Ненарушенная клятва

I. Потрясений и приключений, пережитых Нушроком за последние двое суток, с лихвой хватило бы на целую неделю. Другой человек на его месте наверняка попросту не выдержал бы. Министр впервые добрым словом помянул военное прошлое, научившее его выносливости, стойкости и умению не теряться в опасных ситуациях. Недаром соратники когда-то прозвали его железным. Нушрок, превозмогая усталость и боль, носился верхом, одним своим видом внушая уверенность солдатам и ужас повстанцам, командовал, дрался, едва не погиб, почти ничего не ел и не спал. Однако даже у железных людей наступает предел, когда черпать силы больше неоткуда. На исходе вторых суток главный министр едва держался на ногах и всё отдал бы за несколько часов сна. Рассвет, расползшийся по небу кровавым маревом, запах гари, хрустящие под копытами лошади осколки, нарядные кварталы, превратившиеся в руины, тревожили его. Только сейчас Нушрок в полной мере ощутил, насколько он измотан, разбит морально и физически. Министр спешился возле фонтана на центральной площади, умыл лицо. Холодная вода несколько освежила его. Цербарх, всё время державшийся рядом, подражая Нушроку, зачерпнул пригоршню воды, смывая копоть со щёк. — Вот так денёк выдался! — белозубо улыбнулся паж, пытаясь казаться бодрым, хотя бледность осунувшегося лица выдавала утомлённость. — С боевым крещением, юноша! — поздравил Нушрок. Бравый паж нравился ему всё больше и больше. Такому удальцу впору не прислуживать коронованному недоумку, а заняться делом, достойным настоящего мужчины. В целом к пажам Нушрок относился с долей пренебрежения. Самое это звание, по его мнению, давным-давно выродилось, растеряв первоначальное предназначение. Отпрыскам дворянских семей совершенствоваться бы в верховой езде, владении оружием, деловом этикете, а они только знай завивают кудри да маршируют по залам дворца. Пользы ровно как от комнатных собачонок. Правда, некоторые пажи по достижении пятнадцати лет, когда наступала пора определяться с дальнейшим видом деятельности, всё же выбирали путь офицера. Но основная масса пополняла ряды служащих или ораву придворных паркетных шаркунов. Этот паж происходил, как выяснилось, из совершенно невоинственной фамилии. Родителей Цербарха Нушрок даже мельком встречал. Отец, адвокат Кабалс, законы знал назубок, но, произнося речи, всегда нервничал и сбивался; мать — баронесса Анисо — слыла ужасной трусихой. Однажды её до обморока перепугала гусеница, заползшая на розовый куст, с которого светская дама вознамерилась сорвать цветок. То-то вышел переполох! Рассказывая подругам о происшествии, Анисо, нимало не смущаясь, так выразительно жестикулировала, словно в саду её подстерегла ядовитая змея. Кто бы мог подумать, что у таких-то хлюпиков вырастет эдакий удалец! Угрюмые чёрные глаза встретились с озорными карими. Цербарх выдержал взгляд. — Могу ли я просить вас о содействии, господин главный министр? — почтительно вопросил паж. — Всё, что в моих силах! — пообещал Нушрок. — Я мечтаю поступить в военное училище, но мой отец против того, чтобы я стал офицером, и настаивает на карьере юриста. Не могли бы вы повлиять на него? Вас он не посмеет ослушаться. — Можете уже считать себя воспитанником лучшего в Королевстве училища, — кивнул министр. — Ваш отец не скажет и слова против. Предвижу, из вас выйдет талантливый офицер! Оставив командование на гвардейского ротмистра Лакаша, Нушрок отправился во дворец. Пленные, ожидающие суда, король и Абаж его сейчас не волновали. Ему хотелось лишь одного: спать, спать, спать. Встретив в Тронном зале встревоженную Анидаг, он нашёл в себе силы ободряюще улыбнуться дочери и тихонько сказать: — Всё хорошо. Мы победили. Простите, но больше разговаривать не могу, я просто с ног валюсь от усталости. Советую и вам отдохнуть. Предусмотрительность Анидаг была выше всяких похвал. Девушка заранее велела приготовить для него комнату и согреть ванну. Стащив при помощи услужливого лакея грязную, пропахшую дымом и потом одежду, Нушрок блаженно погрузился в тёплую воду. Лакей, взбив ароматную мыльную пену, энергично растирал его крепко сбитое, словно отлитое из стальных мускулов тело. Нушроку, обожавшему купания, всегда казалось, будто вода вместе с грязью смывает и все дневные треволнения, очищая душу. Но только не на сей раз. II. Впоследствии Нушрок корил себя за то, что сразу не заинтересовался странными пажами, хотя его насторожили новички, к тому же близнецы. Министр знал в лицо всех пажей, а этих видел впервые. Между тем, они явно были родом из знатного семейства и пользовались особым положением, раз им в первый же день доверили нести караул в Тронном зале. Обычно подобное церемониймейстер поручал более опытным, зарекомендовавшим себя юношам. Однако Нушрок не припомнил, кому из сановных супругов повезло разродиться двойней. Держались пажи как-то странно. Новички новичками, но неужто Фирг совсем не проинструктировал их, прежде чем поставить у трона? И имена такие чудные — Коля и Ялок. Как чужестранцы. Следовало, конечно, спросить у мальчишек, кто их родители, да Абаж, провалиться ему в болото, отвлёк разговорами. Нушрок, правда, справился у церемониймейстера о новеньких, дескать, кто такие, из какой семьи. Фирг страшно заволновался, вытащил из кармана какие-то бумажки, тут же выронил их из трясущихся рук, забормотал: «Не значатся. Что за напасть? Не значатся!». Министр, раздражённый инициативой Абажа, беспорядками в мастерских и отложенной казнью зеркальщика, оставил недотёпу в покое, отметив, что старину Фирга, растерявшего последний разум, пора отправить на заслуженный отдых. И вот, извольте видеть, Коля и Ялок, свистнувшие королевский ключ, оказались никакими не пажами и даже не лазутчиками, а… лазутчицами. Кто помог им проникнуть во дворец, снабдил одеждой — он ещё выяснит. В том, что девчонкам удалось сбежать с ключом, виноват он сам. Сразу не проверил, не задержал, теперь расхлёбывает последствия. Из-за таких, казалось бы, мелочей, которым не придали значения, может рухнуть нечто грандиозное. Две храбрые девочки едва не развалили целое государство, послужив своего рода катализатором для нагнетавшегося недовольства. Девчонки разрушили все замыслы министра. О, без их вмешательства волнения зеркальщиков не выплеснулись бы дальше мастерских! Возможно, Нушрок, остынув и поразмыслив, даже Гурда помиловал бы. Подержал на Башне для острастки, да отпустил до больной маменьки: цените милосердие главного министра! Довольно с вас кнута, вкусите теперь пряника. А где Гурд сейчас? Среди пленных или погиб в заварухе? Куда пропали лазутчицы, чьих настоящих имён Нушрок не успел узнать? Гвардейцы и солдаты, участвовавшие в восстановлении города, получили приказ: отыскать живыми или мёртвыми двух девчонок лет этак двенадцати. Одна в костюме королевского пажа, вторая в коричневом, чуть выше колена, платье с чёрным фартуком, на шее носит красный платок. Особенно Нушрока интересовала вторая, несомненно, лидировавшая в тандеме лазутчиц. Именно она едва его не погубила — но она же и спасла ему жизнь. Отважная девчонка: на то, что совершила она, решится не всякий взрослый. Соперник, достойный уважения. Если она жива — подумал Нушрок, засыпая, — он сохранит ей жизнь в обмен на протянутую руку помощи там, на вершине Башни. Ведь не встречаться больше с голубоглазой девчонкой он не клялся. III. Министр Абаж действительно заложил коляску, как обещал Анидаг. Он даже, стараясь, впрочем, не слишком торопиться, доехал до границы своих владений. Пока дорога шла вдоль рисовых полей, на которых трудились ничего не подозревающие крестьяне, Абаж был спокоен. Но, когда впереди замаячили мрачные скалы, он почувствовал тревогу. Министру никогда не нравились горы. Это Нушрокам, которым сам чёрт не брат, вздумалось угнездиться среди бездонных ущелий, в вечном полумраке, где гуляет гулкое эхо. Предки Абажа издавна предпочитали светлые открытые, далеко просматривающиеся пространства. Вдруг в горах подстерегает засада? А он едет без охраны, с одним кучером, от которого помощи не дождёшься. — Стой! — прикрикнул министр. Возница послушно остановил лошадь. Абаж задумался, тщательно взвешивая все «за» и «против». С одной стороны ему, как министру, надлежит находиться подле короля. Так повелевает долг. С другой — в городе волнения. Он даже не знает достоверно, что там творится на данный момент. Ну-ка, сунься туда сгоряча, угодишь, чего доброго, в лапы к бунтовщикам, как, вероятно, попали Нушрок с дочерью. Собственная жизнь дороже любого долга. У него на руках жена и сын, он за них в ответе. Он должен также проследить, чтобы крестьяне не вышли из повиновения. Ведь совсем недавно сеятели риса отказались выходить на работу, а стражники не раз слышали, как те пели песни о свободе от угнетателей. По счастью, два дня тому назад предусмотрительный министр вытребовал у Топседа взвод солдат для усмирения непокорных работников. Какая-никакая защита у него есть, о пропаже ключа вряд ли знает кто-то посторонний. Абаж ткнул кучера кулаком в спину. — Поворачивай обратно! Он решил отсидеться в имении, а завтра отправить в столицу разведчика — пусть тот выяснит обстановку. Там уж действовать по обстоятельствам. Нушроку он всё равно сейчас ничем не поможет, Анидаг предупреждал, и, если девица погибла, то в том виновата сама. Он сделал для неё всё, что мог. Его совесть перед Нушроками чиста.