Перевертыши

      Какое все-таки странное место этот Милтон. На следующий день после визита Маргарет, Гисборн решил действовать. В конце концов, отлеживаться здесь вечно он не может. Надо придумать, где раздобыть денег и коня, как вернуться. При мысли о возвращении на душе у него сделалось муторно. Стоило только представить себе шерифа Вейзи, насмехающегося над тем, что Гисборн позволил себя ранить, да еще и провалялся, как мальчишка, в кроватке.       Но там была его жизнь, должность, имение, зарытые в одному ему известном месте сбережения. Мэриан. Если бы можно было взять и перенести все это куда-нибудь далеко! Жениться на ней, привести в дом Локсли, немного приструнить. Он стал порываться встать и выйти из комнаты, несмотря на строгие объяснения Ханны Торнтон и истерики ее дочери Фанни. В конце концов Ханна сдалась.       — Ты действительно поправляешься, Джон, теперь я вижу, раз уж ты так рвешься вернуться к работе. Но послушай, хоть дела на фабрике и продолжают стоять на том же месте, тебе стоит поберечь себя еще несколько дней. Даже доктор…       — Фабрика? Что не так с фабрикой? — эти слова вылетели из Гая, как ветер пролетает через горлышко разбитой бутылки, вроде исходя из него, но принадлежа кому-то другому. Перед его мысленным взором мелькнули хлопья снега, летящего отчего-то снизу вверх, прямо в каком-то светлом сарае, люди, ходящие в этой метели, и какие-то непривычные ткацкие станки.       Брови Ханны болезненно сморщились, чуть, самую малость, но голосом она своего волнения не выдала.       — Рабочие все еще бастуют, Джон, — тихо произнесла она. — Ирландцы стараются работать, но почти всех их нужно учить, они пока портят полотна больше, чем производят. И, кроме того, они напуганы.       Гисборн, шатаясь, поднялся.       — Где моя одежда… мама?       — О, надеюсь ты не про тот странный костюм, в котором тебя принесли сюда! — она нервно усмехнулась и тут же передернулась. — Бедный мистер Вуд! Его разбудил вой собак, и не только тех, что охраняли фабрику, но и соседских. Сперва он подумал, что эти смутьяны затеяли напасть на фабрику под покровом ночи и ужасно перепугался, но, посмотрев в окошко, увидел тебя, стоящего перед воротами, как призрак. Бедный старый привратник подумал, что тебя избили, а уж когда ты упал чуть ли не ему на руки, такой переполох устроил. Я не помню как я добежала до ворот, а Вуд уже нес тебя на руках (это он-то! Удивительно, что он вообще смог тебя поднять!) и кричал «Убили! Хозяина Торнтона убили!».       Она опустила голову и прижала платочек к глазам. Гаю ничего не оставалось, как неуклюже положить руку ей на плечо. Бедная женщина накрыла ее своею.       — Ах, Джон! Знал бы ты… Такой бледный, белее чем Луна в ночном небе, правда, даже казалось, что ты почти светишься в темноте. И вся эта кровь. Так много крови!       Ее плечи задрожали под его ладонью, и Гай слегка погладил ее по другому плечу. Она встала, глядя на него глазами, полными едва сдерживаемых слез.       — Я так рада, что ты жив, мой сын.       И когда женщина обняла его, что-то в душе Гисборна откликнулось на ее порыв. Что-то давно забытое, важное. Как давно он слышал в последний раз, что его ждут, что ему рады. Он пытался припомнить, кто в последний раз искренне тревожился о нем, кроме попавших в его греховные сети кухарок и служанок, и не находил ответа.       — Незачем больше переживать об этом… мама… я вернулся живым и уж точно этому сброду не удастся причинить вред ни мне, ни тебе, ни прочим домочадцам, — он притянул ее к себе, обнимая и покачивая, и сейчас здесь не было ни Торнтона, ни его отголосков.       Они договорились выйти через час. Гисборн подергал за шнур у кровати, вызывая слугу. В последнее время ему прислуживала исключительно одна горничная — престарелая матрона, выполнявшая все простые поручения с таким видом, словно она сама Элеонора Аквитанская.       Ему принесли одежду, очень непривычного покроя, похожую на ту, в которой пришел старый священник. На ней не было завязок — лишь крошечные пуговицы. Довольно долго он провозился, пытаясь справится с манжетами, пока на помощь не пришла та самая служанка, с гордым видом справившаяся с запонками. Ей же пришлось решать вопрос с воротничком и галстуком, прикреплять карманные часы, вызвавшие у Гисборна плохо скрытое недоумение, и прочая, и прочая. В комнату зашла миссис Торнтон, и служанка, пользуясь тем, что Гай вовсю воюет с узкой обувью, вывела ее за дверь и поделилась своими наблюдениями относительно состояния молодого мистера Торнтона.       Ханна вернулась в комнату встревоженная, хоть старалась и не выказывать этого, по своему обыкновению. Она тщательно осмотрела его, отдернула рукава, расправила складки, помогла зачесать подправленные брадобреем волосы.       — Как ты себя чувствуешь, Джон? — с беспокойством спросила она. — Ты уверен, что сможешь спуститься по лестнице, пройтись по улице. Хочешь пойти на фабрику или немного прогуляться?       — Там видно будет. Он пошел к двери, все еще делая усилие, чтобы не покачиваться, как моряк на берегу. У лестницы Ханна нагнала его, и обхватила за талию, закинув его руку себе на плечо. Зачем только? Ведь если Гай оступится, эта хрупкая женщина ни за что не сможет удержать его, а только упадет вместе с ним.       Небо было хмурым и серым, но Гисборн все равно сощурился от яркого для него света. Когда он немного пообвык и головокружение стало отступать, то разглядел короба и ящики, которыми был заставлен внутренний двор. Опираясь на плечи миссис Торнтон, он добрался до входа на фабрику.       Рабочий зал поразил его. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Сейчас тут не было ни души, и он ходил меж ровными рядами станков, вглядываясь, и забыв про слабость. Он никогда особо не присматривался к устройству ткацких станков, но эти явно отличались от грубых рам, привычных ему.       — Ты умеешь на нем работать, мама?       Миссис Торнтон усмехнулась, подошла и начала работать на ближайшем, действуя медленно, как человек, давно не занимавшийся этим, но внимательно.       — Я всегда говорила тебе: если хочешь заниматься каким-то делом, должен знать все о нем, каждый винтик, каждую запятую.       Гай следил за ее работой с изумлением. Если бы заполучить несколько таких станков в Ноттингем, город и окрестности могли бы разбогатеть на тканях! Можно было бы за гроши набрать ткачих, которые ткали бы попеременно днем и ночью. Жаль, не удастся сделать это по-тихому в имении Локсли, шериф все равно прознает, и тогда не сносить ему головы. Если бы только он уехал куда-нибудь… а, впрочем, о чем это он. Все равно, вернувшись, Вейзи бы первым делом присвоил все плоды его трудов, забрал бы заработанное, и, в лучшем случае сказал бы что-то вроде «а я-то уж было решил, ты вовсе бесполезен». Но если заняться самому этим делом при покровительстве и одобрении шерифа, возможно, получится неплохо заработать. Скажем, Вейзи не обязательно знать, что ткачихи портят глаза и по ночам.       Миссис Торнтон, не подавая вида, насколько ее беспокоит удивление, с которым он наблюдает за станком, словно впервые видя его, с легкой улыбкой смотрела на сына.       «Даже если все настолько плохо, если он забыл половину того, что знал, мы все равно выстоим. Я научу его заново. Поддержу и помогу. Если понадобится, сама займусь рабочими. Только бы ему не стало хуже, только бы напряжение не начало разрушать его мозг».       — Я скучаю по шуму, который они производили. По рабочим, снующим с хлопком, несущими тюки с полотном. Здесь стало слишком пусто.       Гай задумчиво кивнул, все еще гадая, где бы поближе к Локсли построить сарай, который вместил бы в себя как можно больше станков. В самом Ноттингеме будет неудобно. Хоть там дорогие станки и будут под надежной защитой стен, но места в городе и так мало, а не дай Бог пожар…       — Если хочешь, я могу пригласить главу профсоюза, чтобы обсудить условия возобновления работ… — «До того как мы разоримся», подумала она.       Он встрепенулся и кивнул.       — Хиггинс, этот большой друг мисс Хэйл, больше у них не председательствует. Что не удивительно, после того, что они учинили над вами. Наверняка забился в свою нору и ждет, когда его в суд отведут. — поджала она губы.       — Хорошо, нельзя, чтобы то, что может приносить деньги, стояло без дела. Наверняка эти станки очень дорогие?       Подавив еще один тяжкий вздох, миссис Торнтон кивнула.       — Я не помню точно, нужно поднять накладные, но за последние, усовершенствованные, ты отдал почти все наши накопления. Настало время им работать, чтобы окупиться.       — Пошли мальчишку за этим главарем. Думаю, хватит им прохлаждаться.