, моля о пощаде, самые отчаянные сопротивлялись до последнего. Те, кто пытался выбраться из города, наталкивались на караульные посты. Мятежу переломили хребет. К утру всё было кончено: королевство устояло. Окутанный дымом пожарищ город зализывал раны. После того, как пленных отконвоировали к Башне смерти и убрали трупы с улиц, жители приступили к разбору завалов. Восходящее солнце осветило печальнейшее зрелище и многое ещё предстояло сделать для того, чтобы столица стала прежней, цветущей и сверкающей. — Подобное не должно повториться. Никогда, — угрюмо произнёс Нушрок. — Я не позволю.