Путь к Большой Земле

Наутро мальчишка спит мертвым сном. Лихорадочный румянец пропал, теперь щеки у него бледные, как бумага, и даже губы, обычно яркие, кажутся пепельными. Но Крюк с похмелья особой добротой не отличается: расталкивает Пэна, трогает ему лоб, чтобы убедиться в отсутствии жара, все-таки сует в руки новую кружку с целебным отваром и кидает в него шерстяными носками сомнительной свежести: – Надень. В трюме босяком холодно. – Ты ведь хотел всем сказать, что замучил меня до полусмерти. Как-то не очень вяжется с теплыми носками, – хрипло напоминает Питер, не спеша надевать «подарок». – Сначала избил, а потом решил побеспокоиться о здоровье, так что ли? Он прав, и капитан, у которого болит голова, только теперь понимает, что да, это немного подозрительно. И все же вести мальчишку босяком по холодному полу дико не хочется. Прямо-таки самого пробирает озноб от этой мысли! В клетке у него, конечно, одеяло, но тонкое, таким не особо согреешься. Тем более, когда простужен. А не вести нельзя. Потерянные уже, наверное, и так извелись. Еще немного и будут придумывать план, как спасти своего лидера из лап жестокого пирата. – Тогда после обеда я тебя заберу, – подумав, решает капитан. – Скажи им что… Ну, допустим, что заключил новую сделку: ты показываешь, где видел другие волшебные острова с кладами, а я взамен тебя не трогаю. – Другие волшебные острова? – с ухмылкой переспрашивает Пэн. – Это какие? – Да без разницы, просто скажи! Ты же веками летал по небу, всякое мог повидать. А еще скажи, что сумел втереться ко мне в доверие. Мол, тебе и самому не охота на Большую Землю, там скучно и уныло, а вот переселиться на новый волшебный остров – это да, от этого бы ты не отказался. Тем более, что там тебе удалось бы вернуть магию. Раньше ты, якобы, надеялся, что она вернется сама по себе, ну, или в последний момент случится чудо, и вам все-таки не придется покидать Небывалый... Потому и не говорил мне о других островах – не хотел пускать туда злодеев-пиратов. Но чуда, естественно, не произошло. И ты подумал: какого черта? Если на новом острове магия вернется, ты откупишься от пиратов найденными кладами, принесешь туда Потерянных, и будете вы жить, как раньше. А если нет… Хотя бы оттянешь унылое прозябание на Большой Земле! – Хм, красиво излагаешь, – усмехается Пэн. – Только не пойму, зачем все это. – Затем, что твои хотят захватить корабль. А тебе, как «проводнику», дозволено будет изучать карты и присутствовать на палубе. Ты у нас мальчик неглупый, быстро освоишь управление судном. Тебе бы только посмотреть, как это делается, выведать секреты мастерства и все такое... А как только ты все поймешь – стыришь у меня ключи от клеток, выпустишь Потерянных, вы убьете всех пиратов и сами доберетесь до Большой Земли. Ну, как? Сгодится им, по-твоему, такой план? – Э-э… Думаю, сгодится. Как раз для детей, – помолчав, ехидно кивает Пэн. Но потом поднимает на него чуть растерянные глаза. – А что мы действительно будем делать? – Я – вести «Роджер» по курсу. А ты – лежать в постели до вечера. – А вечером? – Двойная «воспитательная беседа», – хмыкает капитан. – За вчера и за сегодня, как договаривались. «За вчера», кстати, будет особенно больно. Если ты еще что-нибудь не вытворишь… И если жар опять не появится. Питер немного бледнеет, но молчит. Крыть нечем, он и сам понимает, что виноват. За выходки Потерянных отвечает он, таков был уговор, а они едва не сбежали. Если бы капитан захотел, то мог бы, в качестве наказания, выкинуть кого-то за борт. Однако, вместо этого он не только не тронул самого Питера, но еще и придумал, как забрать его из холодной клетки, чтобы тот отлежался в тепле, а его мальчишки не особо к нему рвались. Нет повода возмущаться! Хотя и «спасибо» говорить как-то не тянет. Разве только за то, что Крюк ему накануне читал перед сном… За обедом пираты ждут подробностей наказания. Но капитан лишь хмуро сообщает, что «немного перестарался и не хотел тащить по лестнице бесчувственное тело, поэтому оставил его валяться в углу». Мистер Сми, Куксон и еще несколько человек отводят глаза, будто им жалко Пэна, остальные хихикают и смакуют эту новость. Но только пока Крюк не начинает рассказывать о том, что мальчишка утратил магию. Повисает тишина. До этого момента никто не знал, по какой именно причине тонет Небывалый. Все думали, что это происходит само по себе, а летать Питер не может, потому что погибла его фея. Однако, теперь выяснялось, что волшебный остров напрямую связан с волшебным мальчиком. И тонет, потому что этот мальчик перестал быть… собой. Легкомысленным и беззаботным ребенком, который не умеет заботиться о других. Не то, чтобы эта информация многое меняет, но все-таки заставляет смотреть на Питера новыми глазами. Волнение за членов команды понимают все. Да и новость о том, что Пэн теперь может погибнуть от обычной ПРОСТУДЫ, немного сбивает с толку. Пираты своими глазами видели, как он пляшет у костра на следующий день после того, как поймал пулю в грудь. А теперь на нем, оказывается, даже синяки заживают не сразу? Да как так?! Финальным аккордом стало известие о том, что Крюк должен его наказывать каждый день. И не потому что хочет, а потому что у них такой договор. – И сегодня? – подает голос необычайно хмурый Куксон. – Да. И сегодня, и завтра, и все два месяца, пока мы плывем. Каждый день. За то, что Пэн делал раньше и дополнительно – за все выходки его команды теперь. Хотя, если честно, мне уже надоело над ним издеваться. Когда ставил ему такое условие – не думал, что сам в итоге буду не рад… Команда выглядит удивленной, но кое-кто все же смотрит с пониманием. Действительно: вот загнал ты в угол давнего противника, избил его, унизил… А потом? Ну, ладно, еще на пару дней ненависти хватит. Возможно, хватит на неделю. Но дальше-то что? Это ведь не честная победа в драке! Тебе сдались без боя, потому что не было выхода. Ну, и какое удовольствие от пыток «трофея», который сам явился к тебе за помощью и даже не сопротивляется? Мало того. Пираты всегда считали Пэна врагом, а теперь выходило, что врага, по сути, уже и нет. Он изменился, повзрослел, он больше не тот безрассудный мальчишка, за которым они гонялись многие годы. Можно, конечно, припоминать ему былые грехи, коих накопилось немало, и наказывать за них… Но по адресу ли теперь будут эти обвинения? Капитан внимательно смотрит на свою команду и кивает. Большинство притихло, и в глазах уже нет прежней злобы. Остается надеяться, что и все остальные когда-нибудь успокоятся. Пэна он забирает из клетки сам, под насмешливые взгляды Потерянных. Видимо, им уже объяснили «хитрый план захвата корабля», и теперь они больше не чувствуют себя беспомощными, у них появилась надежда. А вот Питер опять выглядит больным. Не таким больным, как вчера, но идет он, слегка пошатываясь и зябко обхватив себя руками за плечи. Капитан укладывает его в постель, приносит миску горячего бульона, который Куксон приготовил даже без особых вопросов, и опять ставит чайник, вынимая из мешочков и банок целебные травы. Говорить не хочется. И так сегодня откровений было выше крыши. Однако, Питер не был бы Питером, если бы смолчал. – Сколько у тебя кают, Кэп? Может, и моих мальчишек тут поселишь? – предлагает он. – А то я в твоей постельке валяюсь, а они мерзнут. Нечестно как-то! – Могу и поселить, – соглашается капитан, заливая травы кипятком, – но только за компанию с пиратами. Они все живут по двое, отдельная каюта у меня одного. Если твои готовы спать на полу и терпеть ежедневные пинки и тычки – милости просим! Несколько минут Пэн молчит, прикрыв глаза и кутаясь в одеяло, но потом опять косится на него: – Ты рассказал им, да? – Рассказал, – кивает Крюк. – Именно поэтому Куксон сварил тебе сегодня бульон, а Потерянным положил еду в отдельные чашки с отдельными ложками. Совсем вас в покое, конечно, не оставят, но издеваться будут меньше, я надеюсь. Ты сам-то как? Штормит еще? – Нет, – Питер качает головой. – Только спать хочется. – Тогда спи, – разрешает капитан и сует ему в руку чашку чая. – Вот выпьешь это – и спи, сколько влезет. Если к вечеру не оклемаешься, перенесем на завтра. – Что перенесем? Наказание? И тогда будет уже в тройном объеме, да? – А ты как хотел? Питер смотрит на него поверх чашки, которую обхватил руками и поднес к губам, и Крюку от этого взгляда делается неуютно. Будто, едва выходив, он этим «тройным объемом» опять загонит Пэна в то же состояние. И зачем тогда все эти отсрочки из жалости? Но, с другой стороны, не обязательно же избивать его до полусмерти! Надо, чтобы наказание просто БЫЛО, так? Значит, пары мягких, чисто символических шлепков хватит, чтобы поставить себе галочку: все, за этот день миссия выполнена, переходим к следующему дню. За попытку побега придется, конечно, выпороть, как следует, обещал ведь… Но в остальном быть жестоким вовсе не обязательно! Пока закипает чай, капитан даже выдумывает для себя некую систему, чтобы и не нарушать данного слова, и не мучить Пена без необходимости. Например, если день проходит спокойно, то можно обойтись пятью ударами. Чисто для вида. Если детишки нарываются или сам Питер ведет себя нагло – отхлестать уже сильнее, но все-таки не до синяков. А вот если Потерянные выкидывают нечто действительно серьезное, тогда пора вынимать из сундука тот самый страшный ремень с бляхами. Жалко – не жалко, а надо… Попытка побега с украденными ключами и нападением на команду определенно вписывается в категорию «действительно серьезное». Но капитан до ломоты в висках не хочет слушать смех Питера, заменяющий стоны, и видеть его испуганные, покрасневшие от слез глаза. Прямо-таки наизнанку выворачивает от воспоминаний об этом! Тем более, когда мальчишка болен, трясется и стучит зубами, свернувшись на постели в тугой комок. – Доживем до вечера, – говорит капитан, забирая у него опустевшую чашку. – Если температура не спадет, накажу тебя только за сегодняшний день. Пять шлепков. Рукой. Надеюсь, выдержишь. – И все? – хмурится Пэн. – В смысле… – Ни ты, ни твои мальчики сегодня пока ничего не натворили, так что обойдемся минимумом. Питер поднимает горячечно блестящие сухие глаза: – Не смей меня жалеть! Я может, и болею, но пока не помираю и в твоей жалости не нуждаюсь! – Господи, какой же ты еще ребенок, – усмехается капитан. Хотя в глубине души ему становится легче. Гордость и упрямство – отличительные черты Пэна, без них мальчишка сам на себя не похож, и Крюк тупо не знает, как с ним себя вести. – Не волнуйся, как только встанешь на ноги, задам тебе такую трепку, что будешь мечтать о жалости! Помнишь мой любимый ремень с бляхами? У тебя с ним будет новое свидание! Питер немного бледнеет и отводит глаза. Ага, видимо, помнит. А Крюк ловит себя на мысли, что ему больше нравится пугать мальчишку, чем действительно делать ему больно. И да, он его жалеет. Черт знает, почему. – Спи, – опять говорит капитан и, подоткнув одеяло, трогает его горячий лоб. Это прикосновение обжигает пальцы: дикость какая-то – больной Питер Пэн! Крюк еще долго не может забыть, какая неестественно-горячая была у него кожа.