Под прицелом собственных мыслей

      Когда Кёнсу очнулся — глухо барабанил по окну дождь, еле заметно мерцала настольная лампа. Можно сказать, она мерцала столь быстро, что обычного беглого взгляда на нее было бы мало, чтоб разглядеть данную ее особенность. Стоило остановиться, вглядеться хорошенько, прищуриться и, может даже, приблизиться почти к самой лампочке. Но после очередного приступа, пока реальность паззлом собиралась на свои места, Кёнсу неподвижно сидел на краю кровати, гипнотизируя весь стол в целом, и, естественно, он заметил и не оставил без внимания такое активное мерцание. Ему потребовалось чуть меньше минуты, чтобы сфокусироваться на каком-то одном предмете, а не захватывать скорее сознанием, чем глазами всю комнату вокруг. За это время лампа уже успела смутиться от такого пристального внимания к своей персоне, но Дио наконец моргнул, потом еще раз, а потом и вовсе отвернулся к тумбочке. У него в голове словно металлическая пластина неистово дребезжала, как после сильного, неожиданного удара, и вся эта вибрация эхом разносилась по черепу, закладывая уши. Пересилив боль и невероятное желание снова провалиться в сон, Дио выпил заботливо оставленные таблетки.       Постепенно гул отдалялся, но на его место пробивались реальные звуки, не сильно-то и отличные от него.       В дверь настойчиво звонили уже около минуты.       Встрепенувшись, похлопав себя по онемевшим щекам, парень тяжелыми шагами направился на звук, в надежде прекратить его звон поскорее. По дороге Кёнсу выудил из заднего кармана штанов помятую полупустую пачку, дешевую зажигалку и тут же закурил. Руки ещё слегка подрагивали.       — Иду, иду… — сухие губы неприятно трескались и отказывались нормально двигаться, от чего Дио поспешил их облизать.       Выкрутив три раза защелку вправо парень распахнул дверь перед гостем. Это оказался Сехун, которого вроде как ждали, но Дио совсем забыл зачем.       — Чья это квартира? — ни привет тебе, ни доброе утро. Кёнсу нахмурился, собирая густые брови у переносицы. Только пока еще не решил из-за чего: из-за бестактного поведения или потому, что все еще пытался вспомнить причину его появления.       — Моего друга, — голос, наконец, вернулся в норму, как и способность нормально слышать без постороннего дребезжания в голове. Боль почти ушла. Спасибо таблеткам.       Кёнсу не знал, может ли он называть Чанёля другом, но посчитал, что просто знакомые из них выходят хреновые.       — Ты проходи давай и рассказывай все по порядку. У меня тоже есть, чем поделиться.       Вдвоем они прошли обратно в комнату, оставляя по дороге полосу серого дыма. Сехун следовал позади, осматриваясь и ловя взглядом мелкие детали. Почему-то во время стресса он всегда подмечал то, на что обычно не обращал внимания, тем самым отвлекая себя от основной проблемы. Вот и сейчас парень заметил в промежутке между стеной и обувницей запылившийся маленький попрыгунчик, лежавший там наверняка уже не меньше года. Или расшатанный болтик у вешалки, на которую небрежно был закинут серый длинный шарф.       В комнате единственным источником света сейчас являлась одинокая настольная лампа, впрочем, вполне способная осветить половину помещения. Ее мягкий желтый свет почти касался противоположной стены, где стояла слегка смятая постель и квадратная коричневая тумба, заваленная использованными билетами в кино вперемешку с полупустыми пластинками каких-то таблеток. Окно по правую сторону от кровати и, вероятно, дверь на балкон закрывали собой плотные безвкусные синие шторы, уходящие в пол. Всю стену по левую сторону как от кровати, так и от Сехуна занимал шкаф-купе с двумя зеркалами посередине, а прямо напротив входа в другом конце комнаты были расплывчато видны очертания маленького электрического обогревателя. Парень узнал его в темноте, уверенный на все сто, что это именно он, потому что у самого дома в гостиной стоял точно такой же. Сам стол, по сути являющийся эпицентром искусственного солнца, был скорее ворохом бумаг, нежели деревянным предметом мебели, как и стоящее рядом офисное кресло. Единственной не заваленной бумагами территорией были темные ножки и то, только из-за того, что это попросту невозможно. Хотя на одной кто-то умудрился приклеить несколько цветных стикеров.       — Падай куда-нибудь и расскажи мне все, начиная с вашего залета ко мне, — Кёнсу собрал в кучу все распечатки с кресла, скидывая их валом на стол, тяжело упал на черную кожаную обивку, втянул носом сигаретный дым и блаженно прикрыл глаза.        «М-да… — подумал тогда Сехун. — Похоже у него событий произошло куда больше нашего.»       Примерно в это же время рабочая полицейская машина ехала обратно в участок. Чунмён ничего не спрашивал, пропуская мимо себя серый пейзаж за окном, а Чанёль старался дышать как можно тише и всеми силами не выдавать своего присутствия в этой машине вообще. У него до сих пор дрожали коленки. Каждому требовалось сейчас собрать мысли в кучу, а не наваливать сверху новую информацию подобно тому, как уже сытый человек насильно заталкивает в себя десерт, ведь «не пропадать же добру».       Больше всего на свете Чанёль сейчас хотел, чтобы его никто не позвал, не начал задавать вопросы, иначе теории и гипотезы, что он строит в голове, песочными замками рассыплются на песчинки. А ведь их, замки, так тяжело заставить принять какую-либо форму. Чанёль то и дело приносил воду в ладошках, укрепляя хрупкие, ненадежные стены. После увиденного сегодня Пак словно добыл небольшое ведерко, и сколько бы он не выливал оттуда воды — она все никак не кончалась. Ее сполна хватило, чтобы разом выстроить огромных размеров прочный замок со множеством башен. Он оказался таким высоким (руки Ёлля едва доставали до самого верха), что уже от одного лишь вздоха конструкция клонилась в сторону. Вдобавок морские волны совсем разнервничались и пытались скорее выброситься на берег длинными пенными китами. Гигант замер на мгновение — целый, законченный, идеальный, и тут же обрушился столетним сгнившим дубом прямиком в море от неожиданного порыва ветра, какой часто бывает в квартире, если открыть окно и не закрыть дверь. Его же основание, корни, фундамент с очередным заходом накрыла горбатая волна, не оставив после себя и мелких руин на краю песчаного берега, как накрывает громкий звук дверного хлопка, когда ты полностью погружен в свои мысли.       Чанёль встрепенулся.       Машина приехала к участку, и все стали торопливо выбираться наружу. Но прежде, чем последовать за всеми в эту промозглую сырую весну и снова взяться за дело двумя руками, Пак вытащил из полов пальто свой треснутый в нескольких местах телефон и быстро вбил сообщение Кёнсу, не особо-то и вникая в орфографию или пунктуацию. Суть парнишка поймёт, а большего и не надо.       Рассказ Сехуна уже дошёл до момента их поездки к горе, а Дио успел скурить только одну сигарету и достать вторую. Хотя сейчас он бы не отказался от хорошего виски.       Всем, кто хоть немного знаком с Се, вероятно, известно, что речь его никогда не отличалась красноречием или сложными, витиеватыми оборотами, поэтому много времени объяснение не заняло. А о делах он вообще предпочитал говорить коротко и ясно.       — С Тао и так все понятно: вы наслушались его предположений, поиграли в шпионов, — губы парня скривились в кислой усмешке, когда он подумал, что и сам «играет в шпиона» вот уже несколько месяцев. — Мне интересно только, с чего вы окончательно поверили в этот бред?       — Это все твоя поклонница — Бора, — тонкие пальцы нервно крутили длинный карандаш столь методично, что того, если бы это было возможно, конечно, уже начало понемногу укачивать. Наблюдая за ним, Сехуна и самого начало укачивать.       — Ах, это…       — Очень подозрительно с твоей стороны найти тело, по-тихому свалить и не вызвать копов.       — Подозрительно, — телефон жалобно пискнул где-то в бумагах на столе, совершенно не желая привлекать к себе внимания и вклиниваться в беседу. Его экран смущенно загорелся, оповещая о новом сообщении. Тогда одним уверенным движением рука Дио исчезла среди списков всех полицейских Сеула и данных о перевозке бабочек и выудила на свет черный небольшой samsung какой-то старой модели.       Сообщение гласило: «никда не уходи важная инф общий сбор»       Отметив тот факт, что Чанёль явно торопился и, кажется, даже не смотрел на экран, Кёнсу весь подобрался, словно готовый отразить любой удар, и кинул короткий взгляд на маленький индикатор времени в углу экрана. 20:47       — Что-то важное? — все это время (минуты две, не больше) Сехун не сводил глаз с Кёнсу, отчасти потому, что из-за карандаша вчерашний ужин пополз наверх.       — Через полчаса сюда приедет хозяин квартиры и скажет, насколько это важно. Думаю даже очень, — наконец, сухие губы добрались до очередного фильтра сигареты. — Насчёт тела… У меня были причины не вызывать копов. Главная из них — сэкономить время. А то все эти показания, разговоры и бумажки… Ну ты и сам знаешь.       — Расскажи теперь ты, что произошло после того, как мы рассорились.       — Это началось куда раньше.       В кабинете густилось напряжение. Оно отдавалось в яростном, но ледяном и чётком стуке каблуков лакированных ботинок — Чунмён сновал взад-вперёд, каждым шагом подчёркивая свои слова.       Он раздвинул всю информацию, как Бог раздвинул воды Красного моря перед Моисеем. Он начал с начала, с самых первых убийств, перебрал их по очереди, в алфавитном порядке, говорил только самое важное, что и так знал наизусть каждый в этой комнате.       Встревоженный Чен впервые за долгое время не сидел, скрючившись за ноутбуком, а прижимал его к себе, стоя одетым у выхода. Парень явно собирался уйти куда-то или к кому-то, чтобы поскорее показать свою находку, но совсем не ожидал гостей, бесцеремонно влетевших в кабинет стаей разъярённых ворон. Скорее Чунмён влетел обезумевшей злобной вороной, остальных позади лишь подпитывая и прожигая. Его щеки горели, вздулись вены на тонких бледных руках, но глаза, глаза по-прежнему оставались пугающе ледяными и острыми, как пики самых высоких гор. Снежная лавина накрыла столы и стулья, шкафы и подоконники, придавила тяжелым сплошным пластом. Ничего не понимающий Чондэ сильнее прижал к себе на данный момент самую важную для него вещь.       — Чт. что случилось?       — Три трупа, — словно выругался Сухо, но после чуть мягче попросил закрыть дверь. — Мы ходим по кругу, а этот ублюдок уже близок к выходу. То, ради чего были все эти извращенные убийства, сегодня явно сдвинулось с мертвой точки, а мы ДАЖЕ НЕ ЗНАЕМ ЕГО МОТИВОВ! — кулак пришелся прямо на угол стола, но тот со скрипом сдержал удар. — В ванной он оставил фото заложника, так что на данный момент наша задача спасти мальчишку и, хорошо бы, уже закончить этот цирк.       Тогда-то Сухо и начал повторять убийство за убийством, их смерти, места преступлений, другие важные моменты, подбираясь к концу стремительной волной, которая становилась все больше и больше, приближаясь к берегу. В последний раз он перечислил имена, силясь отыскать связь, и тут же замер в полуобороте, одними только губами, словно вместе с последним воздухом произнес одну единственную дату, и тем, кто был в этот момент в кабинете, ее повторять не нужно было. То был день и месяц первого убийства, которое тогда еще не сразу приписали ко всем последующим жертвам Дьявола.       Мужчина преклонных лет, задушен и избит впоследствии драки, был найден в реке спустя четыре дня после убийства. Сложности в опознании, а после и новая жертва, отвлекли полицию от этого дела, хотя именно его и следовало разбирать на тот момент в первую очередь. Ведь он имел ту же комплекцию, тот же цвет волос и даже тот же вес (Чунмён готов отдать руку на отсечение), что и труп мужчины в грязной майке-алкоголичке, который они нашли сегодня.       Вода забилась в уши, в рот каждого. Никто сейчас не смел и вздохнуть лишний раз. Сюмин, подпирающий собой единственный выход из этого аквариума, смотрел куда-то в спину Сухо, явно ощущая себя уж точно не среди маленьких безобидных рыбок. Он оказался раненным ягненком, свалившемся в океан к акулам. Что до Ёлля, так его акулы уже принялись раздирать на части.       — Чанёль.       — Да? — Чунмён вообще никогда за все время работы вместе не называл Пака по имени, и на данный момент это прилично так ошарашило следователя.       — Может ты объяснишь то, что сегодня произошло? Ты знаешь убийцу? Что он говорит… всем этим? — мужчина наконец довернулся лицом к присутствующим с видом человека, имеющего теперь все козыри на руках.       — Я был удивлён не меньше, увидев прямое обращение ко мне. Я даже не знаю того парня на фото! — холодные пики скалистых гор из-под ровных бровей без труда прошли сквозь податливую плоть и впились в дрожащую, испуганную душу. Он видел, что это ложь, видел, кажется, абсолютно все. Впрочем, ложь эта была такой паршивой (Пак особо не старался), что ее способен был разглядеть даже самый наивный ребенок, но в сами слова пришлось вложить невероятно много усилий. Они попросту не лезли наружу.       Чанёль кожей ощущал, как теряет опору под ногами и летит спиной вниз, будто ангел, пошедший против небес. Еще одна атмосфера и его крылья вспыхнут яростным огнём разочарования, горящем в глазах окружающих, но там не было ничего, кроме его отголосков.       — Я хотел бы взять все свои записи из дома. Там вроде было что-то полезное, — Ёлль понадеялся, что этого хватит, только бы уйти, и чтобы не было лишних вопросов. Сейчас слишком многое запрещает ему говорить.       Лицо у Сухо расслабилось, острые черты округлились, да и вообще он стал походить на человека, который больше не держал всю ситуацию под контролем. Ответственность, колючими лианами опутывающая все его тело, наконец, добилась своего и, подобравшись к горлу, с лёгкостью переломила все шейные позвонки. Чунмён осел на ближайший стул, подпер голову рукой. На все вопросы он нашел один ответ, но еще, увы, не знает, как с ним поступить. Он не был готов к такому повороту событий, а Пак, хоть и потерял равновесие, но лишь на секунду, взял себя в руки и сейчас явно отдает себе представление о том, что собирается делать дальше. Не лучше ли передать все в руки тому, кто является, непосредственно, тем самым ответом на все вопросы?       Огонь потух, а горы оползнем сошли на нет. Будь, что будет. Сухо устало улыбнулся, прикрыв глаза, невнятно мотнул головой и словно забыл про этот мир со всеми его жестокостями и недосказанностями.       Данный жест был расценен, как согласие, а большего Чанёлю и не требовалось, так что он поспешно вышел вместе с Ченом и его ноутбуком за дверь, потом на улицу, в толпу народа, и окончательно исчез в Сеульском метро.