Трудности первой любви

       Вскоре Юри отошёл от шока, и теперь его главной задачей было как-то начать общение с Виктором, но вместо этого он сам чувствовал бесконечно следящий за ним взгляд двух пронзительно голубых глаз. Юри считал себя параноиком. Эти глаза были повсюду: в коридоре, в библиотеке, в столовой и чуть ли не в туалете в конце концов! Смешно? Да как-то не очень. А Виктору всё наоборот стало нравиться. Ему нравилось исподтишка следить за Кацуки, за его серьёзным лицом, когда он читает, за его плавными движениями, за тем, как он краснеет, когда замечает своего «сталкера», просто за всем Юри без остатка, Никифоров не знал как это описать, и на ум приходило только «игра». Да, это была их игра. Они следили друг за другом, приходили после каждого урока, но не говорили ни слова, это были их негласные правила игры…странной, почти такой же, как они сами, игры. В целом и общем, эта игра продолжалась бы бесконечно, если бы не Мила… Она явно была не в восторге от такого расклада событий. - Всмысле, вы ещё ни разу не разговаривали?! — как-то уж совсем громко она крикнула в пустом кабинете. - Да что ты орешь на всю Ивановскую? — шикнул на неё Виктор. - Да неожиданно просто, — уже шепотом ответила девушка. - А что тут неожиданного? - Ну вы ведь вторую неделю ходите вместе, смотрите друг на друга, и что, даже не разговариваете? — неверяще спросила Бабичева. - Нет… — почему-то испуганно потянул Виктор, — А это так странно? - Пхаха — засмеялась Мила — Никифоров, ты дундук. Юри мог сейчас спокойно почитать книгу в классе и, никого не трогая, получать новые знания. Ну так нет же! "Юри, ты же у нас мальчик ответственный, пойди пожалуйста, отнеси пару бумажек в учительскую." И теперь Кацуки шел в эту учительскую просто с горой бумаг, которая, между прочим, была выше его головы. Но Юри ответственный, и он выполнит задание во что бы то ни стало. Бумаги были успешно донесены до пункта назначения, и Кацуки рассчитывал, что «о, боги, ну наконец-то» ему удастся почитать. Наивная простота.       Стоило японцу только зайти за поворот, как в него тут же влетела девушка с глазами по пять копеек и что-то начала тараторить чуть ли не на всех языках мира сразу. Пока Юри пытался понять, что до него хочет донести девушка своими жестами глухо-немых, его самого схватили за руку и потащили через весь коридор. Вскоре они оказались возле одного из кабинетов, и девушка уже более-менее нормально, по-английски, сказала, что там кому-то нужна помощь. Юри помогать не очень-то и хотел, но отказать в такой ситуации просто не мог. Стоило японцу зайти, как за ним захлопнули дверь. Кацуки сразу почувствовал неладное, но сейчас надо помочь человеку. Ещё минуту Юри не мог пошевелиться, ведь за одной из парт сидел, а вернее сказать лежал, светящийся от пробивающихся через лёгкие шторы лучей Виктор. У Кацуки спёрло дыхание, а сердце упало в недра желудка. Всё бы ничего, но парень вспомнил зачем его сюда позвали, и больше ни секунды не медля, рванул к этому бессовестно красивому русскому. К сожалению, Юри не придумал ничего лучше, чем начать трясти за плечи Виктора, а тот, в свою очередь, лишь перепуганно спросонья уставился на Кацуки. Воцарилась тишина… Юри хотелось умереть то ли от стыда, то ли от страха, а Никифоров всё так же таращился на бедного японца. За дверью раздался оглушительный хохот, а потом и вовсе злобный смех, как в диснеевских мультиках. Виктор, ни минуты не сомневаясь, рванул к двери. - Мила, а ну живо открой дверь! — уже почти кричал русский. - Ну конечно открою, только пришли мне фоточку где вы целуетесь, - язвито протянула она. - Мила, я тебя прибью! Быстро открыла эту чертову дверь!   - Через пару часиков придет учитель и откроет, а пока сидите, общайтесь. - Мила! Милка! Мил?       Бабичева была явно довольна своим планом, и её совсем не смущал тот факт, что ей за эту выходку может влететь, она старалась никогда не думать о последствиях. Такая Мила была… говорила одно, думала другое, а делала третье…       И сейчас, вприпрыжку рассекая по коридорам, она и не сразу заметила идущего ей на встречу юношу, и, по законам всех жанров, врезалась в него на всех парах… А сердце, по законам всех жанров, решило остановиться…