По ту сторону

Пить с Кирком — идея плохая, потому что ассоциации с прошлым разом неизбежно дадут о себе знать, но они оба достаточно взрослые для того, чтобы избежать всякой неловкой хуйни. — А ты вообще алкоголь пьешь? Ради вкуса там или чего-то вроде того? — Олег ровняется с Кирком, не особо вникая, куда они идут. Кирк смотрит на часы и прикидывает, что времени до рассвета ещё достаточно, но им всё равно стоит держаться мест, где он сможет провести день при необходимости. До дома далеко, так что остается отель — Кирк знал неподалеку один знакомый и бар рядом с ним. — Когда нет эффекта, вкус быстро обесценивается. Пью, наверное, больше из ностальгии. И чтобы делать что-то обычное. Кирк смиряется с любопытностью Олега и находит её приятнее гнетущего молчания. В конце концов, если не резаться об углы того, что их различало, рядом с Олегом было достаточно комфортно. — Раньше я был... хорошим другом Дэниелса. Немного скучаю по тому, как легко можно было решить проблемы. Олег прикидывает, какого это — не иметь возможность опрокинуть в себя полбутылки виски, чтобы забыться, вытравить из головы назойливые и болезненные образы и после просто нормально поспать. — Значит, на вас вообще ничего из веществ подобным образом не действует? Чтобы можно было, ну, не знаю, расслабиться. Как вы вообще отдыхаете? — Из того, что я проверял — ничего, — с легкой досадой произносит Кирк. Такая кристальная трезвость была ещё одной причиной тяжелого переживания времени. — Но Разумовский что-то добавляет в кровь, дающее схожий эффект. И надеюсь, ты не ждешь от меня ответы об отдыхе за всех вампиров? Кирк усмехается, он хоть и понимает чужой интерес, но вряд ли сможет ответить на многое. — Я не занимаюсь ничем особенным. Исключительно ночная жизнь имеет свою специфику, но суть та же. Это где-то здесь, — Кирк ищет нужную вывеску и ведет ко входу Олега. Бар оказывается тихим и темным, и это все, на что Олег обращает внимание. Ему, собственно, все равно, где тусоваться, и от выпивки он не отказывается — возможно, вспоминая прошлый опыт, стоило бы и воздержаться, но Олег былых ошибок повторять не собирается, а неделька выдалась весьма напряженной. Поэтому, когда приходит время озвучить заказ, на пиво он не разменивается. — Двойной ром. Олег не позволял себе запои или частые вылазки в бар, дома тоже пил нечасто — поэтому со спокойной совестью злоупотреблял алкоголем тогда, когда ситуация располагала. Или нет. Пока было непонятно, относится ли к таковым компания вампира. Кирк берет себе пиво, но пьет его медленно, больше погружаясь в атмосферу бара. Они обмениваются вопросами, Кирк неожиданно тоже находит в себе интерес узнать, что там у Олега при свете дня, помимо отслеживания вампиров и погонь за ними, а Олегу любопытно, как выглядела жизнь Кирка до обращения. Отчасти Олег даже удивляет Кирка своим «тихим» увлечением — механикой и машинами. Жизнь самого же Кирка практически не претерпела изменений. — Почему «занимался»? Я и сейчас занимаюсь, или ты думаешь, что деньги я беру со свежих трупов? — хотя возможно, так было бы веселее. — Я финансовый аналитик. Сейчас работаю в основном на дому, конечно, связь по интернету при необходимости. Скучнее, чем ты ожидал? — Да, знаешь, я действительно не знаю, что и предполагал. Продажа наркотиков? Органов? Порой у Олега в голове творился настоящий трэш на почве вампиров. — Я бы всё равно не стал тебя в этом разубеждать. Не факт, что этого нет. Особенно с учетом того, что Разумовский держит бордель, периодически избавляясь от его посетителей. Но с официальной работой проще поддерживать иллюзию нормальной жизни — налоги, документы, я не хочу жить в бегах. — Избавляться от штампов в голове довольно сложно, — Олег задумчиво поджимает губы, а после улыбается. Чем больше Олег выпивает, тем больше сочувствует Кирку, которому такой легкий способ расслабиться теперь не доступен. Разговор идет просто и приятно, Олег все чаще улыбается и смеется, напряжение (с его стороны) между ними практически сходит на нет, и Кирк, рассказывая о себе все новые и новые детали, стремительно "очеловечивается" в его глазах. На сменяющихся стаканах в какой-то момент приходится прерваться, когда взгляд Олега ощутимо плывет, а время близится к трем ночи. — Нам пора, я хочу быть уверен, что меня ничего не поджарит, когда начнется рассвет, — первым напоминает Кирк. Они выходят на улицу, и Кирк ведет к нужному отелю. — Ты отсыпаться или со мной? — стоило, наверное, подумать, что предложение будет звучать как-то двусмысленно. — Просто продолжить разговор. — Пошли, — Олег жмет плечами и беззаботно улыбается. — Все равно я в таком состоянии за руль не сяду. Да и к тому же мне уже довелось убедиться, что опасаться за свою сохранность в твоей компании мне не стоит. Разумеется, Олег понимает, почему Кирк уточнил, но сейчас, после разговора, который неизбежно повлек за собой постепенную смену отношения, он уже не чувствовал себя неловко из-за прошлого раза, да и вовсе выкинул его из головы. Все совершают ошибки, и Кирк свою, видимо, осознал и остановил очень вовремя. Ну как вовремя — мог бы и раньше. Или позже. А хер с ним. — Значит, солнце вообще ни в каком виде? Ни капюшоны, ни перчатки, ни плащи? Они идут неторопливо, Олег моментами соприкасается с Кирком плечом, когда пытается настроить прямую траекторию движения. Кирк же периодически тянет Олега в сторону, защищая от столкновения со столбами. — Теоретически работают, но желания искушать судьбу у меня не было. В критическом случае можно попытаться передвигаться в плотной одежде или по тени, но это все равно тяжело. Кирк говорит Олегу держаться прямо и не дышать в сторону ресепшена, пока оплачивает номер (двухместный, раздельный), а после тянет того наверх. — Тебя не потеряют твои? — «Мои» — это кто? — Олег фыркает со смешком и, едва не запнувшись на очередной ступеньке, опирается о плечо Кирка. — Из всех охотников, с которыми я контактирую, волноваться может только Мердок... блядь, надо его набрать, наверное. В остальном же потерять меня могут разве что работники, если не выйду на уговоренную смену. Мысль про Мердока из головы не выходит, кажется, Олег подзабыл о необходимости с ним связаться, поэтому, когда они пересекают порог, Олег тянется за телефоном и.... три пропущенных. — Класс. Чувствую себя как школьник, пропустивший мамин звонок, — он тихо смеется и, нажимая кнопку вызова, смотрит на Кирка, прижимая палец к губам. — Привет, я... — телефон приходится от себя отстранить, потому что чужой голос слишком громкий и злой, и Олег морщится, прежде чем опять заговорить. — Да подожди ты. Все в порядке, ясно? Я все сделал, все зачистил, все живы — даже вампир, с которым меня отправили. Попутно Олег пытается снять обувь, но режим многозадачности сейчас определенно ему недоступен. — Да.... Да, все согласно указаниям. Я просто забыл, да господи, Мердок... Да... Нет... Немного, — на вопрос о том, сколько он уже выпил, Олег лишь тихо фыркает. — Ладно, возможно, не немного. Имею право, окей? Я жив и все сделал, теперь я могу отдохнуть?.. Нет, не один... Нет... Если тебя это успокоит — он не кусается. Олег закатывает глаза и сбрасывает вызов. — Вот скажи, я что создаю впечатление идиота, за которым нужно постоянно приглядывать?.. Хотя нет, знаешь, не отвечай, не хочу знать. Он усмехается и все-таки стаскивает ботинки, а затем куртку. Кирк, раздевшись, проходит внутрь и сразу занимается шторами — закрывает все окна и жалюзи, именно в этом отеле ему и нравилось насколько хорошо можно было избавиться от долбанного света. — Бар, думаю, тебе больше трогать не стоит, но если хочешь он тут довольно приличный, — Кирк падает на диван. — Хотя во мне определенно говорит зависть. Я всё был бы не против стереть часть сегодняшнего вечера из памяти. С ограничением на охоту из способных отвлечь развлечений осталось всего ничего — и неудивительно, что Разумовский держит именно бордель. — Нет, спасибо, с меня хватит, — Олег небрежно отмахивается, решив, что ему точно не стоит усугублять нынешнее состояние, если он не хочет вырубиться посреди разговора и окончательно потерять надежду выглядеть в глазах Кирка серьезно относящимся к делу охотником. Он садится на диван рядом, закидывая ноги на столик и откидываясь на спинку. — Узнай, что Разумовский мешает в свои кровавые коктейли и делай себе такие же. Вообще, знаешь, ты оказываешь на меня дурное влияние. Проще было охотиться, не видя в вампирах людей, воспринимая их... не знаю, как опасных зверей. Без обид. Но вот я с тобой пообщался и, блин, все стало сложнее гораздо. Олег серьезнеет и смотрит на Кирка долго, не тяжело, но задумчиво, стараясь сфокусироваться на нем, чтобы вернуть четкость. — Ты сказал, что я тоже живу в вечной череде убийств — но ведь мотивы имеют значение? И это мой собственный выбор. Я это не делаю себе в удовольствие, скорее... ну, это правильно. Защищать людей, которые не могут защитить себя сами. Но тут оказывается, что среди вас есть неплохие ребята, которые живут вполне себе по-обычному — и даже несмотря на то, что ты также продолжаешь есть людей, мы равны. И это сложно, блядь. Олега прорывает на болтовню, во многом непоследовательную и порывистую, представляющую больше озвучивание мыслей, чем попытку добиться ответов. — Так что может и хорошо, что Мердок рассказал мне о "правилах". Все становится чуток... логичнее. Может неправильно, но зато проще. Я знаю, что не должен за тобой охотиться, и мне не надо заставлять себя этого хотеть. — А ты любишь, когда всё просто? — Кирк хмыкает, но в общем-то понимает Олега. Он тоже был бы не прочь делить людей только на "еда" и "могут стать едой". -- И это ты так пытался заставить себя хотеть убить меня? — Кирк двигает бровями и посмеивается. — О, пошел ты, — Олег коротко смеется, пихая Кирка ногой в бедро. — В этом-то и проблема. Я хотел бы поступать правильно, и раньше все то, что я знал, диктовало мне единственный вариант — убить тебя. Но даже тогда я не смог себя убедить в том, что так действительно надо, а теперь я точно знаю, что можно и не убивать. Поэтому... мне не нужно ненавидеть тебя, чтобы оставаться хорошим человеком. — Ну что ж, я рад, что ты к этому пришел, — саркастично тянет Кирк, — мне казалось, это я должен быть тут воплощением кровожадности. — Должен был, — согласно кивает Олег и тут же ухмыляется, — но ты не производишь впечатление особо опасного и кровожадного. Он склоняет голову и нарочито задумчиво рассматривает Кирка. — То, что я тебя есть не собираюсь, думаю, доказывать уже не нужно. — Да, я убедился, что сожрать ты меня точно не хочешь... Как ты там выразился — я "не настолько вкусный"? — он подначивающе ухмыляется и разворачивается к Кирку лицом, складывая ноги на диван между ними. — Подумал, что ваше братство охотников без тебя не справится. Хотя, если будешь провоцировать, могу и передумать. — Провоцировать? — Олег выгибает бровь и нагло усмехается, — И что же для тебя "провокация"? Закинув руку на спинку дивана, Олег вальяжно потягивается и укладывает ноги поверх бедер Кирка, поймав его взгляд с немым и вызывающим: "Что-то вроде этого?". — Вербена, забыл? Это может оказаться самым неприятным ужином в твоей жизни. Кирк склоняет голову и смотрит на Олега, как на сумасшедшего. — Олег, — сладко произносит он. — Ты понимаешь, что это для тебя в первую очередь ужин может стать неудачным? Казалось бы, Олегу уже понятнее понятного должно было стать, что у Кирка не так уж всё хорошо с контролем, особенно в отношении него. Кирк раздраженно скалит зубы и спихивает с себя чужие ноги, машинально отодвигаясь от Олега подальше — просто потому, что тот ненормальный. Олег смеется, тихо и хрипло. — Да брось, что ты бесишься? Ты же сам сказал, что мне не о чем волноваться. К тому же, мы, охотники, опасная добыча, — Олег шутливо скалит зубы, но до Кирка больше не доебывается. — Ладно, не злись, расслабься. Что тебя так нервирует? — Ты, Олег, ты меня нервируешь, — Кирк трет лоб и проклинает себя за то, что теперь как назло акцентируется на запахе и пульсе Олега, а тот как специально лезет ближе. — У тебя инстинкт самосохранения вообще предусмотрен? Олег вопросительно вскидывает брови. Когда и что он начал делать не так? — Да что я вообще делаю? — возмущается он лениво, пытаясь допереть до сути претензий. — Есть у меня инстинкт самосохранения. Барахлит, правда, порой, — Олег коротко ухмыляется, — но в чем проблема? Все ж нормально было, Кирк, блядь. — Господи, за что мне это, ты серьезно? — Кирк не собирается обсуждать свои позывы и разжевывать Олегу всё. Легче было, когда тот хоть немного стеснялся открывать рот не по делу. — Слушай, ладно, заканчиваем с разговорами, давай спать. Вести беседу с пьяным, будучи настолько трезвым отвратительная идея. — Во-первых — я не настолько пьян, — авторитетно заявляет Олег, складывая руки на груди и окидывая Кирка пристальным — старательно сфокусированным — взглядом. — Во-вторых, не уверен, что я бы тебя и трезвым понял. И в-третьих — ты либо объясни, в чем проблема, либо прекращай морозиться. Олег в упор проблемы не видел и тупым себя чувствовать не любил. — Дело в контроле твоем или что? Я могу отодвинуться, — Олег перестает шутить и улыбаться, скидывает ноги с дивана и садится нормально, на максимально большом от Кирка расстоянии, вскидывая руки в примиряющем жесте. — Так нормально? — Я не морозюсь, — кривится Кирк. Что за сленг вообще? — Просто не хочу повторения… Кирк не подбирает определение для того, что произошло. — Да, мне хочется тебя укусить не только во время секса, но если ты не будешь ко мне прижиматься и подставляться под клыки, всё нормально. Олег охуевше молчит несколько секунд, обдумывая сказанное, и алкоголь процесс не ускоряет. — То есть, когда мы трахались, ты хотел меня укусить? Ты поэтому деру дал? — не то чтобы это было важно сейчас, Олег ведь уже, блядь, забыл об этой ужасно неловкой ситуации, но прежний интерес просыпается снова, и то, что он пьян, дает возможность не задумываться над формулировкой вопроса. Кирк не спрашивает "То есть, ты только сейчас это понял?", но осознает, что сообразительностью Олег не то что не блещет. Он ей даже не отсвечивает. — Да, я не хотел тебя случайно убить, после спасения от Разумовского, — терпеливо соглашается Кирк. Олег изображает лицом активный мыслительный процесс, хмурится и выдает заторможенное "оу". — Откуда я мог знать? Ты, блядь, сорвался куда-то ни с того ни с сего, нихрена не сказав. — Раз уж у Олега появилась возможность высказаться, стоит ею воспользоваться. — Значит, мне с тобой ни трахаться, ни сидеть рядом нельзя без желания с твоей стороны меня прикончить? Сказанное осмысливается запоздало, Олег фыркает и отмахивается то ли от Кирка, то ли от своих слов. — Нет, конечно, я и не собирался с тобой трахаться, но... А, к черту, забудь. Я понял. Вот теперь это становится неловким даже по пьяни. Олег встает и пересаживается в кресло. — Так достаточно далеко? Я буду следить за расстоянием, раз уж это важно. Кирк закатывает глаза, догадываясь, что Олег из тех людей, которые расшибают лоб, если сказать молиться. Видимо, теперь Олег будет ходить от него на расстоянии километра. — Да, нормально. Только не приравнивай меня к бешеному. И я думал, что всё произошедшее было очевидным, прости, что так вышло. Теперь все вопросы сняты? — Без проблем, ты всего лишь меня не дотрахал, — Олег скалится, но больше провокационно, чем зло, и коротко усмехается. — Забудь, я не всерьез. Олег постукивает пальцами по подлокотнику и смотрит на Кирка. — Я не боюсь тебя, если что. Просто почему ты не мог объяснить мне это тогда? Не знаю, хоть намеком, блядь, что я по-твоему должен был думать вообще? — Олег возмущается хоть и вяло, но вполне искренне, заново открывая для себя то, что нет, не проехали. Разумеется, он не ждет извинений, да и не злится всерьез, на самом деле, но ему ситуация становится гораздо яснее. Все, блядь, просто кристально ясно. — Да к черту, короче, — Олег выпрямляется, садясь ровно и подается ближе. Инстинкт самосохранения? Не здесь и не сейчас. — Ты не выглядишь угрожающе, даже когда обещаешь меня сожрать, — личное пространство Кирка Олег сметает одним движением, упирается рукой в диван около его головы и нависает над лицом опасно — непонятно для кого — близко. — Потому что ты меня не сожрешь. Олег коротко ухмыляется и целует Кирка, сразу настойчиво и властно, обхватив его пальцами за подбородок и сводя пути отступления к минимуму. — Олег, блядь... Кирк хочет сказать, что если для Олега клыкастые кровожадные твари не выглядят угрожающими, то у него точно проблемы с головой. Но забывает, что сейчас Олег, видимо, не просто не трезв, а уже в кондиции "я натворю хуйню, о которой пожалею". Его можно было бы приложить об стол, вырубить и самолично отправить спать или оставить на полу в качестве уже его урока. Не лезть, блядь, к тем, кто может сожрать и не подавиться. Кирк думает об этом приятном, сладком и соблазнительном, чему хочется поддаться, даже если пока это желание не стягивает жгутом глотку — и именно это не позволяет ему оттолкнуть Олега и объяснить ему, как он неправ. Кирку хочется его целовать, тянуть к себе, сминать губы, толкаться языком в горячий рот — не меньше, чем укусить, и к несчастью, для этого не находится достаточно причин остановится. К несчастью для Олега. Кирк сжимает в кулаке чужие волосы, дергая ближе, тянет к себе за майку, увлекаясь напором поцелуя и не замечая треска ткани. Конечно, Кирк хочет Олега. Если бы только вопрос был в этом. Отрываясь от чужого припухшего рта, Кирк ловит взгляд, и тот — шальной, плывущий и совершенно не думающий о последствиях. — Ты как себе это представляешь? Чтобы завтра ко мне пришел Мердок, которому ты сказал, с кем ты, показал твой труп и застрелил? Это не моя прихоть, мне тяжело себя контролировать, а ты меня даже остановить не сможешь при необходимости, придурок. Даже когда Кирк отстраняется — "зачем, куда, вернись, блять, падла", — смотрит грозно и говорит что-то разумное и внушительное, Олег не может полноценно его слушать, засматриваясь на губы. — Мердок не знает, с кем я, он вообще про тебя не знает, — Олег, все-таки, не настолько самоубийца, чтобы делиться этим. И говорить его заставляет только то, что ничем иным рот сейчас не занят. — Это действительно настолько тяжело? Уговаривать пьяного человека остановиться — задача непростая. Уговаривать остановиться пьяного Олега — только если с помощью силы, иначе никак. — Ты ведь сам говорил, что не кусаешь тех, с кем трахаешься, — Олег шепчет хрипло и тихо, смотрит в глаза и прижимается теснее, придавливая собой Кирка к дивану. — Ты просто ищешь повод меня послать или действительно так не уверен в своем контроле? Мысли окончательно утрачивают четкость, поэтому делиться ими становится сложнее, Олег вообще говорить сейчас не расположен — не когда в теле горячо и резво пульсирует лихорадочное возбуждение. — Господи, с тобой невозможно спорить, — Кирк коротко скалится и притягивает к себе, снова жестко сталкиваясь губами. Не поцелуй — удар, соскальзывает прикосновением зубов к подбородку и прекращается толчком в грудь. Кирк берет себе пространство ещё раз встречаясь с Олегом глазами и стягивает с себя верх. — Где у тебя пистолет? Ты в состоянии сейчас нажать на курок, не промазав по нему? — Кирк скептически двигает бровью, в который раз проклиная себя за то, что делает это с пьяным. Кирк раздевается, и Олегу нравится то, что он видит, — облизывая пересохшие и голодные до поцелуев губы, он стаскивает с себя чужими силами разорванную майку и возвращает отобранное расстояние, заваливая Кирка на диван. — Ты беспокоишься о себе или обо мне? — Олег ухмыляется, широко, заведено, довольно. — Пистолет в куртке. И он мне не понадобится, — у Олега безумной и ничем не подкрепленной уверенности на двоих, он не спрашивает, а утверждает, жадно оглаживая ладонями чужой торс, целуя плечи, шею, оставляя легкий след от зубов. — Понадобится, блядь, — Кирк буквально отрывает Олега от себя и скидывает на пол с дивана. — Если мы будем трахаться, то как я скажу. Олегу смена позиций не приходится по душе, его вестибулярка встряхивается и сходит с оси, с трудом восстанавливая равновесие и четкость восприятия окружающего мира спустя несколько секунд. Кирк с безжалостной безапелляционностью смотрит на Олега и тянется к своей ширинке. — Постарайся принести его прежде, чем я сниму штаны. Возникать, впрочем, Олег не пытается, смотрит недовольно, но с вызовом, кое-как поднимаясь на ноги и добираясь до куртки. Все это какое-то сумасшествие, но когда Олег берется за рукоять пистолета, возбуждение, кажется, становится только прянее, острее, пробирает до мурашек. Потому что с Кирком — как на охоте. — Теперь доволен? — Олег с ухмылкой перебрасывает оружие из руки в руку, проверяя, насколько хорошо сейчас владеет собой, чтобы с ним управляться, и, как выясняется — достаточно. — Мы будем трахаться, пока я держу дуло у твоего виска или как? — Когда ты стоишь с трудом? Я забочусь о твоей жизни, но не настолько, чтобы так глупо умереть. Олег подходит ближе, оценивая откровенно любующимся взглядом Кирка всего и отдельно — его ноги. Господи, блядь, эти ноги. — В этот раз я сверху. Кирк ничего не говорит на утверждение Олега — довольно смелое — и поводит плечами, кивком призывая уже подойти к себе. — Положи на стол, если что — выстрелишь мне в руку. Ногу. Только не в голову, будь добр, надеюсь, ты действительно не безнадежный охотник. Кирк притягивает Олега к себе за пояс штанов, не вставая с дивана, и целует живот, спускаясь ниже и расстегивая молнию. — Как и любовник, — с вызовом добавляет Кирк, вскидывая взгляд. Самоуверенность Олега помогает ему сделать как сказано и оставаться убежденным, что крайние меры не понадобятся. И так легко отвлечься от всех угроз, когда губы и руки Кирка вновь оказываются в пределах досягаемости. Он опускается взгляд, засматриваясь, ведет ладонью по шее, прочесывает с силой кончиками пальцев волос и помогает стянуть с себя штаны. — У тебя есть возможность убедиться в этом. Дальше — меньше слов и больше прикосновений, Олег непроизвольно толкается бедрами ближе к чужому рту, когда остается в одних трусах, но тут же переключается на желание пообстоятельнее изучить тело Кирка самому. Диван или одноместная кровать — значения не имеет, и Олег не тратит силы на то, чтобы сменить местоположение, а легко толкает Кирка за плечи на диван, возвращая себе доступ к нему всему сразу и положение сверху. — Ты меня в прошлый раз не то чтобы до конца убедил, что так уж хорош без внушения, — Олег ухмыляется, стаскивая ниже белье и сжимая член поверх ткани, языком оставляя влажный след вверх по прессу. — Да, я заметил, как ты стонал от возмущения, — фыркает Кирк и, кусая губы, вскидывает бедра навстречу руке. Воспоминания о прошлом разе удивительно не добавляют осторожности, а подливают раскаленного возбуждения яркими образами, предвкушение от которых совершенно лишает терпения. Кирк оставляет метки руками, губами, стискивает чужие бока коленями, яростно целуясь и стирая мысли о всех "нельзя". — Можешь не церемониться, — Кирк придерживается за подлокотник, приподнимая бедра, и хочется — ближе, сильнее и ярче, невозможно — ждать, снова отвлекаться и дальше тянуть. Олег окончательно стаскивает с длинных ног белье, избавляется от собственного, подставляется под ногти и зубы, не опасаясь, встречает яркие метки и быстро сходящие очаги легкой боли одобрительным оскалом и шумными выдохами. И когда, наконец, разводит чужие бедра, чувствует, что никакого терпения не осталось. — Пообещал бы быть нежным, но не уверен, что сдержусь. Скудной смазкой служит собственная слюна, но Олегу похуй — он не боится причинить боль Кирку, догадываясь, что у того крайне высокий болевой порог, и практически сразу забивает на собственный дискомфорт, когда первое движение встречает его невероятно плотным и охуенно горячим. — Блядь... Олег втягивает воздух сквозь зубы, нависая над Кирком и упираясь по сторонам от его головы, когда не дает им обоим времени привыкнуть и толкается снова. И снова. И снова. Сначала тягуче и до упора, без резких движений, но с таким шквалом ощущений, что руки дрожат и в голову ударяет, прежде чем сойти на более быстрый, грубый, самозабвенно-подчиняющий темп. — Мать твою, Кирк... — Олег не затыкается и все шепчет что-то — матерно-восхищенное, откровенно-грязное, пьяно-искреннее, пока вбивается все жестче, целует все сбивчивее, больше смазывая по коже губами и дыханием, прижимаясь и прижимая, жадно ловя взгляды совершенно диких глаз. Кирк хватается за предплечья Олега, за ускользающий диван, который, кажется, готов развалиться от их энтузиазма. Олег совсем дикий и дурной, но в своей откровенности и эгоизме настолько раскрепощенный, что Кирку ничего не остается, кроме как подхватить это полное упоение ощущениями. Прижимать к себе ногами, подаваться навстречу, беспрестанно увеличивать площадь соприкосновения притягивая ближе. У Кирка ни боли, ни дискомфорта, ни совестливых мучений, он едва не задыхается от удовольствия и бешеной в них на двоих страсть. Сердце Кирка не успевает за Олегом, бьется реже и тише, но Кирк чужое слушает, как набат собственного возбуждения, быстрее, сильнее, перед носом маячит изгиб шеи Олега, и он отворачивается, жмурясь. — Эй, подожди, — приходится повторить и настойчивее привлечь к себе внимание, чтобы услышал. — Олег. Притормози. Кирк пытается отодвинуться, но Олега оказывается хрен сдвинешь, когда тот сводит брови и сильнее распинает его на диване. Кирк охает от глубокого движения внутри и зло толкает того в плечо. — Я не собрался уходить, блядь, дай перевернусь. Кирк облизывает быстро губы, чувствуя, как выдвигаются клыки, и становится на разъезжающиеся колени, упираясь в подлокотник и отвлекаясь запахом искусственной кожи. — Я бы пустил тебе пулю вслед, вздумай ты уйти, — хрипло шепчет Олег, вполне искренне. Он знает, почему тот отвернулся, но это не отвлекает, не тормозит мнимой опасностью, а только толкает поскорее восполнить секунды промедления. У Олега Кирк под телом, под пальцами, под губами и, кажется, кожей, когда он наваливается сверху, толкаясь вновь и поддерживая под животом. Неисчерпаемое желание никуда не девается, но лихорадочность движений слегка сходит, отпускает первый сумасшедший запал, и когда Олег начинает двигаться вновь — он уже не пытается проломить Кирком диван. Оставляя бесконечное множество влажных следов поцелуев на плечах и между лопаток, царапая живот и стискивая за бедро, Олег вбивается глубже, но реже, не сильнее, но прицельнее, так, чтобы до судороги по телу и пульса в ушах. Кирк отвлекается от жажды, но удовольствие тише не становится, копится в нем и обжигает изнутри, изводит до прогнутой спины и задушенных стонов. Его пробирает чужой ненасытностью и подкашивает жадностью. Чужие пальцы на теле находятся своими бесцельно и суматошно, Кирк утыкается в сгиб локтя на измождающих волнах удовольствия, выламывающих с каждым движением на грани чувствительности. Кирк стонет, потому что сдохнуть готов от желания запустить клыки в плоть и пустить на язык металл. Пальцы Олега в его руке издают хруст, он подается назад сильнее, прокусывая собственное предплечье и вкуса крови рядом с Олегом становится достаточно, чтобы кончить. Олега короткая и острая боль в костяшках отвлекает лишь на мгновение — удовольствия оказывается слишком много, оно перекрывает собой все остальное, и на дробящую хватку Кирка он отвечает резким и жестким толчком, утыкаясь лицом ему между лопаток. Рукой Олег с силой проводит ниже по дрожащему животу Кирка, обхватывает его член и быстро отдрачивает одновременно с короткими и глубокими движениями напоследок, насколько хватает выдержки и сил. Кирк под ним восхитительно содрогается, гнется, сжимается, и Олег догоняет его спустя несколько мгновений, вжимаясь с усилием и выстанывая у сведенных лопаток. Оргазм мощно прошивает все тело, заставляя упереться руками в подлокотник, чтобы удержать равновесие, и вместе с тем ближе прижать к себе Кирка рукой поперек груди, чтобы прочувствовать все как можно лучше. Он слепнет и глохнет, алкоголь, кажется, усиливает все ощущения и вместе с тем кроет слабостью, уши забивает собственным пульсом, а перед глазами — вспышки и искры. — Блядь, Кирк, — на грани слышимости шепчет Олег, на большее его не хватает — но в имени выражается сразу и "охуенный", и "господи, вот теперь можно сдохнуть" и "почему мы не сделали этого сразу". Кажется, они доказали друг другу всё, что только можно, теперь точно не осталось никаких вопросов, и последнее позволяет со спокойной душой отправиться в кровать. Они ложатся в одной комнате, где Кирк поворачивается к Олегу спиной и говорит не лапать его. Олег засыпает первым, а Кирк после наступления рассвета спит так крепко, что, накрывшись одеялом с головой, не слышит, как Олег уходит. *** Остается номер, и — почему бы и нет? — Кирк звонит по нему спустя пару дней. Им не запрещено видеться, насколько понял Кирк, хотя естественно особой любви к охотникам среди вампиров не было, и это Кирк тоже понимал. И больше всего на это влияло то, что он уже как два дня чувствовал, как за ним следят. Разумовский не говорил ни о каком присмотре и это явно был не вампир, что не снимало вопроса о том, какого собственно хрена. Кирк не боится темных переулков — там его преимущество, но теперь он не мог беспричинно кого-то убить, и нужно сказать, этот факт крайней раздражал. Так как у него было ощущение, что наблюдают за ним совсем не с симпатией. Он бы спрятался в тенях, нашел чужой пульс пальцами, но когда Кирк оборачивается или двигается к цели, та исчезает, заставляя стискивать зубы. Потому что пуле нужно намного меньше времени, чтобы до него добраться. Если преследователь ещё не появился, значит, чего-то ждет, может и не хочет его убить, но у него точно есть эти чертовы пули, и Кирку неприятно подставлять спину. Свою нервозность Кирк осознает в полной мере, когда неожиданно появившемуся перед глазами Олегу не может даже сразу подобрать выражение лица. — Привет, — Кирк рассматривает Олега, ждет от него чего-то и думает, рассказывать ли, но в конце концов это была одна из причин, почему он хотел с ним встретиться. По крайней мере, по его сердцу он поймет врет ли тот ему. — Я не хочу тянуть с этим — нам нужно поговорить, — Кирк оттягивает Олега в переулок, который закачивается тупиком и легко просматривается. — Мердок приставил ко мне слежку? Ты что-то знаешь об этом? Олег, конечно, не рассчитывал на радушную встречу, но на слова удивленно ведет бровью и решает, что у кого-то разыгралась паранойя. — Слежка? Брось, Кирк, конечно нет. Напоминаю, он про тебя не знает — во всяком случае, не в том качестве, которое бы заставило его присматриваться к тебе, — Олег жмет плечами и тоже оглядывается. — Уверен, что тебе не мерещится? У нас ведь договоренности, никто не стал бы пасти тебя без причины. — Мерещится? — Кирк нехорошо прищуривается и задумывается насчет того, чтобы ударить Олега или всё-таки не травмировать его мозг ещё сильнее. — Ты, блядь, думаешь, я идиот что ли? Я не от бабушек на остановках шарахаюсь, я знаю, что за мной следят и не стал бы тебе этого говорить, не будь уверен. Кирк хватает Олега за ворот притягивая к себе. — И это не какой-то зевака из клуба, который мог меня видеть, а явно профессионал, я даже пульс его не всегда слышу. Я хочу знать, почему Мердок заставляет кого-то за мной шляться, скажи ему, что я не собираюсь терпеть это молча! Олег замирает, не сопротивляясь и не пытаясь остудить запал Кирка, сначала выслушивая перечень его претензий. — Да с чего ты взял, что это вообще Мердок? — Олег не сомневается, что после всего, что тот ему уже рассказал, скрывать какой-то излишний интерес к Кирку он бы не стал. — Но если тебе от этого будет спокойнее, — он демонстративно вздыхает, — то я узнаю и... Блядь! Человек за спиной Кирка появляется из тени столь внезапно, что Олег может только проклинать свои медленные реакции. Это действительно профи — видно по тому, как тот двигается, уверенно целится и стреляет без промаха. Все, что Олег успевает сделать — это оттолкнуть Кирка с траектории пули, которая, впрочем, все равно пробивает ему грудную клетку, гораздо правее сердца. Лишь бы не легкое. Кирк мог бы — должен был — заметить приближение, если бы не был так сосредоточен на гневе и Олеге, он тоже реагирует слишком поздно и слишком медленно. Вспышка адской боли в теле раздается обжигающим ядом, Кирку кажется в него выпустили как минимум очередь, и сверхсила не торопится помогать, когда Кирк не может даже на ноги встать. — Сукин сын, — Олег стискивает зубы и хватается за пистолет, пока другой охотник оказывается ближе, двигаясь поразительно быстро, и чтобы разделить их с Кирком расстоянием, приходится дернуться в сторону и врезаться в плечо, тут же вскидывая оружие ему в грудь. — Бросай пушку! У Кирка подгибаются колени и пляшет перед глазами картина со спиной Олега и кем-то ещё. Кем-то с ебанным пистолетом. Стена ускользает из-под пальцев, тени не прячут его, а только впитывают черную кровь, но теперь Кирк знает точно — он имеет право его убить. — Я тебе, тварь, глотку выгрызу, — Кирк скалится острозубой пастью и ловит чужой взгляд. Праведный, холодный, брезгливый, ненавидящий — по которому Кирк может узнать об этом человеке всё, что ему нужно. — Это я-то тварь? В сторону! Последнее звучит уже Олегу и резко подавшись вправо, мужчина пытается снова задеть рванувшегося вперед вампира, но терпит неудачу, а Кирк отступает снова к стене. Медленный и больной, от одной жалкой пули, Кирку хочется зарычать от бессильной злости, но от совсем диких жестов его останавливает присутствие Олега. Что бы он делал не будь того рядом? Наверное, просто пытался бы загрызть ублюдка, ломясь напролом. — Чего ты творишь, парень? — уже раздраженно кричит мужчина Олегу, видя, что тот не убирает оружия. — Внушение уже ведь прошло. Ты хоть знаешь, кого защищаешь? Олег кидает короткий взгляд за спину, оценивая, насколько плохи дела у Кирка. — Прекрасно понимаю, — цедит Олег, упорно загораживая Кирка собой, отступая к нему ближе, чтобы мужчине не пришло в голову обойти или сократить рывком расстояние. — А вот какого хера ты делаешь — нет. У нас, блядь, договор, мы не имеем право валить всех подряд вампиров, каких вздумается, так что шагай нахер отсюда! Олег твердо держит пистолет, давая понять, что не шутит. Кажется, если мужчина и не понял изначально, что Олег охотник, то теперь мог быть уверен полностью. — Договор, — презрительно цедит тот, тоже не сдавая позиций. — С этими мразями у нас может быть только один договор — на пулю в лоб и прах по ветру! Не вмешивайся в то, чего не понимаешь, не заставляй меня вредить тебе. — Вредить мне? Ты, кажется, не понял, — Олег скалится и пытается накидать в уме какой-то план, который бы смог помочь им с Кирком свалить отсюда. В то, что этот громила остановится, верить не приходилось. — Мне плевать, что тобой движет, этого вампира ты не тронешь... — Он — убийца, который заслуживает участи гораздо страшнее, чем смерть! Ты нихрена не знаешь, пацан, свали с дороги, иначе я отстрелю тебе башку и скажу, что это вампир отгрыз. Кажется, терпение начинало кончаться у обоих — и Олег понимал, что Кирку тоже там сиделось далеко не спокойно. — Ладно! Тихо! — Олег стискивает челюсти и поднимает руки, избавляя охотника от прицела и давая понять, что уступает. — Хорошо, ты прав, договор договором — но защищать эту тварь ценой жизни это уже слишком... Олег кивает на зажатый в руке пистолет и демонстративно-медленно убирает его за пояс, подходя ближе. — У нас тут суровые нравы на этот счет, понимаешь? Меня недавно самого так отчитали за бесконтрольный убой, им, подавай все по правилам, убивать только тех, кто взбесился.... Мужчина бдительности не теряет, но слушает, отвлекаясь от Кирка и не мешая Олегу приближаться. — Хотя их всех валить надо, без разбирательств, не прикрывая задницы трусливыми порядками и договоренностями... — Меньше болтовни, — сурово кивает другой охотник, жестом повелевая Олега отстраниться и тот, кивнув, действительно смещается с траектории выстрела. Ровно настолько, чтобы на следующем движении, молниеносно придав себе скорости, поднырнуть под чужую руку, выбить пистолет и со всей силы зарядить локтем по лицу. Пуля стреляет мимо, оглушительно рикошетит об стены и исчезает между домов, пока Олег валит мужчину на землю, огребает от него кулаком в челюсть, но успевает вырубить мощным ударом рукояти в висок. Не убивает, но оставляет без сознания, пока смаргивает белые точки перед глазами — сильный, сука, — и поднимается на ноги, спеша к Кирку. — Черт…