ВОСЕМНАДЦАТЬ
21 октября 2022 г. в 14:41
Сны мне всегда снились какие-то блеклые: проснувшись, я не понимала, были ли они на самом деле черно-белыми или цветными, но мой спящий мозг словно сам понимал, какого цвета предмет он показывает мне. В этот раз это было алое пламя, охватившее весь мой номер в Академии. Я помню тот день в мельчайших подробностях, хотя страшно стыдно вспоминать этот ужас. Особенно счет, который Кирова любезно показала мне, виновнице, перед тем, как рассказать отцу, что я сожгла собственность школы на пять тысяч долларов. Намеренно. Потому что мне не понравилась критика ее и Стэна Альто в адрес моей успеваемости по моройской программе.
Это был мамин день рождения. Я взяла в столовой пирожное, где-то отыскала свечу и смотрела на нее, рыдая и пытаясь зажечь. И у меня получилось. Через час, правда. И вместе со всей комнатой.
Учителя списали это на неподвластный контролю всплеск крайне нестабильной энергии, истерию и все прочее. Когда огонь со свечи перебрался на стол, оттуда на кровать, занавески и книги, я не сделала ничего, чтобы остановить пожар. Я видела лишь пламя, в котором полыхала моя любовь к матери и отцу, ненависть к стригоям, лишившим самого дорогого, что было у меня, — семьи. Пламя горело и внутри, и снаружи. До тех пор, пока Лисса, почувствовавшая неладное по нашей связи, не оттащила меня от горящего здания.
Сейчас, вместо балок, оконных рам и дверей в пожаре горели и от невыносимой боли кричали сама Лисса, Дмитрий и мама, а я все также стояла, не в силах ни вытащить их оттуда, ни остановить огонь.
Гул в голове не прекращался. Хмурясь, я открыла глаза, собираясь вопить во все горло, чтобы мне принесли обезболивающее, но увидела Дмитрия, сидящего на стуле рядом. Точнее, развалившегося, с откинутой головой, спящего, наполовину укрытого тонким пледом и непомерно уставшего. Зрелище, от которого у меня зашлось сердце.
Моя рука лежала на краю, а его, перевязанная бинтами на запястьях, свисала вниз, как будто он держал меня, пока сон не поглотил его. Я села на кровать, обнаружив нас в спальне нашего номера в отеле. Головная боль и недельная усталость тут же обрушились на меня, едва не свалив обратно на подушку, хотя перспектива поспать еще немного была очень заманчива. Если бы не полное замешательство и непонимание того, что происходит. Я была так голодна, и, вероятно, голова раскалывалась именно из-за этого.
Стоило мне попытаться сдвинуть свою моройскую тушу в сторону края кровати, как Дмитрий зашевелился. Трудно было представить, что кто-то может спать на этом недоразумении под названием стул, да еще и такой громила, как мой страж.
— Я могу одолжить тебе кровать, если хочешь, — тихо сказала я, и он, несколько раз сонно моргнув, потер глаза, ущипнул себя за переносицу и снова стал тем стражем Беликовым, каким я его знала.
— Нет, спасибо, у меня есть стул, — совершенно будничным тоном поведал он, но вся усталость, беспокойство и недосып последних нескольких дней скопились в его глазах. — Как ты себя чувствуешь, высочество?
Я свесила ноги с кровати с его стороны, старательно избегая хмурого взгляда карих глаз, сама не знала почему.
— Хорошо. Нормально, в смысле. — Я вздохнула. — Если я здесь и ты тоже здесь, значит, Лисса и Сидни где-то неподалеку, а значит, моя мама…
— В порядке, — прервал меня Дмитрий, и я уставилась на него, как будто он только что сказал, что видел трехголовую собаку.
— Где она?
Дмитрий встал, — клянусь, я могла услышать, как хрустят его кости после бесконечной ночи на этом ужасном стуле, — и протянул мне руку. Я ухватилась за нее, но вставать не решалась.
— Что с твоими руками? — Я кивнула на бинты на обеих его руках, но ответа так и не получила.
— Ты спала почти двенадцать часов, но Джанин в порядке. Она сейчас на балконе. Отказывается заходить все это время. Как будто сейчас ей может грозить опасность.
Я не спросила, в порядке ли Лисса, Сидни, он сам, в этот момент ничего не имело значение, кроме матери и того факта, что она жива. Что она… в порядке. Конечно, это понятие растяжимое, но она была здесь, и судя по тому, как Дмитрий говорил о ней, вела она себя хорошо.
Кивнув, я встала, позабыв о голоде, головной боли, всех ссадинах и беспокоивших меня с прошлой ночи ранах, и почти бегом направилась на балкон. Позже я обязательно загляну к Лиссе и Сидни, но сейчас… Мама, которую я не видела столько лет, не пыталась убить меня и ждала совсем рядом. Это было важно.
Но когда я приблизилась к полупрозрачной балконной двери, я поняла, что на улице полдень. Светило солнце. Позади раздались шаги, а я стояла на месте, как приклеенная, открывая и закрывая рот.
— Роза? — раздался голос Лиссы, и я обернулась к ней, не понимая ровным счетом ничего.
Я слышала стук четырех сердце, двое из которых принадлежали двум дампирам, стоявшим на пороге гостиной с таким видом, будто собирались преподнести не самую лучшую новость, а одно — человеку, прятавшемуся где-то в этом номере. На балконе, за стеклянной дверью билось еще одно сердце.
— А еще они не могут находиться на солнце, — кивая, закончила мою мысль Драгомир, делая несколько шагов навстречу. — Я думала, ты расскажешь, что произошло, милая. В конце концов, это сделала ты.
— Сделала что? — ошарашено выпалила я, хватаясь за спинку дивана. У меня в голове вертелся целый рой предположений, одно абсурднее другого. — Нет! Нет. Не хочу знать. Мне нужно… — Я прокашлялась и выпрямилась. — Мне нужно увидеть ее самой.
Подруга хотела что-то сказать, но я, как ошпаренная, бросилась к двери, словно от этого зависела моя жизнь. Вообще-то, так оно и было.
Женщина, которую я знала как свою мать, стояла, оперевшись на перила, в ужасном свитере, который я прикупила в магазине по дороге в Бозмен, и как будто не дышала. Стук ее сердца отдавался в висках, а запах моройской крови ударил в нос.
Господи боже, моройской.
Моя мама, подставив бедное веснушчатое лицо солнечным лучам, в ее груди билось живое сердце, а я не могла двинуться с места, совершенно не понимая, что, черт возьми, произошло за эти двенадцать часов.
— Мам? — неуверенно подала я голос, затем прокашлялась, боясь звучать как-то не так. — Ты…
Джанин повернулась. Господи, она была именно Джанин. Такой, какой я помнила ее перед похищением. Перед тем, как лишиться ее. Бледная кожа, рыжие непослушные волосы, зеленые глаза. И, боже, веснушки. Я думала, их было меньше, гораздо меньше. Она была мороем, определенно, совершенно точно, абсолютным мороем с живым, бьющимся в груди сердцем.
— Ты… настоящая?
Я не могла поверить своим глазам. Это была моя мама. Мама, с которой мы никогда не могли найти общий язык, но которую я любила больше всего на свете. Осенью, когда они снимали домик недалеко от Академии, она будила меня по утрам, чтобы отвозить в школу до заката, предварительно затапливая камин, чтобы я, сонная и хнычущая, не замерзла, пока одевалась. Летом после смерти родителей Лиссы, она вытаскивала нас при любом удобном случае из школы, катала на машине по лесам целыми днями, возилась, когда кто-то из нас болел, поселяясь в корпусе для гостей.
А мне хватало совести обвинять ее в том, что она закрыта от меня. Каждое слово в мой адрес, каждый взгляд казались обязательством, а не желанием матери. У меня была мама, пока я не посадила ее в самолет, не сказав ни слова, потому что меня задела ее гордость и нежелание поделиться со мной. Она взошла на трап, явно недовольная мною, а я ушла еще до того, как она скрылась в внутри.
Мне никогда не приходило в голову, что я могу ее потерять. Не думала, что ее заберет старость, а уж тем более кровожадная тварь. Когда все произошло, когда мне позвонили, вместе с ней умерла часть меня. Но сейчас, когда она стояла передо мной, такая живая и… да, настоящая, я почти физически ощущала, как эта часть оживает.
Мне хотелось умереть на месте от счастья. Я сделала шаг на ватных ногах, рискуя свалиться на пол от шока и бессилия, сдерживаясь, чтобы не броситься к ней на шею.
Но мама отшатнулась.
Я снова шагнула к ней, что, в свою очередь, заставило ее сделать два назад. Как будто это я двенадцать часов назад была стригоем и пыталась прикончить собственную дочь.
— Мам, — неуверенно улыбнулась я, но на лице Джанин читался страх, который никогда не был ей свойственен. Она была стражем. Никогда ни о каком страхе не могло идти речи.
— Здравствуй, Роза, — сухо кивнула она мне, а я снова приросла к месту.
Она мне кивнула. И только. Не улыбнулась, не заплакала, не попыталась объяснить, как она, черт меня дери, из страшного стригоя превратилась в безобидного мороя, который, кажется, собственной дочери испугался. Просто кивнула, как будто это были переговоры в зале Совета. Закрепление договора о купле-продаже в мебельном магазине. Что-то совершенно незначительное, никак не связанное с возвращением из мертвых спустя четыре года.
Я любила эту женщину больше всего на свете, но она лишь кивнула мне. Мой желудок провалился куда-то, а сердце словно остановилось, оставив лишь жгучую неконтролируемую боль.
— Так ты… — прохрипела я, но тут же прокашлялась, чтобы не показаться слабой и разбитой.
— Морой? — в скинула она свои всегда ухоженные брови, скрестив руки на груди. Словно защищаясь. — Да. Мы проверяли.
Мама закатила рукава, показывая несколько свежих порезов чуть ниже локтя, сделанные, вероятно, серебряным колом. Это было логично. Солнечный свет ее не убивал, серебро тоже. Как такое могло произойти?..
— Не задавай мне вопросов, на которые я, да и никто из нас не сможет ответить, — продолжила она спокойно, снова возвращаясь к созерцанию окружающего нас городка.
— А кто сможет? — как можно спокойнее спросила я, спиной облокотившись к ограждению.
Мне не нравилось, как ветер дул в спину, но эта поза казалась мне самой непринужденной. Не хотелось показывать себя… не знаю. Эта женщина даже не обняла меня, не стоило показывать, что это как-то задело меня, хотя ощущения от этого можно было сравнить с ударом кинжала в сердце.
— Мы… Я полагала, что ты. — Взгляд ее зеленых глаз встретился с моим. Я вопросительно вскинула бровь. — Это ведь сделала ты. Колом, с заключенным в нем духом. Лисса догадалась.
Кол, дух. Я… Боже, я действительно пыталась сделать амулет, о котором говорила Соня, но с серебром моего кола, полагая, что разница будет несуществена. Значит… Я скрестила руки на груди, напрасно полагая, что это как-то согреет меня от пронизывающего зимнего холода, бьющего в спину.
— Лисса заколола тебя, — сказала я, избегая ее взгляда. — А я бросилась тебя исцелять. Хм… Все так смазано в голове.
— Я помню свет. — Мама скопировала мою позу, хотя вред ли ее волновала высота под нами. — Много света. Как будто после долгого нахождения в темноте кто-то раздвинул шторы. И свет прямо в глаза. Прекрасное чувство. Самое светлое, с которым мне довелось столкнуться.
Это было похоже на то, что я чувствовала в этот момент, хотя воспоминания были довольно размыты. Но сейчас меня мало волновало то, что произошло вчера, потому что главной проблемой все еще была моя мать и наша цель — вернуться в Пенсильванию, хотя я не представляла, как пересечь полстраны в максимально короткие сроки.
— Хорошо, — выдохнула я и зажгла слабый огонек на ладонях, от чего тепло медленно расползалось по телу. — Соня знает об этом гораздо больше. Спросим, когда вернемся.
— Что? — Джанин резко повернула голову ко мне. — Куда?
— Обед готов! — внезапно раздался голос Лиссы из комнаты, и наше внимание переключилось на махавшую нам через стекло дампирку. — Вы же не хотите умереть с голоду, верно?
Разговор, на который я рассчитывала, не состоялся, поэтому я поспешила ретироваться, пока эмоции, которыми я не желала делиться, не хлынули из меня неконтролируемым потоком. Я хотела есть, спать и обнимать Лиссу. Я хотела, чтобы меня хоть кто-нибудь обнял, потому все это было… слишком.
На обед они заказали лазанью с овощами и грибами, ризотто с лимоном и креветками, фрикадельки в томатном соусе и салат с руколой, овощами и курицей. Итальянская кухня была моей любимой, наряду с тайской, и Лисса знала это.
Я была удивлена, когда на пороге кухни, с бешено бьющимся сердцем, появилась Сидни.
— Видишь? Мы не питаемся маленькими алхимиками с прелестными татуировками на щеке, — хмыкнул подруга, и я ожидала, что упоминание нашей истинной природы только оттолкнет несчастную, но Сидни расплылась в улыбке и, немного расслабившись, присоединилась к нам за столом.
Мама сверлила глазами грибной суп, как будто он только что нанес ей оскорбление.
— Я подумала, что твой желудок после стольких лет… — Лисса замялась, подбирая слова. — Ему будет полезно немного жидкой пищи первое время, потому что от твердой может тошнить. Надо привыкнуть к чему-то не кровавому.
— Оу, — только и сказала Джанин, не отрываясь от светлой жижи перед собой.
Вообще-то, Лисса была права, и я улыбнулась ей в знак благодарности.
— Так… — Я запила обалденно вкусную лазанью апельсиновым соком. — Что насчет того, чтобы вернуться к нашему первоначальному плану? Позвонить во Двор и попросить прислать самолет? Вряд ли у местных мороев где-то в горах припрятан свой личный, который мы могли бы одолжить на время.
Джанин вскинула голову, так и не притронувшись к грибному супу.
— О чем это ты толкуешь, Роза?
— О том, чтобы позвонить во Двор и попросить прислать самолет? — Я скептично вскинула бровь, как это делал Дмитрий. — У тебя есть, что добавить? — Она явно что-то хотела сказать, но я не умолкала. — Нет, отлично. Меня не волнует, что думаете вы, сидящие за этим столом, потому что мы возвращаемся туда, где нам самое место. И пусть кто-то из вас только попробует сказать, что это не так. Потому что я убила достаточно стригоев, чтобы заслужить звезду, а это уже больше, чем то, что заслужили морои, просиживающие свои задницы во Дворе, и даже некоторые дампиры. Я страж, в конце концов, а не маленький ребенок, нуждающийся в вечной защите и фразах по типу «мы все объясним тебе позже».
Отлично, я психанула.
Стакан с соком стремительно опустел, и я убрала его в сторону дрожащими руками, хотя совершенно не считала, что сказала лишнего и была неправа. Нет, я говорила то, что было на самом деле. Мне не двенадцать, я не девочка, которая плачет по ночам в подушку от отсутствия родительского внимания и каких-либо подвижек в освоении магии. Я убивала, знала, через что прошла и какой путь предстоит в будущем, и была готова к этому. Никто не имел права распоряжаться моей жизнью по своему усмотрению. Уж точно не мать, которая после четырех лет разлуки не смогла даже обнять меня.
Я потянулась к графину, за столом царила тишина, а Дмитрий аккуратно перехватил мою руку, смотря на меня с таким выражением, которое я не в состоянии была понять. Затем сам наполнил мой стакан наполовину.
— Тогда решено, да? — негромко сказал он, обводя взглядом всех присутствующих. — Я подам запрос во Двор на предоставления транспортного средства, потому что вряд ли кто-то из нас захочет вести машину через семь штатов. Самолеты в Новый год не летают. Но если есть желающие посидеть за рулем тридцать часов…
Сидни прикрыла смешок кашлем, и эта шутка ослабила кандалы напряжения, сковывавшие меня изнутри. Несмотря на не самое лучшее начало трапезы, я чувствовала себя лучше, чем до вчерашнего инцидента. На удивление. Все вокруг стало обретать смысл, цель моего ближайшего будущего виднелась мне все яснее.
— На самом деле я не боялась, что вы меня съедите, — пожала плечами девчонка-алхимик. — Несколько лет назад я бы шарахалась даже от дампиров, но после стольких месяцев, проведенных бок-о-бок со стригоями, мне, кажется, больше нечего бояться. Бросьте меня в яму со змеями, и я заору на них, что они просто сосунки, которым никогда не напугать меня.
— Приятно знать, что мы лучше этих ползучих гадов, — сказала я, улыбнувшись ей и показав клыки. — Но ты дверь-то на ночь закрывай. Я страшна в гневе и голоде.
Лисса демонстративно стукнула ногой по моему стулу, и я ойкнула.
— Видишь? Насилие сплошь и рядом.
Сидни снова хихикнула, но уже не стараясь скрыть свое веселье. Дмитрий цокнул на нас, но судя по озорному блеску в глазах, наша болтовня тоже забавляла его. Джанин молчала — либо жалела себя, либо переваривала мои слова, но наконец взяла в руки ложку и проглотила суп с таким видом, будто глотала бомбу. Ну, она хотя бы начала есть. Что-то подсказывало мне, что это ее первая трапеза с тех пор, как она… вернулась. Условно говоря.
Я запоздало вспомнила, что уже наступил январь. Новый год. Подарки Дмитрию и Лиссе, я надеялась, были в кармане куртки и не пропали после вчерашней заварушки.
— Кстати, — я наклонилась к Беликову, пока Лисса забалтывала Сидни о наших приключениях, которые не были столь невероятны, как она о них рассказывала, — кто разобрался с… — Я метнула взгляд на Джанин, чье внимание поглотил рассказ о том, как я пьяной танцевала и пыталась петь Майкла Джексона в баре в Сиэтле.
— Сид связалась с алхимиками, в чью юрисдикцию входит Бозмен, — прошептал мне на ухо Дмитрий.
— Одной проблемой меньше.
— Ты была великолепна.
Ризотто застрял у меня в горле, и я корпусом повернулась к нему, силясь понять, не послышалось ли мне.
— Вчера, — пояснил он, но я все еще странно глазела на него. — Не думаю, что такое зрелище скоро забудется, но меня больше поразила сама ты. Ты дралась так, что не описать. Я горжусь тобой.
— Правда? — Я расплылась в такой глупой улыбке, что его это рассмешило.
— Я всегда гордился твоими успехами, но бой со стригоями в Академии и с твоей собственной матерью — это квинтэссенция твоей силы.
И, не заботясь о том, что у кого-то за столом это может вызвать определенные вопросы, Дмитрий поцеловал меня в лоб, задержавшись на непозволительно долгие несколько лишних секунд. Я закрыла глаза, как будто это помогло бы мне дольше задержаться в этих мгновениях, коснувшись его шеи.
— Спасибо за все, что ты делаешь для меня. — Я прикусила губу, потому что была готова расплакаться от переполнявшей меня нежности и еще чего-то теплого, все еще непонятного мне.
— Мне тоже следует поблагодарить тебя кое за что, — шепнул Дмитрий, но тут же выпрямился и продолжил обед.
Мне хотелось завалить его вопросами и требовать ответа, но понимая бессмысленность этого, повернулась к столу. Джанин дернулась и напустила на себя заинтересованный вид.
Ее тарелка наполовину опустела, что не могло не обрадовать меня.
— … а потом нас остановила полиция за вождение в пьяном виде, — продолжала трещать Лисса. — И прости-прощай свобода за угон машины и подделку прав, да и всех остальных документов, если бы Роза не внушила офицеру нас отпустить.
— Как хорошо, что ты в присутствии моей матери рассказываешь про все мои грешки, — вставила я, гримасничая. — Спасибо, лучшая подруга.
— Ой, прости, Роза. — Ее лицо на мгновение помрачнело, как будто она действительно раскаивалась, но затем лукавая улыбка появилась на малиновых губах. — А я рассказывала, как она назвала Кирову мелочной сукой, когда та предъявила чек за нанесенный школе ущерб?
— Какой еще чек? — встряла мама с упреком в глазах.
— На пять тысяч, — буркнула я, заполняя рот ризотто.
Мне нужно больше итальянской еды, чтобы я не могла разговаривать.
— Сколько?! Что ты натворила на пять тысяч?!
— О, это когда она сожгла свою комнату? — вклинился Дмитрий.
Вот придурок, только его не хватало.
— Да, тогда, — кивнула Лисса, как будто меня вообще тут не было. Предатели. — Мистер Мазур, конечно, все оплатил, но я бы все отдала, лишь бы увидеть выражение лица Кировой тогда.
Нет, они оба — просто жалкие предатели. Джанин такой расклад вещей явно не нравился, хотя Кирова действительно была той еще сукой, хотя это не отменяло моей вины в произошедшем. Как и того, что Лиссе не стоило болтать об этом, за что оба моих стража получили пинка под столом. Дмитрий хохотнул в стакан с соком, а белокурая болтушка громко ойкнула и ткнула в меня обратной стороной вилки.
— Ты должна дать ей немного времени, — заявила Лисса, когда я прибирала кухню и складывала тарелки в раковину.
Дмитрий разговаривал со стражами Двора, Сидни и Джанин смотрели «Игру престолов» по телевизору, как будто в нашей жизни не хватало отборной жести.
— Ты про что? — Я завязала пучок на голове, подумывая о том, чтобы отрезать волосы хотя бы по плечи.
— Про твою маму. Я знаю, что ты слишком волнуешься по поводу ее нынешнего состояния. Все было бы проще, если бы накануне вечером, она не пыталась бы убить собственную дочь. — Ее голос упал до шепота, потому что двери были открыты.
— Для этого существуют извинения и разговоры по душам, знаешь ли, — пожала я плечами, но Лисса только покачала головой, двигая меня в сторону и окуная руки в мыльную воду.
— Извинения нужны тебе или ей?
— Не нужны они мне, — цокнула я языком. — Мне нужна моя мама.
— Тогда дай ей свыкнуться с мыслью, что она больше не монстр, который убивает людей. — Лисса говорила без грамма упрека, но я почувствовала укол совести. — Ей всю жизнь жить с этим грузом, с этой виной. Сидни — ее искупление, но этого мало, когда дело идет об откупе от совести. Джанин боится снова стать монстром, а ты, боль и надежда в твоих глазах станут напоминанием о том, кем она была, если ты будешь требовать, чтобы она сразу снова стала твоей мамой. Ей предстоит пройти этот путь самостоятельно, но только зная, что ты рядом, это будет иметь смысл.
Кто в гостиной засмеялся, и этот смех вернул меня в реальность. Лисса права. Она всегда была благоразумнее, чем я. Мне много предстояло научиться у нее.
— Спасибо, — прошептала я, уткнувшись лбом ей в плечо. Она обняла меня, стараясь не намочить спину.
— Мы были в шоке, когда все случилось, — продолжила Драгомир, когда я села на столешницу, а она продолжила намыливать посуду. — Дмитрий оттащил Джанин от тебя, но вы обе были без сознания. Внешне ничего не изменилось, но этот ослепляющий свет что-то да значил.
— Она сказала, вы проверяли ее.
— Да. Мы вернулись в отель. Вообще-то уже наступила полночь, все праздновали, и никому не было дела до компании не совсем вменяемых людей, тащивших двух девиц без сознания в отель. — Она грустно усмехнулась. — Когда Джанин пришла в себя через час, она чуть с ума от страха не сошла. Если бы я не видела все воочию, не поверила бы, что она способна на такие эмоции.
Мы обе знали, кто такая Джанин Хэзевей. Она даже фамилию не стала менять после брака со Змеем, чтобы не быть всю оставшуюся жизнь «женой Ибрагима Мазура» или «той самой невесткой Мазуров». Она всего добилась сама, никогда не поддавалась эмоциям, даже радостным. Всегда собранная, гордая, спокойная. Никогда эмоциональная.
— Первые два часа она пыталась прийти в себя, — продолжала Лисса, намыливая тарелки, а я, взмахнув рукой, сотворила водный шар, изменяя его податливую форму. — А потом потребовала дать ей кол. Едва ли мы вручили кол женщине на грани истерики, но Сидни увела ее в другую комнату. Не знаю, о чем, но говорили они долго. С рассветом Сидни вышла, а Джанин уснула. Мы с Беликовым по очереди сидели с тобой, — ты как будто просто спала, а когда настала его очередь, я увидела, как Джанин уходит на балкон, но не стала тревожить. Так и сидела там.
— Что с руками Дмитрия? — нахмурилась я, но взгляд Лиссы заставил мое тело остолбенеть.
— Ты его… обожгла. Но немного! Клянусь!
Вот же блять дерьмо…