Где-то между этим и тем Сеня и Веня искали себя

Проснулись наши друзья лишь к обеду. Давно им не доводилось в нормальных условиях спать. Вот, разве что с девочками тогда сон был сладок. Но короток же!.. Девочкам требовалось любви. Как и всегда, всем девочкам на свете впрочем… Проснулись Сеня и Веня со стоящими концами и мыслями о прекрасном. Прекрасное уже просилось наружу и они побежали в туалет. Благо, туалет там был не Параболический. Собственно, это вообще был не туалет, а небольшая пальмовая рощица за домом. На удивление не чувствовалось и тени похмелья. Всё таки самогон муравья был отменным! Не только похмелья не было, но ощущался подъём сил в виде стоящих колом половых органов. И ведь спрятать нельзя… штанов нет. И нагота ещё больше подстёгивает… Решили тогда друзья, облегчившись, заодно и малость вздрочнуть, снять излишний excitement так сказать. И сделать они это решили не как-нибудь, а с изыском, достойным гурманов. Сорвали они с пальмы два больших плода, подобные дыням, но с мякотью сочной, как у арбуза. Проделали отверстия с одной стороны, погрузили внутрь свои торчащие фаллосы и начали ускоренно работать, стараясь как можно быстрее достичь развязки. Развязав пуповину Мира, расписав всё в пять цветов, ты можешь не увидеть тень, крадущуюся сзади. Насвистывая три ноты, пули входили в статус гостя, угощаясь, чем повезёт. А дщерь предрассветного запускала новый виток истории. — Где меня повезёт? Как же?.. — вскричал Веня. — Я люблю твои ромашки! — был весьма содержательный ответ Сени. — Кайно… Я вижу! Как? Ребята валялись на земле с выпученными глазами, глядящими бессмысленно вверх, в кроны пальм. И неизвестно, сколько бы им ещё довелось так валяться, произнося свои душераздирающие коэны, если б не подоспевший Живой муравей с кувшином самогона. Он влил каждому не менее полулитра самогона в рот, и только после этой терапии друзья привели свои мозги в привычный режим работы. — Вот кто вас надоумил идти сюда светить своими голыми гениталиями? — А… — промямли Сеня. — Как бы никто. — Сами мы! — гордо вставил Веня. — Молодцы! — ответил Живой муравей. — Она вас могла утащить в воду, и тогда поминай, как звали! — Кого звали? Какую воду? — сумбурно вопросил Веня. — Эх вы! — Муравей покачал головой в досаде. — Местная Наяда нимфоманка отличается крайней похотливостью. А мужиков-то редко видит. Вот и страдает бешенством матки. Бывало, заманивала в воду, насиловала, а потом съедала. — Ого! — воскликнул Сеня, присвистнув. — А как же она нас не утащила? — спросил Веня. — Так мы её и не видели! — ответил Сеня. — Увлечены были… своим делом. — Вот, оно что! Это дело вас и спасло, похоже. — засмеялся Живой муравей. — Вернее увлечённость им!.. Если б смотрели по сторонам, увидели бы её и пошли как на привязи в реку. Красота у неё неслабая. А пользуется она ею, как наживкой. Такова природа её. Вас она, видимо, оглушила в момент оргазма, собрала семя и ушла восвояси. — А мы ведь… — начал Веня и умолк смущённо, оглядываясь по сторонам. — Они пропали! — сказал он, обращаясь к Сене. — Кто? — Плоды эти, — Веня показал на ближайшую пальму. — Как они называются? — Каприны, — подсказал Живой муравей. — Что это вы с ними делали? — спросил он, глядя на испачканные красным соком члены ребят. — Она их забрала! — засмеявшись, вскричал Сеня и хлопнул себя по бедру. — Приятного аппетита ей! — крикнул Веня, тоже заливисто смеясь. — Что ж ты нас раньше не предупредил-то? Приятели, омывшись в запруде, уже сидели за столом, вкушая фрукты и попивая самогон. — Да не подумал я, что вас понесёт на задний двор! — Нас не понесло, но опорожниться требовалось! — со смехом отвечал Сеня. — Ну, знаете, я всегда иду в песок это делать! — строго отвечал Живой муравей. — Оазис пачкать как-то не хорошо. Ребятам было стыдно признаться, что у них торчали члены и им не хотелось попасться хозяину на глаза, чтоб не подумал чего лишнего. — Будем иметь в виду. — сухо отвечал Веня. — Так, а как она у вас тут завелась? — спросил Сеня, поглаживая бороду. — Как?.. Видит мужиков, и заводится. — отвечал Живой муравей. — Понятно, — сказал Сеня и повернулся к другу. — Хорошо, что ты её не видел, а то была бы новая мелодрама! Плакал бы уже не об Эрике, а о Наяде. — Да иди ты! — возмутился Веня. — Всё время горазд уколоть в самое больное место! — Это где у тебя больное место? — с шутливой заботливостью спросил Сеня. — А ну-ка давай посмотрим! Веня долго со скепсисом смотрел на Сеню, после произнёс: — Купи себе немного Олби! — Спасибо! Это было быстро. — Вас что, опять штырит, пацаны? — спросил Живой муравей. — Возьмите, выпейте ещё! Налили, выпили, посидели молча, наслаждаясь моментом. — Хорошо! — воскликнул Веня. — Да не плохо! — откликнулся Сеня. Веня посмотрел на приятеля вопросительно. — Чего тебе там неплохо! — А тебе что, плохо что ли? — Мне? Мне охрененно! Когда мы ещё вот так сидели нагишом, — чтоб и тепло и не жарко, — и пили такой кайфовый самогон?! — Веня аж подскочил, жестикулируя, размахивая руками. — Тут радоваться нужно! А не «неплохо»!.. — Остынь! — ответил тихо Сеня. — Да ну тебя! — бросил Веня и сел, обиженно сложив на груди руки. — Романтик! — заключил Живой муравей. — А ты, — он обратился к Сене, — скептик и прагматик. Это нормально. Вы друг друга отлично дополняете. Как два полушария мозга. Главное меньше ссорьтесь! А то это будет напоминать шизофрению! — расхохотавшись закончил он. Приятели насупившись смотрели на Живого муравья. Насмешки они не переносили, но муравей был конкретным авторитетом в этих краях, да и просто хозяином оазиса, в котором они были лишь гостями. Поэтому огрызаться было как-то не уместно. Вот и сидели они молча, крутя — каждый свои — мультики. — Эх, и обидчивы вы, в нагрузку ко всем вашим иным качествам! — заметил с ухмылкой Живой муравей. — К чему обижаться-то? Я же с вами по-дружески!.. — Не обращай внимания! — ответил Сеня. — У нас это бывает. Мы благодарны тебе за гостеприимство, за стол!.. — Он сделал паузу. — Нас просто сейчас гложет сомнение, что мы делать будем дальше. Как поступить нам с ОПНёй невъебенной? — Ну что ж, давайте как-то совместно это решим! — ответил Живой муравей. — Ты скажи, нам следует её опасаться? — спросил беспокойно Веня. — Следует обоссаться? — переспросил Сеня. Веня, после секундной паузы, тяжело глядя на друга, выдал: — Можешь пойти к наяде и там обоссаться! Она оценит!.. — Меня и так ценят! — гордо ответил Сеня. — «Так» это как? — Не знаешь, как, читай «Вот так»! — Неугомонные! — вскричал со смехом Живой муравей. — Вы всегда так общаетесь? — Стараемся!.. — бросил Сеня. — То-то я смотрю, у вас фингалы застаревшие на фейсах! — резюмировал Живой муравей, и залился хохотом, отвалившись на спинку кресла. Друзья, снова пристыженные, молчали обиженно. Вот не любили они, когда их как школьников воспитывают. Заблудились мы молча В колесе невезенья Закидали нас нонче Непростительным Swah — Нам с тобой замечательно, господин Живой муравей! — воскликнул Веня. — Но, наверно лучше будет без тебя. — Да вы что ж такие обидчивые-то! Повеселиться не позволяете! — Нам, брат, весело, когда весело нам! — заявил Сеня и осёкся. — Круто сказал! — отметил Веня. — Почему? — Да тебе видней!.. — Что мне видней? — Сеня с вызовом обернулся к приятелю. — Видней, когда тебе весело. — подумав, ответил Веня. — И что? — не унимался Сеня. Живой муравей лишь молча наблюдал эту очередную антрепризу, не решаясь вмешиваться, чтоб опять не задеть самолюбие неспокойных друзей. А Сеня и Веня стояли друг напротив друга, играя желваками и не находя слов. Солнце поднималось и прогревало, остывший за ночь песок. Едва уловимое марево виднелось над дюнами. Мерещились лики не дошедших до края. Мерещились два, и топорщились восемь. Семь не два выходили во вне. Изрекая истины света, во мгле копошилось Оно. Незавершимо, непроизвольно… Вык… выключи транзистор правды! Она опоясалась звездой. Она делит мир на восемь. Кто знал? Кто вышел? Меня искали ваши руки, Меня втянули в тело дня. Запойно пил я в дни Кабуки, Заполнил вечер не меня. — Где я? — вскричал Веня. — Ja ja! — прозвучало в ответ. Какие-то серебристые сопли капали с потолка, разлетаясь по полу ртутными шариками. Забегали люди и выходили из себя. На себя нацеленный ворот выворачивал подложные истины. Тело. Тело её манило соками всех отверстий. Врезаясь в мозг ароматами вожделения. Побуждая к нервным срывам и самоубийствам. Она пела песнь Весны. Семён Васильевич Квасников, запрокинув голову, смотрел в небеса. Коса. Сотканный из пепла сон девяти наложниц разрывал в хлам целомудренные потуги девственников. Семён Васильевич шёл в полплеча по пояс. На него были обращены прожекторы Репродуктивной Правды. Когда одна из несмеянных дев выпала из окна, он ловко втоптал её в монолит Вечности. Ниспровергая знакомые и знаковые А Бы Два, мчались вперёд круасаном два Квазиштуцера. Он мог их не помнить, он мог их не мнить. Веселя, вселяя, выводя в те одни, он маялся недопониманием. Он тщился увидеть, как шёлковый чулок слетает с её молочно-белой ноги. Расписав все события за два, он хлопнулся оземь и пошёл искрами по телу ночи. Два Квазиштуцера, не встречая преград, ломились в Тело Дхармы. Но, преодолев все Я, забыли имена и выпали в ничто. Семён Васильевич Квасников снова был в седле и раздавал налево и направо образцы Непознанного. Его встречали, говоря шёпотом. Поили отваром из пятимерных трав. Славили в преданиях и предавали огласке. Глазки юных дев блистали неспокойной сладостью. Веяло цветущим миндалём и акацией. Он вошёл во вневременье. Он снова был там. Она смотрела на него в томлении невинности. Людские запреты разделяли их; не позволяли слиться. У них были их секунды… взглядов, голоса и жестов. У них была их вечность… отчаяния, боли, сна.