― Ну и как ты, фуфел галимый, живым отсюда выйти хочешь? «Боец» (сериал)
Сангвинем встречал новое утро. Содрогнувшись от вчерашних потрясений, город затих, словно испуганный ребенок. Еще час назад его своды сотрясались от грохота и криков, вселявших тревогу и смятение, но теперь все стихло. Цунами обысков и погромов уходило со столичных улиц. Гвардия возвращалась в казармы. Повсюду царила разруха: дворы, улицы и площади были завалены хламом и домашней утварью, а сотни городских жителей в эту ночь не вернулись в дома. Однако, вопреки обычаю, в этот раз тяжкая доля выпала на плечи вампиров. Из людского квартала увели всего одиннадцать человек ― ничто по меркам того кошмара, в который погрузился остальной Сангвинем. Кровопийцы были заняты друг другом, и до «скотов» им не было дела. Поэтому, как только клыкастое воинство оставило кварталы пленников, те спокойно разбрелись по домам досыпать драгоценный выходной, радуясь резне между «хозяевами». Но не все люди разделяли эту радость. Вернувшись в свою халупу, Дрёмин и Сумов не стали ничего убирать. Не было смысла. Глобус присел на угол шкафа, сваленного вампирами во время обыска, а Вадим нервно ходил взад-вперед по комнате, отмеряя шаги между опрокинутым столом и входной дверью. ― Вот затупок, ― злобно проворчал он. ― У самого тайника спалился. Какой черт туда занес этого Белова? ― Бумаги решил сжечь, ― шумно выдохнув, ответил танкист. ― Когда понял, что шмон предстоит. И не успел. Перед глазами всплывала злосчастная сцена, оставляя болезненные толчки в груди, заставляя сердце колотиться с новой силой. Голова наливалась свинцом, источая холодную испарину, а в пошатнувшемся воображении снова и снова представал арестованный лидер «конторы», конвоируемый упырем с обгорелыми листами в свободной руке. За ним вели Остапенко и других членов тайного братства. Лапы кровопийц согнули их на девяносто градусов, и они шли молча, видя только пол перед своими ногами. А каждому из остававшихся на свободе заговорщиков было понятно, что это начало конца. ― Упыри припрутся, как только наших ребят расколют, ― тараторил Вадим. ― Особенно этого Остапенко. Он нас сразу сдаст, я уверен! Очкарик вяленый... ― Не любишь ты товарища особиста, ― стараясь выдерживать непринужденно-ироничную интонацию, ответил Дрёмин. ― Нам тут не хрен делать, ― продолжал Сумов. ― Надо загаситься где-нибудь в другом месте. Мразопупы ухастые сюда припрутся, как только у него все узнают. Вот увидишь, он еще и сам их приведет! ― Будешь так орать ― они и без очкарика все узнают, ― осадил товарища Дрёмин. ― Что ты орешь все время?.. Посиди спокойно, никто сейчас не припрется. ― Устал я спокойно сидеть, Игорек! Третий месяц сидим, и нихрена не сделали. Уже упыри за наших взялись ― а мы все сидим. Да и правильно ― хуле торопиться? Подумаешь, фигня какая! Раздраженный говор прервался стеклянным звоном. Сумов влез в кучу посуды, достал оттуда бутылку с водой и принялся жадно наполнять пересушенное горло. Дрёмин решил не ввязываться в бесполезный спор, а продолжил обдумывать сложившееся положение. Но, едва стихли шумные глотки, помещение стены вновь сотряслись от громкого голоса. ― Оставайся тут сам, если желаешь. Сиди, жди, пока тебе вампиры хер к самому носу поднесут. А я ухожу, и ребят забираю. От шока Дрёмин машинально поднялся со шкафа, уперев взгляд в разбушевавшегося товарища. Не смотря на него, Вадим прошел к двери. Раздались щелчки открываемого замка. И в этот момент танкист осознал, что если он сейчас не остановит своего вспыльчивого друга, тот окончательно подведет заговорщиков под монастырь. ― Ты куда собрался?! ― не узнавая свой голос, прогремел Глобус. ― Сядь на место! Сумов проигнорировал предупреждение. И тогда Дрёмин, чувствуя, как с каждой секундой им все больше овладевает ярость, схватил друга за плечо. Развернув к себе, он ударил того под дых, вложив всю силу, на какую был способен. Не ожидая такого, Вадим не успел закрыться, и начал прерывисто хватать губами воздух, а танкист тряханул его за воротник: ― Белова с очкариком повязали. Теперь я командую «конторой». Будешь творить хуйню ― зашибу прямо здесь, и до ареста не доживешь, мудило. Они стояли так несколько секунд. Неугомонный Дюраселл восстанавливал дыхание, а держащий его Дрёмин продолжал сверлить товарища злым взглядом. Но спустя миг фонтан осколков разлетелся вокруг головы танкиста, оставив в ней резкую пронзающую боль. Сумов разбил об его голову ту самую бутылку, из которой пил воду. Дрёмин отшатнулся, схватившись руками за место ушиба, откуда начала сочиться теплая липкая жидкость. Не успел он сфокусировать взгляд на противнике, как мощный удар в живот опрокинул его на землю, заставив свернуться пополам. Перед глазами побежали звездочки, а откуда-то сверху до ушей донеслись размытые звуки саркастичного замечания оппонента: ― Силенок-то хватит меня зашибить, а, Дедулик? ― С головой поаккуратней, она у нас одна на двоих, ― парировал Глобус, пытаясь подняться на ноги. Но сильная боль сковывала тело, и все, что он смог сделать ― это встать на четвереньки перед противником. ― Все, сдулся? ― снова прозвучал вопрос с насмешкой. Вадим стоял на тряпке, служащей ковриком у входной двери ― Дрёмин видел перед собой его тяжелые ботинки. Решение пришло мгновенно: схватив ковер обеими руками и преодолевая боль, офицер рванул ткань на себя. Сумов повалился на пол, ругаясь на свою невнимательность, а его оппонент навалился сверху и несколько раз ударил кулаком по голове. ― Ну как, хватило силенок? Или еще добавить? ― прохрипел он. ― Ладно-ладно, ― тихо засмеявшись разбитым ртом, согласился Сумов. ― Твоя взяла, командир. ― То-то же. ― А теперь слезь с меня, дышать тяжело... Дрёмин кое-как поднялся на ноги и доковылял до шкафа, чтобы снова плюхнуться на его бочину. Лицо было перемазано в крови, текущей с разбитой головы и капающей на одежду. Пока Сумов вправлял выбитую челюсть, его спарринг-партнер нашел какую-то тряпку и принялся вытирать лицо. Избитый Вадим, хихикая себе под нос, приземлился на шкафу рядом, и подполковник, закончив туалет, вдруг почувствовал, как и его самого разбирает смех. Все-таки, нужно было отдать Дюраселлу должное. Стычка помогла освободить голову от ненужных панических мыслей о том кошмаре, который их ждет в случае ареста. Теперь можно было трезво оценить обстановку. ― Не суетись, Вадим. Еще есть шанс. Как наш ротный однажды сказал: «Эти проблемы не решаются, но в целом их решить удается»... Правда, нам придется договариваться с вампирами, - объявил Дрёмин. Не поверив своим ушам, Сумов повернул голову к соседу. ― Что? ― его непонимающие глаза уставились на танкиста, который продолжал сидеть неподвижно, уперев голову на сложенные треугольником ладони. ― Кажись, я тебя в натуре сильно бутылкой шарахнул. ― У Рэмыча есть контакты с этим вампиром... Как его... Лукасом. Такой зверек с баклажановыми волосами. Ты, может, его видел... Но не суть. В общем, этот Баклажан ― замкомкогорты вертолетной. Второе лицо на аэродроме. И большой любитель присосаться к чужой шее... Сумов внимательно наблюдал за товарищем. Ладонь, потирающая место старого укуса, интонации в голосе и характерный наклон головы ― не требовалось быть гением, чтобы понять, к чему клонит сослуживец. От мысли об очередных унижениях, которые придется перенести, становилось гадко, в груди поднималась волна возмущения. Но все же в глубине души он понимал, что теперь это может быть их последним шансом. Единственной ниточкой, способной вытянуть из пропасти холодной вечности кучку людишек, оказавшихся в тисках враждебной системы. ― Попробуем с ним договориться. Мы все становимся его персональными донорами, а он вывозит нас наверх и прячет от Ферида. Все-таки, пятьдесят рыл, добровольно отдающих тебе кровь напрямую из себя ― такого не каждый аристократ себе позволить может. ― Ну да, ― скептически ответил Вадим. ― Он вывезет нас наверх, как мы и просили, а потом посадит в какую-нибудь клетку и будет жрать нашу кровь, пока не передохнем. И в этом твой план? Чем это лучше того, что здесь? Меняем шило на мыло. ― Не совсем, ― возразил танкист. ― Во-первых, там нас не будет искать Ферид. Во-вторых, учитывая, что все это нелегально, вряд ли он повезет нас туда, где много вампиров. Скорее всего, это будет уединенное место. Оттуда лыжи навострить по-любому легче, чем из этой ямы, где упыри на каждом квадратном метре шароебятся. Там и до японской армии рукой подать. В любом случае, нужно будет смотреть по обстановке. Если совсем повезет, мы сможем даже вертушку захватить в пути. ― Неубедительно, ― задумчиво уставился в пол Сумов. ― Думаешь, он настолько дурак, что позволит нам вертуху захватить? ― Ну, вертуху, может, и не позволит, но все же он не сильно умный, ― ответил Дрёмин. ― Зато кровищу любит ― за уши не оттянешь. Помню, как у него глазки блестели, когда Рэмыч ему попить вечерком предложил. Мы уболтаем его, вот увидишь. ― Ага, ― саркастично кивнул товарищ. ― А потом он побежит наперегонки с твоим гуманитарием Фериду нас закладывать. С чего ты взял, что они не заодно? ― Сейчас уже нет. Если б заодно были, то нас с тобой первыми бы арестовали. Но вот мы здесь: сидим и разговариваем. ― Ну а если он не согласится? ― Тогда нам придется брать его в заложники, ― вздохнув, объявил Дрёмин, ― пробираться с ним на вертуху и пытаться улететь так. Но это уже крайний вариант. Просто жизни свои подороже продать. ― Мда... ― Вот такой вот коленкор, ― добавил танкист. ― Это наш последний шанс, Вадим. Обойди людей, объясни им ситуацию, а потом возьми пару-тройку с собой и приходите к одиннадцати часам на хату к Рэмычу. Помнишь, где он живет? Сумов кивнул. ― До остальных доведи, что если к 13-00 не выйдем на связь ― значит, договориться с Баклажаном не получилось. Тогда пусть подходят на аэродром к 13-30. Мы подойдем туда же вместе с заложником. ― Ясно. ― И да, ― нравоучительно подняв указательный палец, добавил танкист, ― я тебя очень прошу, Вадим. Когда будем встречаться с Баклажаном ― что бы ни происходило... Хоть он будет нас какими словами называть, хоть присасываться, хоть бить или душить ― держи себя в руках. Не вздумай с ним пререкаться или набрасываться на него. Один ты ему все равно ничего не сделаешь ― только разозлишь. Лучше вообще молчи. Говорить буду я. Вы с ребятами там будете на случай, если придется брать его в заложники. Ты понял меня? Не сразу, но Сумов все-таки кивнул, состроив такое выражение лица, словно этот кивок был для него тяжелее десятипудовой гири. Убедившись, что друг отнесся к словам серьезно, танкист облегченно вздохнул и, шлепнув себя ладонями по коленям, поднялся на ноги. ― Что ж, тогда расходимся. Встречаемся у Рэмыча в условленное время. Я пока договорюсь, чтобы Баклажан туда пришел... Патрулям не попадайся, а то твоя избитая рожа за километр фингалами светит. ― Твоими стараниями, ― хмуро ответил Сумов, а потом улыбнулся и договорил: ― Не волнуйся, все нормально будет. I'll be back, хуле!***
― Игорь Сергеевич? Что случилось? Не вдаваясь в объяснения, Дрёмин попросился войти внутрь. На глазах у удивленного напарника по работе он вошел в довольно просторную комнату и с позволения хозяина устроился на диване. Мягкая подушка согревала и дарила чувство давно забытого комфорта, и пленник города вампиров не мог не радоваться этой маленькой приятности, даже несмотря на то, что разговор предстоял не праздный. Вообще, в жилище Киреева было много атрибутов совсем не «скотской» жизни. Электричество, более-менее сносная мебель, съедобные продукты и даже какао ― ничего этого не было у других узников. Когда теплая кружка с напитком оказалась в руках бывшего танкиста, губы тронула ностальгическая усмешка. Распивая шоколад, они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами, а потом повисла неловкая тишина. ― У вас что-то случилось? ― спросил Киреев, почувствовав, что молчание стало затягиваться. ― Это из-за обысков? Вас ищут вампиры? ― Не совсем... Скорее, это я их ищу, ― изобразив беспечную улыбку, ответил гость. Киреев едва не выронил чашку из рук. Его распахнутые в удивлении глаза уставились на гостя, пытаясь найти на лице того ответы на немые вопросы. ― Вы ведь в курсе, что сейчас творится в городе. Я смотрю, у вас тоже уже были «гости», ― предположил Дрёмин, оглядев комнату, в которой еще оставались следы недавнего гвардейского разгула. ― У вампиров какие-то терки между собой. Мы тоже попали под раздачу. Так получилось, что сегодня ночью арестовали двух моих товарищей. ― Так вы хотите, чтобы я помог вам их освободить? ― прозвучал нетерпеливый вопрос. ― Было бы здорово, но в этом вы мне вряд ли сможете помочь, ― снова улыбнулся Глобус. Правда, на этот раз улыбка получилась не такой беззаботной. ― Лучше скажите, с вашим... другом, Лукасом, все в порядке? Он не пострадал? ― Почему вы об этом спрашиваете? Мне казалось, вам не сильно интересны чаяния вампиров. ― Это правда, ― согласился подполковник. ― Но к Лукасу это не относится. ― Лакусу, ― поправил Киреев. ― Его зовут Лакус. Запомните, пожалуйста. ― Прошу прощения... ― Ну... Он приходил сегодня утром ко мне, ― неуверенно начал Рэмыч. ― Так-то обычно я к нему хожу, но сегодня он пришел сам. Сказал, чтобы я никуда не выходил из квартиры... Он был подавлен. Даже пить не стал ― с ним такое впервые. Сказал, что Рене арестовали ― это его друг, если вы не в курсе. И теперь он думает, что делать. А Рене должны казнить со дня на день. В общем, у Лакуса сейчас трудные времена... ― Вот как, ― протянул Дрёмин, задумчиво вертя в руках почти полную кружку. Новая информация и радовала, и огорчала одновременно. С одной стороны, Вельта будет трудно выдернуть на разговор, если проблем у него выше крыши. С другой ― арестованный близкий друг. На этом можно будет сыграть, чтобы сделать вампира более сговорчивым. ― Но его ведь не снимают с должности? Лакуса, я имею в виду. ― Да нет, даже наоборот. Повышают. Арестованный был его начальником, а теперь Лакус займет его место. ― Так он теперь комкогорты? ― Выходит, так. Допив свой какао, Киреев поднялся с кресла и направился к умывальнику. Раздалось журчание воды и звон посуды. Дрёмин продолжал сидеть, напряженно обдумывая все новые обстоятельства предстоящего дела. ― Так что вы от него хотите? ― прозвучал вопрос хозяина квартиры. ― Я хочу, чтобы он помог нам свалить из этой дыры, ― собравшись с духом, объявил танкист. ― Мне и еще полусотне моих товарищей. ― Свалить? ― Киреев обернулся на гостя, не веря своим ушам. ― Вы шутите? ― Я похож на Петросяна? ― смотря в глаза, без тени улыбки высказал подполковник. Парень закрыл кран и медленно вернулся в кресло, не говоря ни слова. Дрёмин наблюдал за тем, как проявляются морщины на его лбу, как рука тянется к подбородку, как ошарашенный взгляд упирается в одну-единственную точку и смотрит, смотрит... ― Мы с самого начала планировали побег, ― продолжил пояснять Дрёмин, отвечая на немые вопросы, встающие в голове напарника. ― Собралась приличная команда, все было готово. Но из-за этой суматохи на Кровавом балу пришлось все отменить. А потом начались обыски. Те двое арестованных ― это члены нашей организации. Сейчас, возможно, они уже дают показания. Понимаете, что это значит? Киреев не ответил, даже не поднял взгляда. Сигналом для Дрёмина послужил лишь короткий кивок головы. ― Тем, кто остался, терять нечего. Не сегодня-завтра всех арестуют. Поэтому уже не до грандиозных планов ― нужно вырываться отсюда любой ценой. И мы решили, что вы и Лакус можете нам помочь. Мы все станем его личными донорами, а он вывезет нас из города. Киреев продолжал лишь молча кивать, не меняя позы. Однако по его лицу нельзя было сказать, что он в шоке. Он напряженно размышлял, уйдя в свои раздумья глубже, чем когда-либо раньше. Глаза будто остекленели, но в то же время в них сверкал какой-то странный, восторженный блеск. ― Это вопрос жизни и смерти. Николай Рэмович, если вы готовы нам помочь, то, пожалуйста, свяжитесь с Лакусом и пригласите его сюда. Вы ведь можете ему позвонить? У вас, вроде, был телефон... ― А если я откажусь? ― Рэмыч поднял голову и посмотрел в глаза танкиста. Его губы изогнулись в кривоватой, довольно неприятной ухмылке, а глаза испускали блеск не то безумного игрока, только что сорвавшего джек-пот, не то патологического садиста, наблюдавшего за мучениями своей жертвы. Дрёмину стало не по себе. Он вдруг вспомнил то чувство, когда впервые заглянул в глаза странного гуманитария во время их знакомства на площадке аэродромной техники. Неестественное, гипнотическое очарование, и одновременно леденящий душу взгляд, от которого на душе остается едкое чувство тревоги. Но все это прошло со временем. Дни и недели общения сгладили острые углы, Дрёмин привык и перестал беспокоиться. Но теперь все это вернулось, нахлынув с новой силой. На мгновение он даже пожалел, что втянул Киреева в свои планы. Ощутил, что хочет прямо сейчас уйти из этого дома и больше никогда не пересекаться со своим больным на голову напарником. Чтобы взять себя в руки, потребовалось несколько секунд. В конце концов, сделав глубокий вдох и еще один глоток какао, он ответил: ― Тогда я сейчас допью этот чудесный напиток и вернусь домой, ― полушутливая улыбка появилась на устах. ― А завтра за мной и моими товарищами придут вампиры. И когда из нас будут выбивать имена остальных заговорщиков, я назову и ваше, и Вельта тоже. Учитывая, с каким фанатизмом орлы Ферида взялись за дело ― достанется и виноватым, и не очень... Поймите правильно. Я не хотел вас во все это впутывать, но так уж сложились обстоятельства. С одной стороны ― ваша жизнь, с другой ― полусотни моих товарищей. Чистая арифметика. Но в вашей власти выбрать вариант, при котором шанс есть у всех. Решайте. Киреев отвел взгляд, снова опустив его куда-то в пол. А потом Глобус, напряженно ждущий ответа, стал замечать, как дергаются его худые плечи. С каждым мгновением судороги становились все сильнее, пока тишину помещения не начал сотрясать смех. Закрыв лицо рукой, Рэмыч смеялся довольно громко и долго. ― Никогда бы не подумал, что вы способны на такой шантаж, Игорь Сергеевич! ― утерев слезы, проговорил Киреев. ― Знаете, а я ведь пошутил! С чувством юмора у вас не так хорошо, как с шантажом. А вот то, что вы совсем не цените мою жизнь, меня огорчило, знаете ли. ― Не до юмора, ― невозмутимо пояснил танкист, зло добавив про себя: ― «Шутник ты хулев». Выражение лица напарника снова стало более-менее естественным. Чему не мог не обрадоваться собеседник, испытавший за эти пару минут всю гамму отрицательных эмоций. ― На самом деле, я с радостью вам помогу, ― продолжил Рэмыч. ― Вы, наверное, уже забыли тот наш разговор в библиотеке... Между тем, я всецело за то, чтобы люди и вампиры находили общий язык. Думаю, Лакус тоже согласится! Кстати, я ведь вам не рассказал... ― Что? ― Лакус собирается вырвать своего друга из тюрьмы и покинуть город. По крайней мере, об этом он говорил, когда был здесь. Он был разгорячен, но сейчас, возможно, уже остыл... Но я думаю, мы его убедим. Если ваши ребята помогут ему, то он поможет вам, и тогда вам даже не придется становиться его донорами! ― Как мы ему поможем? Тюрьму, что ли, штурмовать полезем? У нас половина людей по дороге попадает от истощения ― куда там, в драчки с упырями вступать. Он сам-то куда податься потом собирается? Его ведь тоже искать будут. ― Просить убежища у Вальдо Джиллеса. И рассказать о том, что творит здесь Ферид. ― Вальдо Джиллес, ― вполголоса повторил танкист. ― Это тот самый-самый, из-за которого буча и началась? ― Видимо, да. Что ж, тогда я звоню и приглашаю Лакуса, ― поднявшись со своего кресла, Киреев направился к стоящему в углу прибору. Допив уже остывший какао, Дрёмин тоже встал с дивана и заходил по комнате, обдумывая произошедший разговор. В целом все шло неплохо, даже лучше, чем планировалось вначале. Хотя и появились новые обстоятельства, пока они играли только на руку. Оставалось лишь проследить, чтобы Рэмыч «случайно» не позвонил «не туда». Несмотря на то, что напарник был хорошим парнем и продвигал правильные идеи, странности поведения давали о себе знать, и в глубине души Глобус сомневался в искренности его слов. К тому же, не было до конца понятно: то ли Киреев поддался на шантаж, то ли искренне хотел помочь, глупо перед этим пошутив. Если все так, как он говорит ― это просто замечательно. Тем не менее, лишняя осторожность не помешает. Особенно на той опасной дороге, куда вихри судьбы вынесли его группу, заставив каждый миг думать о том, как не сгинуть в разъяренной пасти огромной вампирской машины.