***
—…его что, медведь драл? —…столько крови… как жив ещё? —…смотрите, костяшки сбиты, он дрался, это не только его кровь… —…давайте его сюда… Опять понесли куда-то, и Риваль застонал от боли, теряя сознание.***
Сладкий, тяжелый запах крови, горький и резкий — полыни, тонкий, почти неощутимый — лаванды. Ласковые руки, промывающие раны, женские всхлипы. Презрительный мужской голос: — Господин, вам не нужно… Дьявол! От него несёт, как из псарни. Другой голос, выше и тверже: — Он гость, и он ранен! И я сам решу, что мне делать! Голубое сияние пробилось сквозь сомкнутые веки и отозвалось зудом в порезах и ссадинах, окутало руки, разлилось теплом в разодранной ноге. Лекарь. Настоящий лекарь! Его взялись лечить и назвали гостем. В такие новости мутное ещё сознание вцепилось мертвой хваткой. Он будто в рай попал, понять бы ещё за какие заслуги. В этом доме чтили древний Закон и, назвав гостем, брали под свою опеку. Отсюда его не выдадут охотникам, даже если те разобьют лагерь под стеной или попытаются взять замок штурмом. Кто бы ни были эти люди вокруг, и какая причина не заставила бы их жить в крепости посреди леса, вдалеке от населённых людьми мест, это были «свои». И он в лепёшку разобьётся, чтобы отблагодарить их, потом… когда хоть немного придёт в себя. В едва начавший хоть что-то соображать рассудок, снова пробился властный, явно привыкший отдавать приказы голос. — Переверни его, Родион. — Да, Ваша Милость. Его нарочито небрежно развернули на живот, и одновременно с этим пришло осознание того, что он совершенно голый… ну да, как же ещё его лечить? Но от нахлынувшего смущения захотелось умереть, и в этом стремлении, судя по реакции окружающих, он вполне преуспел за последние сутки. Кто-то над ним удивлённо присвистнул, ахнула девушка. Длинные рваные раны от собачьих когтей и следы зубов на плече, это не сбитые в драке костяшки и не ссадины от падений, и даже не разодранная веткой нога. Тут всё всерьёз. Сознание снова попыталось уплыть, заглушив все звуки тошнотворным низким гулом, оставив более или менее четкими только тактильные ощущения, каждое из которых причиняло резкую боль. Опять принялись размачивать и смывать запекшуюся кровавую корку, тонко и сладко запахло «плохой раной», видно, не просто так плечо горело и пульсировало весь день, началось воспаление. Но здесь настоящий лекарь, и сложность, как и качество ранения, уже не важна. Аромат лаванды снова заполнил собой всё вокруг, перекрывая даже кровь. Прохладные пальцы коснулись пылающей раны. Снова короткий приказ и синяя вспышка, и, наконец, боль ушла, оставив после себя свинцовую усталость. А тут ещё перевернули обратно, накрыли чем-то невесомым, немного приподняли, подложив под голову подушки, и к губам прикоснулся бокал с терпким, сладко и пряно пахнущим питьём, а женский голос, другой, более низкий, грудной, произнёс. — Пей, это лечебный отвар, он тебе не навредит. А потом ещё и по голове погладили, словно говоря: «молодец, хороший мальчик». — А теперь спи. И это последнее, что он запомнил о той, первой ночи. Хотя нет, было ещё что-то… Тонкий силуэт у его кровати, на фоне витражного окна, маленькая, прохладная ладонь, коснувшаяся лба, и запах лаванды, оставшийся в комнате. Впрочем, это мог быть и сон, и игра теней в предрассветных сумерках.***
Окончательно Риваль проснулся уже после полудня. Совершенно здоровый, бодрый и голодный, как целая стая диких уличных псов, тех, которых отстреливают в любом уважающем себя городе. А ещё он был неожиданно чистый и кхм… голый. Поднявшись с постели, он с удивлением обнаружил, что исчезли не только свежие, вчерашние раны, но и давно побелевшие шрамы, по которым, словно по карте, можно было проследить всю его богатую на приключения и драки жизнь. Повертевшись ещё немного перед висящим возле кровати массивным зеркалом, Риваль ещё раз восхитился мастерству и педантичности лекаря. Тот не пожалел ни времени, ни сил на его исцеление, как будто ему заплатили большие деньги, или потребовали исполнить долг крови, ведь всем было известно, чем старее след, тем сложнее от него избавиться. Сейчас же его кожа была белой и гладкой, словно ему давали шанс начать всё с начала, с чистого листа. Следующее, чем озадачился Риваль, перестав, наконец, вертеться нагишом перед зеркалом, был поиск одежды, который увенчался успехом буквально через несколько мгновений. Вещи аккуратной стопкой лежали на одном из кресел. Ну, точно в рай попал. О нём никогда ещё так не заботились. Даже его собственные, неизвестно как выжившие в забеге через лес сапоги были вычищены и стояли рядом. Поневоле закрадывалось закономерное сомнение, а вполне ли разумны его спасители, и не приняли ли они его случайно за какого-нибудь чудом обретенного родственничка. Родни в этих краях у него не было, а на счёт того, как вести себя с целой оравой доброжелательных психов, следовало детально поразмыслить. Не то что бы он не верил в человеческую доброту или альтруизм, верил, конечно, но когда-то давно, в детстве… и уж точно не в человеческую. С тех пор многое изменилось. И он накрепко уяснил, что если кто-то совершает немотивированное добро, значит ему что-то от тебя надо, и расплачиваться придётся сторицей. А как именно — следовало узнать поскорее. Но сначала всё же одеться. Одежда выглядела дорогой, шитой хорошим портным, из прочной и тонкой ткани, и определённо не новой. Впрочем, Риваля вполне устраивал старый, вышедший из моды ещё в прошлом веке фасон. Шелковое бельё, зауженные черные штаны, оказавшиеся немного коротковаты, и широки в талии, так что тут же чуть сползли вниз, удерживаясь на бедрах. Белая просторная рубаха была впору, а вот от расшитого серебром камзола пришлось отказаться, тот явно шился на кого-то, кто был ниже и гораздо шире в плечах, да и в остальных местах тоже. Для полного комплекта не хватало только перевязи для шпаги, которую он, впрочем, никогда не носил, предпочитая длинные парные кинжалы или, на худой конец, когти. Зато в самом низу нашелся его собственный пояс, целый и невредимый, зашитые в него монеты тоже никуда не делись, вот бы ещё раздобыть подходящее оружие, и тогда станет намного уютнее. Перед зеркалом Риваль крутился пол часа, не меньше, но в конце концов счёл свой внешний вид достаточно приличным, и вышел из предоставленной ему комнаты.***
Замок был пуст, тих и безжизнен. Под сводами каменных коридоров обитало лишь гулкое эхо его собственных шагов, а цветные пятна света, падающие на пол и стены из редких витражных окон, нисколько не добавляющие жизнерадостности. Добавляли бы, если б Риваль не всмотрелся в сами витражи… Сожжение ведьмы, четвертование, наказание плетьми и далее в том же духе. В основном красный и черный, оранжевый, реже зелёный или синий. Ни одного незакрашенного кусочка стекла, включая даже немногочисленные белые. Риваль шёл уже довольно долго и пока не встретил ни одной живой души или даже намёка на существование здесь каких-то ещё живых. Казалось, что ночная суматоха, вызванная обнаружением его бесчувственной тушки, ему просто почудилась, была обычным горячечным бредом, галлюцинацией. Но кто-то же его вылечил… и маг, лекарь точно был, может ли почудиться запах лаванды? И одежду кто-то принёс. А может это сейчас он бредит? Пока его тело бьётся в предсмертной агонии под стенами заброшенного замка? Или уже умер и попал в чистилище, а может и персональный ад, обреченный вечно скитаться по пустым коридорам, рассматривая сцены казней и вспоминая каждую из них, виденную наяву, и каждого, кого казнили вот так, каждое знакомое лицо. Нежить, нелюди, проклятые, меченые, упыри, монстры, исчадия ада. Вопли людской толпы, улюлюканье, смех… крик жертвы. — Нет! Риваль резко затормозил, да так, что чуть было не сел на пол. Звук собственного голоса отрезвил, напомнил ему, что сейчас он точно жив, прогнал назойливый шепот старых стен. В этом замке должны быть живые, а люди они или нелюди, сейчас неважно, главное, что они есть, и они ему помогли. Действительно есть. Увлёкшись воспоминаниями о прошлом, Риваль не заметил, что уже какое-то время чувствует тонкий аромат, и неосознанно идёт за ним, словно за путеводной нитью. Пахло дымом, ванилью и почему-то крепким табаком, довольно странное сочетание для кухни, а он был уверен, что нашёл именно её.***
Ася царила на кухне, идеально чистой, даже во время того, как на ней что-то варилось и жарилось. Она вдумчиво курила, изредка подходя к очередному вареву, и, нахмурившись, будто оно было виновато в том, что не могло приготовить себя само, помешивала или добавляла какой-то ингредиент. Риваль узнал её сразу, ещё до того, как она поздоровалась с нежданным гостем. Узнал по запаху табака и сложному аромату пряных трав, что составили ночное питьё, отправившее его в целительный сон. Но из печки так умопомрачительно пахло выпечкой, что Риваль еле успевал сглатывать заполнившую рот слюну. Поэтому, оставив на потом все свои вопросы и успев лишь поздороваться и представиться, он не задерживаясь полез прямиком туда и тут же получил по лбу ковшиком. — Сядь за стол и ничего здесь не трогай, если хочешь выйти таким же, каким зашел. Впрочем, через пару минут перед ним уже стояла чашка с пахнущим мятой чаем и целая корзина с ванильным печеньем. Ася же, пройдя ещё раз по кухне и проверив, что все кушанья ведут себя как положено и не собираются бунтовать, уселась напротив, держа в руках чашку с пахнущей вишней и орехами настойкой.***
— ...так вот, — Ася доливает ещё чай и продолжает свой рассказ, — Мейло вступил во владения замком, после смерти старого графа де-Вож. Тот погиб на юге, во время Большой Охоты. Слышал, может быть? — Нет, — Риваль на мгновение застывает, сжав чашку так, что та чуть было не трескается, а его глаза сверкают алым, а потом медленно тускнеют, сереют. И так же медленно, прикладывая усилие, чтобы оставаться спокойным, он ставит чашку на стол и добавляет: — Я был там. И в его словах когти скребут по каменным стенам темниц, а серебряные пули разрывают плоть. Ася не переспрашивает, она узнала, что хотела, нет смысла уточнять имя того, кто, потеряв всё, в одиночку долгих полтора года охотился на охотников. Кто выслеживал «стервятников» по одному, убивал, и раз за разом уходил от погони, прячась в родных лесах. — Он возвращался домой, когда всё началось. Без охраны, всего пара доверенных слуг… Подробности не нужны, достаточно общих фраз, чтобы перед глазами у обоих встали предрассветные костры, а аромат ванили вдруг превратился в смрад горящего мяса. — Я опоздала всего на сутки, удалось найти только несколько личных вещей. Ася задумчива и печальна, а Риваль вдруг понимает, что ему очень повезло не успеть запустить руки в её готовку. Мог и без рук остаться. Или без головы. Он слышал про неё. Слышал, как в одну деревню, где сожгли кого-то, назвав вампиром, на следующий день пришла Смерть собственной персоной. Перерыла каждый дом руками мертвецов с ближайшего кладбища, а потом подпалила. Поговаривали, что кто-то навлёк на деревню проклятие, укрыв у себя колдовскую вещь, вместо того чтобы бросить в костёр. Ну что ж, слухи оказались недалеки от истины. Риваль сидит у неё ещё долго, расспрашивая о замке и окрестностях, обсуждая домочадцев и даже графа. Он знает, что может ей доверять сейчас. А она ведёт себя приветливо, но несколько отстранёно, будто тетушка, к которой вдруг нагрянул не виденный с младенчества племянник. Вроде бы и родной, но при этом совершенно незнакомый.