Conflicting Arrangement

Итак, Юнги любит Чимина. Это было важно. Он посмотрел на свое отражение в зеркале, пока чистил зубы, и замедлил движения руки, замечая под глазами тёмные круги. «Я обещал ему, что они скоро исчезнут…», неразборчиво пробормотал он с пеной и зубной пастой во рту, сонно моргая и ужасно себя чувствуя. Тяжело вздохнув, он закончил умываться и плеснул себе в лицо холодной водой, пытаясь собраться. Это всего лишь признание. И всё же, Юнги никогда никому не признавался. Все его прошлые отношения были недолговечными и чрезвычайно незначительными романами; ему никогда никто не нравился до такой степени, что он мог представить их совместную жизнь, долгую и плодотворную связь, которая бы продлилась несколько месяцев, а может даже и несколько лет. С Чимином, однако, он всё это видел: он мог представить, как ежедневно просыпается с ним лицом к лицу в кровати, мог представить, как они за ужином рассказывают друг другу о том, как прошёл их день, видел, как они изо всех сил стараются друг друга осчастливить. Наверное, это то, о чём говорил ему отец чуть раньше; в Чимине было что-то, что заставляло Юнги стремиться стать лучше. Последние недели были для Юнги сплошным испытанием, даже большим, чем ночь после рэп-баттла с B-Free, в которую он осознал, что чувства его намного более глубокие, чем он изначально предполагал. От танцора их скрывать было тяжело, но сейчас он эти чувства должен обнажить, а Юнги никогда не был уязвимым. Лишь думая об этом, Юнги чувствовал, как мурашки бегут по коже, и он задался вопросом, как же он вообще сможет рассказать об этом Чимину. Он ни разу в жизни не испытывал такой страх. Вдобавок ко всему, день получился утомительный. Чимин уже был в постели и рассеянно, совершенно бесцельно листал ленту в Твиттере. Юнги мог поклясться – танцор был невесел как-то по-другому. Столько всего произошло, и он, должно быть, до сих пор думает о том, что случилось за ужином. Разговаривать об этом с ним и так должно было стать трудной задачей, но из-за конфликта с отцом за ужином всё сделалось ещё сложнее. Юнги должен быть с этим деликатен, но он не знал, как. Решительно тактичным он никогда не был. Опустив свою зубную щетку в стакан рядом с щеткой Чимина, Юнги глубоко вздохнул, вышел из туалета, пересёк всю комнату и сел у подножия кровати. - Эй, - осторожно произнёс он, с беспокойством хмурясь. – Ты в порядке? Поговорить хочешь? Чимин помедлил, опуская вниз телефон, чтобы взглянуть на лицо Юнги. Секунду спустя, он прикусил губу и слегка покачал головой. - Ну, хорошо, - сразу же сказал Юнги. Давить на Чимина он не собирался. Он медленно переместился к изголовью кровати, рассматривая, как тёплый, тусклый свет в комнате Чимина отбрасывает тени различного цвета на его лицо. Подвинув подушку, он уселся рядом с Чимином и неуверенно протянул руку. Чимин, не глядя на Юнги, обнял его и положил свой телефон на кровать, успокаиваясь, будто ребёнок. - Со мной всё будет нормально, - тихо сказал он в футболку Юнги. – Только… Только не прямо сейчас. - Время у нас есть, - сказал Юнги, а сердце его забилось сильнее, потому что это была неправда. У них не было времени. Если он ничего так и не скажет, быть вместе им оставалось всего несколько часов, но его горло сжималось так, будто сейчас у него случится паническая атака, и исправить это он никак не мог. Пока он держал в своих объятиях танцора и утешал его, как мог, мысли бегали у него в голове, как сумасшедшие. Заставив себя собраться, он с трудом сглотнул и втянул носом воздух. – Я понимаю, если тебе больно. Знаю… Я знаю, что день для тебя выдался трудный. Танцор долго молчал, а потом поднял голову. На его лице появилась небольшая дрожащая улыбка, и это побудило Юнги задержать дыхание. - Спасибо тебе, - зашептал Чимин, медленно моргая. – Спасибо, что приехал. Что остался. Нужно сказать это прямо сейчас, чёрт возьми. Надо, чтобы Чимин понял, почему он остался. Юнги без причины замутило, и он отпустил Чимина и сел прямо, прочистив горло. - Мин, - серьёзно сказал он, чуть отстраняясь, чтобы они смогли быть лицом к лицу. – Мин, мне нужно, чтобы ты послушал. Окей? И не перебивай. Позволь мне закончить, прежде чем начнешь говорить, потому что дважды я этого сказать не смогу. Что-то в выражении лица Чимина треснуло, и Юнги чуть ли не растерял всю уверенность, которую так долго копил… Что, безусловно, хорошим началом назвать никак нельзя. Танцор серьёзно разок кивнул и нацепил такой покер-фейс, что даже отец Юнги бы смутился. Из-за его пустого взгляда Юнги захотелось кричать, ведь глаза Чимина обычно были такие яркие, наполненные каким-то детским любопытством. Ну почему из-за него Чимин был такой, чёрт побери, грустный, когда всё, чего Юнги хочется, это сделать танцора счастливым? - Несколько дней назад, - начал Юнги дрожащим голосом, закрывая на секунду глаза и вспоминая тело Чимина, прижатое к его собственному, его губу, зажатую между его зубами и ощутимый носом Юнги пульс в чиминовом горле. – Несколько дней назад, - нервно повторил он, а на его виске выступили бисеринки пота, - мы… Чимин совсем потерянно на него глядел, и Юнги просто сходил с ума. Дело в том, что если бы Юнги мог провести хоть полчаса наедине с листом бумаги и ручкой, то был бы уверен, что смог бы накатать такую трогательную речь, что с признанием он бы справился на раз-два. Но с Чимином надо было поговорить; написать и на этом всё - это для него не вариант, ведь это слишком неискренне, слишком просто. Ранее он решил, что с танцором придется поговорить лицом к лицу, собственными словами рассказать, как и почему он всё-таки в него влюбился. Поделиться с ним всеми мыслями, которые мучили его все эти дни, выделить каждую мелочь, которую он полюбил в Чимине. А причин, из-за которых Юнги в него влюбился, было просто масса. Чимин был добрым, чутким и прекрасным. Отказываясь функционировать в обществе, Юнги потратил так много времени, что чуть не разучился заботиться о других, а вот Чимин заботился так сильно… Почти слишком сильно. Он заботился о людях так же, как садовник это делал с флорой: снабжал людей уверенностью, дарил своё время и радовался за чей-то успех в чем-либо, как за свой собственный. Он был хорошим студентом, сонбэ, донсэном, сыном и братом. Делал что-то, не ожидая ничего взамен, и всегда удивлялся, когда кто-то любезно с ним обращался. Он был талантливым, скромным и усердным. На данный момент Чимин был неуверенный, но как только он прочно встанет на ноги, то будет кем-то очень влиятельным, Юнги это знал. Быть может, даже айдолом или кем-то ещё на ТВ, потому что шарм и харизма для этого у него точно имелись. Чимин - тот, кому Юнги, да и вся Корея, смогут доверять. Спеться с Чимином было удивительно просто, и у Юнги не было никаких сомнений, что у младшего именно тот замечательный тип личности, который обеспечивал такие лёгкие взаимодействия. Это Чимин положил начало их отношениям и постепенно обеспечивал их расцвет, постоянно заботясь о Юнги и столькими способами относясь к нему ласково и по-доброму. Друг друга они знали лишь месяц, но Юнги этого времени оказалось достаточно, чтобы увидеть разницу между ними. Юнги выносили и ценили немногие, а Чимин был любим всеми. Танцор каким-то образом заработал себе статус эмоциональной крепости, он был тем, кому доверяли и на кого полагались. Он никогда не унывал и всегда трудился. Два дня назад они лежали в постели, и их тела с теплотой прижимались друг к другу под одеялом. Кожа Чимина под пальцами Юнги была мягкой и реальной, аромат его волос успокаивал и был удивительно привычен. Маленькие и изящные чиминовы руки – такие непохожие на ручищи Юнги – бегали по его коже, оставляя за собой тепло. Тяжелое дыхание, изгиб губ Чимина, само его наличие под Юнги… Он почувствовал всё, ощутил, как это всё навечно внутри него выжигается. Каждое мгновение врезалось Юнги в память, и он не мог перестать думать… А что бы случилось, если бы он тогда что-то сказал? Признался, пока Чимин прикасался подушечками пальцев к щекам Юнги, а его глаза были наполнены лёгким удивлением, нежностью и влечением. Тогда Юнги чувствовал себя настолько любимым, что это его пугало. Потому что Юнги – эгоист и собственник – хотел Чимина целиком и не меньше. Юнги считал, что любит Чимина, но не был уверен, как правильно надо любить. Не знал, достаточно ли он для Чимина хорош, а если нет, то не знал, как таким стать. Из-за этого что-то в нём ломалось. Это Пак Чимин, первый (и он был уверен, что, возможно, единственный) человек, которого Юнги когда-либо любил. Он боялся, что любовь, которую он способен дать Чимину, никогда не сможет сравниться с тем, что может дать ему младший. Он это терпеть не мог, ненавидел, что может не справиться, и это жрало и хоронило его живьём, потому что Чимин заслуживал лучшее и только лучшее. В Чимине есть всё то, чего нет в Юнги. И Юнги… Потребовалось время, но теперь он понимал, что хочет это всё. Нуждается. Ему хотелось выговориться. Однако, как оказалось, Юнги в импровизации не мастер. - Юнги? – произнёс Чимин, а лицо его стало неуверенным и обеспокоенным. – Юнги, ты ничего за пять минут так и не сказал… «Я в курсе, спасибо», захотелось крикнуть Юнги. Вместо этого он глубоко вздохнул и прижал ладони к щекам, которые к тому моменту точно пылали. У него всегда плохо получалось искать слова, да и, видимо, уже никогда хорошо это делать не получится. Это было ужасно, но как-то ожидаемо, что единственный человек, которого Юнги когда-либо в своей жизни любил, будет страдать по вине неумения его признаться в чувствах. - Я, - снова начал он, чувствуя себя совсем измотанным, и поднял на Чимина взгляд, - за последний месяц был полнейшим идиотом. Теперь выражение лица Чимина было совсем пустым; он, будто фарфоровый, просто слушал Юнги. - Почему это? – тихонько сказал танцор, и голос его звучал расстроенно и устало. - Я никогда не встречал таких, как ты, - пытался Юнги, удивляясь самому себе. Почему это так трудно? В прошлом он смотрел «Человека со звезды» и другие романтические дорамы. Так почему же признаваться в чувствах парню, с которым он уже даже жил, заставляло его сердце стучать так, будто оно пыталось добровольно взорваться у него в ребрах? – Я… Да мне и в голову не приходило сейчас с кем-то встречаться. Я об этом не задумывался, очень долго не задумывался. И я… - Ты зачем это сейчас говоришь, Юнги? – тяжело вздохнул Чимин, выглядя утомленным, и отвел глаза. – Я это уже знаю… Не надо мне разъяснять… - Просто… - Юнги взял Чимина за плечи и с отчаянием в голосе слегка потряс. Ему нужно выговориться, но он этого сделать не сможет, если Чимин продолжит так его перебивать. Решиться на это и так было сложно, не говоря уже о том, чтобы на каждом шагу останавливаться. – Можешь просто выслушать? Я серьёзно. Это важно, мне нужно тебе это рассказать. Губы Чимина сжались в тонкую линию, но он кивнул. - За последние несколько лет парней у меня было мало, - удалось вымолвить Юнги. Чимин нервно прикусил губу, и это заставило Юнги поморщиться при виде того, как он делает себе больно. Он осторожно поднял руку и потянул Чимина за нижнюю губу большим пальцем, вытаскивая её из захвата зубами. Чимин молча позволил ему это сделать. – Я никогда эмоциональным не был, это всегда были… Ничего не значащие, непродолжительные вещи. Забавы ради. Встречаться и всякое такое… В отличие от Джуна и Джин-хёна, для меня это чем-то важным никогда не было. – Несерьёзно – вот как это следует называть. Юнги экспериментировал, но таких чувств в нём ещё никто не вызывал. Привязанность… Такая сильная. – Ты… Ты делаешь меня… Сильнее. Счастливее. Заботливым, надежным. Страстным. Из-за Чимина Юнги стал лучшим человеком, чем был. - …таким, блять, разочарованным, - выпалил в конце концов Юнги, заставляя Чимина отшатнуться. Его глаза увеличились в размере, а рот приоткрылся. Что он сейчас сказал, черт побери? Зачем он вообще такое говорит? Что он, мать вашу, делает? – Стой, подожди, я не имел в виду… - Это из-за ночи во вторник? – прошептал вдруг разгневанный Чимин. Он поднял голову, щеки его были красные, а в глазах стояли слёзы, и из-за всего этого у Юнги закружилась голова. Как же плохо всё шло. Как же у него всё хреново получается. – Это потому, что мы не занялись сексом? - Чёрт, Мин, нет, - поспешно выпалил Юнги, ужасаясь от этой мысли и отчаянно желая, чтобы Чимин никогда так о нём не думал. – Нет, ты… Ты же знаешь, я не такой, я бы не стал… Чимин выдохнул, закрывая лицо трясущимися руками. - Тогда, - шатко зашептал он, - почему ты на меня злишься и вообще это говоришь? Ты уже выполнил свою часть сделки, да? Какая разница… - Я, блять, не злюсь, Мин, я люблю тебя, ясно?! – прорычал Юнги, хватая запястья Чимина и решительно их опуская, чтобы смотреть прямо Чимину в лицо. Танцор был ошеломлен, шокирован и ещё бесчисленное количество синонимов, которые Юнги вспомнить в тот момент не мог. Ужасно, что признаваться пришлось вот так, но, как Юнги думалось, это признание подходило такому тормозу, как он. – Я вот уже месяц в тебя влюблен, блять. Это было херово, понятно? Каждый день был для меня испытанием, целовать, трогать, обнимать тебя и знать, что долго это не продлится, а ещё ты эту фигню своим языком творишь восемьдесят процентов всего времени, и для меня ФУНКЦИОНИРОВАТЬ сложно, да, но это… Это не главное, секс никогда не был… - Он отпустил Чимина, его плечи упали, а руки сжались в кулаки. – В смысле, ты… Ты остался со мной, Мин. Мы просыпались вместе, ты готовил завтрак, и мы смотрели вместе кошмарное аниме… Чимин с трудом сглотнул, одной рукой нерешительно потянувшись к Юнги. - Юн… Но Юнги ещё не закончил. Он сухо рассмеялся, поражаясь тому, какой он сейчас, чёрт возьми, дурак. - И я имею в виду реально дерьмовое аниме. Мы смотрели сраный Блич, ёб твою мать, а последняя хорошая арка этого говна была тогда, когда Ичиго отправился в Общество Душ, блин. Мы вместе стирали. Ты делился со мной витаминными мармеладками, и я знаю, что ты любишь пить и есть, что любишь смотреть по телеку, - нёс пургу он, осознавая, что это превращается в какой-то странный трёп обо всём, что он знал о Чимине, и ненавидя то, как это началось. – Я знаю, что ты помешан на Big Bang, что у тебя есть все их альбомы, что ты был на их концертах трижды и что плакал на каждом. Знаю, что ты прикусываешь губу, когда нервничаешь, что твои ступни поворачиваются в сторону выхода, когда ты лжешь, что морщишь свой нос, когда очень хочешь смеяться, но стараешься сдержаться. – Он сделал паузу, быстро-быстро моргая и пытаясь собраться с мыслями. – Ты слушаешь мою музыку и убедил меня вернуть свой зад на сцену, и ты… Я не понимаю, как кто-то настолько добрый, ласковый и идеальный существует, и за последние четыре недели я просто… - Юнги, - повторил Чимин, распахивая широко глаза и пытаясь снова перебить. – Юнги, постой… - …совсем всё испортил, и, знаю, это не было частью сделки, - спешил Юнги, резко выдыхая. – Я это знал, и мне было больно, и каждый день я просто видел, какой ты ангел, как ты добр ко мне и ко всем окружающим, и это было так сложно, Мин, окей? Мне было так сложно в тебя не влюбиться, богом клянусь, это так, так сложно. – Теперь он шептал, опустив голову на руки. Он потянул себя за волосы, безуспешно пытаясь сдержать слёзы, и лицо его исказилось. – И… И я знаю, что ты влюблен в другого парня, который, должно быть, лучше, умнее и симпатичнее, чем я, но клянусь тебе, Мин, если дашь мне шанс, я… - Он судорожно поперхнулся, вздрагивая и начиная плакать. – Я обещаю, я буду стараться, сделаю, что угодно. Я не хочу тебя терять и не хочу, чтобы то, что у нас есть, заканчивалось, не начавшись. Я не очень-то хорош во всей этой эмоциональной, романтической фигне, но я сделаю, что смогу, чтобы заботиться о тебе, чтобы любить тебя так, как ты этого заслуживаешь, и я… Чимин подался вперёд, схватил Юнги и поцеловал. Ошеломленный, Юнги в течение секунд десяти не двигался, а потом сдался, всё ещё недоумевая и колеблясь, но отчаявшись. Пальцы Чимина сжали ткань его футболки, его губы были мягкие, и Юнги, наконец, ответил на поцелуй. Он совсем не был готов к напору Чимина в его сторону, к тому, как язык танцора встретился с его собственным и как он тихонько стонал Юнги в рот. Так они целовались лишь в ночь вторника, но даже тогда Юнги остановился, не захотел распробовать что-то, чем был бы безнадежно одержим в будущем. Он был будто под наркотой; разум Юнги затуманился, когда Чимин придвинулся ближе. Он пробовал представить это раньше, пока был в одиночестве и не был в состоянии контролировать свои мысли, - каково это – с диким отчаянием целовать Чимина. Реальность уничтожила этот неясный придуманный образ – Чимин был требовательный, одновременно напористый и нежный, пока они продолжали, и его руки приблизились к талии Юнги, чтобы пробежаться по его спине. Поцелуй был страстный, но сладкий, и медленно обжигал Юнги язык. Не в силах сдержаться, Юнги подвинулся, чтобы спиной упереться в изголовье детской кровати Чимина, а танцор уселся ему на колени и негромко захныкал. Зарывшись одной рукой в волосы Чимина, Юнги другой оплел талию танцора, удерживая его на месте, когда они отстранились друг от друга, тяжело дыша и распахивая глаза. Они долго-долго глядели друг на друга полными слёз глазами и вздымающейся грудью. Юнги мог бы вечно пересчитывать чиминовы ресницы, запоминая его щечки и цвет глаз. До сих пор не отдышавшись, Юнги с тревогой отметил, как сильно он желает сейчас же прижаться к губам Чимина. - Зачем, - хрипло прошептал он, смущённый и потерянный, вырисовывая круги на тазовой косточке Чимина. – Мин… - Это всегда был ты, - зашептал Чимин, прижимаясь лбом ко лбу Юнги, и по его щекам потекли слёзы. – Юнги, я… Это ты. Я собирался признаться тебе. Ты… - Он поднёс свои дрожащие руки к лицу Юнги, убедился, что они смотрят друг на друга, и уверенно заговорил: - Ты – тот, кого я хочу, Юнги. Юнги моргнул, ощущая, как подушечки пальцев Чимина вжигаются в его кожу, будто клеймо. - Я не… Не понимаю, - пробормотал он, сопротивляясь желанию себя ущипнуть. – Я… Мин, ты же не можешь… - Я серьёзно, клянусь, я… Я мог бы поехать с Тэхёном, - выпалил Чимин, быстро мотая головой и усаживаясь Юнги на бедра. – Я соврал. Мои родители ни одного моего друга не видели с тех пор, как я переехал в Сеул. Я мог бы кого угодно попросить, мог бы Чонгука с собой взять или какого-нибудь незнакомца, но ты… Я выбрал тебя, Юнги. – Чимин слегка кашлянул, глубоко вздохнув, чтобы унять свою грудь, и попытался продолжить говорить. – Я… Я всегда тебя слушал, твою музыку. Смотрел все твои видео, даже те, где ты просто показываешь оборудование. Я помнил каждую строчку, и влюбился в каждую песню, и засыпал под твой низкий голос. И когда Тэ узнал, что я… Что я твой поклонник, что я на тебя запал… - В тусклом освещении спальни щеки танцора окрасились в прелестный розовый цвет прямо до носа. - … Когда он рассказал мне, что знает тебя, мне больше всего в жизни захотелось с тобой познакомиться. Юнги мог лишь смотреть на него с тихим удивлением и доброй дозой подозрения. - Тэ поговорил с Джин-хёном, - мягко продолжал Чимин, убирая одну руку от лица Юнги, чтобы потереть своё собственное краешком рукава. На ткани, смоченной слезами Чимина, проступили тёмные пятна. Юнги ласково погладил его по скуле большим пальцем свободной руки. – А тот, наверное, поговорил с Намджун-хёном… - А тот поговорил со мной, - тихо сказал Юнги, пытаясь всё это переварить. – И сказал, чтобы я с тобой встретился. Чимин робко кивнул и шмыгнул носом, а губы его растянулись в небольшую улыбку. - Я тоже тебя люблю, - пробормотал он, сталкиваясь с ним носом. – Уже… Уже давно. Юнги смотрел ему в глаза и не мог в это поверить. - Я… Меня ещё никто не любил, - немного глупо сказал он. – Я не… Мин… - Я всё время хотел тебя, - прошептал Чимин, обнимая Юнги за шею и утыкаясь носом в бьющуюся там жилку. – Последний месяц… Это было потрясающе, и я никогда не чувствовал к кому-то ещё то, что я чувствую к тебе. Ты был со мной, защищал меня… Был так ко мне добр. То, что было поначалу симпатией, превратилось во что-то более серьёзное и… Я влюбился в тебя, Юнги. – Он слегка отстранился, тепло выдыхая Юнги в ключицы, а потом снова посмотрел ему в лицо. – Ты показал мне, что быть тем, кто я есть – нормально, и полюбить тебя было так просто. И я люблю, всё в тебе люблю… - Что во мне такого? – слабо выпалил всё ещё шокированный Юнги. – Я же… Я же не особенный, Мин. Не такой, как ты… Я никогда… - Ты стал мне родным, - решительно произнёс Чимин, прикрывая глаза. – Ты был со мной, когда я плакал, и утешал меня, когда я боялся. Никогда на меня не давил, не контролировал, ничего не требовал… Когда я нервничал, ты сразу же узнавал об этом и успокаивал меня. Ты заботливый, и замечательный, и нежный... – Он опять прослезился, прижимая кулак к своей груди. Юнги неосознанно отодвинул его и положил руку Чимину на сердце, чувствуя его пылкое биение. Взгляд танцора смягчился, и он накрыл руку Юнги своей. В тот момент он был таким красивым: серебристые волосы аккуратно обрамляли его лицо, а глаза наполнились теплом. – Не знаю, когда это произошло, Юнги, но постепенно… Постепенно ты стал мне родным. Всё это было безумием. Юнги смотрел на Чимина и видел мир, видел доброту, красоту и силу. Чимин смотрел на него точно так же, и осознание того, что на него кто-то может так смотреть, сражало наповал. - Я не знаю, как быть для кого-то родным, - сухо прошептал он. Всё было так нереально. Быть настолько счастливым вообще возможно для такого, как он? – Я не знаю, как это делать, Мин, всё это. Чимин положил свою руку на грудь Юнги, наклонился и украл у него ещё один невинный и нежный поцелуй. - Позволь и мне стать для тебя родным, - мягко ответил он, - и вместе мы найдем способ.

***

Чертовски невероятно. Они с Чимином не легли спать, а говорили обо всём на свете. Ещё больше целовались, всё ещё не решаясь заходить дальше в доме Чимина, и руками исследовали кожу, будто пытаясь запомнить тела друг друга, пытаясь собраться вместе, как кусочки пазла. Юнги чуть ли не с благоговением смотрел на Чимина, так, будто тот был чем-то ценным, хрупким и невинным, обнимал его так, будто тот сделан из стекла. Глядел и поверить не мог. И Чимин делал то же самое. Иногда они просто останавливались посреди разговора и… Смотрели. Им обоим было так сложно осознать то, что происходит в данный момент, что теперь они вместе, что они официально состоят в настоящих отношениях. После тяжкой, мучительной двухнедельной тоски мозг Юнги не мог нормально переварить то, что Чимин теперь его. Будто вечность прошла с концерта танцора, с того момента, как он взглянул на Чимина и подумал про себя «эх, я его хочу». Чуть ранее Чимин лежал на боку такой счастливый и сияющий, и Юнги мог свободно наклониться и поцеловать его. Мог свободно провести рукой по его спине и талии, мог свободно притянуть танцора ближе, не чувствуя себя обманщиком и виноватым, и Чимин мог делать с ним то же самое. Мягко, аккуратно и не торопясь они друг друга изучали и тихо болтали, лежа рядышком на боку. Теперь между ними не было никакого вранья, и казалось, что на его груди развязали самый тесный пояс в мире. Впервые за несколько недель Юнги почувствовал, что может дышать, чувствовал силу, легкость и спокойствие. Когда у Чимина начали трепетать ресницы, Юнги сказал ему отдыхать, опасаясь, что события дня могут его отягощать. Чимин устало улыбнулся и потянулся его поцеловать, а потом повернулся к Юнги спиной и уложил голову на подушку. Через несколько минут он уже спал, и его грудь ритмично и уверенно вздымалась и опускалась. Он был так расслаблен, так спокоен в объятиях Юнги, что Юнги от такой картины плакать захотелось. Секс – это мост, который они перейдут тогда, когда до него доберутся. Юнги никуда не торопился; ему хотелось молиться на тело Чимина, узнать, что заставляет того жаждать, хныкать и стонать. Учиться удовлетворять партнера – процесс долгий и отчасти неловкий, и Юнги собирался не спешить и позаботиться о Чимине, потому что этого танцор и заслуживает. На это потребуется какое-то время, но для них это уже не проблема. Юнги не мог сдержать довольную маленькую ухмылку, думая о том, что их отношения больше не имеют срока годности. Теперь у него имеется всё время в мире. Это случится тогда, когда случится. Он задумался, что скажут остальные, когда они вернутся в Сеул. Похоже, этот Чусок получился богатый событиями не только для Тэхёна с Чонгуком. Он медленно вытащил свою руку из-под чиминовой подушки. Танцор тихонько захныкал, но не пошевелился и не проснулся. Юнги осторожно выждал некоторое время, а потом решил, что двигаться можно; он хотел сходить в туалет и попить воды. Только сейчас он осознал, как же его обезвожили нервы от абсурдного признания и их разговоры. Он пожалел, что забыл принести в спальню Чимина кувшин, дабы выпить стакан воды перед сном – это его привычка, в конце концов. Тихо пробравшись через комнату, он открыл, а потом закрыл дверь, создавая как можно меньше шума, и направился в туалет. Закончив, он осторожно спустился по лестнице и слепо проследовал за светом фонарей на улице, залившим комнату. Посреди ночи дом с таким холодно-синим светом на деревянных половицах выглядел немного жутко. Он миновал одну скрипящую половицу прямо около кухни, перепрыгивая через неё и благополучно приземляясь на мраморную плитку. - Кто это там... Юнги? Сжав ткань на груди, Юнги огляделся, широко распахивая глаза, и прикусил губу, чтобы не закричать. Увидев, кто же это был, он выдохнул и попытался снова себя успокоить. Надо бы перестать натыкаться на членов чиминовой семьи в хрен-знает-сколько утра. - Папа, - вежливо произнёс он, опуская плечи и собираясь. – Не знал, что вы не спите, сейчас очень поздно. – В семье Чимина все совы что ли? Ну почему ему здесь никак не удается передохнуть? Он в Пусане провел лишь две ночи и в каждую из них попадал в засаду, боже. Отцу Чимина было очень неудобно, и он включил свет, заставляя Юнги поморщиться от внезапной яркости. Старший мужчина неловко прочистил горло и глянул на почти полную бутылку макголи на кухонной стойке. Кажется, теперь, когда они вместе в одной комнате, он не знал, что говорить и делать. В мыслях вздохнув, Юнги подошёл к шкафчику и взял две рюмки, не обращая внимания на одну такую, стоящую на столе. - Не хотите поговорить на улице? – вежливо спросил он, осторожно, не повышая голос. Ему не хотелось разбудить бабушку, оставшуюся на первом этаже. Секунду спустя мужчина кивнул, прошагал к стеклянной двери и открыл её. Юнги, схватив горлышко бутылки, пересёк кухню и миновал старшего, вежливо склонив голову за помощь. Отец Чимина помедлил, но всё-таки последовал за Юнги во двор и закрыл за собой дверь, включая желтоватый свет на веранде. - Вы двое… Поздно легли? – спросил он, явно намекая на то же самое, что и его тёща прошлой ночью. На то, что они занимались сексом. Задумываясь, почему все в семье Чимина решили, что он не может удерживать своего дружка в штанах, Юнги поставил бутылку и рюмки на небольшой столик возле единственного стула на крыльце. - Мин спит, - ушёл он от ответа, указывая на деревянное сиденье. Папа Чимина сел, а Юнги с легкостью опустился вниз на то же самое место, где болтал с бабушкой почти день назад. – Он был… День был для него тяжелый. – Отводя взгляд, он принялся уважительно наливать ликер сперва отцу. Когда закончил, он поставил бутылку на стол и предложил отцу Чимина рюмку двумя руками. Взяв её, мужчина, казалось, сильно засомневался. Выпить напиток для него было не обязательством, а, скорее, необходимостью, и он устало вздохнул, опустив рюмку. Он молча налил Юнги выпивку и протянул, ожидая. - Принеси-ка себе стул, - негромко посоветовал он. – На кухне, между холодильником и стеной, есть несколько складных. Юнги довольно неплохо расшифровывал действия людей благодаря тому, что он родился в своей не особо эмоциональной семье. Двое мужчин не просто пропускали стаканчик-другой, и Юнги это прекрасно понимал. Отец Чимина давал ему возможность поговорить на равных. Здесь имела место символичность; пожалуй, некоторые сходства между его отцом и отцом Чимина всё-таки имелись. Приняв предложенный напиток, Юнги тут же его прикончил, поворачиваясь к отцу боком, как это предусмотрено обычаями. Кивнув, он поставил рюмку и пошел обратно в дом за стулом. Вернувшись, Юнги незамедлительно его поставил и уселся, чтобы нормально поговорить с отцом Чимина. Один на один, как мужчина с мужчиной. Пока старший собирался с мыслями, Юнги молча налил ему по-новой и потом поставил бутылку обратно на столик. Он решил не делать первый шаг, но ждать долго ему тоже не пришлось. - Мой сын – гей, - внезапно начал папа Чимина, взяв бутылку и подливая в рюмку Юнги. Он звучал потерянно. И даже напуганно. - Да, - тихонько согласился Юнги, не зная, что ещё тут надо говорить. А ещё он не хотел, чтобы Мин проснулся наверху в одиночестве. Поворачиваясь к отцу своего парня (парня!), он постарался поставить себя на место мужчины. – Знаю, наверное, для вас это сложно, но… - Как это произошло? – перебил его папа, потирая лицо и прижимая ладони к глазам. Его голос звучал устало и разбито, и он откинулся на шаткий деревянный стул. – Я и не знал, что он… И ты… - Он поднял голову и опустил руки. – Как… Как долго это всё продолжается? Юнги спокойно потягивал свой напиток, пытаясь изобразить расслабленность, которую не чувствовал. - Если вы о наших отношениях, - прокомментировал он как можно нейтральнее, - то мы начали встречаться месяц назад. – Он решил придерживаться истории, которую они уже рассказали остальным в семье Мина, так будет легче. – Но если вы спрашиваете о том, как долго Чимин знает, что он гей, то боюсь, что не знаю ответа. Повисло долгое молчание, в течение которого они оба просто пили. Юнги чувствовал, что ходит по лезвию бритвы; в отличие от ободряющей реакции остальных в семье Мина, ему уже бесконечное множество раз говорили, что помеху в лице папы Чимина миновать будет куда сложнее. Казалось, мужчина был погружен в свои мысли ещё до того, как Юнги спустился на кухню, и он определенно изо всех сил пытался разглядеть смысл во всей ситуации. Решив сделать шаг, Юнги повернулся к отцу. - Вам от этого неудобно, - с осторожностью предположил он, и его глаза изучали лицо старшего, пока он говорил. – Не знаете, что думать? - Я этого совсем не ожидал, никогда в жизни, - сухо рассмеялся отец Чимина. – Мой собственный сын… - Он повесил голову и нахмурился, глядя на свои колени. – Я не… Не могу этого понять. - Чимин здоров и счастлив, - тихо заметил Юнги, глядя на ликер в рюмке и слегка отодвигая её. – Разве это не главное? - Конечно, - сразу же твердо и уверенно сказал мужчина. По крайней мере, это обнадеживало – для отца Чимина благополучие было превыше всего. Юнги мог с уверенностью сказать, что тот не обязательно был человеком умышленно фанатичным и предвзятым. Скорее, старший просто был в шоке и не мог взять в толк новую информацию о своём сыне после стольких лет веры в то, что Чимин когда-нибудь приведет домой девушку, женится на ней и заведет детей. Испытываемое отцом Чимина замешательство не представляло его в плохом свете для Юнги. Это лишь говорило о том, что мужчина вырос в консервативной семье и что – как и ожидалось от кого-то, кого воспитывали при таких обстоятельствах – он противился оспариванию его взглядов. – Но… И всё же, ты должен понимать, Юнги. – У него были грустные глаза, когда он смотрел на свой пустой стакан, уже прикончив напиток. – Он мой старший сын. Мой… Мой первенец. Юнги задумался, как же ему удастся понятно, но кратко донести свою точку зрения. Он думал о том, что движет этим мужчиной, что именно нужно сказать, чтобы убедить отца Чимина в том, что его сыну необходима его поддержка, несмотря на непонимание. Он подумал о своих собственных родителях и Сынги, что они чувствовали, когда несколько лет назад за ужином узнали, что он гей. - Ранее вы упоминали о письме из университета о двухнедельном отстранении, - решил он сказать, надеясь не оказать самому себе медвежью услугу. Наклонившись, он взял бутылку и налил в рюмку отца по новой. – Помните? Папа Чимина медленно кивнул. Когда бутылка была возвращена на место, Юнги вздохнул поглубже и набрался смелости. - Пожалуйста, не говорите Чимину, что я вам вот это показывал, - тихо сказал он, зная, что танцору бы не хотелось, чтобы семья за него волновалась. Он осторожно поднял руки костяшками вверх. Хотя раны исчезли, под теплым освещением крыльца всё ещё было понятно, что костяшки были сильно повреждены, причем недавно. Стараясь набраться мужества, он не двигал руками, а отец Чимина наклонился, широко распахнутыми глазами рассматривая каждую оставшуюся маленькую царапинку. – В каком-то смысле в этом виноват я. Опуская стакан впервые с того момента, как они вышли на улицу, папа Чимина взял одну руку Юнги и повернул её, изучая каждую поврежденную неровность. - Что же ты сделал? – прошептал он, беспокойно хмуря брови. - Я пианист. Мои руки – моё средство к существованию. Я ранил их за вашего сына, потому что над ним издевались, - тихонько сказал Юнги, давая возможность переварить услышанное. Он подождал, пока отец Чимина это сделает, а потом убрал руки, застенчиво, но надеясь, что от этой небольшой презентации будет толк. – Это продолжалось без моего ведома и участия три дня. - Мой сын… - Мужчина был ошарашен, и его рот раскрылся от шока и ужаса. – Чимин… Над ним издевались? В университете? - Потому что он признался. Потому что люди узнали, что он гей, - кивнул Юнги. Он долго с грустью смотрел на отца Чимина, а потом прикончил свой напиток. – Он уже насмотрелся на обратную сторону исполнения своих желаний, папа. Хотел бы я от этого его защитить, однако не смог. – Его сердце болезненно сжалось, когда он вспомнил, как Чимин всхлипывал в его объятиях, вспомнил его рассеянный взгляд в кабинете декана. – Знаю, вам это сложно принять, и вам нужно время, чтобы с этим смириться. Но на мой взгляд, непринятие собственной семьёй – это последнее, что ему нужно. – Его рука сжала рюмку, и ему нужно было не перестараться, иначе та может разбиться. – Это… Это последнее, чего Мин заслуживает. - Кто… Кто делал это с моим сыном? – сквозь зубы спросил отец, потянувшись за запястьем Юнги и схватив его. – Почему этого не было в письме об отстранении? Там был только номер, чтобы позвонить и узнать детали, но меня не было в городе и… - На его лице отразилось явное родительское отчаяние, а хватка усилилась. – Скажи. Кто издевался над моим сыном? Юнги слегка погладил руку мужчины, не обращая внимания на полумесяцы, оставшиеся на его коже от ногтей отца Чимина. - Я позаботился об этом, - тихо сказал он с затуманенным взглядом. Должно быть, его лицо было по-настоящему гневное, потому что отец Чимина быстро его отпустил и откинулся на деревянный стул. – Он отстранен из-за проступка – не может даже на территорию кампуса вернуться, иначе его остановят. Наши друзья и я не позволим этим отбросам снова подобраться к вашему сыну, папа. – Он приходил в ярость от одной только мысли о том, как Чимина припирают к стене танцевальной студии. – Я вам обещаю. Явно потрясенный, отец Чимина судорожно вздохнул. Спустя долгое время он поднёс к своим глазам ладонь, и Юнги отвел взгляд. Ему вовсе не было интересно смотреть на плачущего мужчину, которому не хотелось бы, чтобы его таким видели. - Скажи мне, Юнги, - в конце концов сказал он хриплым голосом. – Он… Он счастлив? Мой сын счастлив? Юнги замер, и все его мысли вернулись к его парню. Его новоявленному парню наверху, с которым он провел весь последний месяц, вместе мучаясь от неуверенности и своих мыслей. К Чимину, с которым он жил вместе в течение половины времени их знакомства, который улыбался Юнги и побуждал Юнги чувствовать себя по-другому, который обнимал Юнги и заставлял того ощущать себя в безопасности. К человеку, которого он любил и который, как теперь стало известно, тоже его любил. К тому же человеку, что краснел, когда они держались за руки, что одновременно со страстью и нежностью целовал его посреди его идиотского признания. Его взгляд смягчился, и он допил остатки напитка, желая скорее вернуться к своему дремлющему парню. - Если вы сейчас спросите меня о том, счастлив ли Чимин или нет, ответить вам я не смогу, - серьёзно сказал он. – Вам нужно спросить это у него самого. Но вот что я сказать могу – я намерен хорошо к нему относиться и делать его настолько счастливым, насколько смогу. Отец глубоко вздохнул, не разрывая зрительный контакт даже тогда, когда Юнги поднялся и поклонился, намереваясь идти спать. - Почему ты считаешь, что можешь сделать Чимина счастливым, Юнги? – спокойно спросил он. – Почему считаешь, что достоин такого парня, как мой сын? Это не было оскорблением или персональной атакой. Юнги понял, что мужчина был загнан в угол. Папа Чимина имел слабое представление о характере Юнги и полутора дней наблюдений его жены, к которым можно обратиться, было недостаточно. Это справедливый вопрос, такой, что задается из-за заботы родителя о своем ребёнке. - Если честно, папа, я не считаю, что достоин вашего сына, - искренне сказал он, потому как ему не хотелось лгать этому мужчине. Мужчине, который любил Чимина всем сердцем, который явно желал для него лучшего, несмотря на то, что он испытал громадное потрясение, не зная, как с таким справиться. – Не знаю, почему он выбрал меня, и не думаю, что когда-нибудь смогу это понять. Но вот что я знаю точно – он самый добрый, самый великодушный и любящий человек, которого я когда-либо встречал, и я всеми своими силами хочу его защитить. Он делает меня лучше, - продолжал Юнги, вспоминая мудрые слова своего отца и улыбаясь тому, как же всё-таки пригодился его совет во время телефонного звонка. – Я буду стараться изо всех сил и использую эти силы, чтобы его осчастливить. Он снова поклонился, а потом ушёл с веранды. Отец Чимина молча смотрел на его удаляющуюся спину.

***

Юнги проснулся от сонно утыкающегося в его шею Чимина, который ворчал о свете, проникающем через окна. - Доброе утро, - улыбнулся он, прижимаясь губами к макушке своего сварливого парня. - Солнце в Пусане встает слишком рано, - жаловался Чимин, хватаясь за край одеяла и набрасывая его себе на голову. Хныкая, он перевернулся, забрав с собой половину одеяла, и в своем маленьком буррито издал звуки умирающего. – Хочу ещё поспать… - Мы личностями махнулись? – тихонько рассмеялся Юнги, мучаясь от жажды. Он повернулся на бок и положил руку на буррито-Чимина, крепко его обнимая. – Что с тобой случилось, это ты из нас двоих жаворонок. Чимин, оказавшийся в ловушке, инстинктивно попытался высвободиться. Юнги мог расслышать приглушенное хихиканье, доносящееся изнутри одеяла, и улыбнулся, зарываясь лицом в синие узорчатые простыни. Из свертка показалась голова Чимина, и он театрально втянул воздух, притворно задыхаясь. - Юнги, я не могу дышать! - Какая жалость, - фыркнул Юнги, мстительно сомкнув пальцы. – В ловушке, вот прям тут, и только мы вдвоём. Все будут по тебе скучать. - Боже мой, хватит… - Чимин извивался, корчился, смеялся и в конце концов вырвался из лап Юнги, избавляясь от своей смирительной рубашки в виде одеяла. – Слишком уж для такого рано… - А что, насчёт такого? – заулыбался Юнги, наклоняясь и легко целуя Чимина в губы, а на податливость и спокойствие танцора одобрительно замычал. – М-м-м... - М-м, - согласился Чимин, наклоняя голову, когда они отстранились. На лице его отразилось смущение, и он уткнулся носом в шею Юнги, чтобы скрыть расцветший румянец на щеках. – Я зубы не чистил… - Я тоже, поэтому всё нормально, - неэффектно и безразлично зевнул Юнги. Он хмыкнул, перекладывая танцора на свою руку, пока голова Чимина не опустилась на его бицепс, и ласково проводя рукой по его волосам. Он не был бы против чего-то такого, медленно просыпаясь каждый день. Устраивало всё, лишь бы они были вместе. – Хорошо спалось? Чимин поднял руку и яростно потер глаза, пытаясь окончательно проснуться и дуя губы. - Я как-то проснулся… Но тебя рядом не было. – Танцор пошевелил пальцами на ногах под одеялом и переплел свои ноги с ногами Юнги. – Подумал, что ты отошел в туалет, так что я просто снова уснул… - Я пропустил рюмку-другую с твоим папой, - сказал Юнги как можно спокойнее. – Наткнулся на него, когда пошёл вниз за водой. Мы немножко поболтали на веранде. Удивленно распахивая глаза, Чимин сразу насторожился и напрягся. - Ты говорил с… Что произошло? – Его брови обеспокоенно нахмурились. - Ничего, ничего, - заверил Юнги Чимина, беря его лицо в свои руки и большим пальцем поглаживая его по скуле. – Мы немного поговорили. Он меня кое о чем поспрашивал… - Расслабляясь, Юнги лег на спину и уставился на бледно-голубой чиминов потолок. – Он очень о тебе волновался, знаешь ли. Не думаю, что он мне доверяет. - Почему нет? – тут же возразил Чимин, садясь и расстраиваясь. – Что он говорил? Папа на тебя злился? Но он тебя даже не знает! Смирившись с предстоящим разговором, Юнги тоже медленно поднялся, утихомиривая танцора мягким жестом руки. Было рановато, а комната Джихёна находилась рядом с комнатой Мина. - Вот поэтому-то у него есть все основания мне не доверять, - метко сказал он. Разузнав, что отец Чимина сейчас чувствует, успокоить своего парня Юнги было несложно. А также ему не хотелось бы, чтобы страдали отношения Чимина с семьёй. – У него и так проблемы с принятием того, что ты гей, Мин. Как он должен реагировать на то, что какой-то шкет якобы регулярно потрахивает его сына? Став совсем красным, Чимин прикусил губу и повесил голову. - И всё равно, - обидчиво сказал он, не желая менять своё мнение. – Факт того, что у него вообще с этим проблемы… - Он имеет полное право иметь с этим проблемы, и ты это знаешь, Мин, - мягко произнёс Юнги. Ссориться с Чимином ему не хотелось, но он надеялся, что они смогут спокойно и разумно это обсудить до того, как остальная семья проснётся. Прежде чем они вместе встретятся с папой Чимина. – Знаешь, мои родители тоже не очень-то знали, как с этим быть. Мой каминг-аут – это инцидент, который мы замяли на несколько лет. В прошлом я и о парнях своих им не рассказывал. – Протягивая руку, он притянул танцора поближе к себе и чмокнул его в щеку, пытаясь успокоить Чимина. – У тебя консервативный папа… Его просто-напросто так растили. Не стоит его за это винить, когда он и так изо всех сил старается понять. Чимин на некоторое время замолчал, его плечи упали, и он обдумывал слова Юнги. - Почему ты заступаешься за папу? – в конце концов спросил он, запутавшись. – Он ушёл вчера с ужина и… И он не думает, что ты можешь обо мне позаботиться. - Да, - согласился Юнги, поднимая бровь, - он ушёл, но ему просто требовалось время, чтобы обдумать всё случившееся. Могу представить, каким большим для него получился сюрприз: его сын не хочет себе хорошенькую девчонку и дарить в будущем своему старику троих внучков. – Чимин на это усмехнулся, и у Юнги в груди зародилось облегчение. Если уж он заставил Чимина смеяться, то он сможет заставить его понять. – А что до его мыслей на мой счет… - Он тяжко вздохнул, склоняя набок голову и глядя на своего парня. Боже, и всё же в это сложно поверить даже при свете дня. Пак Чимин – его парень. – Мин, даже я не думаю, что могу о тебе позаботиться. Не думаю, что я даже наполовину тот человек, которого ты заслуживаешь. Танцор нахмурился, совершенно точно собираясь возражать. - Юнги, ну почему… - Однако, - добавил Юнги, прижимая палец к надутым губам Чимина, дабы заставить того выслушать, - я сказал твоему отцу, что готов попробовать стать этим человеком. – Чимин смотрел на него с нескрываемой нежностью, и из-за этого сердце Юнги выполняло такие пируэты, о которых он и знать не знал. Немного смущаясь, Юнги прочистил горло и отвел глаза, проводя рукой по своей взлохмаченной шевелюре. – В-в общем. Неплохой получился разговор, и из-за того, что он беспокоится о том, что я для тебя недостаточно хорош, могу с уверенностью сказать, что он, как отец, искренне о тебе заботится. – Он выводил узоры на одеяле Чимина. – Если честно, я… Я рад, что это случилось. Разговор. Ты, наверное, волнуешься, но я уверен, что твой папа поймет. Чимин долго на него глядел, и после его лицо смягчилось, а губы растянулись в улыбке. - Ладно, - тихо сказал он, наклоняясь и сталкиваясь с Юнги носами. – Если ты уверен, я тебе доверюсь, Юнги.

***

В конце концов, они не увидели отца Чимина ни утром, ни днём. - У него похмелье, - закатила глаза мама Чимина, сердясь на своего мужа. Юнги неловко поёрзал, чувствуя себя немного виноватым за то, что оставил папу Чимина наедине с макголи. – Но я разбужу его до того, как вы, мальчишки, уедете, - добродушно добавила она для Юнги. - А надо? – фыркнул от смеха на кухне Джихён, тщательно намывая свою палитру. – Скорее всего, он просто будет кукситься и тихо уйдет, прежде чем Юнги-хённим и хён уедут. - Джихён! – поругала мама, её лицо смущенно покраснело, когда она перевела сочувствующий взгляд на Юнги. Он видел, что она чувствовала бы себя ещё хуже, если бы в комнате был Чимин. К счастью, танцор принимал наверху душ, готовясь к их отъезду на станцию. – Не говори так. Твой папа… Он этого не хотел. Знаешь же, он никогда бы… - Всё в порядке, мама, - спокойно сказал Юнги, пролистывая на диване один из старых ежегодников Чимина и посмеиваясь со старых фотографий своего парня. Чимин носил очки? Оправа была такая толстая. – У нас получилось поговорить. И с Мином я утром тоже разговаривал. Думаю, всё будет хорошо. – Он положил книжку на колени и глянул через плечо на Джихёна. – Не говори так о своем отце, приятель. Он хороший человек, ему просто нужно время. - Даже если ему нужно время с этим смириться, разве это не слишком – уходить из-за стола в Чусок? – проворчал Джихён, как-то подсознательно обижаясь за Юнги и своего старшего брата. – Вот мне никакого времени не понадобилось… Юнги ой как не хотелось покидать дом Чимина, когда все злились на отца танцора. Вздохнув, он совсем закрыл книгу и повернулся так, чтобы боком прижаться к спинке дивана. - Ты смотришь «Оранжевый – хит сезона», - заметил он, со смехом наблюдая, как Джихён перевёл на него встревоженный взгляд. Мама Чимина с подозрением переводила взгляд с одного на другого, но не понимала, о чём речь. – И «Отбросы». Не думаю, что ты сможешь понять традиционные взгляды своего папы. - Ты что-то неприличное на своем компьютере смотришь что ли, Джихён? – строго спросила мама, щурясь на сына. - Это же просто «Нетфликс»! Нет там ничего неприличного, - возразил Джихён, сверля Юнги взглядом, а потом его лицо поникло. – В любом случае, мы ужинали в Чусок без папы. Отстой просто… Чувствуя себя хреново, Юнги поднялся и прошёл на кухню, улыбаясь и склоняя голову в сторону мамы Чимина, когда её миновал. Ему не хотелось, чтобы она беспокоилась. Поняв намёк, она ушла снимать развешенное во дворе бельё, предоставляя Юнги и Джихёну этакую иллюзию уединенности, хотя она была совсем рядом, а окна открыты. - Слушай, я рад, что тебе не всё равно, - сказал он, скрещивая на груди руки и чуть присаживаясь на низкую кухонную стойку. Спина Джихёна напряглась от раздражения. – Но как же могло быть по-другому? Даже если бы папа остался, ужин получился бы неприятный и испорченный. Не думаешь, что лучше бы он ушёл, чем сказал бы что-нибудь необдуманное, что могло бы сделать твоему хёну больно? - Лучше бы он вообще так не реагировал, - пробурчал Джихён, хватая использованные кисточки. Он принялся мыть их под водой. – Хён достаточно взрослый, чтобы принимать собственные решения. Вот нужно было папе делать что-то такое? - Ты не можешь утверждать, что понимаешь мысли отца по этому вопросу, - вздохнул Юнги, чувствуя себя попугаем, повторяя одно и то же разными словами. – Он воспитывался в другое время и с другими общественными правилами. Вещи, о которых сейчас спорят, тогда даже не обсуждались. Хоть быть геем в Южной Корее не запрещено, мы с тобой оба знаем, что это лишь из-за того, что многие люди не распространяются о своей ориентации. – Он пожал плечами, наблюдая за тем, как красное, синее и зелёное стекает в водосток темной смесью. – Наша страна до сих пор чрезвычайно консервативна. Иногда ничего с этим сделать нельзя. Ты не можешь обвинять человека в том, каким его слепило общество, когда он был ребёнком или подростком. – Это было нечестно по отношению к отцу Чимина. Юнги был достаточно взрослый, чтобы это видеть. - Кого же мне тогда обвинять? – взглянул на него расстроенный и более чем слегка потерянный Джихён. – Твоя семья так же отреагировала, когда ты им признался? - Нет, - признался Юнги, - но у меня есть родственники, переехавшие в Америку. Некоторые мои кузены даже не помнят правила официальной речи в Корее, потому что родились за рубежом. Моя семья не такая традиционная, как твоя. – Он встал, положил руку на плечо Джихёна и благодарно его сжал. Чимину повезло с таким заботливым младшим братом, хоть они постоянно и пререкались. – Ты хороший малый, Джихён. И ты от кого-то это получил, понимаешь? Дети многому учатся от родителей. – Он улыбнулся, наклоняя голову, а Джихён глянул на него через плечо. – Оставь папу в покое. Он так же сильно любит Чимина, как и ты, и он со временем всё примет. Спустя долгое время Джихён пожевал губу и кивнул, отворачиваясь к раковине. Его плечи опустились, когда Юнги его отпустил. - Хорошо, - тихо сказал он. – Мне бы просто хотелось, чтобы мы вчера поели все вместе. Вот и всё. Юнги измученно вздохнул. - Мне тоже, приятель. – Он улыбнулся маме Чимина в окне, а она нежно глядела на него с благодарностью в глазах. – Может, в другой раз.

***

Бабушка встала к тому времени, как они собирались на автобус в четыре часа. Она критично взглянула на их багаж, когда Юнги натягивал на себя ботинки, убеждаясь, что те как следует зашнурованы. - Могли бы и побольше еды забрать, - решила она, фыркая. – У нас и так контейнеров куча, можете эти у себя оставить. Чимин рассмеялся, поправляя свой шарф. - Бабуля, у Юнги в чемодане одни коробки, мы больше, чем есть, не унесём. Не знаю даже, положил ли он туда хоть какую-то одежду. - Вся моя одежда у тебя, - подтвердил Юнги, выпрямляясь и наблюдая за тем, как мама Чимина ведёт за собой по лестнице мужа. – Думаю, у нас всё будет в порядке, бабушка. Спасибо вам за еду. - Вы оба и так слишком худенькие, - пожаловалась бабушка Чимина, вздохнув и отодвинувшись в сторону, и положила руки на талию. – Мальчики, вы растете. Поэтому не надо. Забывать. Кушать. – Она выделила каждое слово, ощутимо хлопая Юнги по плечу и заставляя его поморщиться. – Быть счастливым и здоровым очень важно. Ничего больше не будет иметь значения, если вы заболеете. Услыхали? – Она подалась вперёд и ущипнула Чимина за щечку. Танцор нежно улыбнулся и кивнул, пусть его и щипали. Наклонившись, он крепко обнял миниатюрную старушку. - Спасибо, бабуля, - прошептал он, и его глаза наполнились слезами, когда он отстранился. У него в голове, должно быть, крутился разговор в первую ночь, как они прибыли; Юнги был уверен, что её немедленное одобрение и поддержку Чимин будет ценить всегда. – Я буду скучать. - Тогда приезжай почаще, - заворчал Джихён, наконец показывая то, что прятал за спиной. С красным лицом он вручил Юнги свёрнутый холст, завязанный ленточкой, чтобы не раскрутиться. – Не открывайте сейчас, - предупредил он, щурясь. – Лучше в автобусе или ещё где. - Это один из твоих рисунков? – весело усмехнулся Юнги, заглядывая в свернутую вещицу. – Ого. Чимин выхватил её из его рук и развязал бантик, игнорируя смущенные вопли младшего брата и носясь по двору с раскрытым холстом в руках. Эти двое во время своей схватки чуть не врезались в забор, но Джихён сдался, как только стало ясно, что рисунок порвется, если они продолжат буянить. Глубокий чиминов вздох дал Юнги знать, что то, что нарисовал Джихён, было трогательно и прекрасно. Танцор медленно поднялся и отряхнул грязь со штанов, глядя на брата широко раскрытыми глазами. Он вытянул вперед руки. - Джихён… Джихён с тревогой поднял руки, медленно отступая. - П-подогоди-ка, - забормотал он, а лицо его стало чрезвычайно красным, когда он попятился обратно к дому. – Хён, что ты… - Иди сюда, обними меня… - Что за фигня, нет… - Джихён развернулся, а Чимин помчался к нему. – ХЁН, А НУ РАССЛАБЬСЯ… - ВЕРНИСЬ И ПОЗВОЛЬ МНЕ ОКУТАТЬ ТЕБЯ ЛЮБОВЬЮ. Юнги фыркнул от смеха, а Джихён убежал обратно в дом, оставляя Чимина на улице, потому что на танцоре уже была обувь. Забрав у Чимина холст, Юнги шире распахнул глаза, рассматривая акриловую работу. Джихён нарисовал живую и красивую сцену: как он понял, это был их первый день в Пусане, когда они гуляли на пляже в парке Тадэпо. Они с Чимином были далекими изображенными фигурами, но по тому, как переплетались их руки, было ясно, что они пара. Их следы темнели на плотном тусклом песке, а солнце сияло розовым и оранжевым. Рисунок был прекрасен, и Юнги заулыбался. - Надо в рамку повесить, - рассеянно прокомментировал он, аккуратно сворачивая работу. – Наверное, даже самому придется её вырезать. Чимин засиял, протягивая руку. Довольный, Юнги взялся за неё. - А я говорила, что он хорошо рисует, - усмехнулась бабушка, пользуясь возможностью похвастаться своим внуком. Она отступила в сторону, когда к ним подошёл отец Чимина, и её бровь поползла вверх. – Зятёк. - Мама, - поздоровался мужчина, отводя взгляд. Он был чисто выбрит, а его настороженные глаза сверкали. Папа Чимина, очевидно, совсем не спал, но, наверное, уединился в спальне, чтобы ещё поразмышлять над словами, которыми они с Юнги обменялись прошлой ночью. Он неловко миновал дверной проем, встречаясь с Юнги и Чимином. Его взгляд опустился на их переплетённые пальцы, и на его лице отразилось что-то нечитаемое. Хоть его челюсть сжалась, Чимин руку Юнги не отпускал. - Папа, - негромко произнёс он, склоняя голову и глядя на свои ноги. - Папа, - повторил Юнги, спокойно глядя на старшего. Ранее он не солгал – он ни сколько не сомневался в том, что мужчина, благодаря любви к своему сыну, примет то, чего не понимал. Повернувшись к Чимину, он указал на папу танцора и ободряюще улыбнулся. Сильно прикусив губу, Чимин отпустил руку Юнги и подошёл к своему отцу, всё ещё не поднимая глаз. Все молчали, пока двое стояли друг перед другом, и каждый явно не знал, что сказать. Юнги наполовину отвернулся, проверяя свой рюкзак и удостоверяясь, что взял всё необходимое для поездки в автобусе, оставив остальное в чемоданах. На самом деле, это было просто для того, чтобы занять руки и не подпитывать своим взглядом неловкость, повисшую над парой. Первым заговорил отец Чимина. - Юнги сказал, что вы встречаетесь уже месяц, - негромко произнёс он, придвигаясь поближе к сыну и опуская руку Чимину на плечо. – Верно? Чимин кивнул, наконец глядя папе в глаза. - Да, - твердо сказал он. – Мы вместе месяц, но я знаю его уже давно из-за того, что он музыкант. Из-за отсутствия нерешительности со стороны Чимина отец немного расслабил плечи. - Ты… - Он прочистил горло, сжимая плечи Чимина и выдавая нервозность, возникшую из-за искренней родительской заботы и нужды обеспечить своему ребёнку безопасность. Он говорил тихо, но спокойно и рассудительно. – Ты счастлив, Чимин? Из-за того, как глаза Чимина расширились, было ясно, что этого вопроса он совершенно не ожидал. Однако, когда он взглянул на Юнги, его взгляд сделался мягче, и он кивнул, с нежной и искренней улыбкой поворачиваясь обратно к своему отцу. - Счастлив, - мягко произнёс он и подвинулся, чтобы папа отпустил его плечи. Он зажал руку мужчины между своими ладонями, наклоняя голову и прислоняя лоб к хорошо знакомому теплу отцовских пальцев. – Я очень, очень счастлив, папа. Я счастлив, здоров и выбрал Юнги потому, что он добр ко мне. – Он поднял голову, и его мокрые глаза засияли. – Он так обо мне заботится, пап. А пригласил я его потому, что не хочу, чтобы ты, или мама, или бабушка с Джихёном обо мне беспокоились. Я так… - Его голос сорвался, а по щекам потекли слезы, но он улыбался, и из-за этой улыбки всё его лицо засветилось. – Так счастлив. Отец Чимина с трудом сглотнул, наклоняясь и заключая сына в крепкие объятия. Юнги долго улыбался, не желая отводить глаз от такой нежной связи между отцом и сыном. Мама Чимина утирала глаза платочком, а бабушка хихикала, плача без стыда и смущения. Несколько минут спустя Чимин шмыгнул носом, и папа отпустил его, кашляя, отворачиваясь и стремительно протирая глаза. Когда Чимин повернулся к нему, Юнги протянул руку, и танцор взялся за неё, хлюпая носом. - Пойдем, - тихо сказал Юнги, радуясь, что Чимину удалось помириться с папой перед тем, как они поедут обратно в Сеул. - А ты позаботься о моем сыне, - рявкнул отец, обращаясь к Юнги, голос его звучал приглушенно, несмотря на то, как тщательно он старался скрыть то, что плакал. – Он хороший парень, хоть и немного наивный и иногда может быть инфантильным. Ты… Следи за тем, чтобы он был счастлив, Юнги, - сказал он, сжимая кулаки, хоть к нему и подошла жена, гладя его по спине, чтобы успокоить. Она впервые за то время, как он вернулся домой, выглядела гордой за мужа. – Будь сильнее и защищай его. Береги моего сына, Мин Юнги, и приезжай с ним ещё, чтобы мы смогли поужинать. – Он тяжело сглотнул и кивнул. – И на этот раз как полагается. Слегка ошеломленный, Юнги развернулся у ворот дома Пак. Он посмотрел папе Чимина в лицо и поклонился на девяносто градусов, всей душой уважая мужчину, который забыл обо всех своих неуверенностях, который отложил в сторону свое предубеждение и страхи, чтобы показать Чимину, что он всё ещё может положиться на своего отца и нескончаемо его любить. - Это честь для меня, папа.