Opus

*Eadem oberrare chorda — «ошибаться на той же струне» (каждый раз на том же самом месте) Где-то в кармане Чживон нащупывает остатки от вишнёвой жвачки, и это единственное, что хоть как-то отвлекает его от долгого ожидания - сначала он напевает первые влетевшие в голову ритмы, потом пуляет по гравию на земле, устраивая соревнования между камнями, потом пытается посмотреть на небо без единого намёка на непогоду. Только буравящее глаза солнце и однотонный бесконечный фон, словно кто-то скупо провёл одной краской по альбомному листу. Весело, твою мать. Жара скатывается солноватыми горячими каплями по спине, юрко облизывая лопатки и поясницу, в горле образуется неприятная сухость, и Чживон с насмехающейся злобой предсказывает Мино скорую смерть, если он, конечно, соизволит приехать хотя бы через тридцать минут после назначенного времени. За час до до конца работы на автозаправке, он услышал трель телефона, Мино с щенячьим восторгом предлагал встретиться и что-то обсудить. Чживон понятия не имел что. Единственное, чего он хотел на самом деле - отдыха, который в последнее время ускользал из рук. Он чувствовал, как впадает в странную бессонницу - возможно, из-за стойкого стресса, или, скорее всего, присутствия непутёвого гостя под боком. Вчера, когда его мама решила устроить мини-благодарственный вечер Ким Ханбину за проявленное усердие в ресторанчике, Чживон чувствовал, как ему надоедает хлопотня вокруг этого парня. Словно он участвовал в войне, словно вынес из горящего дома человека - побегал в ресторанчике, подвиг, твою мать. Он с удивлением обнаружил на столе мамины медовые вафли, шоколадные маффины и всякую другую вкуснятину, которую она пекла только на дни рождения и особенные праздники. Целый вечер его, Ким Чживона мама, гладила не собственного сына, который вкалывал на работе, а Ханбина, со скованной благодарностью улыбавшегося членам семьи, словно он уже ощущал себя частью этой теплоты, но не мог до конца свыкнуться с этой мыслью. И правильно. Совсем незачем было к ним привыкать. Чжиун засунул Ханбина обратно к нему в комнату, сказав, что это лишь просьба мамы. Он не успел даже возмутиться, как она быстро настроила Чживона на нужный лад, объяснив это тем, что они с Ханбином одногодки и быстро подружатся. Ага, как Том и Джерри, блин. - Вы почти одного возраста и наверняка найдёте общий язык, - Чживон доедал последние маффины, от которых вкусно пахло шоколадной стружкой, и совершенно не понимал её логики. Неужели все одногодки подчиняются этому закону - ладить между собой? В конце концов, Бобби никогда не был, как все, и поэтому для него возраст не являлся первопричиной. - Мам, я хочу просто побыть один в своей комнате, пожалуйста, - взмолился он, складывая руки и с надеждой всматриваясь в непроницаемые глаза матери. Казалось, будто она попала под гипноз Ким Ханбина - ухаживала, летала вокруг него, словно получила какую-то особую небесную миссию по заботе о нём. - Ким Чживон, - она называла его так только тогда, когда желала показать своё особо сильное разочарование в Бобби. И ей это удавалось - он чувствовал свою ни на чём не основанную вину. - Он пробудет здесь самую малость и потом уедет со своим братом обратно. Он же не остаётся тут жить навсегда. Упаси. - Ему просто нужно отвлечься, отдохнуть. Для него всё вновинку. Неужели ты забыл, что такое корейское гостеприимство? - уперев руки в бока, она вопросительно посмотрела на него из-под очков и выжидательно улыбнулась, словно и так знала, как через несколько минут защитная стена Чживна рухнет под материнским взглядом. - Мам, но он мне не нравится, и я ничего не могу с этим поделать, - он правда не знал, как по-другому объяснить свою неприветливость к нему. Возможно, потому что у них были разные темпераменты, знаки зодиаков или прочая дребедень, факт оставался фактом - что-то в нём упрямо заставляло его делать шаг вперёд и возвращаться на три шага назад, словно ничего и не происходило. Он пытался преодолеть это чувство, внимательно рассматривая аккуратные брови и пушистый свод ресниц, длинные фаланги пальцев и почти детскую кожу, но потом смотрел в безжизненные, тусклые глаза с толикой горделивости и упрямства, и почему-то отходил обратно. Где-то на уровне инстинкта он ему не доверял. И не понимал, почему это с такой обходительностью делают другие. Корейское гостеприимство? Скорее, глупая наивность. Или жалость. Он же выглядел, как побитый щенок, которого только надо, что почесать за ухом, чтобы он приклеился к тебе на всю жизнь. - Придётся, сынок. Ради меня. Разве это так трудно? Тем более, ты же слышал Тэяна... - Да, слышал. Ещё бы. Он всегда уважал Тэяна, его путь, его карьеру и достижения - почти образец, но слишком недостижимый. Неделю назад он клялся в том, что не хочет обременять их семью, но не может не обратиться с просьбой о дружеском приветствии его близких людей - два брата, которые нуждались в тёплом приёме. Насколько ему, Бобби, было известно, Джиён был не из малоизвестных - он работал с Тэяном и зарабатывал хорошие деньги, так почему нельзя было снять лакшерную виллу где-нибудь у океана и с блестящим комфортом и уединением релаксировать там, в окружении пальм и красивых девчонок. Чживон сделал бы именно так. Так в чём проблема? Он не понимал, только мог с тяжкими вздохами кивать на мамины просьбы. - Подожди... ты ревнуешь? - женщина охнула и со снисходительной улыбкой подошла к Чживону, протянув руку и с любовью поглаживая его лицо, поняв, похоже, в чём заключается проблема. - Что? - Чживон издал нервный смешок, пытаясь как-нибудь очень убедительно отвергнуть эту наиглупейшую идею. - Конечно, нет! - Это так на тебя похоже, - тепло засмеялась матушка Ким, перебирая странного вида дреды на голове у Чживона. - Ты всегда оттаскивал меня от Чжиуна и просил рассказать тебе сказку или посмотреть на твой баскетбольный бросок. Хотел, чтобы всё внимание всегда доставалось тебе. Как я раньше не подумала, - своими пальцами она передавала эти воспоминания Бобби, и перед ним появился всё тот же мальчуган с широкой, кривой улыбкой и узкими щёлочками, громким голосом на всю улицу и хулиганским поведением, которое заключалось только в том, чтобы быть в центре всего - семьи, школы, спортивной команды. Быть ярким и взбалмошным. Эта привычка, оказывается, ещё живёт в нём. Живёт и беснуется. - Но ты же понимаешь, что я люблю тебя больше всего на свете, Чживон. - Даже больше Чжиуна? - озорливо приподнял он бровь и рассмеялся, почувствовав лёгкий толчок в плечо. Облегчение. Почему он почувствовал облегчение после этих слов? Словно кто-то, претендовавший на первое место, вдруг неожиданно выбыл, оставив его на пьедестале. Довольного и удивлённого. - Эй, философ! Долго на камень зырить будешь? - голос Мино зазвучал сначала отдалённо, потом близко, и Чживон сам не понял, как оказался в машине через несколько секунд - уставший и запыханный, словно после пробежки. - Что ты там делал? Пытался сдвинуть его силой мысли? - Тебе лучше заткнуться и объяснить, почему я жарился тут хренову тучу времени? Стой... это что, моя машина? - Чживон недоверчиво оглядел знакомую кожаную обивку и с больше, чем удивленным взглядом, прибил Мино к сидению. - Как видишь, - демонстративно оглядел наглый водитель украденную машину и тут же приподнял руки в примирительном жесте. - Ты же знаешь, что моя крошка в ремонте. - Мне надо сменить тайник, - Чживон выдохнул и, пригнув, голову, снял с себя спортивную майку, впитавшую в себя всю жару. Мино только присвистнул и одобрительно покачал головой, положительно оценивая рельефный торс друга. - Что? Серьёзно, блин, жара. - Я понял. Сейчас будет жарко всем девочкам ЛА, - хохотнул Мино, пытаясь тоже стащить с себя футболку. - Эй, эй, - Чживон быстро прибрал его напор к рукам, удивляясь безбашенности Сона. - Ты не думаешь, что это будет выглядить, как минимум, странно? Газуй уже и говори, что хотел. Мино недовольно провёл рукой по влажным волосам, зачесав их назад, и, нацепив солнцезащитные очки, которые, по-видимому, предназначались для более крутого образа, включил сцепление и зафорсил по гравию, выходя на асфальт к шоссе. Его руки были максимально раслаблены, а Форд, словно чувствуя эту приятную тягучесть, непринуждённо заколесил по дороге, проезжая мимо полураздетых пешеходов с загорелой, лоснящейся кожей. В послеобеденное время все отправлялись обратно на пляж, чтобы ополоснуться прохладной водой, которая к ночи становилась зубодробительно ледяной. Разноцветные очки, панамы, надвинутые на лицы, купальники и яркие сандалии - смотря на эту всю живность, у Чживона появлялось острое желание пробежаться по берегу сумасшедшим бульдогом, потому что от жары, кажется, у него даже сводило челюсть. - Свернём на пляж? - предложил Мино, пытаясь вдохнуть воздух через распростертое окно. Безрезультатно. Сегодня земля хотела, похоже, сжечь людишек заживо. - Ага, - Чживон попытался собрать свои дреды в один узел, чувствуя, как по ним стекают капли солёной воды. Даже без майки ему хотелось что-то с себя снять. Чёрт. Пляж Уилла Роджерса находился между многолюдной Санта-Моникой, куда стекался весь народ и где негде яблоко упасть, и Сансет Бич, на котором людей было немного меньше. Зона побережья не имела границ - простираясь с востока на запад, она окаймляла Лос-Анджелес песками и завораживающими видами Тихого Океана. Припарковавшись недалеко от входа в зону побережья, Мино собственнически зазвенел ключами и хлопнул дверью, потягиваясь от предвкушения прохладного океанического бриза. На пляже уже виднелись корзинки с едой, копошащиеся в них дети, через секунду с визгом бросающиеся к небольшим, почти незаметным волнам - уже к вечеру, после пересечения 5 часов их высоты достигали невероятных размеров, поэтому отсутсвие сёрферов и спортсменов, кроме волейболистов, прыгающих вокруг волейбольной сетки, было ожидаемо. Только измотанные взрослые и сошедшие с ума от жары дети. - Блин, чего их так много? - Мино недовольно всколохматил волосы и начал снимать кеды, опуская ступни на горячий, с наслаждением впитавший в себя солнечные лучи жёлтый, почти золотой от полировки солнцем песок. - Я будто на раскалённых углях хожу. Ай! Чживон только хмыкнул и, сбросив, с себя кроссы, ринулся вперёд, прорезая душный, плотный воздух своим телом, которое, поддавшись порыву, бросилось вглуб, волн, выполняя какой-то фантастический трюк с потягиванием колен. Дети с восторженным визгом отбежали от эпицентра, через несколько секунд пытаясь совершить то же самое. - Позёр, - усмехнулся Мино и прыгнул за ним же, ощущая немного подогретые, но всё же холодные потоки волн, бьющие ему в шею. Чживон чувствовал спокойствие, пересекая водную гладь размеренными движениями, двигаясь вперёд и уплывая дальше от всех проблем. Солнце постепенно оседало к океану, приближаясь к горизонту и вспыхивая ярко-красными лучами, окрашивая гладкую поверхность таким же переливчатым, разнобойным цветом. Пуская рябь, он будто прикасался к солнечным потокам и ощущал новый прилив энергии, которого ему так не хватало. Природа всегда помогала ему прийти в себя. Здесь всё было намного легче. Лёжа на спине или уплывая вглубь, рассматривая мелкие кораллы и аквамариновые камешки под толщей воды, он полностью, кажется забыл о своих проблемах, сосредотачиваясь только на том, чтобы вливаться в огромный поток и спокойно грести до линии горизонта, которая всегда казалась обманчиво близкой. - Бобби! - он даже забыл о присутствии Мино - он размашисто махал ему издалека, привлекая к себе. Чживон не заметил, как на самом деле далеко уплыл, и теперь только за десять с лишним минут добрался до лениво перекачивающегося на уносящих к берегу волнах парня. Глубоко отдышавшись, Чживон запустил пальцы в волосы и кашлянул, чувствуя, как грудь сдавливает кашель. Опять подхватит простуду. Этого только не хватало. - Полегчало? - О чём ты? - непонимающе спросил Бобби. - Ты выглядел взвинченным. Серьёзно, Мино. - Может, потому что я ждал тебя хренов час? - чувство расслабленности в воде не отпускало, и Чживону не хотелось напрягаться. - Признаюсь, пунктуальность - не моя сильная сторона, - Мино развёл руками, самодовольно улыбаясь. - А у тебя такие есть? - вода ощутимо стало более холодной. Толпа на пляже редела. Волны становились более сильными и резко подталкивали к берегу с недовольными криками чаек, летающих над океаном в поисках пищи. - М-м... внешность, например, - Мино приподнял подобородок, пригладил свои тёмные мокрые волосы, дважды прокрутив своё лицо во всех ракурсах. Это было настолько явное самодовольство, что Бобби начало подташнивать. Нет, Мино правда не был уродцем, но то, как он носился за своим внешним видом иногда пугало его. Вот Чживон - бардак на голове, узкие глаза, немного кривые зубы, слишком острая челюсть, кусачий голос и простой стиль в одежде - ни дать, ни взять. - А вот твои волосы... - Мино скривил губы, нервно смеясь над причесоном друга. - Подправить тебе личико? - ухмыльнулся Чживон, шутливо толкая любующегося своими прядями Мино в плечо. - Пожалуй, лучше, если мы с тобой поговорим, - отговорился Мино, подплывая поближе. - На берегу. Вода мешала сконцентрироваться, Чживону не хотелось ни о чём думать - только о безбрежном небе над головой и нежным водяным шёлком в пальцах. Вечерняя промозглость тут же ударила по телу, неприятно скользя по коже и вызывая мурашки. Бобби почему-то было не по себе - то жарко, то холодно, словно его вынимали и опускали из водяной бани. Похоже на температуру. Хреново. Влажные пальцы на ногах зарывались в сухой песок, прилипавший комьями к стопам, и оставлявший следы на берегу. Чживон вспомнил след Ханбина и своё желание стереть его присутствие с пляжа. Сейчас это воспоминание казалось слишком прозрачным, словно оно произошло давным-давно и оставило после себя мелкое крошево. Окатив тело горячими струями общественного душа, Чживон пошёл к машине, напевая какую-то мелодию. Привычный тёплый плед на заднем сидении обернулся вокруг его тела, оставляя после себя приятную сухость и теплоту ткани. Эфемерное состояние продолжалось до того момента, когда Мино, повторив всю процедуру за Бобби, тяжело вздохнул и вернулся к берегу, опустившись на мягкий песок перед приливами волн, приносящими мелкие водоросли и гальку. - О чём ты хотел поговорить? - Чживон растянулся рядом, рассматривая свои острые колени и рубцы, опоясывающие своими узорами всю длину ног - на голени, преддберье. - Ту такое дело, - начал Сон, рисуя на песке геометрические фигуры. - Слушай, чувак, я знаю, что тебе это может не понравиться... - почти закончил Мино, не успев начать. Не то, чтобы он боялся, просто Чживон всегда был чуток непредсказуемым, и чаще всего его реакции невозможно было предугадать. - Ну, и? - рассеянно прогудел Чживон, чувствуя, как внутренности продувает сквозняком. Бобби нравилась прямолинейность. - Ты же вроде круто качаешь рэп и всё такое, - Чживон немного напрягся, и Сону это совсем не понравилось. - Так вот... ты даже участвовал где-то несколько лет назад, помнишь? "Золотой куш" или как там его? Чживон медленно и скептически обвёл полное ожидания лицо Сона. Этот деланно непонимающий голос. - Я не настаиваю, но... ты мог бы попытаться в этом году тоже, верно? Охренительно. И это всё, что он хотел сказать? Зная заранее, что Бобби не согласится. - Сделаю вид, что не слышал всего этого. - Чувак! - недовольно повысил голос Мино, теперь вовсю испепеляя его взглядом. - Слушай, это крутой шанс, ты можешь снова надрать всем задницы и показать истинный хип-хоп. Брат, это то, о чём ты... - Ты приезжаешь ко мне на моей же машине и долбишь меня глупыми вопросами? - Чживон резко выпрямился и, разбрасывая, словно конвейер, песок под ногами, потащил себя к Мустангу. - Промывай мозги кому-то другому, окей? - Эй, ты куда? - всполошился Мино, быстро вскакивая и хватаясь за плечо друга. Упрямство Чживона просто выводило его из себя. - Я серьёзно, Мино. Хватит таскаться за мной с этой хернёй. - Да постой же ты, блин! - Мино резко дёрнул Бобби, получая неодобрительный, острый взгляд. Челюсть напряглась, а глаза сузились до режущих линий. - Ты... должен выступить, понимаешь? А не бегать по заправкам. Всё это, - смело жестикулируя, показывал Мино, видимо, его вечные подработки, на которых он надрывался, как каторжник. - Всё это - вот настоящая херня. Многого ты добьёшься, подмывая под другими! - Заткнись, Мино! Такую реакцию Сон вполне мог предугадать - держащий его за шиворот футболки Чживон с мечущими яростные искры глазами, грубый оскал и защитный тоскливый взгляд, который говорил сам за себя - тебе лучше молчать. - Слушай, Бобби, я тебя понимаю... - Нет! - Чживон крепко стиснул челюсть, отчего она стала слишком угловатой и резкой, как у хищника перед броском. - Ты ничего не понимаешь! Он, блять, не понимает. Этого не мог понять никто, кроме самого Чживона, который знает, каково это - иметь огромную мечту размером с целый мир и быть не в состоянии её воплотить. "Золотой куш" был для него бессмысленной надеждой, которую он получил. Людям нравился его рэп, нравилось его искусство, он вспоминал свой охрипший голос, полузадушенный восторгом от нескончаемых похвал и аплодисментов, вспомнил свои возбуждённые, почти дикие зрачки в мутном зеркале клуба той же ночью два года назад, превратившиеся позднее в покрасневшие впадины с набитым от пьяной драки синяком под ними. Проигрывать было так трудно. Он был на высоте всегда. Но почему-то всегда падал в самом конце, не понимая, откуда у него берутся силы, чтобы вставать снова: он мечтал стать баскетболистом, и пусть он провалится в этом песке, если он не играл лучше всех в команде, он мечтал стать рэпером, попасть в список Билборда и крутиться в наушниках всего мира, и пусть эти волны затопят его с лихвой, если он не читал лучше каждого андерграудного ниггера в Америке, он хотел увезти свою семью из этой ямы, из которой нельзя было выбраться, но можно было опуститься ниже, на самое одно, и, только Бог знает, что с ним произойдёт, если и это ему не удастся. Что могло быть хуже этого - стараться изо всх сил и получить фигов ноль? Поэтому, Мино, ты не имеешь абсолютно никакого понятия о той дыре, в которой я нахожусь и как мне не хочется впутывать себя в пустые ожидания снова. Поэтому ты не имеешь никакого права говорить о том, что я должен делать. И, видимо, по выражению лица или по изнурительной усталости в глазах, Сон понял, что это бессмысленно - давить на него таким образом. Чживона невозможно было сдвинуть с его мнения. - Тогда... ты придёшь посмотреть на меня? - скованно произнёс Мино, поглаживая шею. - Я буду участвовать. - Правда? - Бобби оживился и тут же поменялся в лице, сменив свою хмурую мину на выразительную улыбку и маленькие ямочки в уголках губ. - Чёрт, это круто, чувак! Мино улыбнулся и захохотал, когда друг начал щекотать его под рёбрами. Кажется, он постепенно остывал. Что не могло не радовать. - Признайся, ты пришёл, чтобы удостовериться в том, что конкурентов у тебя не будет? - напыщенно подмигнул Чживон, закидывая руку на шею Сона. Она сегодня казалась невероятно тяжёлой, Мино будто чувствовал едкую боль от разрытых им ран, которые никогда и не заживали. Он всего лишь хотел сказать ему. Йо, парень, ты от достоин большего. Но вышло, как всегда, только хуже. Раз уж он начал это дерьмо, то придётся довести его до конца. - Бобби, - тон Мино сразу не понравился Чживону. Он убрал руку и пристальным взглядом посмотрел на Сона, готовясь к ещё какой-нибудь дурацкой новости, которая извергнется из его рта. - Есть ещё кто-то, кроме меня, кто хочет видеть тебя на сцене. - Кто? - губа Бобби дрогнула. День приятных неожиданностей, чёрт подери. - Джевон. Ах, Джевон. - Этот сосунок? - Мино не мог понять точную реакцию на это имя со стороны Бобби - его стиснутые губы трансформировались в какой-то насмешливый оскал, а брови с серебряной железкой по краям выгнулись в острую, удивлённую дугу. - И ты считаешь его конкурентом? Мино только пожал плечами. Он, как и Бобби, случайно слышал несколько раз его выступления - в клубе в районе Уилшира, на песчаном пляже Санта-Моники, где по определённым ночам собиралась вся тусовка округа, и не мог не оценить способности этого придурка. В нём что-то было, но это что-то казалось настолько далёким от андерграудного рэпа, балансирующем на какой-то новой эфемерной форме этого жанра, что его часто не понимали те, кто привык к обычной матерной агрессивности. Теперь он, кажется, был настроен всерьёз кинуть вызов Бобби. Надеясь, видимо, на что-то. Снова. - Маленький мальчик, который пытается быть похожим на рэпера, - объяснил Чживон, потирая заложенный нос и удостоверяясь в том, что он точно заболел. На этот раз серьёзно, потому что колени дрожали от озноба, а по всему тела рассыпались крохотные иголочки, от которых хотелось быстро завернуться в тёплое одеяло. - Эй, тебе плохо? - всполошился Сон, быстро хватая друга за плечо и не сводя глаз с его с покрасневших век. - Мино, - Чживон из последних сил натужно ухмыльнулся и потёр на этот раз уже веки, чувствуя под ними сухой песок. - Ну ты и задница! *** Ханбину было ужасно некомфортно и катастрофически хорошо, когда вечером, после тяжёлого дня на адской кухне, матушка Ким испекла для него праздничные пирожные и поблагодарила его за упорную работу. Такая же уставшая, как и он сам, он даже не понял, каким образом она нашла в себе силы приготовить все вкусности вместо того, чтобы отдыхать. Это было почти замечательно - сидеть вокруг небольшого столика в гостиной, уплетать в обе щеки сладкую выпечку и с ленивой улыбкой наблюдать за постоянно транслирующим баскетбольные матчи американским каналом, кроме которого, кажется, больше ничего не существовало. Почему почти? Потому что. Бобби. Ханбин уже не удивлялся, когда ловил на себе его подозрительный, внимательный взгляд офицера, следящего за каким-нибудь вором. Каждый кусок маффина нехотя спускался по глотке, будучи прослеженным цепким, лисьим взглядом из кресла напротив. От этого становилось так жутко, что после нескольких лакомств, он остановился и уткнулся пустыми глазами в телек, пытаясь понять, кто вообще играет на протяжении часа и что тараторит комментатор на утроенной скорости английского. Потому что он понимал, что вот-вот может подавиться и принести долгожданное счастье Чживону, который именно для этого наверняка испепелял его взглядом на короткой дистанции. А потом. Потом Ханбину надоело смотреть на ящик и он сделал то, от чего желудок вдруг захотел вывернуть всё съеденное наизнанку - поймал острый взгляд напротив и вперился в него, пытаясь доказать себе и Бобби... что? Что-то. Пофиг. Впившись в ручки кресла, он смотрел внутрь этих зрачков, копая всё дальше и дальше, оказываясь в тёмном, вязком незнакомом сгустке чужих эмоций, в какой-то бездне в окружении таких же чёрных ресниц и бровей, угрожающе висящих над пропастью. Он отклонился в кресле, не разрывая взгляд, чувствуя, как эта тонкая линия, протянутая между ними, будто бы раскаляется, становясь всё более невыносимой, но именно поэтому неразрываемой - упрямство толкало вперёд и тихо шептало. Ну же, я не доставлю тебе такого счастья, Ким Чживон. Бобби перестал кушать. Перестал двигаться. Ему было интересно, почему этот псих смотрит на него таким вызывающим взглядом. Хочет что-то ему высказать? Хочет выразить своё щенячье недовольство? Нет же, он хочет его изучить. Бобби усмехнулся, показывая одну из своих выразительных морщинок в уголке тонких губ и отвёл взгляд, чувствуя свою победу. Если он думает, что Чживон позволит ему это сделать, то он глубоко ошибается. И Ханбин, кажется, понял это - прикусил нижнюю губу и резко отвернулся, снова прожигая взглядом скачущие фигуры баскетболистов. Несмотря на то, что Бобби разорвал контакт, разрезал линию между ними первым, он чувствовал себя проигравшим, словно это была одна из умело обставленных мышеловок, в которой он чуть не оттяпал себе руку. Он больше не смотрел на Чживона - ни, когда он сказал передать ему пульт, ни, когда он протопал мимо него на кухню, чтобы выудить под недовольные бурчания матери из холодильника колу, ни, когда он с шипением опрокинул её в себя и с наслаждением вдохнул сладкий воздух. Не смотрел даже тогда, когда его мама погладила пшеничные волосы Ханбина, проходя на кухню и пожелала всем сладких снов, но он всё чувствовал. Ему показалось, что с этого момента он всегда может ощущать этот колющий взгляд на себе, своём лице, между лопаток, - недовольный, резкий, оставляющий после себя такую же шипучую патоку. - Чживон-а, принимай Ханбина обратно, - Чжиун шуточно подмигнул брату и виновато дёрнул плечами на вопросительные мотания головой Ханбина. - Что? - и снова этот взгляд как из каминной решётки. - Все требования к маме, - развёл руками и, посмотрев на часы, пошёл в свою комнату, оставив их двоих одних. Друг напротив друга. - Твоих рук дело? - неожиданно произнёс Бобби низким голосом - таким, чтобы баскетбольные комментарии могли приглушить его недовольство и не дойти до кухни, в которой снова что-то убирала или готовила матушка Ким. - Желания делить с тобой комнату у меня столько же, сколько и у тебя, - Ханбин осёкся и посмотрел в глаза напротив. Что и ожидалось - словно его постоянно обвиняли в чём-то. - Не думаю, - фыркнул Чживон. - А надо бы. Это, знаешь ли, полезно, - Ханбин приподнял бровь. - В твою комнату не ступит нога адекватного человека. - Ч-что? Ты что-то имеешь против моей комнаты? - тон его голоса тут же повысился, превышая овации зрителей новому очку. - Ты ведёшь себя так по-детски, - укоризненно заявил Ханбин, заставляя своего соседа напрячься ещё больше, и почему-то это... забавляло? Заставляло отвлекаться от пессимистичных раздумий, чувствовать чужую бурю живой ярости на своей коже. - Не трожь, - рука Ханбина дрогнула, остановившись над остатками маффина, лежавшими в центре, когда голос Чживона, приказывая, раздался напротив. Это ещё что? Ханбин выгнул бровь и без вопросов придвинул тарелку к себе, не ожидая совсем, что через несколько минут чужие пальцы с короткими, круглыми ногтями отодвинут посудину обратно. И эта схватка показалась ему настолько глупой, что он, не задумываясь, продолжил играть в неё, хватаясь пальцами за другой конец. - Хорфорд! Невероятно! И за несколько секунд до конца первого тайма Бостон Селтикс выравнивают свой счёт. 21:21! Второй тайм ожидается горячим! В отдалении слышится взволнованный голос американца, тараторящего что-то не важное, проиграли, выиграли... всё равно, потому что глаза напротив вдруг становятся слишком близкими, и Ханбин чувствует на своём лице обозлённое горячее дыхание, пытаясь отклониться и при этом не имея не малейшего понятия, как сдвинуться с места. У Чживона слишком тёмные глаза, в которых будто разгорается все ещё горячий обугленный уголь и эти тупые волосы, полускрывающие широкий лоб, прямой, резкий нос и морщинки у кончиков длинных ресниц. Ханбин видит даже маленькие поры и знакомый шрам, рассекающий загорелую упругую кожу, рядом с проколотой бровью, видит, как зрачки Бобби в какой-то затянутой манере тоже изучают его, Ханбина, лицо, спускаясь от густых бровей вниз, по линии переносицы к выемке над губой, к верхней губе, по-детски удивлённо приподнятой. - Мальчики! Чживон чуть ли не переворачивает кресло, влетая в его спинку с невероятной силой. Ханбин тут же вскакивает, прикрывая лицо растрёпанной чёлкой и принимая хоть какие-то попытки показать, что ничего не произошло. - Опять что-то не поделили? - мама Чживона неодобрительно цокает, убирая со стола чёртову тарелку, до которой никому больше нет дела. Бобби в спешке ищет пульт, поправляя серую домашнюю майку, или, во всяком случае, напускает на себя такой вид, и эти растерянные метания кажутся Ханбину уморительными. - И почему вы до сих пор не в постели? Ханбин быстро кланяется, искренне благодаря женщину за вкусный ужин и тёплое отношение, снова ловя впитывающий его слова взгляд, не понимая, как вообще сможет заснуть с его ощущением рядом ночью, и идёт в сторону лестницы, скрываясь в темноте коридора, сворачивая влево и останавливаясь напротив двери в комнату Бобби. Черта с два. В комнате не изменилось абсолютно ничего: разбросанные вещи, распахнутое окно и переложенная на кровать шестиструнная гитара. Ханбин раскрывает шкаф и вытягивает тот же плед, расстилая его подальше от кровати Бобби, случайно замечая знакомую дряхленькую фигуру Пуха. - У тебя такой тупой хозяин, - Ханбин качает головой и почти чувствует, что тот с ним соглашается. Выключает свет, и, оставляя на себе футболку и шорты, несмотря на пожирающую жару, растягивается на полу, утыкаясь в потолок и прикрывая веки. Сегодня он, кажется, ни разу не вспомнил Чжинхвана, чувствуя какую-то выгрызающую вину. Лос-Анджелес медленно вымывал его воспоминания. Это осознание показалось таким пугающим, что он не понял, как к этому отнестись. Некоторые эпизоды стали более блёклыми и туманными, размытыми солёными волнами Тихого океана, став частью прошедшего времени. Ханбину было стыдно. Стыдно за то, что он лежал тут и не мог ничего сделать, застряв во временном пространстве, не понимая, в каком направлении двигаться, куда идти. Дай мне подсказку. Или я запутаюсь ещё больше и никогда не смогу выбраться из этого лабиринта. *** - Ой, прости, - быстро извиняется какой-то маленький мальчик лет семи с голубыми глазами, отфутболивая головой от ноги Ханбина и оглядываясь в поисках своей лопатки для песка. На пляже Санта-Моники так много народу, что у Ханбина кружится голова. Он нагинается и возращает её, оглядывая золотистые курчавые пряди мальчика и невольно улыбаясь, заметив детскую наивность в глазах миловидного ребёнка. - Ничего страшного, - Ханбин подмигивает, на миг задумывается и гладит весёлые кучеряшки, чувствуя разливающееся по телу тепло. - Как тебя зовут? - Ник, - мальчик улыбнулся беззубой солнечной улыбкой, прижав красную лопатку к своей груди. - А тебя? - Меня? Ханбин, - опустился он на корточки на горячий песок, наблюдая за реакцией ребёнка. - Х-ханбин? Странное имя, - удивился мальчик. - Зови меня Бин, - замешкался парень, понимая, что это не очень крутое сокращение. - Хотя нет, - и тихо выдавая мальчику своё тайное имя. - БиАй. - Ооо, - зажёгся Ник лампочкой, - я тоже хочу такой крутой никнейм! Сделай мне тоже, а? Ну, сделай! - протягивает он ему свою маленькую ручку, и Ханбин невольно улыбается и пожимает её, с теплотой отмечая, насколько крохотной кажется она по сравнению с его взрослой рукой. - Ты сам должен его придумать. Это очень важная вещь! Ник удивлённо приподнимает брвоки, видимо, не понимая. - Важная? Это же просто никнейм! Я под ним в стрелялки играть буду! Ханбин снисходительно улыбнулся. Только он, наверное, уделял столько внимания таким простым и незначительным, казалось бы вещам. - Смотри, мама и папа назвали тебя Ник, правда? - объяснял Ханбин, для пущей убедительности помогая себе жестами в использовании английского языка. - С помощью него ты можешь быть, кем угодно, стать, кем угодно, и показать, что тебе угодно, понимаешь? - Ага, - не моргая произнёс Ник, следуя за течением мыслей Ханбина. Они были такими интересными, что он успел выпустить свою драгоценную лопатку из рук, оставив её в песке. - Тогда, получается... ты хочешь быть самим собой? Это значит твой никнейм? - Почти, - загадочно посмотрел на мальчика Ханбин. - Быть собой иногда очень трудно, Ник. Никогда не забывай себя! Мама предупреждала его о том, что нельзя разговариваь с незнакомцами. Особенно со странными незнакомцами. Но Ник точно знает, что мама никогда не говорила ему таких вещей. Папа смотрел на него только с потёртых временем фотографий. И, сейчас, когда этот парень с длинными ногами и грустными глазами говорил с ним, как со взрослым, он чувствовал себя как-то странно, словно стал старше на несколько лет. - БиАй, - Ник ткнул ему пальчиком в грудь. - А ты был здесь когда-нибудь? - Нет, - покачал Ханбин головой, оглядывая многолюдный пляж с полуголыми людьми в плавках и купальниках, снующими по сторонами с коктейлями и прохладительными напитками. Ладно, это была совершенно идиотская идея приходить сюда в такую жару. - Сегодня в первый раз. - Правда? - шокированно пролепетал мальчуган, действительно, по-видимому, удивившись тому, что бледная нога Ханбина ни разу не ступала на горячие пески Санта-Моники. - Тогда у меня для тебя тоже есть сюрприз! - он Ник с энтузиазмом потер ладошки. - Лист разбейся-в-лепёшку-но-ты-обязательно-должен-их-сделать вещей! - Ханбин прыснул от смеха, не зная, чего ожидать от этого милого ребёнка. - Ты должен искупаться! - он загнул большой палец. - Потом должен построить огро-омный замок, - его маленькие ручки вытянулись вдоль тела, показывая дворец размером с Намсан. - Потом тебя должны закопать в песок! - Потом ты должен покушать мороженое из фургончика, он проезжает здесь каждые двадцать минут. Не бери шоколадное, оно слишком сладкое, возьми фисташковое! - его голос звонко прыгал от одного пункта воображаемого списка к другому, вызывая всё более широкую улыбку и ямочку на лице Ханбина. - Потом ты должен поймать самую высокую волну на доске! Конечно, мне мама пока не разрешает на неё становиться, но ты большой, ты обязательно должен это сделать! И ещё, - Ник загнул мизинчик и лукаво взглянул на Ханбина из-под пушистых ресниц, - ты должен найти себе подружку! На секунду у Ханбина отняло язык - слышать такие советы из уст ребёнка казалось более, чем странным. Казалось, будто наивным тут был только он. - Зачем? - Как зачем? - искренне недоумевал Ник, видимо, снисходительно относясь к недалёкому жизненному опыту Бина. - Чтобы было весело! Ты же не будешь всё это делать один? Это скучно! Ханбин неловко усмехнулся и снова потрепал Ника по волосам, чувствуя себя так, словно кто-то кинул ему в морду песок. Ощущение было почти такое же, и оно продолжалось до того момента, пока сзади не раздался обеспокоенный женский голос. - Ниик! Ты где шляешься? Ханбин дружелюбно подмигнул Нику, снова пожимая тёплую маленькую ладошку. - Спасибо, друг! - Ага! - улыбнулся Ник и, быстро помахав ладошкой, побежал к своей полноватой маме в солнцезащитных очках, которая явно не собиралась говорить ему ласковых слов. - Мам, ну иду я! Ещё увидимся, Биай! Ханбин помахал напоследок и опустил кепку пониже, чтобы солнце не слепило глаза. Он проводил взглядом своего первого американского друга, ушедшего под руку с мамой наверняка, чтобы купаться, возводить песчаные замки и выполнять дальше все обязательные планы по своему списку. Ему оставалось только завидовать. Докатились. В океане барахтались уставшие от выбивающего все силы зноя жители, мимо-то и дело проходили продавцы чего-нибудь съестного, от которого Ханбина снова воротило, в голове разливалась полная пустыня, от которой хотелось то ли зайти в прохладное место, то ли всё-таки нырнуть в морскую гладь. Огромная толпа людей у побережья тут же отбросила все его сомнения, и он уверенно зашагал по песку к небольшому бару с потёртой вывеской "Тропикана" в простом, лачужном стиле. Внутри работал кондиционер, бегала в жёлтом топике официантка с разноцветными коктейлями, от которых шёл холодной, ледяной пар. Деревянные столики стояли неподалёку друг от друга, забитые изнуренными посетителями, бойко переговаривающимися на американском сленге. Засунув руки в карманы красных шорт, Ханбин продвинулся вперёд к барном стойке, переворачивая кепку и вглядываясь в меню, написанное на доске: алкогольные и безалкогольные напитки с гремучими смесями странных ингридиентов, половину значения которых Ханбин не понимал. Выпрыгнувшая вдруг из ниоткуда девушка с цветными, ментоловыми волосами тут же обратилась к нему: - Что заказываем? - Лимонад. Апельсиновый лимонад, - озвучил он свой заказ, с недоверием разглядывая содержимое других напитков. Присев на высокий, барный стул, Ханбин свесил ноги и начал бездумно рассматривать окружающих его людей: весело проводящие время семьи и парочки, пьющие соместные коктейли и любовно переглядывающиеся через соломинки. Он всё ещё думал о Нике, представляя, как он прибегает домой и долго думает над своим новым именем, отбрасывая новые и новые варианты. Почему-то Ханбину очень хотелось узнать, каким будет его результат. На секунду ему показалось, что кто-то коснулся его плеча. - Эй, Ким Ханбин? - забранные в короткий хвостик блестящие чёрные волосы, светло-карие, почти медовые глаза и красивая улыбка с ровными рядами зубов. Ханбин резко отпрянул назад прежде, чем вспомнить это лицо. Странный парень, который пытался что-то вытянуть из него вчера. Что он вообще тут делает? Его рука осталась висеть в воздухе, на секунду опешив от такой реакции, и поднялась наверх, чтобы зачесать выбившуюся прядку. Не теряя дружелюбного настроя, он тут же протянул ладонь с тонкими, длинными пальцами, в каких-то кольцах и ярких браслетах с маленькими фигурками. Контраст между его поведением не внушал доверия. - Меня зовут Джевон кстати, - Ханбин пожал руку, которая была на удивление прохладной и гладкой. - Слушай, прости, наш прошлый диалог был не совсем... - парень поджал губы, перебирая подходящие слова. - Диалог? - Ханбин быстро убрал руку, опуская её на стойку и нетерпеливо ожидая свой заказ. Ментоловая девушка стояла у автомата со скучным видом, наблюдая за заполняющей стакан бурлящей оранжевой жидкостью. Он отвечал на корейском, чувствуя, как легче выражать на нем свои мысли. - А я думал, это был допрос? - Хах, - усмехнулся Джевон, строя извиняющуюся гримасу. - Я просто пытался больше узнать о новом друге Бобби. - Мы с ним не друзья, - просто озвучил Ханбин, пожимая плечами, и обернулся к барменше, скептически поставившей прямо перед ним огромный стакан с лимонадом, сочными апельсиновыми дольками и кубиками льда. - Следовательно, нам не о чем с тобой говорить. Ханбин сделал глоток охлаждающего напитка и замер, чувствуя, как ему становится намного легче дышать. Джевон пристально за ним наблюдал, теребя свою тонкую белую футболку. Ханбин не собирался предлагать ему присесть - ему казались странными такие радикальные изменения, только вчера он щурил глаза и пытливым голосом доставал его своими вопросами, а сегодня мило приподнимал брови и вёл себя, как ребёнок в садике. Всё, что его интересовало, - Бобби, и, поняв, что он никак не связан с этим самодуром, Ханбин был уверен - приставания наконец-то к нему прекратятся. Но, каково было его удивление, когда он резко сел на стул напротив него, ничуть не поменявшись в лице, оставив добродушную улыбку и тёплый взгляд, отличный от того, что был ранее. - Но я бы хотел узнать тебя поближе, - Джевон, смущённо улыбнулся и внезапно потянулся к его лимонаду, примыкая к соломинке губами. Ханбин застыл, наблюдая за чужой наглостью, и тут же выхватил стакан, совершенно не понимая теперь, чего ожидать от этого недоумка. - Ладно, - обольстительно улыбнулся Джевон, спрыгивая и понимая, что вряд ли добьётся от этого упрямца чего-нибудь. - Сиди здесь. Ханбин выкинул соломинку и показательно поморщился, не обращая внимания на шустро выбежавшего из бара Джевона. И как это понимать? Он почти прикончил апельсиновый коктейль и переламывал во рту кубики льда, наблюдая за подходящими к стойке посетителями, когда прямо перед его носом появился огромный рожок с шоколадным ароматным мороженым с мелкой россыпью кедровых орешков и восторженный голос у уха: - А теперь? Ханбин безэмоционально взглянул на сияющее лицо Джевона, пытаясь понять, как ему воспринимать этого странного американского корейца. "Не бери шоколадное, оно слишком сладкое, возьми фисташковое" - Я правда похож на того, кого можно подкупить мороженым? Сладость быстро таяла в руке Джевона, скатываясь маленькими шоколадными капельками по вафельному рожку. Вены на его запястье напряжённо ждали, пока его угощение примут. Но Ханбин только повёл плечами и отодвинул от себя стакан с оставшимися на дне льдинками, соскользнув с высокого стула. - Эй! - улыбка на лице Джевона начала медленно редеть, сменяясь непонимающий миной. Этот идиот точно учуял своим носом фарс. - Я же извинился! - Ладно. Ханбин только пожал плечами и пошёл к выходу, чувствуя, как в лицо бьёт поток горячего, плотного воздуха. Купаться желания не было никакого. Прямо сейчас он готов был вернуться назад, в не отягощённый солнцепёком и людьми дом семьи Ким, который совершенно точно пустовал целый день - с утра все выбегали на работу, не оставляя ни дня свободным. Только сегодня Чжиун по пути предложил подвезти его к Санта-Монике, чтобы он не сидел в двухэтажном прибежище один. Хотя он был бы не против - и как он ещё не устал от одиночества? - Эй, чувак! - снова лёгкая, почти невесомая рука на плече, полная добродушности улыбка, светящаяся ярче, чем солнце, раскалённое до белого каления. - Хотя бы это возьми, не упрямься! Ханбин, щурясь от солнечного света, посмотрел на протянутый рожок, и, приподняв брови, кивнул, осторожно, чуть коснувшись чужого пальца, взял мороженое, уже изрядно подтаявшее, и начал оборачиваться по сторонам, прикрывая ребром ладони глаза. - Что? Кого ты ищешь? - растерянно околачивался вокруг него Джевон. - Слушай, Ханбин, я вовсе не пытаюсь сблизиться с тобой из-за Бобби или что-то вроде этого. Он мой близкий кореш и я только и всего, что хочу разузнать что-то о его знакомом. Ты недавно приехал, верно? Мы могли бы с тобой повеселиться или... Он запнулся, заметив, как Ханбин отошёл от него на несколько шагов в сторону какой-то девочки, одетой в яркий купальник с изображением улыбающихся долек клубники, и протянул купленный Джевоном большой вафельный рожок, от которого она пришла в восторг и даже чуть приподнялась на носочках, чтобы чмокнуть парня в щёку. Джевон сузил глаза и нахмурился, понимая, что всё идёт не по плану. Какого хрена он торчит тут с этим разнеженным придурком вместо того, чтобы тусоваться с ДиКеем на окраине города, где уже вовсю готовилась роскошная вечеринка в честь его совершеннолетия? Ему давно исполнилось восемнадцать, но закостенелая традиционность родителей почему-то не позволяла ему отходить от корейских принципов. Хотя это было почти бессмысленно, на деле за все эти годы, уже с младшей школы, он успел опробовать столько запретных вещей, что втайне ухмылялся перед предками, считавшими своё чадо святым и неприкосновенным и кичившиеся им перед всеми своими лицемерными семейными дружками. В Городе Ангелов невозможно было остаться вдали от безгрешной жизни. Ресон, Ява, Джексон, СанИ, Доки, Суингс и даже парни с левого берега - сегодня должно было быть жарко. Нет, блин, он должен пасти этого уёбка Бобби с его недодругом, который всё время смотрит на него какими-то пожухлыми глазами, словно Джевон не более, чем везде прилипающий к ногам водоросль, вынесенный на берег. От этого хочется просто бросить его куда-нибудь за буйки к пираньям и укатить отсюда к чёртовой матери. Или отрезать вечно спадающую на глаза пушистую чёлку, чтобы она не мешала ему получше заглянуть в тёмную радужку и что-то выгрести из него. О нём, о сраном Бобби, о его грязном прошлом. Потому что он точно знал, что обязательно найдёт что-нибудь. То, от чего он никогда не избавится и никогда не сможет больше с себя смыть. - Отвали уже, - тёмные глаза с карими вкрапинками сухо смотрели на него напротив - оказывается, они с ним одного роста. На лице тишь да гладь - каждая черта дремлет в спокойствии. Что? Что он, блять, сказал ему? - Я ничего не знаю о нём. Мы просто соседи, ясно? - бесстрастный, твёрдый голос бьёт по ушам, и Джевон чувствует себя неприятно - словно кто-то подошёл и засунул его голову в песок. Какое удачное перевоплощение - из ванильного святоши в самоуверенную рожу. - Если у вас с ним проблемы, решайте их вместе, окей? - Нет никакого "вместе", чувак, - он меняет свой тон на обычный - наплевательский, простой, и этого становится намного легче. С Ханбином, оказывается, непросто вжиться в роль. - Но я тебе верю. - Джевон ухмыляется и скользит взглядом по лицу напротив - утончённым чертам лица и глядящему будто сквозь него взгляду. - Вряд ли вы бы нашли с ним общий язык. Он тот ещё мудила. Ханбин даже не шевельнулся, не показал ни единой эмоции, не захотел кинуться на него с кулаками за то, что он так нелецеприятно отозвался о Бобби. Просто молча ответил ему бесчувственным взглядом и развернулся, шагая дальше по песку, засунув руки в широкие карманы. Не друзья, значит. Джевон только издал резкий смешок и пригладил волосы, наблюдая за шатающейся фигурой, обдуваемой лёгким приливным ветром и небрежно разбрасывающей песок вокруг себя. *** Чживон тяжело заваливается в дом, спотыкаясь о чьи-то фирменные кеды и хлопая дверью. На лбу образуются крупные капли, а в голове надсадно скапливается большое серое облако, в котором он вязнет с каждым шагом. Его определённо лихорадит, и это совсем не круто. Если он сегодня свалится с температурой, то его некому будет заменить в клубе, и тогда все усилия улетят в трубу.  Он проводит рукой по лицу, пытаясь снять с себя болезненное состояние, но попытка оказывается столь неудачной, что он только прикрывает веки и толкается вбок, к стене, роняя ключи на придверной цветастый коврик.  Нет, мать твою, поднимайся. И как его угораздило заболеть так быстро и так незаметно? Может этот сопляк его заразил или наслал какие-то проклятия? Вполне в его духе, учитывая тот инквизиционный взгляд, которым он его щедро одаривает каждый день. В глазах колко щиплет, и ему приходится часто моргать, чтобы вернуть своему зрению чёткость. Но вместо этого туман, царивший в сознании, медленно скатывается к глазным яблокам, и до Чживона доходит наконец, что, если он не сложит себя по частям и не закинет в постель, то откинется прямо тут, у порога в дом. Он оседает на пол и слышит, как в голове набатом гремит чей-то взволнованный топот и через несколько секунд слышит мягкий голос: - Кто... - Ханбин тут же спотыкается взглядом о чужую тушу, свалившуюся в дверном проёме и чувствует, как потеют ладони. - Ты? Эй, что с тобой? - беспокойство пульсирует в его сознании. Чживон слабо ухмыляется постановке вопроса и встревоженному голосу всё ещё смутно различимой продолговатой фигуры напротив. О, только не говорите, что это херово волнение за него? - Ты что, больной? - стоит, растерянно оглядывая его, не знает, что делать.  С быстротой реакции у него точно беда. - Я не думал, что ты настолько тугодум, - фыркает Чживон и дрожит, не понимая, чего ему больше надо сейчас - согреться или остудиться. - Заткнись, - его плеча осторожно касаются прохладные ладони, от которых по всему телу проходит дрейф мурашек. Они проводят по лопаткам и подцепляют предплечья, пытаясь поднять с холодного пола тяжёлое тело. - Боже, ты весишь, как бык! Чживон только мычит на эту реплику - он плохо различает слова, до него доносятся только интонации, как всегда укоряющие и язвительные.  - И зачем тебе такие бицепсы, если толку от них никакого? - Ханбин игнорирует возмущённую тяжеловесной нагрузкой поясницу и тащит на себе Бобби, вдыхая резкий запах солёного океана и песка. Надо же, он его уже запомнил. - Ты что, купался в холодной воде? Ханбин понимает - Чживон сейчас не способен на членораздельные ответы. Его прошибает холодный пот, а ноги в растянутых шортах немного трясутся после длительной ходьбы. Вот же олух. Он аккуратно свешивает его на диван, наблюдая за тем, как он упрямо отмахивается от него и укладывается сам, тут же подхватывая колени и утыкаясь носом в подушку.  Он выглядит таким беззащитным, что Ханбин на мгновение застывает. Видеть наглого и непробиваемого Бобби в таком болезненном состоянии кажется странным - сдвинутые от боли густые брови, сжатая челюсть и страдальческое лицо, давящее злость на свою слабость. Ханбин неловко мнётся и только, когда Чживон мученически стонет, понимает, что тупо стоит и пялится на его лицо, превратившееся в одно бледное пятно. Да уж, спаситель из него никакой. - Эй, харе зырить на меня таким взглядом! - хрипит Чживон и пытается раскрыть щёлку из-под сжатых век. - Сделай уже что-нибудь нибудь!  У него температура. Ему нужно тепло. Нужно согреться. Ханбин вскакивает с места и несётся в их общую с Бобби комнату, сгребает тёплое одеяло с постели и сбегает вниз, чуть не спотыкается о выступ и не летит с лестницы. Он смело укутывает Чживона в тёплый кокон и осторожно трогает лоб, стряхивая неудобную челку.  - Тебе бы постричься не помешало, - комментирует Ханбин, ловя себя на мысли, что ему почему-то совсем не неловко обращаться к Чживону неформально. Как само собой разумеещееся. Он даже не хочет ему больше грубить, видя эти страдания и полудохлое состояние, словно его кинули в океан неделю назад и нашли только сейчас - грудной кашель, хрип и скатывающиеся ручьём капли пота. Он совершенно точно не в порядке.  - Пошёл на... Из его груди раздаётся резкий кашель, от которого он даже немного подпрыгивает, и Ханбин дергаётся, не на шутку испугавшись. - Чёрт. Что делать... Где у вас аптечка? Бобби молчит и жмурится. Так сильно, что, кажется, у него под веками разворачиваются войны.   - Эй, аптечка где?   Ханбин трогает лицо прохладными пальцами и одёргивает их, как от раскалённой сковородки. ‎ - Да на тебе яйца жарить можно!  Он поправляет одеяло, подбивая его под тело Чживона и идёт наверх, в комнату Чжиуна, чтобы принести второе, заодно выдвигая шкафчики и заглядывая внутрь, на случае, если где-нибудь завалялся американский аспирин или таблетки от горла. Чёртов ноль. Накрыв дрожащее тело и выбившиеся из-под одеяла худые ноги, вторым покрывалом, Ханбин рыщет по всему дому, заглядывая во все, что открывается и выдвигается. Не может же быть такого, что в такой большой семье нет никаких препаратов. - Ты не можешь сказать, где аптечка? - склоняется Ханбин над Чживоном, с которого льётся уже третий пот, ставя на стол горячее молоко с мёдом, который он откопал в дебрях холодильника - Выпей вот это. Я не знаю больше, как тебе помочь. Чживон ничего не слышит и тихо хрипит, зовя маму: - Ом-ма! Ханбин озаряется идеей и просовывает руку под одеяло, к шортам Чживона, чтобы выудить оттуда мобильник. Под одеялом горячо, и он резко осекается, когда чужая большая ладонь, похожая на лапу, мгновенно накрывает его и впивается пальцами. - Чё ты делаешь? - Чживон смотрит исподлобья уставшим и убийственный взглядом одновременно, удерживая руку Ханбина в капкане. Ханбин почему-то молчит, не зная, как именно себя надо вести, когда чужой жар проникает в его организм и проносится через всё тело к щекам. Какое-то грёбаное недоразумение. - Ты чё делал, спрашиваю? - Бобби смотрит на него так, будто он сделал, что-то ужасно странное. - Ты думаешь, раз я больной, то можно... - Маме твоей позвонить, - они говорят одновременно, и Бобби приподнимает брови и выкидывает его руку за борт, ёрзая на диване. - А ты о чём?  Ханбин потирает свою ладонь о джинсы, и с вопросом в глазах смотрит на Чживона. Тот, словно ни в чём не бывало, закутывается обратно в свой домик, и сопливит носом. - Эй, - тыкает Ханбин в его спину. - Дай маме позвоню, она же наверняка знает, где аптечка. - Не дам, - доносится глухой отклик из-под возведённой стены. - Она будет волноваться. Ханбин закатывает глаза и молится держать себя в руках. Зачем он вообще тут возиться с этим больным на голову придурком? - А сам не знаешь, где лекарства? - Нет, - раздаётся погребённый под тонной пуха голос Чживона. - Она всегда даёт нам их сама. - И что? Что мне теперь предлагаешь делать? - возмущается Ханбин, до сих пор осматривая комнату на наличие подсказок к действию. - Я не собираюсь быть свидетелем твоей кончины. ‎ - Ничего! - кашляет Бобби и дёргается в сторону. Блестящее умозаключение.‎ Ханбин несколько минут сочувственно на него смотрит и наконец пододвигает кружку, взявшись за то, чтобы приподнять Чживона с прогнувшегося дивана. За окном близится закат, апельсиновые лучи брызгают сквозь окно на пыльный ковёр, волнами спускаются по полкам с корешками книг и дисков, гладит стены и половицы.  ‎ - Выпей, полегчает, - Ханбин толкает Бобби в спину и заставляет его остаться в сидячем положении, подпирая выступающие лопатки своей рукой Чживон не сопротивляется. Нет сил спорить, наверное. Только безвольной тушей качается из стороны в сторону. Ханбин неловко протягивает ему кружку к губам. - Я сам, - хрипит Бобби и вытаскивает свои щупальца из-под одеяла. - Ладно, - Ханбин пожимает плечами и внимательно следит за его подрагивающими пальцами, обхватывающими пузатую кружку, от которой пахнет сладковатым нежным запахом тёплого молока и мёда, следит за губами, которые воровато касаются её и осторожно отпивают, следит за кадыком, который медленно двигается вслед за глотком. Ханбин ожидает что-то вроде благодарности или полуулыбки, но внезапно Чживон дёргается и вываливает язык, отбрасывая кружку на стол. Его лицо морщится, а на лбу появляются морщинки. - Фу, что ты мне суёшь? - он облизывает мокрые губы и недовольно смотрит на Ханбина, словно он чем-то ему обязан. - Это яд? - От жара умом тронулся? Это мёд! - Ханбин ошарашенно берёт напиток и сам немного от него отпивает, ощущая мягкий вкус божественного целительного сочетания на кончике языка. Да он просто оборзел! - Я терпеть не могу мёд! - восклицает Чживон. И снова. Чувство, будто Ханбин его сиделка, которая должна знать все предпочтения хозяина. Чёртов эгоист. - Ну и не пей, тебя никто не заставляет! Чживон щурит глаза и копошится в своём огромном скопище одеял, делая упрямый вид, что ему такая помощь вовсе не нужна. Ну и ладно. Пусть умирает тут самостоятельно. Бобби и не думал, что Ханбин может быть таким обидчивым - он встаёт, нахохлившись, как воробей в луже, пинает столик ногами, специально или нечаянно, и с гордой осанкой идёт к выходу. - Эй, ты куда собрался? - возмущается Чживон, слыша только свой севший хрип, как у какого-нибудь аджосси. - Эй, ты не можешь! - звуки в прихожей ясно дают ему понять, что Ханбин вполне может. - Ну и вали! - ляпает он и тут же поджимает пальцы на ногах, от того, как жалко это звучит. Но ему действительно плохо. Настолько, что один за другим, кажется, лопаются органы. - Ты! - через несколько секунд он слышит торопливый яростный топот и длинный худой палец, тыкающий прямо промеж его глаз. - Я не знаю, что ты себе надумал про меня и за кого принимаешь, можешь соображать всё, что тебе вздумается. Но не думай, что я потерплю к себе такое отношение - все эти твои приказные тоны, - Ханбин разводит руками, показывая обширность его эгоизма и властолюбия, но спотыкается о насмехающийся над его возмущением взгляд прищуренных глаз. - Что? Смешно тебе? Даже не знаешь, где в собственном доме находится аптечка! Ну и дохни тут один! Он выпаливает всё это на одном дыхании, игнорируя поражённый его выпадом взгляд Чживона, и снова резко разворачивается, направляясь к выходу, чувствуя, как медленно спадает пунцовая краска с его щек. На этот раз его никто не останавливает.