Модный Дом До Кёнсу, или История о том, что…

Чондэ проверяет свет и делает пробные фотографии. Сегодня он снимает новую модель Кёнсу для грядущего каталога с весенне-летней коллекцией. Говорят, что у парня крутой нрав и суровая внешность, а еще, что он – протеже Чжоу Ми. Уже один этот факт настораживает Чондэ и заставляет его опасаться, потому что Чжоу Ми никогда не ищет легких путей и простоватых людей. Ему еще в пору его модельного сияния на вершине интересны были персонажи экзальтированные и надломленные – чтобы с трагедией за плечами и чертовщиной в душе. Чондэ искренне не понимает этой тяги, но спорить с Чжоу Ми, с которым они пережили не одну фотосъемку, не хочет. Во избежание. Когда за спиной слышится голос Кёнсу, настойчиво что-то кому-то доказывающего, Чондэ отвлекается от камеры и приветливо улыбается. Рядом с маленьким модельером– Кёнсу не составляет особого труда выглядеть хрупким на фоне высоченных моделей – театрально размахивающим руками, вышагивает…нечто. У Нечта длинные ноги, круги под глазами и выражение вселенской наивности на лице, которое, кажется, не собирается оттуда исчезать в ближайшую сотню лет. Чондэ с сомнением разглядывает живой пример модели «Снимусь в рекламе школьной формы для акселератов» и усиленно размышляет, какие ракурсы лучше взять, чтобы не превратить глянцевый каталог в плейбой для педофилов, когда Кёнсу крепко прижимает его к себе, одновременно похлопывая по плечу и абсолютно игнорируя висящую на шее камеру. Чондэ шипит и отстраняется, осторожно отодвигая объектив в сторону: - Да-да, я тоже рад тебя видеть, Кёнсу. Может, представишь нас? Кёнсу хмурится на такое явное пренебрежение, но потом снова улыбается, указывая на Нечто, неловко топчущееся слева от него: - Чондэ, это Хуан Цзытао. Он участвует в показе моей новой коллекции. Тао, это Ким Чондэ. Один из лучших фотографов в Сеуле. Ему я доверяю больше, чем себе. Хотя себе я совсем не доверяю. Кёнсу нервно смеется, пока Тао пальцами пожимает протянутую ладонь и низко кланяется, бормоча куда-то в пол стандартные вежливости: - Для меня большая честь работать с Вами. Надеюсь, мы сработаемся… «Бла-бла-бла», - мысленно заканчивает за него Чондэ и натянуто улыбается. Происходящее все еще ему не нравится, но он решает последовать народной мудрости поколений «Быстрее начнем – быстрее свалим восвояси», поэтому бодро интересуется: - Может, приступим к работе? Кёнсу суетливо всплескивает руками и оттаскивает Тао в сторону, давая тому последние наставления. Чондэ морщится, прячась за объективом, и думает, что попал на утренник в детском саду. Он уже предвкушает часы, проведенные за попытками поймать нужный ракурс и удачное выражение лица (если оно у него вообще меняется). Ндэ, тяжела работа простого фотографа – Чондэ деланно вздыхает. Через пятнадцать минут все наконец готовы заняться делом, и Цзытао выталкивают под свет множества лампочек, где тот растерянно хлопает ресничками и крутит головой. Все силы Чондэ уходят на то, чтобы не закатить глаза и не начать трагично вздыхать. Он думает о том, что день обещает быть долгим, и наводит объектив на Тао. Тао… Тао? Чондэ пару раз щелкает затвором и моргает, отодвигаясь от глазка фотоаппарата. На него снова смотрит Нечто, но не то неуверенное и мнущееся возле старших, а Нечто совершенно другого плана. Теперь оно знает себе цену и смотрит на Чондэ искушающе, лениво скользя по нему тяжелым взглядом. Seduction. Почему-то это слово застревает у Чондэ в голове, когда он пытается снова сосредоточиться на работе, хотя английский не его стезя. Спустя несколько десятков щелчков и смены позиций, Чондэ не выдерживает и рявкает на Тао, глядящего на него особенно призывно: - Перестань рекламировать себя и займись одеждой. Тот обиженно надувает губы, переходя в досессионное состояние «школьники на экскурсии», от чего у Чондэ клинит челюсть, а кислород неравномерно поступает в полушария мозга. Спустя еще час препираний, Чондэ вытирает потные ладони о брюки и пытается унять дрожь в коленях. Этот мальчишка скачет между настроениями и выражениями лиц, и фотограф едва ли не впервые в жизни не может понять того, кого снимает. Он чувствует себя непрофессионалом – это злит особенно сильно, и он подлетает к Кёнсу, размахивая руками и почти брызгая слюной. - Я не могу с ним работать. Кёнсу неверяще морщит нос и приподнимает одну бровь: - Что значит, не могу? - Не знаю, где ты его нашел, но я отказываюсь его снимать. Он невозможен. - Чондэ… - лицо Кёнсу проходит три цветовых стадии от бледного к ярко-красному через зеленый и обратно. – Чондэ, ты же не сделаешь этого? Голос Кёнсу будит в Чондэ совесть, которая неприятно ворочается в животе, вытесняя решимость бросить все к чертям собачьим. Он оборачивается на Тао, который теребит пальцами края рубашки и робко разглядывает потолок, где в общем-то нет ничего интересного. Чондэ обреченно вздыхает и молча идет обратно, спиной ощущая облегчение, с которым Кёнсу расцепляет руки. К вечеру они все-таки заканчивают сет. Чондэ морально вымотан и уже не может смотреть на Тао и его ужимки. Он чувствует себя замысловато, поэтому торопливо убирает объективы в чехол, а ноутбук прячет в сумку, чтобы поработать потом с Кёнсу наедине. Он настолько увлечен мыслью поскорее сбежать, что испуганно дергается, когда чья-то рука ложится ему на плечо. «Все, здравствуй, неврастения», - мысленно поздравляет себя Чондэ, прежде чем развернуться. Тао разглядывает носки своих ботинок и кусает губы. - Чондэ, можно угостить Вас кофе? «И, школа, тоже здравствуй», - заключает Чондэ и улыбается, кивая. - Не откажусь от чашечки американо. И можно на ты. Щеки Тао пунцовеют под загаром, а Кёнсу смотрит на них странно, дергая левым глазом. Чондэ усмехается и машет ему рукой на прощание, беря Тао под локоть и уводя в сторону местного кафе. Все-таки в работе фотографа есть приятные моменты.