ID работы: 5656473

Против Системы

Джен
R
Заморожен
90
Размер:
532 страницы, 30 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
90 Нравится 207 Отзывы 28 В сборник Скачать

Глава 8

Настройки текста
— Иккинг Хеддок, Вы обвиняетесь в четырех убийствах, нанесении тяжких телесных повреждений, а так же в использовании неизвестного оружия, — прозвучал голос главного предателя. Безумная ярость, обузданная и подавленная ещё в самом начале слушания, вновь подняла голову и оставила свою уродливую пасть. Дикая ненависть захлестнула его. Жажда крови начала мучить его, ворча недовольным, голодным хищником, истосковавшимся по тому ощущению сытой лени и полнейшего умиротворения. Жажда крови предателя. Захотелось вырвать врагу сердце, раздавить его, теплое и трепыхавшееся, в своей когтистой ладони, ощущая, как по предплечью к локтю стекает влага, каплями падая на пол с громким и звонким звуком. Хотелось убить. Растерзать. Отомстить… Тьма внутри протестующе заворочалась, и это было удивительно, ведь именно от Дха все ждали злых, черных свершений, жестокости и излишнего, совсем не нужного насилия. Но Тьма есть отсутствие Света. Покой и равнодушие. Безразличие. Холод и умиротворение. Свобода. Его Тьма освободила его, очистила разум, наполнила его спокойствием, помогла начать трезво мыслить, так почему не мог он и сейчас довериться ей? Лишь ей можно верить… Никому нет доверия. Никому… Даже отцу. Только к Дха и Серым Гвардейцам можно повернуться спиной, только они будут исполнять свою работу до конца своей жизни, до последней капли крови или до счастливого выхода на пенсию, светлой и обеспеченной старости. Что бывало редко. Одного Иккинг понять не мог — чисто логически размышляя, можно было понять, что он действительно мог и должен был попытаться защититься себя и своих товарищей. Он был в своем праве. Единственное, что ему можно было предъявить, — превышение самообороны. А теперь его обвиняли в том, что он защищал других (между прочим — их родных детей!), рискуя собственной жизнью?! В том, что он не отсиживался за силовым полем, а не позволил убийцам разгуливать по своему острову?! Где, скажите, он совершил преступление?! Нет, Иккинг, конечно, знал, что его отец не очень-то жаловал вольнодумного сына, но это переходило уже все границы! Эмоции, не самые приятные, к слову, бушевали в парне, но уже не прежняя, снова задушенная ярость. Сейчас он походил на вулкан. Готовый взорваться. И горе всем тогда! Только бы промолчать, только бы не «взорваться»! Ведь в этом случае отношения с Советниками испортятся у него окончательно… — Что?! — всё-таки не сдержал своего негодования Иккинг. — Отец, я… Но сказать более ему не дали, резко и бесцеремонно перебив. — Но, в связи с обстоятельствами, при которых Вы совершили данные преступления, с Вас снимаются первые два обвинения. Ну, хоть что-то честно… Парень глянул на отца, но тот отвёл взгляд, сделал вид, что на массивных дверях Зала Советов появилось что-то новое и необычное, и поэтому это неведомое что-то надо досконально рассмотреть. Фурия опять начал тихо закипать: тут такая несправедливость, а ему всё равно! Что-то расшаталась его психика после последних событий. Да и не удивительно. Нужно научиться контролировать себя, свои эмоции и чувства, держать себя в руках и не показывать никому своих истинных переживаний. Контроль. Постоянный. Тотальный. Что-то сместилось в нем, что-то потерялось безвозвратно, и неизвестно, что же это было такое. Что-то переломилось в нем. Сил у него теперь стало намного больше, просто несравнимо с тем, что было ранее. Аши кипела в его крови. Она лилась по энергетическим каналам, проходя через каждую клеточку его организма, и покидала его, как воздух при дыхании. Как воздух… Сила переполняла его, но контролировать ее он пока даже и не пытался, — не было на то ни желания, ни сил душевных. Контроль своих сил. Своей Аши. Контроль своего внутреннего зверя. Своего дракона. — И потому, учитывая все обстоятельства, Вы приговариваетесь к четырём месяцам домашнего ареста. Все каникулы дома?! Они в своём уме?! Он же совсем завянет без свободы! То, чего у него в каком-то смысле не было никогда, и то, что, возможно, было вообще только у него в этом проклятом, замороченном своими повседневными проблемами городе. Холод и покой, Иккинг! Равнодушие и безразличие! Гнев, злость и все яркие эмоции — свет, Абеш, а он выбрал для себя другой путь, пусть он во многом и был сложнее. Зато — эффективнее. Но — четыре месяца взаперти! Хотя… Если подумать, он ещё очень-очень легко отделался. За всё, что ему предъявили, его можно было спокойно отправить в Нижний Город на десяток-другой лет. А тут всего четыре месяца, да ещё и домашнего ареста… Видимо, отец парня всё-таки где-то подшаманил, раз так мало дали, и он, следовательно, должен был быть ему благодарен за хоть такую посильную помощь… Только вместо «спасибо» из горла рвётся совсем другое слово. Похоже, Советники просто решили не предавать это дело огласке. Оно и ясно: зачем наследник с запятнанной репутацией? Тем временем к Наследнику подошли Гвардейцы, всем своим видом показывая — сбежать не позволят, но и в обиду не дадут. Никому. На миг Иккинг поймал взгляд Стивена и увидел, сколько ненависти, вполне взаимной, в нём мелькнуло. Бессильной ненависти. Пока Иккинг должен был находиться под домашним арестом — к нему было не подобраться, его было не убить, и парень это прекрасно понимал, пусть его и бесила невозможность выбирать самому. Взгляд Стоика же был иным. Холодным. Он словно говорил своему Наследнику этим взглядом: «Ты опозорил меня, ты мне не сын!» Сердце мучительно сжалось, и так не хотелось в это верить… Конечно, Стоик не сказал ничего такого, но это молчание, тревожное и мучительное, было намного больнее пощёчины… Глаза невольно намокли, но Иккинг, конечно, не показал этого, скрыв слёзы обиды за челкой. Только поджал губы и до крови, до побелевших костяшек, сжал кулаки. Фурия в сопровождении Серой Гвардии вышел из Дома Советов и под таким своеобразным конвоем добрался домой. Вокруг особняка даже включили силовое поле, чтобы он не сбежал. Смешно! Не надеялись теперь уже на его сознательность? Или защищали так? Парень зашёл в свою комнату. Негодование, смешанное с какой-то совершенно детской обидой, бурлили в нём, напополам с разыгравшейся паранойей, твердившей, что раз у его противн… врагов были БЛИКи, то никакое поле ему не поможет, не спасёт в случае чего. Было желание разнести весь дом к Бездне, но он сдержался. Истеря, подобно капризной и избалованной девице, не получившей модную обновку, он бы выказал только свою беспомощность. Нужно было сохранять самообладание. Контроль… Контроль над самим собой, своим Разумом! Ведь безумие — самое страшное, что могло бы случиться с Одарённым. Не то безумие, коим так часто называли гениальность, восторженное и какое-то просветлённое, а грязное, пугающее, когда Разум натурально разлагался подобно медленно портившемуся мясу. Или мозгу. Он не должен был впасть в звериную ярость. Он должен был найти свой покой. Своё смирение. Найти… Тут взгляд парня пал на карту Северного Архипелага. В голове его всплыла та драконья поговорка о странствиях и крыльях, и о том, что путь никогда не должен был прекращаться, ведь никогда не закончится воздух. Что же, теперь всё становилось на свои места. Вот о чём говорила Дженет. Она действительно все знала… Всё. Иккинг, ведомый своей мыслью, бросился собирать вещи. Аккуратно собрав все чертежи, все записи по БЛИКам, а так же их незаконченные варианты и прототип, да и один законченный тоже — но о нём позже, он всё это сложил в ту же сумку, с которой сдавал экзамен. Также он забрал все свои блокноты, планшет, немного одежды и все блоки питания. — Зачем? — раздался за спиной тонкий голосок Торы. В лучах АЦ-3, падающих в огромное окно, её личико казалось таким бледным… Кукольным. Неживым. Совсем как у Дженет… Нет. Не вспоминать о ней! Не вспоминать о той боли, которую она показала… Громадные жёлтые глаза прямо-таки светились недетским умом. И печальным знанием. Образ Коры, стоящей рядом с сестрой, был подобен этому, но глаза её не были настолько измученными. Когда девчонки успели здесь появиться? Он так ушёл в себя, что не заметил их прихода? Настолько потерял бдительность?! — Что «зачем»? — Зачем ты сбегаешь? — ответила за сестру Кора. Фурию переклинило. Все эмоции, вся боль, вся злость и ярость, всё негодование и обида, накопившиеся в парне за всё это время, вырвались наружу… Если не излить вовремя душу, не выговориться, не выпустить пар, то можно просто сойти с ума, он знал это прекрасно. К этому он, по всей видимости, и шёл. — Я не могу больше здесь оставаться! — почти шёпотом сказал Иккинг. — Мне душно! Понимаете? Я задыхаюсь! В его голосе стали преобладать шипящие, какие-то свистящие и рычащие звуки, всё больше и больше отводя речь его от той, что дана была людям, а от них и дар’ка. — И поэтому ты хочешь бросить своего отца, для которого ты остался единственной опорой после гибели твоей матери? — тихо, без тени привычной улыбки, спросила вечно веселая и жизнерадостная, а сейчас мрачно-торжественная Кора. — Словно он считает меня своим сыном! — хмыкнул Иккинг, понимая, что всё-таки находится на грани истерики. — Я для него как неродной! Он вспоминает обо мне, только когда ему что-нибудь надо! — Он любит тебя, только ты этого не видишь, — прошептала Тора. — Любит? — так же тихо переспросил он, но продолжив, сорвался на крик. — Любит?! Его глаза засверкали недобрым огнём. — Он буквально бросил меня на произвол судьбы! — прошептал Фурия, стараясь сдерживать свою бесновавшуюся Аши. — Оставил страдать… Парень опёрся спиной о стену и медленно съехал по ней вниз, прямо на пол, больно согнув и придавив всем своим весом хвост, неудобно вывернув сложенные крылья, которые медленно, но верно стали затекать от подобного положения. Он схватил руками голову, вцепился в волосы, больно царапнув по одному из отростков — и сразу там стало тепло, запахло солью и металлом, но парень даже не обратил на это внимания. Он тихо покачивался из стороны в сторону, собираясь с мыслями. И бормотал что-то невнятное. По щекам его текли слёзы. Тора и Кора замерли, как мыши под веником, боясь пошевелиться, — одно неверное движение, один лишний вздох или скрип могли спровоцировать Иккинга, впавшего в истерику, на что угодно. Вплоть до весьма кровожадных вариантов. Запах крови своего хозяина они, по крайней мере, почувствовали отлично. — Маленького ребенка… — продолжил Фурия, всё так же — шёпотом. — Ребёнка, лишенного матери! Одинокого! Никому не нужного… Повисла тишина. — Он был разбит не меньше тебя, — сказала наконец Кора, но с места так и не сдвинулась, — он не сумел справиться. — Ты оказался сильнее, — вторила сестре Тора. — Да какая теперь разница?! Я ему — обуза! Вольнодумный сын! Я впервые за несколько недель увидел его в тот момент, когда он с другими Советниками выносил мне приговор! Я ему не нужен! Так будет лучше… Эмоции опять затихали, парень опять выстраивал вокруг свою каменную стену, за которой он так успешно прятался столько лет. — Так будет лучше. — Он все эти три недели просидел над твоей постелью, — вдруг сообщила Тора. — Стерег твой покой, бросив все свои дела! — Что? — спросил Иккинг почти неслышно и столь шокировано, повернувшись к Жутям и встав, наконец, на ноги. — Он постоянно спрашивал у нас с Торой, не очнулся ли ты, не стало ли тебе лучше! — сказала Кора уверенно. — Как это возможно?.. — прошептал парень в пустоту. — Отец… Папа… Истерика ушла, но на её место пришло опустошение. Уже привычное. И, почему-то, чувство вины. — Он любит тебя, Иккинг! Он уже не сумел разобрать, кто же из них это была, слёзы опять наполнили его глаза, в ушах застыл гул, напоминающий рокот штормового моря. Гул воспоминаний, уносящий вдаль, заставляющий пересмотреть все события. Абсолютно все. — А я не оправдываю его надежд… — сказал парень уже совершенно спокойно, просто констатируя факт. — В этой ситуации, как и на войне, нет правых, — послышался голос Торы, — есть только враждующие стороны. — Вы оба виноваты, — вторил ей голос Коры. — И ты не меньше. — Я отвратительный сын, — согласился Иккинг, чуть безумно улыбнувшись, — знаю! — Но наши слова тебя не переубедили? — немного насмешливо спросила Кора. — Нет! В этот момент парню на глаза попался его ГЛК-9, небрежно брошенный ещё в самом начале куда-то в сторону подоконника и только, воистину, чудом уцелевший. Устройство слабо мигало зеленоватым светом — ему кто-то прислал сообщение. Но это теперь было не важно. В голове сверхновой вспыхнула идея. — Но я, наверное, всё же кое-что сделаю… — Ты уходишь навсегда? — спросил жалобно Тора, схватив своего хозяина за рукав, как совсем маленькая… Новая тёмная волна глухого раздражения накрыла его с головой — что эта девчонка себе позволяла?! Но он быстро взял себя в руки. — Что? — переспросил парень, наконец осознав суть заданного ему вопроса. — Нет, вовсе нет! Я обязательно вернусь. Наверное… Новая идея, так удачно появившаяся в его голове, пришлась Иккингу явно по вкусу, и он с жаром принялся её осуществлять. Фурия аккуратнее положил «галку» и переставил режим на запись, отойдя при этом подальше, чтобы он потом был виден в полный рост, как есть — с растрёпанными волосами, окровавленным ушным отростком, уже покрывавшимся на месте царапины корочкой, напряженной позой и упрямо сведенными к переносице бровями. Парень опустил голову, дабы не были видны его заблестевшие почти маниакально глаза. Он должен был оставить отцу послание. Извиниться перед ним, что ли… — Отец, прошу, прости меня. Я виноват перед тобой, папа, очень виноват! Голос парня немного задрожал. Он действительно был очень сильно виноват перед Стоиком, он так подставлял отца своим глупым, но таким необходимым сейчас поступком, своим побегом. Но он не мог сидеть, сложа руки… Сейчас или никогда! Он говорил и говорил, зная, что — единственная попытка, удачная или нет — не ему уже судить, но другой у него просто уже не могло быть, а потому он изливал душу устройству, надеясь, что хоть так, хоть сейчас сумеет достучаться до отца своими признаниями. Конечно, о его недолгой связи с Северными Драконами и предательстве старшего Йоргенсона он и не заикнулся — нельзя. Нельзя было об этом говорить. Это больше другого подставило бы отца. Не сказал он и встрече со Странницей. Многое ещё он не стал доверять такой ненадежной голограмме, всё это он должен был высказать, прокричать, прошептать, может — прорыдать, отцу в лицо, стоя рядом с ним, слыша, как билось его сердце, видя, как он хмурился, улыбался или тяжело, может, даже и разочарованно вздыхал. Он вернётся. Хотя бы ради этого — вернётся. Обязательно. Как только найдёт своё равновесие, как только сумеет достичь искомого им покоя, не иллюзорного, а настоящего, всеобъемлющего. Как только найдёт себя. Парень, тяжело вздохнул, решаясь, и выключил запись, предварительно удалив все остальные сообщения. Он, взяв в руки сумку с вещами, перекинул её через плёчо и пошёл на выход, держа в руке БЛИК. О, это вообще отдельная история! Как выяснилось, тот образец, которым он ранее активно пользовался, особенно в начале того боя, и который он благополучно потерял во время боя, после своего последнего использования, стал неисправен — раскололся фокусировочный кристалл, и восстановить его было уже не под силу никому — даже самому Иккингу. То был именно тот БЛИК, от которого получил парень разряд молнии, отправивший его в кому на три недели и даже заставивший его стать одной ногой на Черту ,— была зафиксирована его клиническая смерть. Всего три минуты, конечно, но… Этого хватило. Ведь там, где он оказался тогда, где решалась его судьба, — не было времени. И три минуты оказались равны маленькой вечности. А тот БЛИК, о котором уже заходила речь, и который он сейчас крепко сжимал своей когтистой ладонью, был именно тем самым образцом его изобретения, который он тогда силой вручил в руки Астрид. Приключения БЛИКа достойны если не романа, то рассказа точно. То, какими окольными путям пришлось действовать юной Хофферсон, чтобы вернуть своему спасителю его оружие, внушало восхищение — ведь всё сделано было изящно и тонко. Где неопознанное оружие? — У наследника! Почему там? — Вернула! Почему не отдала Карателям? — Так это собственность Наследника! Мало ли… С такой наивной простотой, пусть и специально сыгранной, отвечала на задаваемые вопросы девушка, что остаться равнодушным было просто невозможно — вот уж точно погибала в Змеевице великолепная актриса. Какое владение лицом и голосом! И даже ритмом собственного сердца. Ох, как, наверное, кусали локти люди старшего Йоргенсона! Ведь раз неизвестное оружие находилось в доме Вождя и Наследника, то провести там обыск было невозможно — законодательство великолепно защищало правителей от особо умных. Все гениальное — просто! И вот теперь, включив, на всякий случай, режим силового поля, перед этим специальным устройством, увы — одноразовым, уничтожив все следящие приборы, или выведя их из строя, он выбрался с территории, на которой действовало другой поле. Конечно, за ним велось наблюдение, но для всех записывающих устройств пространство под куполом силового поля просто отсутствовало — помехи не давали им пробиться и действовали как зеркало или непроницаемый щит. За чертой создаваемого специальными генераторами Щита, окружавшего родовой особняк Хеддоков, безусловно, тоже имелись камеры, но записи с них были бы уже не столь информативны — в ночной темноте парень был совершенно незаметен. Полуночный воздух приятно ударил в лицо, и парень с наслаждением вдохнул его, окинул Город долгим взглядом. Где-то там, в его глубине кишела жизнь. Всего на несколько десятков уровней вниз Город никогда не спал. Там было шумно, всегда — очень суетливо, серо, пусть эта серость складывалась из множества различных других цветов, ярких и прямо-таки кричащих об индивидуальности каждого. Вот только они все были подобны клонам в своей неповторимости — столь все были одинаковые. Неоригинальные. Впрочем, это всё равно — его родина, его дар’ка, со всеми своими ничтожными проблемами и их решениями, маленькими радостями и столь же маленькими печалями. И его Город. Фурия с ним прощался. Тут оставалось многое, слишком многое, чтобы от этого просто отмахнуться и пойти дальше, но в основном — память. Воспоминания. Но довольно размышлений. Парень сильно взмахнул крыльями и взлетел. Благо, его действительно не было видно в ночной тьме, но всё равно нужно быть осторожным, ведь могли услышать и поймать в перекрестье прожекторов, а тогда о побеге и думать не придётся. Парень сразу отправился на восток, где небо уже потихоньку начинало светлеть. Слева, на севере, виднелся огромный синий диск АЦ-3, отражающийся в холодном море. Так начался его путь…

***

Он спасся. Небо и Звезды, Иккинг спасся! Выжил. Пусть в коме, пусть потрёпанный, пусть восстанавливаться ему надо будет долго, но его маяк, их маяк в этом тёмном море интриг политиков, с чистой совестью ломавших чужие судьбы, даже не задумывавшихся о тех, кого они обрекли на страдания, продолжал сиять. Тора и Кора регулярно, пусть и незаметно для всех, отчитывались о состоянии своего хозяина, находясь на грани священного восторга, что хоть кто-то, кроме других Наследников, интересовался здоровьем Иккинга. О, Крис видел тот неравный бой, один против восьмерых, подтвердивший, что Ночные Фурии — самые опасные, самые сильные и самые живучие. Просто самые-самые... С той истерики на безымянном острове Крис сумел очень многое переосмыслить, в том числе расставить приоритеты — перед кем стоило склонять голову, кому приносить клятву в вечной преданности и готовности умереть во имя его. Все существовавшие ныне лидеры были слишком закостеневшими, зашоренными и консервативными — они не позволили бы изменить хоть что-то. Или не позволили бы провести по-настоящему что-нибудь изменившие бы реформы. Иккинг жаждал этих изменений. Он так восторженно мечтал об этих реформах, способных остановить неизбежное падение их общества на самое дно, в ту самую вовсе не мифическую Бездну. И за ним дар’ка пошли бы. Парнишка умел вдохновлять… О, ему, Крису, только что сообщили, что Фурия вышел наконец-то из комы и даже зачем-то успел смотаться в Дом Советов под конвоем Серых Гвардейцев, то есть там происходило что-то официальное, пусть и за закрытыми дверями. Фаер неторопливо и очень внимательно читал отчёт, который ему предоставил один знакомый и проверенный многими событиями, оказавшимися опять без огласки, аналитик, поработавший с информацией, которую ему добыли некоторые сильно обязанные дар’ка. За восемь тех проклятых лет своей жизни, что он потратил на эту погрязшую в грязи, как оказалось, организацию, у Криса, как и положено то любому уважающему себя не совсем чистому перед законом агенту, появилась собственная сеть информаторов. Тому жизнь спас, тому вытащил брата, сестру, родителя или ребёнка, а то и всех вместе — из той выгребной ямы, в которую их закинула жизнь, тому ещё как-нибудь помог в трудный миг. Естественно, не всегда из чисто благих побуждений. Корысть, увы, была неотъемлемой частью современного мира. Впрочем, всё к лучшему. И теперь Крис с мрачным удовольствием пожинал плоды своей жалостливости и очень дозированно проявленного милосердия, направленного на конкретных, способных как-нибудь помочь ему в будущем дар’ка. И, по большей части, плоды эти его даже радовали. Каждая деталь этого документа, что он читал сейчас, была для него безумно важна, ведь, пусть Крис и решил затаиться, он должен был знать, что происходило с тем, кого он твёрдо решил медленно и постепенно возвысить. Чего бы ему это ни стоило. Сделать Иккинга не картонным, кукольным лидером, а настоящим, стоявшим на ногах твёрдо. Независимым. Без хитрых советчиков за спиной. Как это воплотить в жизнь, Крис Фаер представлял мало. Точнее — весьма смутно, только в общих чертах, но знал он чётко — это было необходимо, это был их единственный шанс даже не на светлое и счастливое — на хоть какое-то будущее. Но поверит ли Наследник ему теперь? Поверит ли, после того, как его так вероломно предали, так коварно подставили и, без суда и следствия, без настоящих и объективных на то причин, приговорили к смерти те, кому он поверил? Поверит тем, кто ничего о том не знал, кто искренне и крепко, почти болезненно, к нему привязался за почти два месяца их знакомства? Отчёт говорил — наследник стал до крайности подозрителен, практически параноидален, а может, и без «практически», постоянно был настороже, готов отражать даже внезапную атаку. И старался не поворачиваться ни к кому спиной. Даже к своим Жутким Жутям. Только к Серым Гвардейцам он относился как прежде, но Северные Драконы уже давно убедились, что даже под пытками, даже с изменённым сознанием, даже со стёртой памятью или в состоянии овоща, они были верны роду Хеддоков в общем и лично Иккингу в частности. Гвардеец, которому внушили неприязнь к Наследнику, мысль попытаться его убить, просто покончил с собой. Одна закладка не смогла сосуществовать мирно с другой, которая сама вырабатывалась за годы и годы изнурительных тренировок, постоянного отбора и буквально вбивания верности правящей семье. Потому им было известно — с этой стороны к Наследнику подобраться было абсолютно невозможно. Знал это и сам Фурия, по всей видимости. Но не верил теперь ни во что парень, это было видно сразу, пусть он и старался это скрывать, и даже прекрасно в том преуспел, но выдавали его глаза — жестокие и холодные. А ведь раньше были просто непроницаемыми, нечитаемыми. Потом — добрыми, смешливыми. А знал ли он о том, что его предали?! Это страшная мысль привела парня в ужас — не оттого, что он хоронил себя и своё собственное завтра раньше времени, а потому, что он мог по незнанию своему подставиться, и в этот раз он уже не успеет его спасти. Пусть внутри что-то и говорило, Крису — «Знает!», он сомневался. Пусть в прошлый раз спас не он лично — один его знакомый, который, узнав о личности того, кого ему придётся незаметно охранять, согласился не раздумывая, также заметив, что это — его священный долг. Идти за своим Лидером. Защищать Наследника. Любыми способами. Кстати, такого общественного резонанса от покушения на Наследников, какой ожидали лидеры Северных Драконов, не было — дар’ка банально не поверили в то, что Каратели проиграли бы школьнику, пусть и лучшему в своём поколении, а дилетантов послали бы от имени Города и его Вождя. Злую шутку сыграла с Северными зашоренность сознания обывателей. Вдруг Крис замер, как только взор его упал на первые строчки последнего листа документов. Его зрачки медленно расширились, а потом резко, даже болезненного для их обладателя сузились, выдавая изумление, перешедшее в гнев и неверие. — Как — пропал?!

***

Где-то те самые четыре месяца Иккинг скитался по архипелагу. Ему даже в голову не пришло воспользоваться одним из аэрокаров отца, из числа тех, что были предназначены для перелётов на дальние расстояния — от архипелага к архипелагу и даже более, пусть парню и ничего не стоило угнать такой. Ведь было столь очевидно — с орбиты было до глупости просто найти подобное средство передвижения, ибо у каждого из них был уникальный сигнал, а уж сигналы тех аэрокаров, что принадлежали Лидерам, особым спецслужбам были известны прекрасно. Его поймали бы раньше, чем он успел бы попытаться изменить сигнал. Причём — попытался бы, не факт, что сумел бы. Ну, и самое главное — хотелось испытать себя. Посмотреть, чего он на самом деле стоил, без всей этой высокотехнологичной мишуры, различных гаджетов, существенно облегчавших жизнь обывателям, и по большей части — даже без оружия. Поначалу было тяжело. Очень. Даже столь выносливый и тренированный дар’ка, как он, не мог половину суток подряд находиться в постоянном движении, перелетая с острова на остров. По крайней мере — в первое время. Потом — привык. Приспособился. Возможно, изначально ему было тяжело из-за того, что он ещё не пришёл в норму — когда он сбежал, и суток не прошло с того момента, как он пришёл в себя и оказался достаточно окрепшим, чтобы устроить слушание. Иккинг старался на одном населённом острове не задерживаться дольше, чем на пару недель — в конце концов, кто-нибудь да замечал присутствие хмурого, потрёпанного и весьма подозрительного молодого дар’ка, да ещё редкого, а зачастую и неизвестного простым гражданам вида. Естественно, в больших Городах на него было всем абсолютно плевать — главное, чтобы на Верхние Уровни не совался, а уж на нижних ярусах Среднего Города, и уж тем более в Нижнем Городе, где бы он ни находился, на него внимания не обращали совершенно. Зато на парочке необитаемых островов он задерживался вплоть до трёх недель — рыбачил, охотился, пытался привести в порядок свою Аши и учился ею управлять. По книгам. Однажды он нашёл у себя в планшете файлы с оцифрованными вариантами древних фолиантов, которые, наверное, уже давно где-то рассыпались под грузом веков, на протяжении которых те просуществовали. И очень интересными те книжки-то были. Там подробно и очень интересно рассказывалось об Аши как таковой, посвященных ей двух главных учениях, одно их которых восхваляло Абеш, а другое — Дха, Свет и Тьму, об известнейших адептах этих учений и их мировосприятии. Конечно, многое осознать было крайне сложно, но то, что Иккинг оказался как раз последователем Дха, было понятно. Однако, главное, что сумел почерпнуть парень из этих книг — понимание того, что понятия Тьма и Свет не тождественный понятиям «Добро» и «Зло», «Чёрный» и «Белый». Дха в истинном своём значении была именно тем, что представлял себе Иккинг, — вселенский холод и покой во всём. Точнее, к этому покою нужно было идти. Он и шёл. Летел, вернее. Научиться хотя бы примитивнейшим, с точки зрения опытных Одаренных, приёмам управления его возросшей силой, было трудно и долго — но результативно. Результат этот выражался как раз в том, что ему стало намного проще переносить дальние перелёты, да и большие энергопотери вообще — его резерв очень быстро восстанавливался. В принципе, по идее, он мог вообще не есть, только пить, например, бульоны или богатую витаминами и минералами воду — но в таком случае у него за ненадобностью атрофировалась бы почти вся пищеварительная система, если бы энергия в клетки организма попадала бы напрямую. Однако это было долго, муторно и пока — неактуально. Подобное удобно было бы в межзвездных путешествиях — большая экономия пищи была бы выгодна, ведь еда всегда была недешевой. Дороже были лишь медикаменты. В общем, такими экспериментами можно было бы заняться потом, когда он будет знать своё место в этом мире, когда найдет самого себя. Не раз парню приходилось срочно скрываться от Карателей в лесах и скалах, путать свои и их следы, растворяться в сумерках — но это всегда происходило в городках маленьких, даже не слоёных — «кольцевых». Так что больше в фермерские поселения Иккинг не совался — чревато. Конечно, Фурия прекрасно понимал, что многие из тех Карателей даже не подозревали, за кем именно устраивали погоню. Но это было их обязанностью, прямой и непосредственной — стеречь покой мирных граждан. Их можно было понять. Было очевидно, что отец парня так и не объявил его в розыск, иначе бы за Иккинга принялись всёрьёз. Что же, парня очень и очень радовало, что Стоик внял его доброму совету, не стал почём зря тратить силы и терпение Беркских Карателей, да и ресурсы СББ. Нельзя того же было сказать об агентах Северных Драконов, так и норовящих его ласково и аккуратно, а главное — незаметно, убить. Вычислить и почти загнать его в угол у них получилось лишь один раз, в остальные он немедленно скрывался, растворялся или во тьме леса, зданий или чего-то другого, или в толпе. Тогда, в тот единственный раз, ему пришлось переступить через себя и избавиться от неудачливого и несостоявшегося его убийцы, пожелав ему на прощание мирного продолжения Великого Пути и счастливой новой жизни. Конечно, он постоянно, или время от времени ощущал на себе чьё-то внимание. Иногда — как тогда, в Черноте. Иногда — обыденно, словно очень умелый дар’ка на ним наблюдал. Пара приступов паранойи, один дотла сожжённый лес, визг и завывания СМИ того острова об их маленькой экологической катастрофе, и он сумел обуздать себя. Сейчас же его путь лежал в Берссити, ибо это был ближайший Город на несколько сотен километров. Да и островов иных не было в округе — все «съел» громадный и хмурый Город. Прибыл он туда только в вечеру, когда солнце уже тонуло в холодном море. Парень до этого путешествия был уже здесь несколько раз, и потому ориентироваться в чуть путанных улочках Берссити, даже не смотря на все более и более сгущавшиеся сумерки, у него удавалось достаточно хорошо. Но удача всё-таки отвернулась от парня и на одной из пустынных улиц, где запахи были смешаны друг с другом и ориентироваться в них не представлялось возможным, да и усталость давала о себе знать. Он наткнулся на отряд Карателей. Увы, среагировать он просто не успел. Его быстро скрутили и повели куда-то. Конечно, Иккинг мог вырваться, вырубить или убить этих дар’ка, но где-то внутри него Дха нежно шептала его душе — не стоит. Не надо. И, несмотря ни на что, Фурия верил ей. Убить всех он всегда успеет. Умереть сам — тем более. Видимо, здесь Карателей тренировали (дрессировали?) получше, нежели в Берке, ведь там хранители правопорядка даже не могли найти своего Наследника, не то что поймать! Ну, или парень просто не хотел признавать свою ошибку. Великие, как ему было обидно! Перебить отряд наёмников и быть пойманным Карателями! Он не сразу понял, куда его привели. Одно было точно — это было правительственное здание, причём — смутно почему-то знакомое парню, словно он пару раз уже видел его мельком. Помещение, где он очутился, не напоминало ни КПЗ, ни допросную. Это был весьма и весьма уютный кабинет, обставленный не слишком роскошно, скорее уж строго, но уж точно не бедно. Чем-то он напоминал Иккингу отцовский кабинет. Парень ожидал встретить кого угодно, но только не Дагура, ведь с чего бы какого-то оборванца, как про Фурию наверняка подумали Каратели, сразу повели к Вождю. Но увидев знакомые рыжие космы, он чуть ухмыльнулся, что, впрочем, не было видно в тени капюшона, надёжно скрывавшего его лицо от ненужных глаз. — Оставьте нас! — приказал Вереск коротко. Каратели, если это действительно были они, а не следящий за ним с самого его прибытия в Берссити спецотряд, не посмели ослушаться своего Вождя и поспешно вышли из его кабинета. В глазах Дагура играли какие-то непонятные Иккингу искорки, он с интересом рассматривал парня. — Эмма, принеси нам чай и что-нибудь сладкое, — сказал своей Жуткой Жути Вереск. Девушка прекрасно знала, что любит Вереск, а потому быстро удалилась из кабинета, ни сказав ни слова. — Плохо ты, Иккинг, скрываешься, раз отряд этих оболтусов сумел тебя поймать, — лукаво заметил молодой мужчина, когда Жуткая Жуть скрылась за дверью. — Или ты специально отправил их, ожидая моего прибытия, — тем же тоном ответил парень, снимая капюшон. Это был знак доверия. Почему-то Дагуру Фурия верил — кузен всегда был со странностями, но он никогда не был из числа тех, кто мог предать ради денег или даже ради идеи свою собственную семью. А ведь у него остались только Иккинг и Хедер. Да и Дха внушала ему — он свой, ему можно раскрыться. Вереск с долей сочувствия, но и с неким восхищением разглядывал шрам Фурии. — Мда… — наконец протянул рыжий. — Досталось тебе… Расскажешь? И он рассказал. Всё рассказал, без утайки. Про Странницу, про предательство, про глупость, в которую он по дурости своей вляпался, и теперь не знал, как выбраться, — потому, наверное, и сбежал. От проблем. Пусть Дагура и считают некоторые безумцем, Иккинг знал, чем это было вызвано, и уж точно знал, что сейчас он уже был совершенно не таким. Остались только непредсказуемость и безумный взгляд. Вереск выслушал рассказ Иккинга с каким-то непонятным выражением лица, ни по эмофону, ни по выражению глаз, ни по другим признакам ничего нельзя было понять о его реакции на сказанное. Но он явно лучший судья в сложившейся ситуации. Вдруг дверь распахнулась и на пороге вновь возникла Эмма с подносом в руках. Девушка оставила его на столе и быстро вышла. Дагур взял себе чашку и стал неторопливо поглощать горячий напиток. Иккинг, незаметно принюхавшись к предложенному, не найдя там ничего подозрительного, и, внутренне посоветовавшись сам с собой, последовал его примеру. — Потрепала тебя жизнь, — вздохнул Дагур, наконец разбив молчание. — Но, всё обошлось, тем более что ты поступил правильно, хоть и не по закону. Думаю, твой отец это прекрасно понимает! — Хорошо бы… — ответил он, тоже вздохнув. — А почему, собственно, ты приказал вести меня к тебе, а не, например, в ближайший участок? Чай был удивительно вкусным. С привкусом каких-то незнакомых, но душистых трав, явно не растущих на Олухе, ибо он точно запомнил бы такой аромат… — Ну, тогда бы ты, явно, «засветился». А ты, вроде, этого бы не желал, я прав? — усмехнулся Скрилл. — Знаешь… Ты — толковый парень, Иккинг, пусть и вляпался в некрасивую историю. А давай-ка я расскажу тебе маленькую историю о неких толковых ребятах. — Что за «толковые ребята»? — спросил Иккинг с некоторой опаской. — Ну… Начнём издалека, — сказал рыжий. — Ты одобряешь нынешнюю систему власти? Парень поперхнулся чаем. Ничего себе вопросик! И что ему прикажете отвечать? Правду или ложь? Вот идиот! Он же уже всё рассказал Дагуру, пусть и опустив некоторые совсем некрасивые и компрометирующие подробности, так что умный и внимательный дар’ка давно уже сделал бы правильные выводы. Дагур был и умным, и внимательным. — Ответить честно? — всё же спросил он, глядя прямо в глаза брату. — Нет, не одобряю. Мне противно это определение статуса по виду дар’ка. Ничего не изменилось на лице непредсказуемого вождя. Но вдруг он в своей безумной манере рассмеялся, чем привёл Икиинга в недоумение. Впрочем, успокоившись, он всё объяснил. — Значит, я не ошибся, — сказал он довольно. — А знаешь ли ты про организацию «Северные Драконы»? Вот этот вопрос поставил Иккинга в тупик, как и реакция Дагура на его ответ. — Ну, допустим, знаю, — сказал Фурия осторожно. — Но тебе-то откуда о ней известно? — Работа такая! — вновь рассмеялся Вереск, но потом посерьёзнел. — Хорошая у них идея, нечего сказать. Они против рабства! Как и я. Одно дело, когда рабами становятся военнопленные или преступники. Но Жуткие Жути не виноваты, что рождаются такими! — Ты, правитель огромного города, представитель власти и Совета Драконов, разделяешь мнение оппозиции?! — немного шокировано переспросил пареь. — А что мешает мне это делать? — сказал он обыденным тоном. — Я не просился на эту роль, меня никто не спрашивал. Да и противно мне всё это, жаль изменить я всё это не в силах. — Но зато в силах помогать Северным Драконам? — прищурился парень. — А ты догадливый, — последовал ироничный ответ. — Да я мог бы это делать, но, в отличие от тебя, я в обществе политиков и интриганов кручусь намного дольше тебя, Стоик-то оградил тебя от подобного, дал тебе насладиться нормально своим детством и юностью — у меня такой возможности не оказалось. — Я не осуждаю тебя. — Нет, дослушай! — чуть нахмурился и надавил голосом Дагур. — Ты не видишь истинное коварство дар’ка, наделённых властью. Я-то знаю — сами идеи от своего воплощения могут стоять очень и очень далеко. Они поют красивые песни, да вот только голова у этой рыбы давно сгнила. — Ты знаешь… — Да, я знаю много языков, повторюсь — работа у меня такая, но больше не перебивай! С этим ты и столкнулся ради выгоды. — Печально это, — пробормотал Иккинг чуть устало. — Понимаю, — кивнул он. — Я как-то в одном баре, где мне довелось отдыхать после тяжёлого дня, стал свидетелем, а потом и непосредственным участником драки. Тогда какие-то сомнительные типы стали приставать к девушке Громмелю, а за неё вступился её парень. Это было Ужасное Чудовище алой окраски, шатен с жёлтыми глазами. Силы были не равны, и я помог тому пареньку, навалял тем нахалам, отправил их на больничные койки и оправдал Криса, так его зовут. Иккинг вскинул голову, посмотрел прямо в глаза Дагуру, чуть прищурился. Что-то подсказывало Иккингу, что он знал, про кого шла речь. Да Дагур почти открытым текстом про него сказал! — Мы с этим парнем подружились. Давно это было… И давно мы с ним не связывались — года три точно. А он оказался Северным Драконом и посвятил меня в тайну нашего прошлого… Я понял, что всё, что есть — неправильно, что всё требует перемен… — вдохновенно продолжал Дагур. — Правда, организация эта — дрянная, продажная. Та же диктатура, просто под другим соусом. А идеи хорошие. Да… вот только воплощать их мало кто спешит, не заметил? — Заметил, потому и тут, — вздохнул Иккинг. — А парня зовут Крис Фаер? — Да, — удивлённо ответил он. — Вы знакомы? — Просто передай ему при встрече привет от Охотника, — сказал Фурия с хищным оскалом. Кажется, Дагур всё понял…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.