-&-
Айзек зевает и отставляет кружку. Она наполовину пуста, кусочки чечевицы плавают на поверхности. Эрика больше не притронулась к своей порции, а Бойд ничего себе не взял. Стайлз прикончил похлёбку Дерека, который сейчас на другой стороне лагеря просматривает кучи, которые рассортировали Эрика и Айзек. Стайлз избегает встречаться глазами со всеми ними, сидит на земле, скрестив ноги, и ждёт. Он чувствует, что Айзек смотрит на него первым. Ему не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, что блёклые глаза Айзека слезятся и выражают его внутреннюю борьбу. Он — единственный из всех, с кем удалось побеседовать Стайлзу. Стайлз, тем не менее, знает, что Айзек далёк от невинности, которую выражают опущенные уголки его губ.-&-
Парень промывает его раны. Ранее он видел, как этот парень, казавшийся гротескным и уродливым существом, участвовал в преследовании. Сейчас же он выглядит обычным, юным. Он знает, кем тот может быть на самом деле, и этого достаточно, чтобы оставаться начеку, пока парень проводит жёсткой губкой по его спине, стирая кровь и грязь, которые не смыл дождь. — Я Айзек, — быстро говорит парень, будто пытается остановить себя. Он вздрагивает и смотрит на Айзека удивлённым взглядом через плечо. Айзек склоняет голову и слабо улыбается. — Я не... — начинает он. — Знаю, не... не беспокойся об этом, — перебивают его. Он не помнит своё имя, не знает, было ли оно у него вообще когда-нибудь. Может, оно начиналось на «Г»? Или...«И»? Он не может как следует задуматься над этим, мысль притаилась где-то на задворках сознания. Каждый раз его бьют всё меньше, на смену избиению приходят молитвы и многочасовые переходы. Что-то он не понимает, о чём-то не может думать из-за голода, но это лучше, чем быть побитым и вывалянным в грязи. — Дерек говорит, что выбрал тебя. Не думаю, что он действительно... — Дерек? — перебивает он Айзека. У него есть смутное представление о происходящем, и оно заставляет его дрожать, он предпочёл бы не слышать об этом. — Да. Альфа, — говорит Айзек как общеизвестный факт. Его раздражает, что Айзек говорит подобным образом, будто всё, что с ним происходит, — ничего особенного. — А ты к этому какое имеешь отношение? — выдыхает он. Он немного сожалеет о сказанном, когда губка жёстче проходит по его рукам. — Я всего лишь один из стаи. — Он чувствует, что Айзек улыбается. И от этого ему хочется выцарапать себе глаза. — Я не могу стать Высшим, даже если попытаюсь. А Дерек как раз один из них. Высшие. Он слышал такое название ранее, на самом деле, повторял в молитве не так давно, возможно, вчера...или неделю назад. Из того, что он понял, это люди, наполненные тёмной магией. Стражи Богов. — Дерек... нечто иное, я никогда не смогу стать подобным ему, — бормочет Айзек. Он не говорит ничего в ответ, остаётся безмолвным, когда его омывают. Он не видит в этом смысла. Земля — толстый слой грязи, его ноги практически утопают в ней, и сейчас он остался без футболки. У него нет времени на сожаление по поводу этого; он узнаёт это грызущее изнутри чувство, которое не кажется хорошим. Он ненавидит Айзека. Айзек больше ничего не говорит, да и он тоже.-&-
Айзек награждает Стайлза насторожённой улыбкой. Стайлз делает то же самое в ответ. Он стал нормально относиться к Айзеку, несмотря на его изменчивый характер, который иногда нервирует Стайлза. Айзек промывал его раны, пока Стайлзу не позволили делать это самостоятельно. Вначале Айзек был единственной нитью к Дереку. Они много разговаривали, когда оставались наедине, а когда нет — между ними повисала гробовая тишина. Айзек любил болтать и, казалось, говорил необдуманно. Он рассказал Стайлзу, что все они — стая. Так назывались группы внутри их культа, потомки волков, действующие сообща. Очищающие землю. Айзек рассказал Стайлзу про Дерека. Про то, кто он, откуда появился. Семья Дерека погибла в пожаре, когда ему было четырнадцать — его дядя, Питер, сжёг всё дотла на следующий день, как стал последователем культа. Жертвоприношение Богам. Он держал Дерека и его сестру подле себя всё время. Заставил их смотреть, как он разливает бензин и зажигает спичку, слышать, как кричат их родители, братья и сёстры, остальные члены семьи, чувствовать запах горящей плоти. Он сказал им, что им оказали честь быть свидетелями этого и что они будут помогать ему далее. Дерека всему обучал его дядя, днём и ночью Дерек следовал за ним, но его сестра колебалась, и Дерек убил её и повысился в ранге за подобное посвящение члена своей семьи богам. Он продвинулся от Омеги до Беты за несколько месяцев, был смертоносен и методичен и ни разу не попался. Он посвятил себя своему делу, жил и дышал им. Он убил своего дядю, чтобы стать Альфой. Стайлз не понял большую часть рассказа, но и оставшегося было достаточно. Дерек опасен, Дерек зверь. Но он промывает раны Стайлза так, словно тот маленький детёныш, присматривает за ним, как за своей собственностью, и просвещает его. Он не заслуживает подобного. Дерек смелый, он делает всё без сомнения, сомнения, которое закрадывается в разум Стайлза и которое недрогнувшими руками и словами, на изучение которых у Стайлза не остаётся времени, помогает изгнать Дерек. Дерек наделил Стайлза предназначением. Он запутался, вёл себя по-детски наивно, а Дерек спас его. Теперь он подношение, нечто особенное, священное. У него есть к чему стремиться, хоть его путь предопределён. Его миссией стало искупление. Страдать ради Дерека, чтобы тот стал лучше, усовершенствовал свои навыки и стал Высшим, и Стайлзу оказана честь поучаствовать в этом, он избран. Дерек поступает жёстко исключительно ради блага Стайлза. Он позволил Стайлзу завоевать своё доверие и заботится о нём.-&-
Дерек (как его, очевидно, зовут) наблюдает, как он ест. Он смущён тем, как быстро запихивает в рот руками отвратительную смесь ягод и того, что, возможно, просто опавшие листья, слишком занят тем, чтобы проглотить что-то кроме крови, чтобы даже прикрыться под пристальным взглядом другого мужчины. Дерек стоит. Он ни разу не сел за все три дня. И приходит уже три дня подряд. Это само по себе поражает, но он не собирается спрашивать об этом, потому что ему наконец-то дали поесть; грудь болит, по его вздувшемуся желудку проходят спазмы, он чувствует рёбра через кожу, и он так голоден. Он переводит взгляд с Дерека на свои руки — с них капает маслянистая жидкость от еды в деревянной миске, символы на стенках которой он не хочет пытаться расшифровать. Поза Дерека величественна, а его присутствие почти удушает. Глаза Дерека завораживают больше всего. Голубые, такие яркие и в то же время тёмные. Взгляд нечитаем и ничего не выражает, всегда направлен на него, никогда не отрывается. Он не знает, хорошо это или нет. Радужная оболочка оттенка голубого, будто обильно политые розы на фоне поражающе светлых белков глаз; он не оказывался достаточно близко, чтобы видеть красные прожилки в них, но представляет, что они там есть. Дерек высокого роста, у него обычная одежда: джинсы, футболка и кожаная куртка— всё чёрное, что приводит в замешательство. Он не знает, чего ожидал. В небесах грохочет, и он вздрагивает. Он надеется, что дождя не будет, но судя по такому серому небу и пугающе близким раскатам грома, это неизбежно. Он будет на открытом пространстве под дождём; дождь лил и раньше, но шторма ещё не было. Он доедает порцию и отставляет миску в сторону, не уверенный, нужно ли отдать её обратно. Дерек не забирает её, вместо этого наблюдает за ним. Он смотрит в ответ. Как жертва на хищника, страх нападения которой слишком велик, чтобы отвести взгляд больше, чем на мгновение. Он осторожно берёт книгу, лежащую по другую сторону от него. Обёрнутая в кожу, она сухая и жёсткая на ощупь. Дерек принёс её с собой и бросил на землю к еде. Его желудок переворачивается. Он читал книгу ранее, вспомнил страницы из неё, но не знает, где видел её. Слова в ней на английском, написаны убористо, близко друг к другу. Книга рукописная. То, о чём в ней говорится... жертва, ритуалы... он... он не может поверить в это, впивается ногтями в бедро и читает, читает, читает под взглядом этих горящих глаз. Сомнение — это яд. Ему нужно учиться, просто нужно. Он отбрасывает всё, что знает, что знал. Он уже это забывает. Он уверен, что у него был отец... или это был брат? Воспоминания приходят и уходят, исчезают так часто, что он сомневается в их правдивости. По крайней мере это истинно: книга, которую он может держать, Дерек, которого он может увидеть, боль, которую может почувствовать, кровь и грязь, которые он может ощутить на языке.-&-
Стайлз подбирает острый камушек, достаточно маленький, чтобы поместиться меж пальцев. Он кладёт его на землю и проводит им по грязи, оставляя глубокую борозду. Однажды он случайно увидел татуировку Дерека, это было на другом месте стоянки, где он высунул голову из тента и наблюдал, подавляя вскрики. Дерек снял рубашку, его руки, увенчанные когтями, вытянуты вперёд, он был словно тень в свете костра. Его татуировка была хорошо заметна — чёрная спираль, которая, как мог поклясться Стайлз, двигалась, медленно вращалась, но это было трудно заметить. Стайлз рисует её на песке и не может воспроизвести точно по памяти. Он вздыхает, разравнивает грязь и пытается снова. Стайлз знает о способностях Дерека — он же не слепой. Он смотрит на Дерека, который не удостаивает его взглядом сверху вниз. Ужасный Дерек, смертоносный Дерек, но Стайлз не может понять, что ему казалось неправильным когда-то. Он занимает себя маленькими рисунками на песке, а голос Дерека проходит через его тело. Он не может различить слов, но они звучат для него приятно, он лишь слегка хмурится, когда Дерек замолкает, чтобы обратить внимание на кого-то другого. Стайлз поднимает взгляд во внезапной тишине. На него смотрит Эрика. Она ненавидит его больше остальных. Он видит это в её глазах, она и прежде с отвращением говорила о нём, насмехалась над ним у костра, когда он свернулся калачиком подле Дерека. Хотя Стайлзу всё равно. Она не имеет значения, она не Дерек, и её светлые волосы не перетекают в ночь, как его, и её глаза не похожи на цветущие ядовитые цветы.-&-
— Когда ты собираешься сделать это, ты теряешь время?! — он слышит, как она шипит. Он в палатке под одеялом, которое ему не принадлежит и пахнет духами и древесиной, но слышит он её прекрасно. — Мы не можем таскать его с собой, тебе уже нужно сделать это, это не... — Ты спрашиваешь меня? — вопрос кажется спокойным и выверенным, но он знает, кто его задал, знает его голос лучше, чем самого себя, и тон, с которым тот прозвучал, заставляет его вздрогнуть. — Нет, я-я просто говорю, что будет лучше, если... — он слышит странный приглушённый звук. Он быстро подбирается к пологу палатки. Просвет очень маленький, но его достаточно, чтобы увидеть её светлые волосы, переливающиеся в свете костра, и большой кулак, на который они намотаны, тянущий с силой. Тонкими руками она вцепилась в него, её шея вывернута под странным углом. Это не выглядит удобным для неё. — Со своим отпрыском ты точно не торопилась, Эрика, — тон его голоса совсем не изменился. Это приводит в замешательство — он совсем не соответствует происходящему. — Я... это совсем другое... Я... пожалуйста... — Как это? — прерывает её Дерек. — Пожалуйста... — шепчет она. Отпрыск? Стайлз точно не видел детей среди них, возможно, они прятались или были с другой стаей. — Мне рассказать Бойду о том, что ты совершила? — Нет! — Кажется, она сопротивляется, прежде чем снова безвольно упасть. — Нет... пожалуйста... прости... пожалуйста, пощади... Альфа... — скулит она. Долгое время не слышно ничего, кроме треска костра и его собственного дыхания. — В следующий раз я не буду так добр. Не лезь в чужие дела. — Да! Да, всё, что угодно, всё... пожалуйста.-&-
— Мы можем пойти на запад, возможно, там их будет больше, — говорит Бойд. — Нам нет нужды спешить, можно охотиться раз в два дня, если мы всё правильно рассчитали. — Эрика больше на него не смотрит, её руки сложены на коленях так, что это заставляет Стайлза фыркнуть. — Не имеет значения, пока мы охотимся на них, — медленно проговаривает Дерек. Они разговаривают об охоте на остальных — на самом деле они их спасают, даруют им милосердное возмездие. Ему хочется, чтобы они перестали называть это охотой, охота — это то, что делают животные ради еды. Но он понимает, почему, тем не менее, они использовали охоту как оправдание зверским убийствам предков и Богов — почти поэтично бить противника его же оружием. — Мне можно будет посмотреть? — спрашивает Стайлз раньше, чем осознаёт это, слова вырываются сами собой. Рука в кожаной перчатке, которая бьёт его по лицу, так же быстра. Дерек не кажется сильно разъярённым, и Стайлз извиняется, прежде чем замолчать. Он знает, что не должен говорить, если к нему не обращаются, особенно прерывать стаю, но иногда ему всё же не удаётся вести себя тихо, ему трудно молчать, но он учится, пытается. Стайлз не обращает внимания на взволнованный взгляд Айзека в свою сторону, вместо этого снова поднимает камушек и водит им по коже на голени. Он не нажимает слишком сильно, чтобы сделать порез — ему это не позволено, он должен быть идеальным, — но достаточно, чтобы оставить след из пыли, которой можно рисовать. Дерек нечасто на него злится. Ну а когда это происходит, гнев его силён. Его зубы оскалены, и он причиняет боль — Стайлз знает, что заслуживает этого, не смущён тем, как быстро привык к подобному, но иногда... иногда ему хочется... он точно не знает, почему, но... Дерек не касается его руками, на нём всегда перчатки, он не коснется тела нечистого, вроде Стайлза. Лишь однажды он... Стайлз обнажён большую часть времени, больше не стесняется наготы, но его щёки всё ещё краснеют, когда рядом Дерек, когда он встречается взглядом с Дереком, моясь в реке. Он не уверен в том, что с этим делать. Стайлз не помнит, когда Дерек в последний раз был действительно зол на него.-&-
Дерек крепко держит его голову руками в перчатках. Ткань сдавливает его горящие щёки, открывая его окровавленный рот и позволяя холодному воздуху обжигать его. Дерек смотрит на него с нескрываемым отвращением, и от этого ему хочется спрятать лицо, расцарапать себя и свернуться калачиком. Ему интересно, обращался ли Дерек так же со своей бывшей женой. Он знает, что не должен об этом думать, знает, что из-за этого у него неприятности, что они будут и у Айзека, но иногда ему любопытно. Ему известно, что её звали Кейт, но он не уверен, что Дерек вообще способен любить, но если он на ней женился, в ней должно было быть нечто особенное. Ему интересно, была ли она такой же пугающей до дрожи в костях, как Дерек. Дерек позволяет ему упасть на землю. Именно так. Дерек раньше не был столь груб с ним, не был столь разъярён. Он смотрит на подошвы ботинок Дерека, уходящего прочь. Этой ночью он попытался сбежать, он всегда пытается это сделать. Его дыхание прерывисто и причиняет боль, льющиеся из глаз слёзы вместе с грязью стекают по щёкам. Он не собирался злить его. Он не хочет делать это больше никогда.-&-
Когда Стайлз вновь поднимает взгляд, остальные не сидят на бревне. Он оглядывается и видит, что они переместились к палаткам. Он не пытается понять, что они там делают. Он смотрит на Дерека, который едва ли удостаивает его взглядом сверху вниз. Этого достаточно, чтобы Стайлз вздрогнул, захотел сжаться и вцепиться в ногу Дерека, но он знает, что тогда ему несдобровать. Лишь одно прикосновение, не пощёчина или толчок, он на всё готов ради этого. Он знает, что умрёт, — Дерек прямо указал его место. Знает он и то, что эгоистично даже хотеть хоть чего-либо, пока это не предложат, но...он не может унять желание, и он видит, как Дерек иногда на него смотрит.-&-
Он собирался бежать. Его ноги зудят, в груди болезненно спёрто дыхание, хочется кричать, как от укуса шершня. Новый член стаи, незнакомый и дерзкий, ударил его, и Дерек разорвал его прямо на месте безо всяких колебаний. Его, силящегося сделать вдох, бросили на произвол судьбы в темноте. Крик застыл у него в горле. Он вонзает ногти в ладони. Дерек стоит так невозмутимо. Вокруг него... тела. У них остекленевшие глаза — у тех, у кого они ещё остались. Он смотрит на Дерека, этого... этого монстра, убийцу. Ему хочется вернуться в своё прежнее состояние, кажется, что он пытается выбраться из своей тесной кожи. — Почему ты не бежишь? — спрашивает Дерек, обходя тела, как камни. — Я не могу, — шепчет он и чувствует, как из уголков глаз текут слёзы. Это честный ответ, хоть произнести его трудно, но это правда, правда важна. Его собственный голос кажется ему громким, слишком громким. — Я убью тебя, — заявляет Дерек, поднимая руку в кожаной перчатке, чтобы легко, почти неощутимо коснуться его щеки, но это едва не сбивает его с ног. Его рот открывается в крике, от которого ему хочется покраснеть с головы до пят. — Однажды я убью тебя, — продолжает Дерек. Когда он говорит вот так, с потёками чужой крови на лице, горящими глазами, заявление не кажется ложью. На таком расстоянии он пахнет дождём и солью. — Я знаю, — кивает он. Он всегда знал об этом. Ему нужно прекратить сбегать, он больше не может бежать — его ноги едва держат его сейчас, на ресницах тяжёлая влага. И Дерек целует его.-&-
Остальные начинают двигаться вокруг, но Дерек остаётся на месте, так что и Стайлз тоже. Он практикуется в очищении разума и разучивает новые молитвы. О прощении, наставлении и чистоте. О большем смирении. Это то, чего требуют Смотрящие[1], всё, что ему нужно — подчиниться. Очиститься по их желанию. Сейчас он себе не принадлежит, его мнение не имеет значения, если помнить об этом, будет проще, лучше. Ему снился совет. Он помнит, как лежал, испытывая столь сильную боль, что, казалось, он сошёл бы с ума, а затем она исчезла, и мир растворился в темноте. Дерек резко встаёт, нарушая концентрацию Стайлза, его рука задевает твёрдую землю, когда он выпрямляется и смотрит вверх. Тусклый серебристый свет солнца льётся на спину Дерека, длинная тень его тела падает на Стайлза, голова Дерека поднята вверх, глаза прищурены, чтобы блокировать свет, ярко отражающийся от него. От него захватывает дух, он словно смерч в центре поляны, деревья вокруг него шелестят, будто ожидают, когда случится природный катаклизм; он избегает свет, как смерть, и затягивает Стайлза, будто воздух. «Идём», — коротко распоряжается Дерек и поворачивается на пятках. Стайлз спешно поднимается, торопится за ним — сложно поспевать за его широкими шагами, подтягивая широкую ткань, обёрнутую вокруг его тощих бёдер. Он помнит, как приспосабливался к одежде, когда ему её впервые позволили, как рыдал, прижимая к себе ткань, прежде чем даже надеть вещь... Сейчас он не может вспомнить, почему проливал слёзы из-за чего-то столь обычного и немудрёного, когда у него есть это — дуновение холодного ветра на его голой бледной коже, простое удовольствие того, что его ведёт через лес, словно пастух овцу, Дерек. Они заходят в тёмную часть леса, часть, где Стайлз предпочитает держаться поближе к Дереку — он больше опасается мрака меж деревьев, чем безмолвного мужчину. Стайлз знает, куда они идут, — на место другого лагеря, в холодное время там пустырь, поросший густой зелёной травой, меж острой зелени мелькают небольшие участки ярких цветов. Они выходят на луг — по непонятной причине здесь солнце светит ярче, — который окружает почти идеальный круг деревьев; едва слышно журчание воды в ближайшей речке, такое спокойное и обманчивое — ложь, которая вот-вот раскроется, грязная и коварная. Идеальная ловушка. Через несколько дней трава сомнётся и пожелтеет от веса палаток и тел, обуглится от костра и оросится красным. Это непростительно, и это веская причина того, что они совершат, того, чего от них хотят Боги. Дерек скрывается за большим дубом и вытаскивает оттуда мешок, сделанный из той же ткани, что и штаны Стайлза. Он открывает мешок и опускает руку внутрь него. Позвякивание металла заставляет Стайлза вздрогнуть. Дерек передает ему ржавый, но исправный медвежий капкан. Его вес заставляет Стайлза согнуться практически вдвое, но он держит его и поднимает в ладонях присоединённую тяжёлую цепь, пальцами не касаясь её острых краёв. Дерек вытаскивает похожее приспособление из мешка и держит его в одной руке, прежде чем закрыть мешок, перекинуть его через плечо и подвести Стайлза ближе к центру луга. Кажется, что размер его бесконечен, будто они стоят на вершине; где он изгибается, линия деревьев ниже и края плавнее. Если его встряхнуть, цветы придут в движение и упадут на них, будто несильный дождь. Стайлз тихо шепчет короткое утверждение, встряхивает головой. Dimitte... Это не для него — он этого не достоин. Стайлз опускается на корточки и принимается настораживать капкан, который длиннее, чем всё его туловище и шире, чем его талия; он больше, чем половина Стайлза. Он опускается на колени, с силой вжимая края в землю и вырывая пучки травы, чтобы расчистить сырую грязь под ними. Капкан сливается с травой, как со старой знакомой. Стайлз поднимает взгляд. Дерек устанавливает капкан немного поодаль. Они нечасто используют ловушки, только когда этого требуют обстоятельства. В мешке Дерека, который он держит рядом, разные приспособления; сам он наклонился, подтягивая болты и медную проволоку. Мешок на вид совершенно безобидный, но лишь при взгляде на него Стайлза охватывает тихий ужас. Стайлз не знает, почему он здесь — большинство капканов установили днём ранее, это замысловатые сети и тяжёлый металл, паутина подобно силку и верёвкам. Это ему отлично известно. Ему здесь не место. Он устанавливает незаметные острые зубцы и садится обратно на траву, ногами собирая грязь. Он погружает в неё ногти и наблюдает за тем, как Дерек умело затягивает медную проволоку вокруг маленьких зубчиков, с земли похожих на ступеньки. Поблескивающий металл совершает гипнотизирующие круговые движения, Дерек затягивает его резко и точно. Его лицо сосредоточенно нахмурено, губы сжаты, но это смягчает что-то внутри Стайлза. Он не может припомнить, чтобы понимал это «что-то». Оно кажется взрослым и сбивающим с толку, но он не может от него избавиться. Тепло... трепет при виде мерно вздымающейся в темноте груди Дерека в редких случаях, когда он закрывал глаза. Стайлза завораживает то, с какой точностью он видит руки Дерека, каждый шрам и странное отсутствие мозолей. Он нечасто их видит — проблески кожи в темноте закрывают быстро натянутые перчатки, но сейчас видно аккуратные ногти, чистые и подрезанные, легкая поросль тёмных волосков на его руках тянется, как виноградные лозы, как его пульсирующие выступающие вены. Стайлза пробивает дрожь, его кожа на несколько оттенков светлее лица Дерека. Стайлзу хочется знать, на что способны эти ловкие пальцы. Он видел, как они проявляли силу, жестокость... но знает, что они способны и на нежность. Он никогда не видел, чтобы Дерек проводил пальцами по волосам, не видел, чтобы они подрагивали или колебались в нерешительности. Стайлз глазами следует от тёмных линий бровей Дерека к омутам холодного голубого. Они удерживают его крепче, чем защёлкнувшийся на ногах не подозревающих капкан. Стайлз мимоходом отмечает, что они одни. Это происходит часто, но именно сейчас кажется важным. Вокруг них тихо, всё словно поймано в движении, как на натюрморте; маленькие лесные феи — насекомые — двигаются в небе, будто ожившая пыль, и они единственные заставляют картину двигаться. Оставаться живой. Хоть они находятся в тишине большую часть времени, они всё же перекидываются парой слов, которые не являются приказами или ответами, когда Дерек обрезает медную проволоку старыми кусачками, не отрывая немигающего взгляда, закручивая всё внутри Стайлза в тугой узел из почтительного страха и восхищения, чего-то более глубокого, тёмного, фиолетово-красного цвета, словно кашица из лесных ягод, которая будет неизменно оставлять след на губах Стайлза до его последнего вздоха. Всё, чего ждёт Стайлз, — когда распрямится пружина.