***
Родион появляется как обычно — на закате. Такой невозмутимый, подчеркнуто вежливый и предупредительный, с таким старанием пытающийся скрыть довольную полуулыбку, что Мейло сразу понимает — знает. Знает как минимум то, что зверь, в которого превратился Риваль, покинул замок. «Как спалось, Ваша Милость?», «Вы так рано сегодня», «Позвольте помочь Вам переодеться?», «Завтрак через четверть часа, Ваша Милость». Как будто ничего не произошло, как будто всё, как раньше. Словно не было вчера. Словно последних двух недель не было. Мейло гадает, заметил бы он, если бы не знал? Преувеличенное внимание, взгляд куда угодно, но не в глаза, тщательно скрываемые радость. Мейло почти верит, что ему всё приснилось, почти… Только метка под тонкой рубахой ноет, так что хочется прижать её ладонью и надавить сильнее. Только откуда-то изнутри, от души, которой у него, нежити, и быть-то не должно, тянется золотая нить к другой душе, что мечется сейчас где-то в лесу. Спросить решается, лишь выйдя к завтраку. Небрежно, будто бы только что вспомнил. Простое: «А где Риваль?», даётся так тяжело, что приходится мертвой хваткой вцепиться в спинку стула, чтобы голос не дрожал. Сесть за стол не успевает. Родион прерывает представление блюд на полуслове. — Ушёл, Ваша Милость. — Как ушёл? Куда? — удивление разыграть легче, чем равнодушие, тем более что Мейло и правда, удивлён, не такого ответа ожидал. — Тут такое дело, — Родион мямлит, словно сам Риваля в окошко выкинул. Хотел бы Мейло это видеть. — Вам лучше самому посмотреть. Вы ничего не слышали ночью? — Я был в библиотеке, — Мейло одной фразой отвечает на все вопросы и закрывает тему. Библиотека на самом верху башни, оттуда вряд ли что услышишь. Полуправда выходит легко, совсем как надо: резко и немного раздраженно. Асе же кивает как обычно вежливо и с легким сожалением. — Простите, Ася. Завтрак немного откладывается. И уверенным шагом направляется в комнату Риваля, на ходу отчитывая Родиона, потому что обо всех происшествиях необходимо докладывать сразу же, а не ждать пока представится подходящая минутка.***
Комната Риваля вся в крови. Она покрывает пространство у окна, пачкает усеявшее пол стеклянное крошево, следами маленьких босых ног тянется к зеркалу. И не надо быть магистром философии, чтобы понять, что у Риваля ступни гораздо крупнее, что в комнате был кто-то ещё. Даже горничная наверняка догадалась. У Мейло всё холодеет внутри и он с трудом удерживает невозмутимое выражение лица, искренне не понимая, почему никто не вломился утром в его комнату, почему вообще не подняли переполох, поставив на уши весь замок. Мейло продолжает играть свою роль, потому что не может, просто не может взять и рассказать Родиону правду. Не Родиону так точно. — Когда и, главное, что здесь произошло? — ледяной официальный тон удаётся Мейло лучше всего. Даже на Родиона действует, и тот уже не так уверен в себе. — Я не знаю точно, Ваша Милость. Но перед рассветом новая горничная, Ангелина, проснулась от грохота и звона стекла. Испугалась и первым делом понеслась будить Асю, переполошив по пути всех встреченных слуг. — Весьма разумно с её стороны не лезть самой к источнику подозрительного шума. — Вы совершенно правы, Ваша Милость. Молодой девушке совершенно не нужно подвергать свою жизнь опасности, проверяя все подозрительные звуки в замке. А вместо этого стоит обратиться к тем, кто более сведущ в подобных вопросах. Я ещё спал, когда это всё произошло. И пока мне сообщили, пока я добрался до места происшествия, прошло некоторое время. Так что я столкнулся с Асей, когда она уже выходила из комнаты Риваля, и выпроваживала из неё слуг. Она сказала, что не нужно паниковать, что с Вами всё в порядке, а оборотни… Вы ведь знаете, Ваша Милость? Оборотни плохо контролируют себя в полнолуние, и разумнейшие из них, — Родиона, копирующего интонации Аси, так явственно передергивает от этого слова применительно к Ривалю, что Мейло не может удержаться от улыбки, — предпочитают проводить это время в лесу, подальше от тех, кому могут причинить вред. В общем, Ася успокоила слуг, объяснив ситуацию, раздала всем поручения и разогнала работать. Я не видел причины мешать ей, тем более что данное объяснение показалось мне достаточно правдоподобным. — С твоей стороны, Родион, это тоже был весьма разумный поступок. Насколько я знаю, Ася ещё ни разу не ошибалась в своих выводах. Пусть здесь приберут и заменят стекло, полнолуние не продлится долго и комната снова понадобится моему гостю. Ещё распорядись, чтоб мне подали завтрак в библиотеку. Я хочу поработать в тишине. — Слушаюсь, Ваша Милость. Родион поклонился и (Мейло ни за что бы не заметил, если бы не следил специально) скосил глаза сначала на отпечатки на полу, а потом на ноги своего господина, сравнивая. А потом, видимо, придя к определённым выводам, выпрямился и с нечитаемым выражением лица отправился выполнять приказания. Мейло захотелось снять туфли и попрыгать по стеклу ещё раз. Или побиться головой о стену. Идея с грациозным выпрыгиванием в окно тоже на мгновение показалась очень заманчивой. Солнце ещё не успеет встать, как весь замок будет знать о том, что это именно он был в комнате оборотня перед тем, как тот сбежал, разбив окно. А разнообразных домыслов и слухов, почему это произошло, будет столько, что хватит на увесистый фолиант. Если кто-то вдруг решит записать этот бред. Впрочем, это всё не важно. Когда они вернутся вместе с Ривалем, слугам будет не до слухов. Если вернутся. А если не вернутся, то тоже вдвоём, и тогда Мейло будет уже всё равно. Разворачивается так резко, что голубые, недлинные волосы взвиваются в воздух и хлещут по щеке. В библиотеку поднимается как на плаху: с прямой спиной и холодным безразличием на лице. Застаёт Ангелину, заканчивающую накрывать завтрак. У неё красные заплаканные глаза, она всхлипывает и трёт их, от чего всё становиться только хуже. — Что случилось? — Мейло больше раздражен, чем заинтересован. Только ревущей прислуги ему сейчас не хватало, но и проигнорировать плачущую девушку он тоже не может. — Господин Мейло, Ваша Милость, — Ангелина всхлипывает, делает паузу и трёт лицо передником, — А Риваль… то есть господин Риваль. Что с ним? — Он вернётся, — Мейло отвечает спокойно и уверенно, хотя сам готов реветь, уткнувшись в чужое плечо и всхлипывая требовать ответов. — Он скоро вернётся, оборотням тяжело быть в четырёх стенах во время полнолуния. — Правда, господин Мейло? Спасибо, господин Мейло, — девушка больше не плачет, только шмыгает носом и выглядит почти счастливой. Поверила. — Правда, а теперь иди. Мейло ласково улыбается, провожает горничную к выходу и запирает за ней тяжелую дверь библиотеки. Возвращается за стол и со стоном роняет на него голову. Вот бы ему хоть каплю этой надежды и уверенности, которыми он только что поделился, не имея.***
Он планирует посидеть в библиотеке полчаса, дождаться пока все разойдутся, может быть даже поесть перед дорогой. Но на еду даже смотреть тошно, разве что крепкий, чуть горьковатый и пахнущий бергамотом чай оказывается кстати. Минуты тянутся медленно и обещанные себе полчаса грозят обернуться вечностью. Бездумно перебирает собственные записи на столе и, чтобы занять себя хоть чем-то полезным, открывает недочитанную вчера книгу. Если бы не заснул вчера с ней, может, ничего бы и не случилось. Не надо было бы теперь заставлять себя вчитываться в полустертые пометки на полях вместо того, чтобы пять раз в минуту смотреть на часы. Неизвестный предыдущий читатель фолианта не просто голословно спорит с автором. Он постоянно ссылается на некое пророчество, при этом аккуратно помечает его звездочкой, как указание на сноску. На что-то, что обычно подробно объясняют в отдельном приложении. В конце книги. Так просто. Озарение приходит внезапно, как будто долго смотрел на разрозненные линии, а потом чуть сместил взгляд и они сложились в картинку. Мейло переворачивает книгу и не может сразу её открыть, пальцы дрожат. Тяжелый, усиленный кованым железом переплёт, последняя пустая страница, перед ней всё тот же трудночитаемый древний текст. Никаких пророчеств. Никаких более поздних вставок. Торопливо, чуть ли не разрывая пожелтевшую от времени бумагу, листает обратно, вплоть до того места, где прервал чтение. Потом снова на последние страницы, паникуя, не понимая, что именно делает не так. И только пролистав вновь до самого конца, понимает, что всё это время не дышал. На внутренней стороне переплёта красуется большая, нарисованная черным грифелем звезда. Осторожно, чтобы не повредить, вытягивает книгу из более поздней, чем древний фолиант, обложки и берёт в руки исписанный всё тем же карандашом листок.Кто в Звере признает пару свою, Потеряв — найдёт. Поверженный Зверь средь черных свечей Себя обретёт. Багрянец зальёт волос белизну, Отразится в глазах. Свою силу отдаст Последний в роду, Чтобы вычертить знак. Сможет тогда он забрать своё Из-за грани миров. Боги вернутся. Погасший алтарь Запылает вновь.
Мейло трижды перечитывает написанный ровным аккуратным почерком текст. Сначала просматривает наискосок, чтобы понять, то ли он нашёл, что искал. Потом внимательно, пытаясь понять, о чём речь. И ещё раз, медленно, не веря своим глазам, как не верят гонцу, принесшему дурную весть. А дочитав, не медлит больше ни секунды. Кладёт пожелтевший от времени листок на стол, даже не потрудившись спрятать обратно в книжный переплёт. Завтрак, разложенные на столе записи, данный себе срок в полчаса — всё не важно. Выбегает из библиотеки, будто за ним гонятся все чудовища подземного мира. Слетает по стертым каменным ступенькам вниз, в ритуальную комнату. Рискует поскользнуться и, потеряв равновесие, свернуть себе шею. Не удержавшись, впечатывается-таки в тяжелую дверь со всего размаха. Нервничает, торопится, и от того знакомую с детства последовательность действий, открывающую потайной ход в главную ритуальную залу удаётся воспроизвести только с четвёртой попытки. По узкому, пыльному, затянутому паутиной переходу, быстрее всего попасть в центральную часть замка. Ритуальная зала под самой крышей. Чистая, всегда готовая к проведению любого из пяти основных ритуалов. В том числе и того, для которого нужны черные свечи. Ещё десять минут назад Мейло был уверен, что ему никогда не придется его проводить. Ещё один потайной ход ведёт наружу и Мейло пользуется именно им, а не главным выходом, потому что всё ещё не готов ни с кем объясняться. Теперь ещё более, чем час назад. Лошади в конюшне мирно спят, их не волнует, что у всех обитателей замка совсем другой распорядок дня, но это Мейло на руку. Он расправляется с сбруей в рекордные сроки и, подхватив неизвестно кем забытый тут же старый плащ, выезжает через боковые ворота, так никого и не встретив.***
Ночной лес пахнет цветами и прелой листвой, перекликается голосами невидимых во тьме птиц, шуршит и скрипит ветками. Мейло пускает лошадь шагом. Как бы ни хотелось поторопиться, в отличие от него, животное не обладает ночным зрением. Несколько летучих мышей, по-видимому, решивших последовать за Мейло, мельтешат в воздухе, пересекая открытое пространство над трактом по сложным траекториям. Мейло не слышит их писка, но шум крыльев отчего-то придает ему уверенности. Как будто не в полном одиночестве выехал за пределы замка впервые за много лет, как будто не один. Его лошади мыши не мешают тоже, она мерно ступает по утрамбованной и местами даже мощеной дороге. Мейло не гонит её, он даже не особенно смотрит по сторонам, полностью сосредоточившись на зыбком ощущении связи. Пытается определить, в каком направлении искать свою, неизвестно по каким кустам рыщущую пару. Риваль где-то далеко в чаще, с тракта не найти, а по густому подлеску не проехать на лошади, не пройти напрямик. Выехав на небольшой пригорок, Мейло впервые внимательно оглядывается, отметив какой интересный эффект даёт наплывшее на полную луну облачко. Недавно взошедшая, и от того огромная и изначально медово-желтая, луна теперь кажется розоватой. Он бы даже счёл это хорошим знаком, если бы в принципе верил в людские приметы о покровительствующей нежити кровавой луне. Осмотр местности ничего не даёт, но спустя несколько минут Мейло слышит короткий волчий вой и решительно направляется вниз по тракту. Ему кажется, что дальше между деревьев есть просвет, по которому можно въехать в лес. Снова полностью уходит в себя, пытаясь нащупать связь, пройти по ней, как по путеводной нити. Может быть, даже потянуть, как-то дать понять Ривалю, что ищет его. Залп из нескольких арбалетов обрушивается на Мейло в десятке метров от нужного места. Но то ли тяжело целиться, когда руки дрожат от страха, то ли слишком большой для миниатюрного вампира плащ и неверный свет кровавой луны играют с нападающими злую шутку. Часть арбалетных болтов летит мимо, один разрезает руку чуть повыше локтя, остальные попадают в лошадь. Та, шалея от боли, взвивается на дыбы, и этим спасает своего седока от второго залпа, приняв на себя предназначенное для него серебро. Мейло летит на землю и поспешно откатывается в сторону, подальше от копыт взбесившейся лошади. Ещё несколько мгновений, и она падает, содрогаясь в предсмертной агонии. Нападающих пятеро, а может быть и больше. Мейло не знает, сколько ещё людей могли спрятаться в густом подлеске. Но узнает их сразу же, хотя ни разу ещё не сталкивался лицом к лицу. Стервятников выдают выгравированные на кирасах ангельские крылья, сейчас отливающие красным, в свете луны. Небольшой отряд слаженно обходит Мейло симметричным полукругом, профессионально беря в клещи. На принятие решения секунды. Зайдут за спину, и всё. Пиши пропало. Не будет ни пророчества, ни поисков Риваля, связь с которым Мейло ощущает сейчас, как никогда сильно. Решается. Поднимается на ноги, и раньше, чем стервятники успевают направить на него свои арбалеты, зовёт. Вкладывает в Зов всю свою силу, всё желание выжить, всю надежду найти Риваля, и тот получается правильным и сильным, как описано в старых книгах. Стервятники послушно замирают на месте и роняют на землю арбалеты. Мейло не настолько хорошо видно, но он знает, как это выглядит со стороны. Судорожные, ломаные движения покорных воле хозяина деревянных марионеток, стекленеющие глаза. Мейло собирается приказать им опуститься на колени, чтобы разоружить и связать. И один из дальних действительно падает в дорожную пыль, двое других колеблются, а передние, те на чьих доспехах блестят крылья, вытаскивают мечи и делают шаг вперёд. Синхронно. Словно отражения друг друга. Мейло отшатывается назад. Усиливает давление магии, но они продолжают двигаться. Медленно, словно пробиваясь сквозь толщу воды. Неотвратимо отвоёвывают сантиметр за сантиметром. Мейло понимает, что их защищает какой-то амулет. Скорей всего два идентичных. Но поделать с этим уже ничего не может. Только продолжать давить и так же медленно пятиться назад, надеясь, что сил хватит. Сил, которых никогда не было так уж и много. Раненая рука горит огнём, и крови натекло столько, что, напитав рукав, капает с пальцев. Вылечить себя нет никакой возможности, Зов требует полной концентрации. Остаётся только неторопливо переставлять ноги. Назад. Шаг за шагом. И наблюдать, сжимая зубы от накатившего осознания безнадежности усилий, как уроненный на землю пятый стервятник непонимающе вертит головой, а потом поднимается на ноги и начинает перезаряжать свой арбалет. Мейло кажется даже забавным, что судьба предоставляет ему самому сделать выбор. Решить какой смертью он предпочел бы умереть. Быть застреленным из арбалета или разрубленным парой острых и вероятно заговоренных против такой как он нежити, мечей? Ещё был вариант упасть в обморок от перенапряжения. И это, возможно, продлило бы ему жизнь на пару часов. Но смерть на костре или от первых солнечных лучей, что медленно ползли бы, плавя обнаженное, подвешенное на первом же подходящем столбе тело, привлекает его ещё меньше. Пусть будет арбалет. Уже заряженный. Пусть дрожащими руками удерживаемый, но нацеленный прямо на Мейло. Не убьёт сразу, так собьёт заклинание и откроет дорогу остальным. Последние секунды. Мейло, полностью занятый попытками остановить четверых противников, уже почти чувствует, как тяжелый посеребренный болт вонзается в грудь. Слышит, как в наступившей тишине щелкает спусковой крючок, и как где-то далеко справа предназначенный для него болт сбивает листву с деревьев. И одновременно с этим раздаётся тяжелый удар о землю. Волк, огромный, наверняка белоснежный, хотя в красноватом свете луны всё кажется гораздо более жутким и нереальным, бесшумным призраком вылетел из зарослей. Мейло не заметил бы его, если бы не отсчитывал про себя последние секунды. Люди наверняка ещё ничего не успели понять. Здоровенная туша сбивает с ног арбалетчика, и, прижав к земле, вгоняет зубы в открывшуюся шею. Скрежет, предсмертный хрип и низкое рычание зверя. Мейло отвлекается на него, восхищенный животной мощью и плавностью точно выверенных движений, и заклинание Зова рассеивается. Колени подламываются. Мейло неожиданно для себя оседает на землю, прямо перед носом у непонимающих, что происходит, стервятников. Сил, оказывается, не осталось совсем, держался до сих пор лишь на чистом упрямстве и надежде. Перед глазами все мельтешит, будто влез с головой в стаю перепуганных летучих мышей. К нему бросаются люди, не сдерживаемые более магией. Белым вихрем взвивается в воздух зверь. Хрустят чьи-то кости. Один из стервятников откинут в сторону с такой силой, что встречается с ближайшей сосной где-то на трети высоты ствола. Глухой стук безвольно рухнувшего тела и следом бросается ещё один стервятник. На сорвавшийся в причитания крик: «Нэй! Нет, пожалуйста, Ней. Живи! Пожалуйста. Только не умирай. Нэй», — Мейло не обращает внимания. Гораздо больше его заботит резкий визг напоровшегося на меч волка. Словно за шиворот вздергивает на ноги заставляя включиться в бой. Раненный зверь щерит длинные острые зубы и глухо рычит на двоих вооруженных мечами людей. Уши прижаты к голове, а по шкуре расплывается темное пятно. Ещё один рык и волк бросается на противника. Неуклюже, немного заваливаясь в бок. Получает ещё один удар, тяжело падает на землю и больше не пытается подняться. Мейло уже бежит к нему. Мейло не знает, откуда берутся силы, но ему удаётся остановить людей, бросившихся к поверженному волку. Мейло знает лишь одно: пока он жив, они не подойдут близко.