В гляделки с бездной

      Малфой, успевший снять маску Пожирателя смерти, поигрывал волшебной палочкой, удерживая ее, как сигару, — он чуть шевелил пальцами, и та отклонялась то в одну, то в другую сторону. Вторую палочку, ту, что забрал у Струпьяра, Малфой сунул в карман плаща.       — Так-так-та-а-ак, — протянул он, теперь взяв палочку Беллатрисы в обе руки и разглядывая свою добычу. — Что я вижу — палочка моей дражайшей тетушки. — Он перевел взгляд на Гермиону. — Неужели ты ею пользовалась, Грейнджер? Как только у тебя рука не отсохла.       Гермиона приготовилась услышать пассаж о недостойности ее грязных рук, но, оказалось, на уме Малфоя было другое:       — Ты представляешь, сколько жизней эта палочка забрала? М-м? Скольких замучила?       Гермиона продолжила мрачно смотреть на Малфоя. Молча. Вряд ли он ожидал ответа, как всегда слишком влюбленный в звук собственного голоса. С которым, впрочем, что-то было не так. Будто какого-то ингредиента не доставало для полноты вкуса. Может, вальяжности? Самоуверенности? Высокомерия? Гермиона не могла определить, да и не то чтобы это ее сейчас сильно волновало.        Что ее действительно волновало, так это то, как им выбираться из сложившегося положения. Она единственная осталась не связанной — видимо, Малфой счел, что безоружная она опасности не представляет. И раз уж он решил ее недооценивать, то чем позже он осознает свою ошибку, тем лучше. Гермиона намеревалась смирно сидеть на земле, куда упала после Подножки, пока ее не посетит какая-нибудь гениальная идея. Когда-нибудь та непременно ее посетит. Должна.       А ребята могли бы незаметно перерезать веревки о какой-нибудь очень кстати подвернувшийся острый предмет. В книгах и фильмах связанные герои всегда натыкаются на ржавые гвозди или осколки бутылки… В первый раз Гермиона мечтала о том, чтобы кто-то намусорил в заповеднике.       — Она и тебя мучила.       Перед глазами мелькнуло воспоминание — Малфой отворачивается, когда Беллатриса направляет на нее палочку. Это было последним, что Гермиона увидела до того, как мир скрутило в раскаленный добела пульсирующий шар боли.       Неправильный, пресный голос скреб ей по нервам, и она заговорила уже хотя бы только для того, чтобы перебить его.       — Потрясающая наблюдательность, Малфой. У меня-то это совсем вылетело из головы.       — О, к тебе вернулся дар речи, — заметил он, а потом усмехнулся. Да, именно потом. Будто не сразу сообразив. Будто актер, плохо выучивший текст роли и не сразу вспомнивший, что после этой реплики следует усмешка. Гермиона смотрела, как уголок тонких бледных губ медленно задирается вверх, а затем опять сползает вниз. — Я уже было начал беспокоиться.       — Слушай, Малфой, — раздраженно начал Рон, но Малфой не дал ему закончить.       — Слушать твой голос, Уизли, у меня нет никакого желания, так что, будь добр, заткнись. Я скажу, когда можно будет говорить.       — Какого черта ты делаешь? — Рон, разумеется, затыкаться не собирался. На палочку, которую Малфой тут же направил в его сторону, он и ухом не повел.       Гермиона внутренне сжалась, но Малфой не выкрикнул никакого заклинания, он в театральном жесте поднес пальцы ко лбу и закатил глаза.       — Ах да, я же имею дело с гриффиндорцами, — кончик его палочки качнулся к Гермионе, потом, после паузы, повернулся к Гарри. — Подскажи, Вислый, кого мне взять на прицел, чтоб заставить тебя молчать? Признаться, наблюдая за вашей троицей, я так и не определился, по кому из этих двоих ты больше сохнешь.       Гермиона поморщилась. Не столько из-за слов, сколько из-за тона, которым они были произнесены. Потому что да, тон тоже был неправильным. И сейчас она заметила, чего не хватало: какого-то огонька, азарта. Малфой всегда оскорблял со смаком, явно получая удовольствие от процесса. Провоцировал и ждал, предвкушал реакцию.       Сейчас же он говорил совершенно безразлично. Будто ему было наплевать, разозлится Рон или нет, ответит или промолчит. Будто и оскорбляет-то он скорее по привычке, машинально, потому что такой уж между ними установился обычай — обмениваться любезностями.       Может, именно так раскалывается душа? Эмоции, мысли, привычки и жесты, всё просто выцветает, как узоры на брошенном и забытом на пляже покрывале, которое день за днем обжигают лучи палящего солнца.       Всегда вспыльчивый Рон между тем так и не ответил Малфою, только явственно скрипнул зубами. Казалось, ему физически больно сдерживать рвущиеся с языка слова, но тем не менее он молчал. Его взгляд был прикован к кончику палочки — опять обращенному к Гермионе. Этот взгляд Рона, его крепко сжатые губы рождали в ее груди чувство, норовящее выскочить наружу в крайне неуместной сейчас глупой улыбке. Гермиона тоже крепко сжала губы, запирая его внутри.       — Молчишь? — прокомментировал Малфой очевидное, не дождавшись ответа Рона. — Какое неожиданно умное решение. Что ж, если никто больше не собирается перебивать меня…       Тут его все-таки перебили, но на этот раз не Рон и даже не Гарри — с другого берега послышался характерный кожистый звук. Кажется, дракону надоело отдыхать у воды и он вознамерился размять крылья. Обернувшись, Гермиона успела увидеть, как он взмывает вверх и красиво устремляется навстречу закату. Такое потрясающее зрелище даже Малфоя не оставило равнодушным. Развернувшись, он теперь стоял боком к Гермионе и даже рассеянно опустил руку с палочкой. И всё глядел, глядел вслед величественному животному. Может, у него слабость к драконам. Особенно к бледным и тощим, как он сам. Дракон в мечтах, хорек наяву.       Еще недавно Гермиона обругала бы себя за ехидство, но сочувствие к Малфою улетучивалось, как воздух из проколотой камеры. На расстоянии сочувствовать ему было гораздо легче.       И кстати, о расстояниях… Считается, что у мужчин плохое боковое зрение. Гермиона осторожно передвинулась поближе к Рону, а когда Малфой так и не шелохнулся, рискнула медленно подняться на ноги и сделать шаг, потом другой. До Рона еще каких-то три шага, она сможет взять его па…       — Стоять, — так жестко прозвучал этот спокойный приказ, что она невольно замерла в неловкой позе, с занесенной ногой, и взмахнула руками, удерживая равновесие, прежде чем все-таки поставить ногу на землю.       Палочка лежала всего в двух шагах от нее. Гермиона тоскливо скользнула взглядом по траве рядом с Роном, потом перескочила к его голубым глазам, напряженно следившим за ней — для этого Рону пришлось странно вывернуть голову, — и, наконец, вернулась к не менее внимательно наблюдавшим за ней серым. Малфой, видимо, только этого и ждал, потому что тут же заговорил, сухо роняя слова:       — Я был настолько любезен, чтобы позволить тебе сидеть, а не валяться на земле, как твои дружки. Издержки воспитания. Но двинешься еще раз — и будешь связана. Это понятно?       Гермиона молча кивнула. А что ей оставалось делать? На месте Малфоя она бы уже давно обездвижила противника, не раздумывая и не тратя время на речи. Стоило порадоваться, что тот решил покрасоваться в своей самоуверенности и корчить из себя джентльмена.       — Я не расслышал твой ответ, Грейнджер.       — Понятно, — процедила она.       — Хорошо. Сделай три шага назад и сядь.       Когда она не кинулась в ту же секунду исполнять наивысочайшее повеление, Малфой со скучающим видом перевел палочку с нее на Рона. Психолог выискался.       — Так что, двигаться уже можно? — терпеливо уточнила она, приподняв брови.       Рон прыснул, а Малфой сузил глаза.       — Вот только не надо умничать, Грейнджер. Сделай три шага назад, сядь и не двигайся.       Гермиона пожала плечами. Это было лишь разумно — уточнить, чего именно от нее хочет вооруженный сумасшедший, отдающий противоречивые указания. Она вовсе не стремилась оказаться связанной.       Она медленно сделала три небольших шага, не сводя глаз с палочки Беллатрисы.       О, она могла поспорить, Малфою гнусная штуковина не доставляла всех тех неприятностей, что ей, Гермионе. Не выскакивала из пальцев, будто пытаясь сбежать, укатиться назад к своей безумной хозяйке, как кольцо Всевластья к Саурону. Что это было — кровь Блэков? Или палочка узнала руку убийцы?       А может, все дело в том, как Малфой ее получил. В отличие от Гермионы, он добыл ее в бою. Но считалось ли, что он отвоевал палочку, если самой Гермионе она на тот момент не принадлежала? Не совсем, не по-настоящему. Если верить мистеру Оливандеру.       Честно говоря, его слова о палочках, переходящих к победителю, с трудом укладывались у нее в голове. Волшебные палочки у него выходили весьма ветреными особами, меняющими хозяев, как… хм, перчатки. Но они определенно не всегда так поступали. Сколько раз за свою жизнь волшебники обезоруживали друг друга? В том же Хогвартсе ученики постоянно участвовали в дуэлях, как в классах — на занятиях по ЗоТИ, — так и во время стычек в коридорах. Будь всё так просто, палочки кочевали бы из рук в руки после каждого Экспеллиармуса. Что же влияло на их решение уйти к другому? То же, что когда-то заставляло выбирать «своего» волшебника в лавке Оливандера? Их чем-то привлекала магия, текущая в жилах нового знакомца?       Гермиона не могла представить, что ее палочка станет подчиняться какому-нибудь негодяю, исторгать Непростительные заклятья, пытать маглов, даже если обезоружил ее один из егерей. Впрочем, сейчас ее палочка из виноградной лозы, должно быть, хранилась в поместье Малфоев, если только ее вовсе не уничтожили. Едва ли Беллатриса Лестрейндж станет пользоваться палочкой грязнокровки. Во всяком случае, Гермионе очень хотелось в это верить.       От палочки в руке Малфоя ее отвлекло какое-то движение позади него. Гермиона осторожно покосилась в ту сторону, моргнула и быстро отвела взгляд. Струпьяр пошевелился. Похоже, он отошел от Ступефая. И что теперь будет? Он поднимется, оценит ситуацию — неверно, потому что Гарри с Роном лежат связанные, а убийства товарищей он не видел, — окликнет своего предполагаемого подельника…       — Я велел тебе сесть, — в голосе Малфоя проскользнули нотки холодного раздражения, — еще раз повторять не стану.       Гермиона покладисто опустилась на землю, колени сами подкашивались от накатившей слабости. Долгожданная идея ее только что посетила.       — Зачем ты убил егерей, Малфой? — сглотнув, громко спросила она. Голос дрогнул от осознания того, что именно она сейчас делает. Но для такого вопроса это, должно быть, выглядело вполне естественно.       — Надо было убить вас? — склонил голову набок Малфой.       — Нет, — выдохнула она, — но…       Шевеление в той стороне, где лежал Струпьяр, прекратилось.       — Ты мог оглушить их и связать, — подал голос Гарри, в первый раз после своего неудачного «спасибо».       Лицо Малфоя искривилось в презрительной гримасе.       — А, святой Поттер. Связать, а потом что? Оставить на радость диким зверям? Так вы, добренькие, поступаете?       — Обливиэйт, — коротко бросил Рон, и Гермиона послала ему признательный взгляд. Она не забыла, как в кафе на Тотнем-Корт-роуд он не слишком милосердно предложил убить Долохова с Роули, как не забыла и его вздох облегчения, когда Гарри нашел другое решение. Она знала, Рон не смог бы отнять жизнь, что бы он там ни предлагал. В отличие от Малфоя.       Струпьяр тем временем снова пошевелился, но теперь его движения были выверенно осторожны и плавны. Гермиона не позволила себе долго наблюдать за ним и снова уставилась на Малфоя, чтобы не выдать взглядом происходящее, но успела заметить, что Струпьяр перевернулся на живот и теперь полз. Куда? Догадаться несложно. Он наверняка уже обнаружил отсутствие своей волшебной палочки и теперь продвигался к рыжеволосому егерю — тот был ближе всего к нему, а главное, за спиной Малфоя.       — Много чести, — равнодушно проронил тот в ответ Рону и добавил буднично, словно рассуждая о готовке зелья: — К тому же заклинания Забвения мне плохо удаются.       — А Смертельные хорошо, — мрачно продолжила мысль Гермиона.       Малфой коротко рассмеялся, и она подавила желание потереть ухо, которое зачесалось от этого резкого и сухого звука.       — Да, знаешь, тут всё очень просто — нужно всего лишь ненавидеть каждой клеточкой тела и желать, чтобы человек перестал существовать.       — Души, — машинально поправила Гермиона.       — Что?       — Обычно говорят «каждой клеточкой души». Но в твоем случае, пожалуй, выбор слова был верным.       Малфой сощурил глаза.       — Намекаешь, что у меня нет души, Грейнджер? Жалеешь их?       Он помолчал, наверное ожидая ответа. Когда стало ясно, что отвечать она не собирается, губы его сложились в жестокую усмешку. Теперь она вышла у него намного естественнее.       — Рассказать, что они делали с маглами? — Малфой с издевательской доверительностью понизил голос, чуть склонившись в ее сторону. — Думаю, тебе будет особенно интересно, как они развлекались с женщинами. Вот только вчера они поймали одну девчонку, лет шестнадцати…       — Замолчи! — не выдержал Рон, за что Гермиона была ему благодарна. Она бы попросила о том же, но слова комком застряли в горле.       Однако Малфой и не подумал замолчать, он продолжил говорить, глядя ей в глаза:       — Ей не давали умереть несколько часов, пока каждый не успел по несколько раз…       Теперь его перебил Гарри:       — И ты тоже?       Он будто с усилием выдавил слова и голос его звучал глухо, но Малфой расслышал и резко повернулся, оторвав наконец взгляд от Гермионы. Она подняла к лицу дрожащую руку и стерла скатившуюся слезу. Тень, прокладывающая в траве путь к телу рыжего егеря, замерла.       — Что? — зло выдохнул Малфой.       — И ты тоже? — повторил Гарри уже отчетливее. — Ты тоже принимал в этом участие?       — Какого… — Малфой на секунду сжал губы. — Нет.       Гермиона наблюдала за его бледным лицом. Похоже, Гарри удалось пронять его, пробить эту стену безразличия. Что ж, Малфой — убийца, но не насильник. Наверное, сам он записывал это в свои великие достоинства. Не насильник, не садист. Интересно, есть ли в списке его «положительных качеств» хоть одно без отрицательной частицы «не»?       — Хорошо, — спокойно сказал Гарри. — Значит, для тебя не все потеряно.       Малфой уставился на него так, будто плохо расслышал.       — Не все потеряно? — эхом повторил он.       Гарри кивнул — или, скорее, мотнул головой.       — Да. Ты еще не зашел слишком далеко.       Глаза Малфоя сузились.       — Кем ты себя возомнил, Поттер? Дамблдором? — опасно тихим голосом спросил он, подходя к Гарри. — Может, милостиво предложишь мне перейти на правую сторону?       — Почему бы и нет? Ты применил Смертельные заклятия к убийцам и насильникам, сторонникам Сам-Знаешь-Кого, — все так же ровно продолжил Гарри, добавив после короткой заминки: — Защищая нас. — Тут Гермиона невольно хмыкнула. — Во время Первой Магической Войны аврорам это позволялось. Я сам сегодня применил Непростительное.       Гермиона не знала, огорчаться или восхищаться тем, как спокойно и убедительно Гарри умудрился это произнести, хотя, она не сомневалась, ему претила практика выдачи аврорам лицензий на убийство и пытки не меньше, чем ей. А сравнивать его безобидный Империус, направленный на благое дело, с двойным убийством было просто смешно, но Гарри осмотрительно не стал вдаваться в детали.       Напрасные старания: Малфой, кажется, не услышал ничего после «Сам-Знаешь-Кого».       — Теперь ты так его называешь? — медленно, раздельно проговорил он. — Не кичишься больше мнимой храбростью, произнося его имя? Не хвалишься тем, как ты якобы крут, что не боишься?       — На его имени Табу, ты что, не знал? — вклинился Рон, и по взгляду, который на него метнул Малфой, Гермиона как-то сразу поняла, что зря. Очень зря.       — Я не боялся имени, потому что не жил со страхом перед ним с рождения, — ответил Гарри, снова перетягивая внимание Малфоя к себе. — Меня просто не научили его бояться. В этом нет ничего храброго.       Малфой скромностью Гарри не проникся.       — Итак, вы знали о Табу. И все же произнесли имя. Тогда.       По спине Гермионы пробежал холодок от плохого предчувствия, куда идет этот разговор.       — Мои новые друзья-егеря рассказали мне, как они вас поймали, — Малфой обвел их взглядом. — Решили устроить засаду, да? Решили, что вам, Великолепной Троице, по силам какая-то кучка егерей, верно?       — Всё было не так! — воскликнула Гермиона. — Это была случайность!       Предчувствия ее не обманули — Малфой совсем свихнулся и собрался обвинить их в том, что произошло в поместье.       Он быстро повернулся к ней, наставив палочку.       — Так что — это была ты, Грейнджер? Ты сказала имя? Случайно, — он с отвращением выделил последнее слово. — Ты тоже любила его повторять направо и налево, не так ли? Уизли-то смело можно исключить.       — Эй! — возмутился Рон. — Я тоже его по имени звал. И тогда назвал!       Похоже, до него тоже дошло, к чему клонит Малфой. У Гермионы защемило сердце от смеси гордости за Рона и тревоги за него же. Она сомкнула веки, отгоняя нахлынувшие чувства. Конечно, Гарри никогда не позволит… Не сможет промолчать. Но Рон готов был принять удар на себя.       — Прикрываешь подружку, Вислый? — послышался голос Малфоя. — Будто я поверю, ты никогда не…       — Мы спорили, я был слегка на взводе и в запале забыл про Табу, — упрямо гнул своё Рон.       — Рон, перестань, — вздохнув, вмешался Гарри. — Я произнес имя, Малфой. Это правда вышло случайно. Вырвалось.       Гермиона открыла глаза, и вовремя: за этим волнительным разговором она забыла о еще одном важном действующем лице, а Струпьяр уже подполз к рыжему егерю и тянулся к его правой руке, в которой, без сомнения, была волшебная палочка.       — Малфой, сзади! — крикнула Гермиона, не сводя взгляда со Струпьяра.       С мгновение ничего не происходило, Малфой замер, и она запоздало осознала, что тот должен был принять ее крик за какую-то дурацкую уловку. Но что же он думает, стоит ему повернуть голову, как Гермиона этакой стремительной антилопой доскачет до него и кинется?.. К счастью, секунды хватило, чтобы в дело вступил фирменный малфоевский инстинкт самосохранения: он все же обернулся, одновременно отводя в ту же сторону руку с волшебной палочкой. Прозвучали заклятья, какие и чье было первым, Гермиона не слышала за барабанной дробью крови в ушах — она вскочила на ноги и действительно кинулась. Но не к Малфою, конечно, а к Рону. Она уже наклонялась за лежащей в траве палочкой, когда…       — Инкарцеро!       …Обтянутая тугими веревками, Гермиона повалилась вперед. И так как в тот момент, когда ее настигло это весьма популярное сегодня заклятье, она стояла, склонившись около Рона, то на него и повалилась. Довольно мягко приземлившись головой ему в живот.       — Гер-миона? — слегка придушенно позвал Рон.       — Мфм… — уткнувшись лицом в свитер, говорить было несколько затруднительно.       А еще затруднительно было дышать.       Гермиона попробовала приподняться, но в таком положении и без помощи рук ей это предсказуемо не удалось.       Перед мысленным взором пронесся газетный заголовок: «Гермиона Грейнджер трагически погибла, задушенная свитером Рональда Уизли. Магическая Британия скорбит».       Она повернула голову набок — рассыпавшиеся вокруг волосы решили довершить начатое свитером, накрыв ее удушливой волной. Гермиона втянула носом воздух и внутренне простонала, представив, какое зрелище они с Роном сейчас собой являют, расположенные своеобразной буквой «Т». К щекам прилила кровь от унижения.       Но могло быть и хуже, мрачно утешила себя Гермиона, она могла бы приземлиться ниже.       Сквозь волну… нет, не волну — лавину похоронивших ее под собой волос до Гермионы донесся приглушенный смешок. Она скрипнула зубами.       — Жаль, не захватил фотокамеру, вечность бы любовался. Но, пожалуй, придется разлучить вас, сладкая парочка. Предпочитаю смотреть собеседнику в лицо, а не на его зад.       После очередного заклинания Гермиона поднялась в воздух, отлетела в сторону, перевернулась и шлепнулась на землю, приложившись затылком и больно прикусив язык. Сглотнув слюну со вкусом крови, она открыла глаза, которые зажмурила, когда выполняла кульбиты в воздухе.       — А я предупреждал, — напомнил Малфой так спокойно, будто и не было перерыва на поединок со Струпьяром.       Гермиона не решилась посмотреть, что там с егерем. Очевидно, Малфой оказался быстрее, но какое заклятье он выкрикнул? Смертельное?..       — Она тебе жизнь спасла, придурок! — праведно возмутился Рон где-то сбоку от нее.       — Неуже-е-ели, — протянул Малфой. — Правда, Грейнджер?       Гермиона продолжила молча таращиться в небо, чувствуя на себе пронизывающий ее насквозь взгляд. Малфой наверняка догадался, что она должна была заметить очнувшегося Струпьяра намного раньше. Оттуда, где она сидела, очень сложно было не заметить.       Гермиона не гордилась своим поступком. Но и не стыдилась. Она жалела лишь о том, что Малфой со Струпьяром так бессовестно недолго обменивались заклятьями. Где старые добрые магические дуэли, которые могли длиться часами?       Она не хотела ничего плохого, ей только нужно было время, отвлекающий маневр.       «А если бы Малфоя убили?» — поинтересовался внутренний голос. Гермиона посоветовала ему заткнуться.       — Она тебя предупредила, а могла промолчать, — вставил своё Гарри, наверняка из лучших побуждений, а вовсе не растравливая ее, уже скалящую зубы, совесть. Нет, вовсе не за этим. — Дать тебя убить. Он начал выкрикивать Смертельное заклятье.       — А, спасибо, что напомнил. Авада Кедавра!