Перевертыши

      В следующий раз Торнтон долго думал перед тем, как открыть глаза и все не мог решить, просыпаться ему или, все же поспать еще немного, чтобы начало сниться что-то другое.       Но пробудиться все же пришлось. На него капало сверху холодными настойчивыми каплями, лицо кололо вонючей соломой, и где-то у ног он услышал премерзкое попискивание. В мгновение ока он вскочил на ноги, и тут же сложился пополам, стараясь не упасть на пол. Он был очень слаб и страдал от сильного головокружения. Кроме того, немилосердно хотелось пить. Джон оглядел камеру, но ничего обнадеживающего не обнаружил. Дыра посередине была подозрительно похожа на сток. Вот и думай теперь, использовалась ли она только для нечистот, или же была полезна и при пытках заключенных. Под стенкой валялись клочки порченой соломы и сгнившей бурой ветоши, и все.       Он постучал по решетке. От стука начинала болеть голова, но его настолько измучила жажда, что выбора не оставалось. Шуметь пришлось много дольше, чем ему посоветовал бы врач, но вот из-за поворота показался недовольный стражник, трущий заспанную рожу под криво напяленным шлемом.       «Это еще что за ряженый?» — удивился Торнтон, напрочь отказывающийся расценивать ночную прогулку и встречу с двойником на несущейся дороге иначе, как дурной сон.       — Ну что вам, млорд, — уставился он на узника.       «Млорд», — это уже очень и очень неплохо», — подумал Джон.       — Открой дверь и выпусти меня, если не хочешь неприятностей, — холодно и решительно заявил он, собирая все силы, чтобы выдержать этот разговор и не закатить глаза от пляшущих перед ними цветных пятен.       — Никак не могу, сэр Гисборн, приказ самого шерифа, — голос стражника стал из недовольного слегка заискивающим и виноватым. «Хороший знак, — подумал Джон, — значит еще не все потеряно».       Что именно не все он потерял, судить было рано, но сейчас следовало приложить все силы, чтобы вырваться из рук этих сумасшедших и вернуться домой до того, как ему попытаются навредить еще каким-либо образом.       — Ну так сходи ты за этим шерифом, раз кроме него никто этого сделать не может.       Стражник округлил глаза и даже приоткрыл рот. Его брови стали медленно подниматься вверх.       «Да он тупее, чем самый тупой из уборщиков и грузчиков на моей фабрике, кого я только видел за свою жизнь», — с досадой подумал Торнтон и сразу следом за этим стал прикидывать, можно ли этот печальный факт использовать себе на пользу.       — Никак нельзя за ним идти, да и… не могу я пост оставить. Надобно самим дождаться, когда милорд Вейзи сойти сюда соблаговолит и решить, что с вами за енту измену делать.       Торнтон уже открыл рот, чтобы убеждать, увещевать, угрожать и пытаться подкупить эту дубину, но, к счастью ли, Вейзи решил сам проведать помощника, все еще пребывая в приятных раздумиях, следует ли наказывать провинившегося Гиззи физически, или пока пусть побудет карающей дланью, берущей на себя всю ненависть крестьян, и отводящего эту самую ненависть от него, шерифа Ноттингемского.       — Эй ты, сын свиньи и осла, почему не на посту?! — от этих слов стражник дернулся, вытянулся и засеменил откуда пришел.       — А я смотрю, здешняя прохлада идет тебе на пользу, Гиззи, — широко ухмыляясь произнес он.       — Я не знаю, с кем вы меня перепутали, сэр, но я точно не Гиззи, — Торнтон решил говорить с человеком, вертевшим ключ от его темницы, холодно, сдержано, и, по возможности, вежливо.       Шериф сделал нарочито удивленное лицо, улыбаясь во все сохранившиеся зубы.       — Вот как? Не Гиззи? Тогда как? Милорд Гисборн, — он склонился в шутовском поклоне, — Ваше Высочество? Может, просто по-родственному, Гай?       Торнтон вздрогнул от воспоминания из сна, внезапно пробужденного этим именем.       — Мое имя Джон Торнтон из Милтона. Пошлите узнать обо мне и убедитесь, что я не лгу.       Вейзи присвистнул.       — Воооот как… Торнтон? А крепко они тебя отделали, паршивцы эти. — он хихикнул, — Единственное семейство Торнтонов в окрестных землях проживает, насколько я знаю, в имении Локсли. Я, конечно, понимаю, что тебе нравится владеть тем, что принадлежало Робину, но, надеюсь, ты не взял фамилию его слуги, а то за мужеложство, знаешь ли, могут сурово покарать. И, хочется верить, что Мэриан ты все-таки будешь владеть раньше, чем она устанет ждать и отдастся этому грабителю и его банде прежде, чем ты…       Сам не понимая, что творит, Торнтон бросился к решетке, и, рыча, встряхнул ее.       Вейзи сделал испуганное лицо, но через секунду осклабился.       — Вот это я понимаю инстинкты. Воистину, как бы тебя не долбанули по пустому черепу, девка все еще действует на тебя, как кошка на собаку. Ну же, Гисборн, возьми себя в руки! А то мало того, что пропадаешь на черти-сколько времени, и я уже молчу о том, сколько потерь ты причинил мне (и Англии) своей неудачей, так еще и появляешься в повозке с соломой, одетый в какие-то оборванные грязные лохмотья, с мордой, залитой кровью, как пол на бойне. А уж что ты мне успел наговорить… В общем, решай сейчас. Убивать тебя за провал я не буду. На этот раз. Так что ответь мне без притворства, и я тогда решу, отпускать тебя или подержать еще маленько, пока голова на плечи не встанет: ты у нас Торнтон или Гисборн, мой верный, решительный, но не всегда благоразумный помощник?       Как ни хотелось бы Торнтону отстаивать свою правоту, но остаться в заключении у этого безумца ему не улыбалось абсолютно. А посему, наступив на горло своей гордыни ради возможности вырваться на свободу, он произнес:       — Я — Гай Гисборн.