Save our asses

      — Слишком высоко, тебе не кажется? — Я прикусила губу, выставляя палец вперед и закрывая один глаз.       — С твоим ростом все кажется слишком высоким, ты так не думаешь? — парировал Дмитрий, и я тут же набросилась на него с кулаками, но это его только рассмешило. Конечно, куда мне до этого шкафа. Он умело увернулся от очередного удара, резко пригнувшись, и схватил меня за талию, подняв с пола. Я безвольно повисла на его мускулистых руках, осознавая свою беспомощность.       — Немедленно отпусти меня, товарищ, иначе ты все следующие выходные будешь спать на диване, клянусь, — проворчала я, а Дмитрий снова залился смехом. Боже, я так любила его смех, что мое недовольство тут же испарилось, оставив место бесконечной нежности.       Он поставил меня на ноги, прижимая к себе, и я обвила его талию руками, все еще ощущая себя маленьким карликом по сравнению с ним. Он смотрел на меня с такой нежностью, и мне казалось, что сердце вот-вот остановится от переполнявших меня светлых чувств. Господи, я любила его так сильно, что это причиняло боль.       — Если тебе не нравится, я перевешу гирлянду ниже, — чуть хрипловато сказал Дмитрий, запуская пальцы в мои распущенные волосы, — только перестань так смотреть на меня, пожалуйста. Мне становится страшно.       Я встала на носочки и прильнула к его губам, но он ласково потянул меня вниз, чтобы я встала на всю стопу, и наклонился сам. Целовал так, как мог только он — нежно, но в то же время требовательно, одновременно проводя пальцами по пояснице так, что у меня вся спина покрывалась мурашками.       — Мы могли бы просто наплевать на эти украшения и заняться чем-нибудь более полезным, — предложил он, и я почувствовала его лукавую улыбку, но мне нельзя поддаваться на его провокации, иначе мы до самого Рождества не повесим эти чертовы украшения, а мне страсть как хотелось ощущения праздника, чтобы любой, кто заходил в дом, понимал — здесь тебя откормят имбирными пряниками, оливье и усадят смотреть «Один дома».       Я взлохматила ему волосы пятерней и стремительно нырнула под руку, пока он снова не перехватил меня и не утащил наверх, в спальню, как и в прошлый раз.       — Я хочу закончить это сегодня, — твердо сказала я, уперев руки в бока. — Бери игрушки и дуй к елке, а я закончу с этим недоразумением.       Широко улыбаясь, Беликов отсалютовал мне и, поправляя задравшуюся из-за меня футболку, которая просто потрясающе на нем смотрелась, и прошагал к дивану, где его с самого утра дожидалась коробка с елочными украшениями, а я, думая, что идеальнее мужчину бог создать просто не мог, неуклюже залезла на подоконник, издавая нечленораздельные звуки, и перевесила гирлянду немного ниже, чтобы со стороны улицы ее не закрывала оконная рама.       Снаружи уже стемнело, но я заметила, что уличные фонари еще не зажглись, и весь квартал утопал в темноте. Свет в соседних коттеджах также не горел. Нахмурившись, я слезла на пол в легком замешательстве, но приметила еще не использованную мишуру, которую приготовила для украшения камина, и непрошенные мысли тут же исчезли из головы. Дома слишком много дел, чтобы отвлекаться на перегоревшие линии электропередач.       До Рождества оставалось три дня, и меня бросало в дрожь от мысли, что семья Дмитрия и моя собственная впервые встретятся в нашем доме. Мне в пору было волноваться о том, какой это ответственный шаг — впервые праздновать всем вместе, но моя голова была заняла только масштабами, — мы с Дмитрием совершенно не понимали, как разместить одиннадцать человек на несколько дней в четырех комнатах. Будет чудом, если я не свихнусь к середине празднования.       Качая головой, я отодвинула к стене рамки с фотографиями, чтобы зацепить мишуру, и внезапно застыла на месте, уставившись на одну из них. На ней мы с Дмитрием стояли рука об руку, наклонив головы друг к другу где-то в горах, возможно, на лыжной базе, в куртках и шапках. Когда мы ее сделали? Улыбка Дмитрия казалась такой незнакомой, чужой, словно я никогда прежде не видела её. «Он никогда не улыбался мне так, » — внезапно пронеслась мысль. Обычно лицо человека ты узнаешь на автомате, но сейчас все было иначе. Я схватилась за другую фотографию с какого-то побережья, где мы, одетые в купальные костюмы, загорелые и счастливые, целовались, стоя по щиколотку в воде. Так странно. Так неестественно. На следующей — тоже мы, но уже в окружении незнакомых женщин, темноволосых и кареглазых, и у меня было стойкое ощущение, будто я должна их знать, но никак не могла вспомнить ни лиц, ни имени. Совершенно незнакомые, но я же с ними встречалась. Быть такого не может.       Страх в груди перекрыл доступ к кислороду. Дрожа, я уронила рамку и отпрянула, словно это был пламенный очаг, а не фотография. На них была не я. Я не помню этих моментов, этих людей. Этого Дмитрия.       — Роза? — раздался за спиной бархатный голос, но я обернулась с такой стремительностью, будто на меня только что наорали. — В чем дело?       Я хотела снова глянуть на фотографии, но Дмитрий поймал мое лицо в большие и теплые ладони, заставляя посмотреть на него. В карих глазах читались такая правдоподобная любовь и беспокойство, что внутренний голос, кричащий, что здесь что-то не так, на мгновение затих, но странный страх никуда не делся. Мне так хотелось, чтобы Дмитрий прогнал его, снова подарил мне ощущение безопасности. Я всегда чувствовала рядом с ним странное спокойствие и уверенность, но чем больше я смотрела на него, тем яснее становилась пугающая правда — это не мой Дмитрий.       Так и не ответив, я попыталась высвободиться, как и прежде, нырнув вниз, но он схватил меня за руки.       — Отпусти! — истерично заверещала я, выворачивая ему руку. Он согнулся, я, вырвавшись, ударила его по спине и рванула к выходу из дома, совершенно не заботясь о внешнем виде и оружии, которое могло бы защитить меня от него. Назвать этого человека Дмитрием я уже не могла. Это какая-то ловушка. Как мне выбраться отсюда?       Темнота и лютый холод мгновенно поглотили меня, и возникла мысль, что если меня не убьет он, я умру от холода. Я побежала туда, где должна была находиться подъездная дорожка и асфальт, но не ощущала под ногами ничего. Буквально осязаемая пустота. Обернувшись, я не увидела ни света гирлянды, которую только повесила, ни комнатного освещения. Дом стремительно сливался с темнотой.       — Никогда не поворачивайся к врагу спиной, не убедившись, что он мертв. — Низкий, грубый холодный голос нарушил тишину.       Я обернулась и едва удержалась на ногах, когда Дмитрий сделал короткий шаг, выходя из темноты, и на меня нахлынули противоборствующие чувства — любовь и одновременно пробирающий до костей ужас, от которого, казалось, может остановиться сердце. Мертвенная бледность, красные глаза.       Я попыталась атаковать его, но всё равно что колотила по бронебойному стеклу. Он стал сильнее и быстрее, хорошо знал мои приёмы, поскольку сам учил меня им. Застать его врасплох практически невозможно.       На холоде и в темноте — я в той же ловушке. Без оружия, без дополнительной помощи. Все мои выпады привели к тому, что я оказалась на снегу, выплевывая кровь. Когда он схватил меня за горло, я уже не боролась. Только смотрела в красные глаза человека, которого любила.       А потом словно провалилась в темноту, и яркий свет ослепил меня. Я хотела прикрыть глаза руками, но они были прикованы над моей головой; звякнули цепи, послышались тяжелые шаги. В другой ситуации я бы испугалась, но сейчас меня захлестнула такая ярость, такая всепоглощающая злость, наполняющая силой каждую клетку моего тела. Меня приковали к потолку цепями из серебра, и мои запястья горели пламенем. Я зарычала, словно пойманный в клетку дикий зверь, и, наконец, привыкла к раздражающему яркому свету лампы, единственному источника освещения в подвале, направленному только на меня. Это место всплывало в памяти — приводила и пытала здесь людей, но никогда не рассчитывала попасть сюда самой. Змея укусила себя за хвост. Стоило быть более осмотрительной.       Чья-то темная фигура нависла надо мной, и я сглотнула, чтобы ненароком, не сдержавшись, не плюнуть в самодовольное стригойское лицо. Мое положение могло стать куда хуже… Хотя, казалось бы, куда еще хуже.       — И куда же тебя привели эти интриги, королева Екатерина? — раздался пробравший меня до самых костей голос. Глубокий, хриплый, царапавший меня, как гвозди царапают дерево, шипящий. Я стиснула челюсть и тут же пожалела об этом. Мне знатно вырезали по челюсти.       — И это все, на что ты способен? — съехидничала я, хотя стоило бы перекусить язык и молчать в тряпочку, ибо я и так раздразнила льва до такой степени, что он, казалось, был готов вцепиться мне в глотку. Даже я его боялась. Власти в его руках, жестокости, которую страшились все стригои. Он никогда не позволял эмоциям взять над собой верх, при этом находиться с ним в одном помещении, говорить с ним было тяжелее, чем все, с чем прежде мне приводилось сталкиваться в своей жизни.       — И это все, на что ты была способна, Хэзевей?       Владелец голоса опустился на колени с таким спокойным выражением лица, что мне снова стало не по себе. Словно высеченный из камня. Черты грубые, бесчисленное количество шрамов, ожоги на шее, которые он никак не старался скрыть. Самым уродливым был шрам, лишивший его левого глаза, вместо которого был стеклянный, который он вставил только для того, чтобы придать своему образу маньяка еще больше театральности. Он приковывал у себе внимание и заставлял падать в ноги не своей красотой, а страхом и серыми глазами, в которых никогда не гасло адское пламя.       Его голос никак не вязался с внешностью, но даже в этих уродливых, устрашающих чертах проглядывало что-то знакомое. Почти родное. Как если бы Лисса надела хэллоуинскую маску, но я бы все равно подозревала, что под ней скрывается знакомое лицо.       Он провел мозолистым пальцем по месту, где когда-то пульсировал пульс. Я забыла, каково слышать в ушах собственный пульс и стук сердца. Абсолютная, сводящая с ума тишина.       — Ты знаешь, что я тебя найду, Мазур. — Пальцы вцепились мне в горло, и я захрипела; звон цепей над головой порезал подвальную тишину. Голос стригоя стал выше, сталь медленно исчезла, а его лицо расплывалось перед глазами. — Моройская империя падет, но тебе вовсе необязательно умирать вместе с ней.       — Она не будет стоять рядом со тобой.       Мама. Я практически ничего не видела перед собой, все еще цепляясь за цепи, чтобы получить хоть немного кислорода, но ее голос… Голос моей мамы. Не безжалостной стригойки, похищавшей мороев. Тот, по которому я так скучала долгих четыре года.       Стригой говорил не с мамой. Со мной.       — Боюсь, от меня ты не убежишь.       Крик застрял в горле, и фантомная рука едва не задушила меня, когда я вскочила на постели, хватаясь за воздух, открывая и закрывая рот, словно рыба. Лисса держала меня в объятиях, продолжая бормотать что-то, но в голове все еще звучал голос моей матери. Я вцепилась в нее как в спасательный круг, пытаясь удержать связь с реальностью. Все закончилось. Я в безопасности. Но она нет.       — Посмотри на меня, Роза. — Ее полные беспокойства и страха зеленые глаза встретились с моими, и я чуть не разревелась.       — Ты видела? — Господи, как должно быть жалко я выглядела. — Нам нужно что-то сделать.       — Это был просто сон. — Лисса покачала головой, прижимая меня к себе, и мои глаза наполнились непрошеными слезами. Я не знала, было ли это сном или очередным видением, но я должна была попробовать.       Мама была где-то там, с этими стригойскими тварями, и одному дьяволу известно, сумеет ли выбраться живой. А я сижу в этом чертовом отеле, забывая, что моя безопасность обеспечена благодаря ее жертве.       Дух никак не откликался на мой зов… нет, крик о помощи, такой отчаянный, что потрескались бы стекла на окнах, если бы я кричала так наяву. Моя магия молчала, словно исчерпав все резервы, но так не должно было быть. Только не сейчас, когда мама нуждалась в помощи. Я должна была сделать хоть что-то для нее. Тело сотрясала дрожь, и мне казалось, что я сойду с ума, пытаясь найти дверь, которая вывела бы меня к ней.       — Ты ничем ей не поможешь! — Я открыла глаза. Если бы взгляд мог испепелять, Лисса бы определенно была мертва. Она попыталась обнять меня, но я вскочила на ноги, хватаясь за стену, не доверяя своему телу.       — Мне нужно вернуться. — Голос надломился, словно я вот-вот разрыдаюсь. — Она погибнет там из-за меня. Как ты не понимаешь?       — Я понимаю, Роза. — Лисса уселась на кровати, растрепанная и помятая. Вероятно, мой кошмар вырвал ее из собственного сна. — Я знаю, что значит терять семью.       Да, она это знала. Она знала, какого хоронить собственную мать в закрытом гробу, потому что ее тело было настолько изуродовано после аварии, что ни один патологоанатом не мог бы придать ему должный вид. Она похоронила свою мать, мне же не дали такой возможности. У нас с отцом все эти годы была только неопределенность и пожирающая нас изнутри боль.       — Рея мертва, Лисса, — сказала я тверже. — Как и Эрик, и Андрей. Несомненно, это больно, и боль эта всегда будет с тобой. Моя тоже была со мной до того момента, пока я не узнала, что моя мама жива. В переносном смысле, но жива. У меня есть шанс ее увидеть, так что ты не понимаешь, какого мне сейчас. Я сижу здесь, не делая абсолютно ничего, пока другие готовят себя к войне! Пока мою мать истязают чёрт знает где! — Я почти кричала, ходила по комнате, сжимая руки в кулаки, чтобы не схватиться за что-нибудь и не бросить в стену. — Почему я все еще здесь? Какое к этому имеет отношение мое происхождение, если меня готовили как стража? Слышишь? Меня готовили стать одной из вас, и я доказала, что готова, убив троих стригоев. Но в при этом вы утащили меня сюда, пока остальные сражаются! К чему все это было?       Я не сдержалась, схватилась за первый попавшийся предмет и бросила его в стенку с криком. Мне нужно было избавиться от этой кипящей, словно пожирающей меня и мои внутренние органы ярости. Ваза с искусственными цветами разлетелась на куски, и Лисса вскочила с кровати, вероятно, опасаясь, что следующий предмет полетит в нее. Я отвернулась к окну, сжимая и разжимая руки. Они словно горели, чесались, и кожа уже раскраснелась от моих ногтей.       — Хватит, Роза, пожалуйста. Ты пугаешь меня. — Лисса осторожным шагами пробиралась ко мне, в то же время бегло оценивая окружающие вокруг меня предметы. Зря старалась. Мое зрение больше не напоминало красную пелену, но эти чувства… Тревога, боль, страх, просто дикое беспокойство. Боже, как их заглушить…       Когда подруга протянула руки, куда бледнее, чем мои, несмотря на дампирское происхождение, я осторожно вложила ей свои пальцы, и скребущие внутри страх и боль, притупились. Не исчезли, но мне показалось, что я снова могу дышать, как если бы на шее ослабили удавку, однако зеленые глаза и золотистая аура Лиссы заметно потемнели.       — Ну вот, отлично, — тихо сказала она успокаивающе. — Давай спустимся на кухню? Закажем кучу всего вкусного. Сегодня же праздник.       Праздник. Это слово прозвучало как насмешка, но Лисса любила Новый год больше, чем Рождество и другие праздники, как и многие, кто жил в странах Восточной Европы, откуда она была родом.       Я кивнула. Надо попытаться стать нормальной подругой хотя бы на один вечер. Я поняла, что плохо справлялась с этой ролью последние полгода. Определенно. Словно не замечала действие духа не ней, или же Лисса скрывала это.       На ватных ногах я прошла к окну и подставила лицо зимнему морозу, схватившись за подоконник. Снег за окном, кажется, шел весь день без остановки. Если бы не петля вокруг моей шеи, затягивающая с каждым мгновением все туже, я бы ощутила себя в снежной сказке. С такой высоты открывался просто невероятный вид на город с маленькими частными домами с цветными черепицами, а в далеке, квартала через четыре, в месте, издали напоминающее парк, виднелся каток, уже заполненный людьми.       Я закрыла глаза, восстанавливая дыхание. Мое подсознание просто сыграло злую шутку, убеждала я себя. Два кошмара подряд, но я попыталась отвлечься от преследовавшего меня образа матери.       — Надо же, — пробормотала я, когда Лисса подошла ко мне; надо отогнать от себя ее образы. — Дмитрий и я живем вместе, готовимся праздновать. — Далекая, почти несбыточная мечта маленькой школьницы, влюбившейся в преподавателя, что так и останется мечтой, которую она вырисовывает на полях тетради. Мне следовало переключить своё внимание на что-то более фундаментальное, чем глупые романтические чувства, но сейчас, когда каждый наш день представляет собой сумбурный поток событий, они казались мне канатом, который вытащить меня из собственноручно созданного ада.       Может, я вправду схожу с ума от безделья и безысходности? Оторванные от мира, мы просто сидели в богом забытом городе, убегая от угрозы, вместо того, чтобы предпринять какую-либо попытку устранить ее. Никто не станет слушать ни меня, ни Лиссу, как бы сильно мы не рвались на поле боя, не убеждали, что в состоянии помочь хоть чем-то. Да и что могли сделать два или три человека против сотни?       — Знаешь, что мы сделаем сегодня? — Лисса повернула меня к себе. — Новый год. К черту все то, что мы не можем изменить. Мы беспомощны, да, но нам тоже нужно восстановить силы, иначе мы подведем твоих родителей, Соню, Дмитрия и всех остальных. Я права? — Я горько усмехнулась. — Включим на весь номер «Last Christmas», будем танцевать, пока ноги не отвалятся. Или нет. Сходим на тот каток. — она кивнула мне за спину. — Все втроем. Зайдем в бар, напьёмся до пляшущих звездочек в глазах. Мы заслужили эту передышку.       Я всхлипнула и обняла ее. Если бог и существовал, то Лисса была послана им в качестве моего ангела-хранителя. Она даже внешне напоминала ангела. Мне было страшно вообразить, как глубоко на дне оказалась бы я без нее, ее вечной поддержки. Я не умела поддерживать так, как она, внушать уверенность и прогонять страх, но ей словно этого не требовалось. Ничего не свете не могло погасить ее внутреннее пламя. Я не заслуживаю ее.       — Я люблю тебя, ты знаешь это? — пробормотала я ей в светлые волосы, и она рассмеялась.       — Я тоже тебя люблю, Роза. Что бы ни случилось.       Дмитрий долго молчал, переваривая наше предложение пойти на каток и оторваться в этот день по полной. Часы показывали полдень, но времени до наступления нового года было более чем достаточно. Мы не рассказали ему о моем срыве, иначе были заперты в этом чертовом номере навечно.       — Да ничего с нами не будет, боже. — Я отхлебнула еще кофе, сидя на кухонной столешнице, и зашипела, потому что обожгла язык. Вот же гадство.       — Ты сам говорил, что в городе мы в безопасности, — поддержала Лисса, облокотившись о дверной косяк. Дампир переводил на нас хмурый и совершенно нечитаемый взгляд.       — К тому же, — я лукаво улыбнулась, — со мной два самых крутых стража, который всегда смогут защитить меня. Да вас хлебом не корми, дай только морду за меня набить.       Волна гордости захлестнула Лиссу, но Дмитрий с обреченным видом откинулся на спинку стула, закатывая глаза. Ясно, лестью его не возьмёшь. Хотя не то чтобы я преувеличивала. Эти двое — определённо круче и смертоноснее любых других стражей, с которыми меня сталкивала нелёгкая.       — Хорошо, — буркнул он без особого энтузиазма.       — Хорошо? — как попугай повторила я, прекратив болтать ногами.       — Хорошо, — кивнул он, поднимая на меня глаза, в которых не было ни капли недовольства. Теперь, казалось, он был заинтриговал.       — Так, Хейзел Грейс и Огастус Уотерс, прекращайте, — встряла Лисса, и я подавила улыбку. — Мне нужно на воздух. Так что идите собираться. Даю вам полчаса.       Я спрыгнула на пол, напрочь забыв о недопитом кофе, и выскочила из кухни, опережая подругу.       Я бросила взгляд на кошмар стилиста, именуемый свитером, который купила сама, но потянулась за белой, пахнущей свежестью вязаной водолазкой, которую купил Дмитрий. Короче свитера с оленями, но явно теплее. Мои старые штаны были испорчены, поэтому я натянула теплые лосины, черные джинсы и свои ботинки, которые были единственным, что не пострадало после всего произошедшего вчера.       Я планировала в тайне от стражей заскочить в какой-нибудь магазин и купить что-то стоящее, но сомневалась, что смогу найти что-то, что они действительно заслуживали. Во-первых, я определенно плоха в выборе подарков. Во-вторых, этот город пока удовлетворял только две мои потребности — бар и каток.       На улице действительно был снегопад. В Монтане снежных зим не в избытке, но этот год был полон сюрпризов. Я отдала предпочтение капюшону, поскольку мои волосы и без того сильно пушились из-за снега, а в шапке я выглядела как овца с прилизанным затылком. Лисса выскочила на улицу, радуясь, как маленький ребёнок, а я едва поспевала за широким шагом Дмитрия. Праздника для него не существовало — работа есть работа. Мы были вооружены, но я старалась не думать, что в такой день может произойти очередная неприятность. Бог должен нам несколько дней отдыха.       Город был погружен в праздничную атмосферу, чем ближе к центру мы двигались, пытаясь не утонуть в сугробах, тем больше людей встречали на пути, и тем более праздничными выглядели маленькие домики, украшенные гирляндами, Санта Клаусами на крышах, где-то я видела пластмассового Иисуса, оставшегося после Рождества. Я наблюдала за людьми, за их светлыми аурами, как они просто гуляли, не оборачиваясь в поисках кого-то подозрительного, преследовавшего их, не заботились о том, что кто-то мог напасть из-за угла и вцепиться в шею, никто никого не охранял от таящихся в темноте монстрах и монстрах внутри их самих. Такая спокойная, такая обычная жизнь, совершенно незнакомая ни мне, ни Лиссе, ни Дмитрию. Мне стало так жаль, что никому из нас, возможно, никогда не узнает, какого быть нормальным. Когда вокруг тебя каждый день происходит всякая сверхъестественная ересь, только о нормальности и остается мечтать. Пожалуй, загадаю это под бой курантов.       — Скажите, что вы умеете кататься, — спросила Лисса, поравнявшись с нами. Я вдруг вспомнила, что не одна. Откуда-то звучали Village People со своими «y.m.c.a.», и я заметила, что щелкаю пальцами в такт музыке.       — Я умею, — подтвердила я и ускорилась, заметив, наконец, каток. Теперь я сама чувствовала себя ребенком и чуть ли не бегом бросилась к шатру, где выдавали коньки.       Внутри было куда теплее, чем снаружи, хотя теплая одежда и моройская природа спасали от замерзания. Я стянула перчатки и, дождавшись своих спутников, подошла к стойке с широченной улыбкой, адресованной блондинке с необычной татуировкой на щеке. Я бросила взгляд на ее бейдж.       — С Наступающим, Катарина. Два тридцать седьмых женских, пожалуйста.       — Вас тоже, мисс, — вежливо улыбнулась она, поправляя высокий воротник своего свитера и повернулась к стене из коробок за спиной, выискивая нужные размеры.       — Товарищ, ты тоже берешь. Называй размер. — Я уселась на скамью рядом и расстегнула молнию на сапогах, а Дмитрий как-то неуверенно посмотрел на меня. — Что?       — Я бы предпочел остаться патрулировать территорию, — тихо сказал он, но я так просто сдаваться я не собиралась.       — Ну нет, человек периметра. Еще чего придумал. Ты идёшь на лед. Вдруг на меня налетит какая-нибудь малолетка, а стража рядом не окажется. Подсудное дело, знаешь ли.       От моих слов он лишь закатил глаза, скрещивая руки перед собой, но уголки губ все-таки дрогнули. Дожили. Я сижу растрепанная, с пушащимися, торчащими во все стороны волосами, с расстегнутыми сапогами и курткой на скамейке в самой заднице Америки, убеждая Дмитрия Беликова, самого крутого стража вампирского мира, показаться со мной на коньках. Сюрреализм в чистом виде.       — Я… Э-э-э… — Он переступил с ноги на ногу, и на губах появился намек на улыбку.       — Ты, я, коньки, каток, сейчас же, иначе я сокращу себе зарплату, так и знай.       — Не умею кататься, — выпалил Беликов, и я внезапно для нас обоих, и для несчастных окружающих, разразилась хохотом. — Вот, так и знал. Поэтому и не хотел говорить. Хватит смеяться, Роза.       Он произнес моё имя на русском, практически без акцента. Лисса с вопросительным выражением лица передала мне белоснежные коньки моего размера, и я постаралась успокоиться. Никогда бы не подумала, что есть что-то такое, чего Дмитрий Беликов не умел. И надо же — кататься на коньках. Однако меня это не останавливало.       — Не беда, — отмахнулась я, все еще хихикая и натягивая коньки. — Мы с Лиссой тебя научим. Правда ведь?       Драгомир бросила на меня скептический взгляд и покачала головой. Я не отлипла от Дмитрия, пока он не сдался минут через пять и не взял себе пару коньков, бурча ругательства на русском.       Мое сердце упало куда-то в пятки и не вернулось обратно, когда я вышла на лед, а мистер Беликов еле плелся следом с таким стоическим выражением, что мне стоило огромных усилий снова не рассмеяться. Он встал на лед и, стараясь не показывать волнение, я взяла его за руку, показывая, как правильно переставлять ноги. Его глаза округлились, словно он имел дело с чем-то невероятно опасным, требовавшим ювелирной точности, и сглотнул. Конечно, это тебе не стригоев швырять туда-сюда.       Несколько раз мимо нас грациозно, словно профессиональная фигуристка, проезжала Лисса, а на третьем круге за ней увязался какой-то симпатичный блондин со широченной улыбкой. Они мило ворковали, словно настоящая парочка.       Я почему-то подумала, какого находиться в постоянный отношениях с человеком, которого действительно любишь. Снова мысли о стабильности и обыденности. Что-то запредельно далекое.       Дмитрий поскользнулся, и я крепче вцепилась в его руку, возвращаясь в реальность.       — Это оказалось сложнее, чем я думал, — пробормотал он, продолжая скользить, но уже куда более увереннее, чем прежде.       — А я говорю, что у тебя уже отлично получается. Просто не упади, ладно?       Недолго думая, я вложила свою ладонь в его, обтянутую кожей, и он тут же сжал её. Всё время, что мы делали второй круг по катку под «Lost on you» LP, я старалась не думать о разливающимся внутри тепле, гулко бьющемся сердце и наших сплетённый руках. Господи, как же глупо. Как девочка-подросток. Я покачала головой и отпустила его. Дмитрий не просил не оставлять его или продолжать держать, — он уже разобрался, как переставлять ноги и держать равновесие, и отлично рассекал лед вслед за мной. Я отвернулась и поехала к дальнему углу, делая вид, что хочу поправить коньки.       Напротив пункта «игнорировать мои чувства к Дмитрию» я мысленно поставила «провалено». Мир висит на волоске, а меня волнуют только его чувства ко мне. Вернее, их отсутствие. Не знаю, эгоистка я или просто умалишенная. А может и умалишенная эгоистка. Он никогда не позволит себе чего-то столько аморального, по его мнению, как чувства к несовершеннолетней, а мне стоило научиться думать головой, а не органом, перекачивающим кровь в организме. «Более фундаментальные проблемы», — напомнила я себе. Наша безопасность, мама, папа, Соня, морои, стригои, дух. Подарки к празднику, в конце концов.       Я обратила свои мысли в другое русло. Кажется, по дороге нам встретился ювелирный магазин. Стоило заглянуть в него, пока он не закрылся к празднику. И забрать заказанные Лиссой блюда к столу, и купить столько алкоголя, чтобы я больше не смела впускать в свою голову подобные мысли.       Я достала телефон и снова набрала номер отца, накидывая капюшон в попытке спастись от снега. «Абонент вне зоны действия сети». До сих пор? Это начинало беспокоить меня. Папа не мог стать очередной проблемой, о которой я думала бы все время с утра до ночи. Их уже было достаточно. И все же…       Я заметила в толпе людей приближающегося Дмитрия и поехала навстречу.       — Нормально, что Змей все еще не подходит к телефону?       Он поджал губы и нахмурился.       — Это странно, но твой отец сам по себе очень странный. Может, он во Дворе?       Одному дьяволу известно, где его носит. Может, во Дворе, может, празднует где-то в Сиднее.       — Он будет в порядке, Роза. — Дмитрий, не колебаясь, обхватил мои руки в печатках, а другой стряхнул снег с волос. — Ты тоже.       Я покачала головой:       — Сказать по правде, меньше всего я беспокоюсь сейчас о себе. — Возможно, стоило рассказать ему о снах и утреннем срыве, но сейчас время было неподходящим.       — Это моя обязанность — беспокоиться о тебе.       — Это твоя работа, я помню, — усмехнулась я, откатываясь назад.       «Ты не больше, чем источник дохода». Может, я придаю этим словам лишнего драматизма, но вряд ли я могу назвать другие, которые задели меня столь же сильно. Глупо и неправильно. Как часто за последнее время я произносила это?       — Ты же знаешь, что выпалил все это не со зла, Роза. — Я облокотилась на бортик, прикусив язык. — Прости меня.       — Но по сути, все так?       — Мы с тобой… — начал Дмитрий, но я прервала его громкой усмешкой.       — «Мы» есть? — Его карие глаза, полные замешательства и непонимания, встретились с моими, злыми и полными обиды. Боже, я как маленький ребенок. Пора заканчивать с этим. — Я справлюсь с этим. Просто дай мне время. Я же почти еще дитя. Это пройдет. — Я оттолкнулась от бортика. — Мне нужно кое-куда. Встретимся в баре на соседней улице.       Я всучила коробку продавщице, натянула сапоги с бешенной скоростью и вышла, скинув капюшон. Ветер утих, но холод все еще морозил уши, однако сейчас он действовал отрезвляюще. Я нашла тот ювелирный и потратила не больше минуты для выбора подарка каждому из моих спутников. Колье с драконом — Лиссе, кольцо — Дмитрию. Возможно, я успею поработать над ними до полуночи.       По дороге в бар я со всей дури врезала по пустому мусорному ведру, совершенно не заботясь, видел ли меня кто-то. Возможно, скачки настроения — это последствия использования магии духа. До этого ничего подобного не беспокоило меня, или я попросту не замечала всего происходящего со мной и моей психикой. Кошмары, видения матери, нападение — все продолжало давить, словно сжимающаяся комната, — кошмар клаустрофоба. Мне нужно разобраться хоть с чем-то, но всё это копилось и копилось, превращаясь в снежный ком, угрожающий сбить меня с ног. Хотя, возможно, я уже была сбита с ног и лежала, распластавшись, ожидая помощи.       Этот бар был самым обыкновенным, одним из таких, в каких мы с Лиссой проводили свободные вечера в Орегоне.       — Роза?       Я упала на столик от облегчения и тут же выпрямилась, чтобы не привлекать внимания других посетителей.       — Господи, Соня. Вы не представляете, как я рада слышать вас. Вы знали, чтобы у вас невероятно приятный голос? — Мой собственный звучал почти истерически.       Соня рассмеялась; судя по всему, у них все наладилось.       — Как у вас там обстоят дела? Дмитрий сказал, что потери невелики.       — Да, — сказала она. — Относительно спокойно. Мы отправили оставшихся школьников на лыжную базу в Айдахо, так что в школе практически никого на время зимних каникул не осталось. Так поступили и остальные Академии. Там безопаснее.       Я быстро заказала себе глинтвейн и вернулась за стол.       — А вы?       — Еду домой. Такое приятное слово, дом, правда? — Спорить я не стала. — Майкл встретит меня завтра утром в Питтсбурге, оттуда мы направимся во Двор.       — Думаете, сейчас разумно оставаться в Бозмене? Мы могли бы хоть чем-то помочь там.       Соня молчала некоторое время, за которые мне принесли заказанный глинтвейн.       — Королева Татьяна тоже считает, что держать пользователей духа под крылом безопаснее, чем раскидывать их по всем штатам. Ты с мистером Ивашковым уже под ее покровительством…       — Однако только я в какой-то заднице праздную Новый год, — буркнула я не со зла. — С наступающим вас, кстати.       На другом конце трубки обреченно вздохнули.       — Знаю, что это такое себе удовольствие. Я поговорю с твоим отцом и Татьяной, как только приземлюсь.       — Я звонила Змею несколько раз с тех пор, как мы приехали, но этот клыкастый турок не удосужился включить свой мобильник. Или забыл о его существовании. В заодно и о существовании своей дочери.       — Он забыл о существовании отдыха, — возразила моройка, чем-то шурша на заднем фоне. — Майкл говорит, что они не вылезают с совещаний, еду и кровь им доставляют прямо туда. Постоянно спорят, ругаются из-за угрозы надвигающейся войны. Почему-то у всех стойкое ощущение, будто скоро что-то должно произойти.       А у меня стойкое ощущение, что папаша получит нагоняй от родной дочери, как только она доберется до его королевской физиономии.       — Славно, — сказала я, закатывая глаза. — Передай ему при встрече, что было бы здорово позвонить дочери, чтобы она с ума не сходила, черт бы его побрал.       Соня рассмеялась, на что я фыркнула, делая очередной глоток. Какой вкусный напиток, мне определенно нужен второй.       — Рада, что даже в такой ситуации ты остаешься собой.       — Рада, что вы в порядке. — Абсолютная правда. Соня… Это Соня. Чуднáя, но совершенно искренняя, ее потеря принесла бы мне не меньше боли, чем потеря мамы. Я чувствовала, что она улыбается.       — Надеюсь, в скором времени встретимся. Мне надо бежать, но будем поддерживать связь.       — Конечно.       Внутри почему-то стало пусто.       — И тебя с наступающим.