Белый волк

Родион стоит перед большим зеркалом в собственной спальне и в пятый раз поправляет идеально сидящий костюм. Он совсем не нервничает. Абсолютно. Он уверен в своих костюмах. Самая последняя мода, самая дорогая ткань и самый лучший портной города. Такое маленькое, безобидное хобби. С костюмом всё в порядке, но Родион поправляет его снова и снова, не замечая того, как подрагивают пальцы. Одёргивает манжеты ещё раз, и драгоценная запонка не выдерживает издевательств. Улетает под кровать с жалобным звяком. Не достать. А ведь он так хотел надеть именно этот комплект, хотел выглядеть безупречно. Произвести, наконец, нужное впечатление. Потому что… Собственно, дело в том, что… Ася пригласила его на совместный завтрак. Вдвоём. Именно так и выразилась, совершенно официально: «Прошу вас разделить со мной трапезу, Родион. Пришло время нам обсудить некоторые важные вопросы». Он не сомневается, что в первую очередь они будут обсуждать странности, произошедшие прошлой ночью, и то, как нелогично отреагировал граф Мейло на известие об исчезновении своего протеже, как будто знал заранее. Но не только же это? Им столько всего надо обсудить. Вдвоём. С Асей. Наедине. Родион так давно ждал этого. Ася сама его пригласила. Впервые именно сейчас. Это тоже было странно. Несмотря на то, что Родион и Ася обитали на одной территории, они практически не пересекались. В замке действовал давно установившийся статус-кво: «Ты не лезешь в мои дела, я не лезу в твои, и мы не выясняем, кто из нас главнее». Она занимается всем, что можно, нужно или категорически запрещено есть. Он — слугами, замком, финансами. Она почти никогда не вмешивается в господские дела и старается лишний раз не пересекаться даже со слугами, только с теми, кто находится под её прямым началом. Родион может по пальцам одной руки пересчитать те разы, когда Ася открыто высказывала своё мнение или активно влияла на ход событий. Как, например, в тот раз, когда начались беспорядки и она в одиночку отправилась за путешествующим по опасному району графом. Сделала всё, что могла, и всё равно не успела помочь, только отомстить и привезти горькую весть в замок. Ася. Прекрасная, совершенная и абсолютно неприступная. Родиону только и остаётся, что томно вздыхать и провожать её взглядом. Он уже почти смирился. Тонкие намёки на его интерес, легкий флирт и всевозможные выражения симпатии она игнорирует с такой непосредственностью, как будто даже представить себе не может, что это всё для неё. Просто не замечает, не придаёт значения, хотя тут уже и слепой бы увидел, что Родион влюблён в неё. Глупо, безнадёжно, навсегда. Понимая, что так и будет мучиться всю жизнь, не решаясь перейти к более решительным действиям. Опасаясь неосторожным словом или действием разрушить даже то, что имеет. Быть отвергнутым, утопленным в её презрении или, того хуже, продолжить своё существование в качестве тупого зомби, выполняющего тяжёлую работу. Он знает, что у Аси есть парочка, они появляются иногда в закрытом дворике, где прекрасная ведьма выращивает свои самые ядовитые травы. И вот теперь она пригласила его сама, отведя полчаса на сборы и приготовления. Он, конечно же, не опоздал, хоть и пришлось пробежаться по длинным коридорам замка. Появился в её гостиной минута в минуту, чопорный и невозмутимый, как обычно. Поклонился, дождался ответного кивка и приглашения к столу. Пододвинул ей стул, сам сел напротив. Привычный «Эрл Грей Джексон», холодные закуски, салаты. Завтраком эта трапеза называлась исключительно из-за установленного в замке порядка и привычки хозяев вести ночной образ жизни. Для Аси и Родиона это был скорее ранний ужин или, может быть, обед. Как всегда, вкусно, и, как всегда, Ася делает вид, будто совершенно случайно здесь оказалась, просто присела поесть, и, закончив, снова исчезнет на кухне или в саду. В конце концов, она сама его пригласила, почему бы ей первой не начать разговор? Родион не в состоянии вымолвить ни слова. Как складывать предложения, если всё внимание сосредоточено на том, чтобы из подрагивающих пальцев не выскочила вилка или чашка? Все усилия на то, чтобы не пялиться, забыв о приличиях, на глубокое декольте и едва прикрытые прозрачной шалью точёные плечи. К белоснежной шее так мучительно хочется прижаться губами… Родион не выдерживает этой пытки. Положив приборы и вытерев губы салфеткой, начинает-таки разговор, ради которого его позвали. — Вы хотели что-то обсудить со мной? — Да, — Ася улыбается, едва отпив горячего чая. — Вчера в комнате нашего гостя кое-что произошло, и, мне кажется, что не стоит говорить об этом с молодым графом. Ему не понравится, если кто-то будет задавать лишние вопросы. Разговоры между слугами на эту тему тоже стоит пресечь. Родион замирает на мгновение, совсем не это ожидал услышать. Предполагал, что Ася будет строить предположения, или поделится своими наблюдениями, но оказалось, что она опережает его на несколько шагов в понимании ситуации, и на этот раз не стесняется практически указывать ему, как себя вести, в том числе и со слугами. Не то чтобы он собирался пренебречь её советом, но причину он знать обязан. — Почему? Вы знаете, что там произошло? — Догадываюсь. Риваль — оборотень. — Я был в этом почти уверен. Внешность, конечно, не типичная, но некоторые нюансы поведения однозначно указали на его принадлежность к этому виду существ. Родион даже под страхом смерти не признался бы, что попросту подслушал несколько приватных разговоров своего господина с его гостем. Это вышло совершенно случайно. Он всего лишь хотел проверить, всё ли в порядке, узнать, не нужно ли чего… или, может быть, графу требуется его помощь. Было слишком непривычно не находиться всё время рядом, не знать, что происходит. Ведь граф Мейло теперь всё своё время проводил вместе с этим Ривалем. Естественно, что Родион переживал и чувствовал себя неуютно. Он не привык, чтобы устоявшийся уклад менялся так резко. Риваль следовал за молодым графом по пятам: на прогулку, в библиотеку, за стол. Прощался лишь на пороге спальни, а на закате снова вертелся где-то неподалёку, так, чтобы оказаться у дверей графа едва они приоткроются. Как верный пёс. Конечно — оборотень. Тут и тупой бы догадался. — Внешность? Ах, да. В наших краях оборотни почти не водятся, а те, что есть, приходят в основном с западных предгорий. Они совсем другие. Риваль родился на юге, и, я думаю, он последний оставшийся в живых из своего клана. Возможно, вы тоже слышали про него, Родион. Он тот самый Белый Убийца, которым южане теперь пугают своих детей, чтобы не заходили далеко в лес. Ася так беспечна, как будто делится пустыми сплетнями с подружкой. Родиону довольно сложно представить сплетничающую Асю, ему сложно даже представить её с подружкой, за много лет он ни одной ещё не видел, но выглядит это похоже. Выглядит, будто предмет обсуждения вовсе не важен. Да он и сам отвлекается от разговора, наблюдая за тем, как край чашки касается влажных губ, как тонкие пальцы с безупречным маникюром цепляют с блюда миниатюрное пирожное. Следит — не отрываясь, и непроизвольно сглатывает, когда Ася отправляет пирожное в рот целиком и слизывает с подушечки большого пальца капельку крема. О чем шла речь только что — забывает напрочь. Отмирает только когда она начинает говорить снова, вздрагивает даже. — Детей он никогда не трогал, это я знаю точно, и женщин обычно тоже. Только тех, кто носит на доспехах крылья и пахнет кровью его братьев, или как он там их опознаёт в волчьем обличье. Я не знаю. Но он ни разу не ошибся, хотя счёт его жертв давно перевалил за сотню. — Что? — Родион вскидывается и не вслушивается в слова, вычленяет только «убийца» и «жертвы». — Асмодея, как вы могли? Знать такое и никого не предупредить! — Зачем? Это совсем не моё дело. Тем более наш гость вряд ли обрадовался бы, начни я трепаться направо и налево о том, кто он такой. Его же наверняка ищут по всем городам и весям. — Но... он же может навредить Мейло! — О, поверьте, Родион. Граф Мейло последний, кому Риваль станет вредить в этом доме, если у него в принципе возникнет желание кому-либо навредить. Граф уже достаточно взрослый, чтобы разобраться со всем этим самостоятельно, как и постоять за себя, если вдруг возникнет такая необходимость. Вы слишком его опекаете, Родион, да и ваше предвзятое отношение к Ривалю нельзя объяснить ничем, кроме ревности. Нет, она просто невозможная, что значит «ревность»? Он волнуется, переживает, но причём здесь это? Родион возмущен до глубины души, даже слов не находит, чтобы достойно возразить на такое абсурдное заявление. Оно и к лучшему, что не находит. Ася, раз уж начала говорить, останавливаться не собирается. Разве что на секундочку, чтобы сделать ещё один глоток чая. — Поверьте, я люблю Мейло так же, как и вы, он практически вырос у меня на руках, но отношения с Ривалем — это их личное дело, не стоит туда лезть. — Там на полу была кровь! — Родион выкладывает свой последний аргумент против Риваля. — Граф был в его комнате, и там весь пол в крови. — Наверно кто-то из них порезался о стекло, не стоит придавать этому значение. Ни один из них не сможет причинить вред другому. Вы что, не видите, Родион? Они же связаны. Так вышло, что именно среди оборотней всё ещё сильно влияние древней магии. У них большая часть пар складывается не спонтанно: понравились друг другу, полюбили, стали жить вместе, а потом разошлись, когда надоело. Нет. У них образуется прочная магическая связь, зависимость друг от друга. Некоторые книги называют это предназначением. Я слышала, что у других видов это встречается тоже, но гораздо реже, и считается почти чудом. У людей, говорят, вообще не бывает истинных пар. Слишком далеко мы отошли от настоящей магии. Впрочем… — Ася как-то по-особенному улыбается, грустно и отчаянно одновременно, и, смахнув со лба белоснежную челку, продолжает: — У оборотней всё слишком сложно. При моём ремесле пережить свою первую любовь на несколько столетий — обычное дело. Хоронить любимых и так тяжело, а если бы ещё это была единственная и истинная любовь, то после и жить было бы незачем. Я бы, наверно, сошла с ума, если бы оказалась привязана навеки к кому-то, кто уже умер. Обреченная на бесконечное одиночество... Откуда появляется изогнутая трубка с длинным мундштуком, Родиону отследить не удаётся, как и то, чем Ася её зажгла. Магией? Она и так тоже умеет? Впрочем, его больше занимают придерживающие трубку тонкие пальцы. Такие нежные и ухоженные, что кажется кощунством ковыряться ими в грязной земле, и тем более в мёртвых телах. Пальцы Аси, как произведение искусства. С них надо писать картины, слагать о них поэмы. О тонких пальцах и изящных запястьях, об остром локте, который она ставит на стол, о груди, что вздымается с каждым вздохом, о чувственных губах, выпускающих тонкую струйку дыма. Комната наполняется запахом табака, незнакомым и пряным. Он витает над головой, дурманит, сбивает с толку. Кажется, что именно сейчас всё получится, кажется, что вот он — нужный момент. — Асмодея, я… Я буду жить долго. Возможно, даже дольше чем вы. Я никогда не оставлю вас. Поверьте, вам совсем не нужно быть всю жизнь одной. Я не допущу, чтобы вы страдали. Как бы я хотел, чтобы у людей было так же, как у волков, чтобы знать, что не безразличен вам! Нервно вскакивает из-за стола и в два шага подходит к Асе. Ещё не знает, что собирается сделать, но сидеть и мирно беседовать дальше не осталось сил. Ася смотрит на него снизу вверх так, как будто впервые увидела. Делает глубокую затяжку, и, выдохнув сладкий дым в сторону, произносит одними губами, но так четко, что не ошибёшься. — Не безразличен. Откладывает всё ещё тлеющую трубку на стол, и поднимается навстречу. Встаёт, и оказывается на голову ниже. Тонкая, хрупкая. Прекрасная, как мечта. Тянется к Родиону. Пошатывается. Невесомая шаль соскальзывает с плеч, а Ася вдруг закатывает глаза и падает. Родион едва успевает поймать. Становится на одно колено, не выпуская её из рук, и она выгибается в его объятиях. Говорить начинает, и голос звучит как из глубокой пропасти — глухо, и как будто эхо вторит ему, передразнивает. — Крылья. Кровавые крылья над Мейло. Ему грозит опасность. Ривалю тоже. Не птицы, люди… Люди с крыльями. Кровь, много крови. Стервятники! Это стервятники, целый отряд! Мы должны спешить. Должны помочь им! Иначе они погибнут оба. Родион! Ася выворачивается из рук Родиона, усаживается на пол. Так же резко подскакивает. Делает затяжку, выпустив ещё одно облако дыма. — Ну, что же вы сидите, Родион? Нам нужно спешить! Вы знаете, где сейчас граф? — В библиотеке. — Молюсь всем Древним, чтобы он действительно оказался там.

***

Поднимаются в личную библиотеку графа так быстро, как это только возможно, но находят лишь тишину и небрежно брошенный раскрытый фолиант, варварски выковырянный из обложки. Ася сразу же собирается выйти, бежать куда-то, звать слуг, собирать всех на поиски, но Родион её останавливает. Он ни на секунду не сомневается, что Мейло не бросил бы книгу в таком состоянии без серьёзной причины. Родион оказывается прав. Исписанный аккуратным почерком листок с предсказанием всё ещё лежит поверх страниц. Читают в два голоса, вслух, чётко проговаривая каждое слово, а дочитав, застывают и несколько секунд смотрят друг другу в глаза. Между ними, несомненно, тоже есть связь, иначе как объяснить совершенно одинаковые выражения на лицах и идентичные выводы, к которым пришли одновременно. — «Поверженный Зверь» — Риваль? — Да. — А кто из них «Последний в роду»? — Не важно. — Вард! — Ангелина! Зовут слуг одновременно и так же одновременно отдают распоряжения, не перебивая друг друга, не мешая. Заканчивая и дополняя фразы. Слажено, будто всю жизнь репетировали и вот, наконец, пригодилось. Почти бегут к конюшням. Вард готовит лошадей, крытая повозка должна выехать следом. Ангелине вручили ключи и отправили готовить центральную Ритуальную Залу для церемонии. — Древние Боги, помогите всем нам! Ася активирует поисковое заклинание и указывает направление — по ведущему в город тракту. Как бы ни спешили, Родион не может не любоваться тем, как чопорная Ася, выглядящая и держащаяся всегда так, будто она старшая дочь императора, снизошедшая в своей милости до общения с простолюдинами, усаживается в седло по-мужски и решительно пускает лошадь в галоп, едва открываются ворота. Мчится вперёд земным воплощением возмездия, и её растрепавшиеся волосы развеваются на ветру белым шлейфом. Ему остаётся только следовать за ней и стараться не отстать. Если есть магия, заставляющая лошадь бежать быстрее, то Ася, несомненно, её использует. Вскоре пропадает необходимость в поисковом заклятии. Летучие мыши, обычно следующие за Мейло, кружатся над одним местом, мельтешат над деревьями, хорошо видимые в свете полной луны. Более точного маяка и сигнала о помощи не придумаешь. С небольшого пригорка уже видна их цель. Голубоватое свечение сначала заставляет их подгонять лошадей, а потом поспешно их останавливать, чтобы не влететь в зону действия чужой магии. Всё поле боя видно как на ладони. Может быть, даже лучше, чем Родиону хотелось бы. Он почти уверен в том, что увиденное явится ему в кошмаре каким-нибудь не самым приятным утром. Труп лошади в луже крови. Раскинувшееся на земле человеческое тело с зияющей рваной раной вместо горла. Полный боли и ярости крик: — Нэй! Нет, пожалуйста, нет! Донесшийся сбоку, со стороны леса, где над ещё одним телом склонился воин с крыльями на доспехах. Но в первую очередь маленькая фигурка графа с поднятыми в защитном жесте руками. Воздух вокруг Мейло сияет голубым магическим пламенем, а у ног лежит огромный зверь. Белоснежный волк, чья шерсть запятнана кровью. Волк лежит без движения, и Родион понимает, что они опоздали, пророчество начало сбываться, и теперь никакие силы этого мира не смогут предотвратить предначертанное. Голубой свет тускнеет и почти гаснет, под напором двух воинов, что, держа перед собой амулеты, пытаются продавить магическую защиту. Силы Мейло на исходе. Пошатнувшись, он невольно опускает раненную руку, но упрямо поднимает её снова. Его противников отбрасывает на несколько шагов яркой вспышкой. Жест отчаянья, последний рывок, на который уходят остатки магии. Маленькая фигурка обречённо опускается на колени и замирает, зарывшись носом в шерсть своего волка. Ася привстаёт на стременах, не дождавшись, пока лошадь полностью остановится. Её руки вычерчивают в воздухе огненные символы, а от произнесённых слов — озноб по коже. Белые волосы развеваются в потоках магического ветра, а за плечами вместо оброненной шали колышется мантия тьмы. Силы, к которым она взывает в своей ярости, не должны появляться в мире живых. Её удар невидим, но осязаем, словно воздух превратился в ледяной песок, и им стало невозможно дышать. Всё вокруг выцвело и посерело, предметы потеряли объём и контур, развеялись, уносимые ветром безвременья, что прорвался в этот лес с Той стороны. Один из стервятников останавливается, поднимает перед собой руку с амулетом, готовясь отразить удар и… осыпается черной пылью. Второй в ужасе пятится от своего товарища, спотыкается, падает, вскакивает на ноги и с воплем бросается прочь. Пыль, в которую он превращается мгновением позже, оседает на дорогу небольшим холмиком. Третий стражник не произносит ни звука. Только что причитал над телом, звал своего друга, умолял жить и вдруг замолчал. Прижимает его голову к своей груди, обнимает и смотрит на ведьму без капли страха. В упор. Глаза в глаза. Будто бы и не было между ними ночной мглы и ярости вызванного Асей заклятия. Улыбается так, что Родион дёргается вперёд, стать между ними, защитить любимую женщину от угрозы. Асе не потребовалась защита. Оба стервятника становятся пылью одновременно. Пеплом. Белым и серым. Смешиваются, взвиваются маленьким смерчем и исчезают, будто и не было. Ветер утихает, возвращается туда, откуда пришёл, забрав с собой добычу. Ася, элегантно швырнув поводья Родиону, соскакивает с лошади и направляется туда, где только что погибли сразу двое. Родион же бросается к Мейло. Молодой граф вздрагивает, уткнувшись лицом в волчий бок, словно бы не слышит ни стука копыт, ни предсмертного крика стражника, не чувствует страшного заклинания над головой, не понимает, что помощь уже пришла. Лишь когда Родион, приблизившись, осторожно трогает его за плечо, поднимает заплаканные глаза. — Родион? — Мейло показывает покрытые волдырями ожогов ладони. — Я не могу вылечить рану, Родион. Заговорённое серебро. Это оружие создавали специально против таких, как он, но Риваль ещё жив. Дышит. Не знаю надолго ли... Всхлипывает, словно маленький, но мгновенно берёт себя в руки. Вылечить волдыри хватает сил, как и разодранное арбалетным болтом плечо. Шепотом произносит, но Родион отчетливо слышит каждое слово, он тоже запомнил наизусть с первого раза: — Кто в Звере признает пару свою, потеряв — найдёт. Поверженный Зверь средь чёрных свечей себя обретёт. Поднимается на ноги, непривычно решительный и сосредоточенный. Теперь говорит громко, возражений не потерпит: — Риваль моя пара. Как бывает у волков и оборотней. Истинная связь. Предназначение. Я должен провести ритуал обращения. Как для… супруга. Прежде чем Родион ответит, прежде чем подойдёт уже собравшаяся высказаться Ася, происходит то, чего не ожидали. Тело волка подёргивается рябью, расплывается, теряя контуры, и преображается в человеческое. Обнажённое, израненное, но всё ещё каким-то невозможным образом живое. Белые волосы слиплись от крови, рваная рана в боку и ещё одна прямо под сердцем. Матово-бледная кожа словно бы светится в мертвенном сиянии луны. Черты лица заострились, и невидящий взгляд алых глаз устремлён ввысь. Сейчас даже Родион не назвал бы его безродным бродяжкой. — Помоги же мне! Резкий окрик Мейло возвращает Родиона к действительности. Молодой граф, разрывая на лоскуты собственную одежду, пытается остановить кровь, неумело бинтуя слишком тяжёлое для него тело. — Моя магия не работает, или её не достаточно, но мы должны довезти его живым до замка. Там я проведу ритуал по всем правилам и смогу поделиться с ним силой напрямую, минуя отравленные серебром ткани. Мейло очень редко использует преимущества своего положения, приказывая Родиону, вместо того, чтобы облечь свои пожелания в мягкую форму просьб, но Родион всё равно пытается возразить. — Но… — Не обсуждается! Он спас мне жизнь. Я должен хотя бы попытаться спасти его. — Ваша Милость, он погибнет. Ритуал не предназначен для оборотней или других существ, только для людей. Выброс магии такой мощи попросту убьёт кого-то столь неподходящего. — Не думаю, что вы сможете что-либо изменить, Родион, — мягко возражает Ася и, встав возле Риваля на одно колено, протягивает Мейло найденные в пыли амулеты стервятников. — Мне кажется, что эти безделушки вам ещё пригодятся, а что до несоответствия ритуала и объекта, то тут стоит положиться на судьбу, предназначение и начавшее сбываться пророчество. Если не провести ритуал, он погибнет, если провести, то возможно погибнет. Я думаю, выбор очевиден. Ася помогает Мейло, придерживая моментально пропитавшуюся кровью ткань, а после пробует воспользоваться собственной магией, но безрезультатно. То ли слишком злое заклятие наложил мастер, изготовивший нанесшее раны оружие, то ли у Аси попросту не осталось достаточно сил, чтобы противостоять ему. Слишком много их ушло на призыв с Той стороны, полностью уничтоживший четверых защищенных магией воинов. В итоге ограничивается простеньким заклинанием поддержания сил, надеясь, что оно, вместе с природной живучестью оборотней, поможет Ривалю продержаться до начала Ритуала Обращения. Потом улыбается своим мыслям и снова обращается к графу: — Скажите, Ваша Милость, вы уже признали его своей парой? — Я? — Мейло краснеет так сильно, что это заметно даже ночью. — Нет, я не успел… только он. Если я правильно понимаю, как это происходит у оборотней. Мейло рефлекторно трёт рукой отметину у основания шеи, пачкая кровью Риваля белоснежный ворот рубахи. Ася же удовлетворенно кивает, словно бы он подтвердил какие-то ещё предположения, и с той же улыбкой добавляет: — Не забудьте это сделать, а пока вам следует отдохнуть. Повозку слышно издалека. Вард не видит в темноте, но Ася зажигает для него магический огонёк, и поддерживает Мейло, помогая ему устроится в возле Риваля. Подзывает свою лошадь и уносится в замок готовить всё к их прибытию. Родион остаётся сопровождать повозку.