~*~
Четырьмя годами ранее. На темной улице горят достаточно яркие фонари и моросит легкий весенний дождик. Прохладно и свежо — в самый раз, чтобы прогуляться по безлюдным улочкам и насладиться тишиной. Николай, накинув на плечи пальто, с нетерпением ждет своего внука возле входа в Ледовый дворец. — Деда! — слышится радостный крик, и Николай улыбается уголками губ. С растрёпанными коротким волосами, блестящими в свете фонарей глазами и олимпийкой нараспашку, Юра выбегает на улицу, тяжело дыша, сжимая в одной руке рюкзак, а в другой — сделанную под золото медаль. — Они отдали мне первое место! — широко улыбается юноша. — Поздравляю, — Николай коротко кивает, подходя к внуку и застегивая его куртку. — Заболеешь же, и в кого ты такой беспечный? Что на коньках своих прыгаешь выше головы, что тут бегаешь полуголым по улице. — Жарко же, — протестует Юра, накидывая рюкзак на плечо. — И не так уж я высоко прыгаю. Чтоб на международные пройти, надо уметь трюки всякие делать. Мне бы в программу аксель четверной, да… — Хераксель, — бубнит дед, залепляя Плисецкому-младшему подзатыльник. — Навернешься, шею свернешь, и что мне потом? — Не навернусь! Юра сдувает челку, лезущую в глаза, и ускоряет шаг, упирая руки в бока. Не маленький он уже — сам разберётся. Нашел из-за чего волноваться, ха! Да Юрка ещё лучшим фигуристом будет! И прыгать выше и лучше других скоро начнет, и танцевать на льду красивей. Так, как никто не сможет. Чтобы гордились, чтобы было за что. — Покажи, — смягчается Николай, забирая из рук Юрки медаль. — У меня потом такая же будет, только реально золотая. — И в ломбард её сдадим, чтобы не пылилась. — Эй! — возмущенно тянет Юра. — Я даже ещё не получил её, а ты уже продаешь! — Да шучу я, шучу, — смеется Николай, ероша блондинистые волосы внука и возвращая ему медаль. — Будет-будет, и не одна! Увесим дома все стены. Как тебе такая цель в жизни? — Мне нравится, — Юра улыбается широко, легко и непринужденно, как улыбаются маленькие дети, получив или услышав то, что хотели. Улыбается по-особенному, тепло, и Николай, не удержавшись, приобнимает внука за плечи, хлопая морщинистой рукой по спине, мысленно примечая дома стену для медалей и наград. Потому что Юрка — способный малый, несмотря на паршивое детство. И улыбается светло, несмотря на то, что жизнь у него была не всегда самая лучшая. Николай большего предложить не может, но делает всё возможное, чтобы парнишка улыбался и смеялся как можно чаще, чтобы радовался жизни и не забивал голову ненужной информацией, чтобы позабыл все те неприятные воспоминания, оставил их позади. И выкладывается на полную, чтобы Юра не влез туда, куда не просят, и не нажил себе проблем из-за своего любопытства. И всё, вроде как, хорошо складывается, вот только атмосфера вдруг из непринужденной меняется на холодную, а в груди становится тревожно. Юра косится на деда, чье лицо вмиг становится серьезным, настороженным, а после переводит взгляд на трех парней в кожанках, идущих им навстречу. «Недобрые знакомые? — хмурясь, думает Юрий, до боли стискивая в руке медаль. — Хотя, нет, они похожи на тех парней, что иногда бывают у нас дома. Стало быть, друзья?.. Но почему?..» — Юра, — дед пихает внука локтем под ребра и кивает в сторону затемненного переулка, вытаскивая из-за пояса пистолет. Юра забывает, как дышать, глядя на холодное оружие. Неприятные воспоминания, мороз по коже, становится невыносимо жарко где-то глубоко внутри. «Что здесь происходит?» — хочет закричать юноша, но не находит на это сил: ужасно давящая атмосфера не позволяет ему вымолвить ни звука. — Николай, мы просто хотим немного поболтать. Кажется, это говорит самый высокий из них, с шрамом в пол-лица и сигаретой в зубах, доставая что-то из внутреннего кармана куртки. Юра не уверен, он уже ни в чем не уверен. Паника охватывает настолько сильно, что трудно дышать, все начинает плыть перед глазами, а громкий стук сердца раздается в ушах. А дальше происходит нечто совсем странное: он падает. Нет, его толкнули. Плисецкий-младший приподнимается на дрожащих руках, отчетливо слыша какой-то шум. Выстрелы. Оглушающе громкие выстрелы. Один за другим. Рюкзак спадает с плеча на землю, и Юра, сам не зная зачем, глупо тянется за ним, однако пуля, пронзившая землю в метре от юноши, заставляет его передумать насчет важности этой вещи. Резко отдёрнув руку, он медленно поднимается на ноги. Если бы не крепкая мужская рука, схватившая под локоть и потащившая вперед, Юра так и остался бы стоять на месте как вкопанный. За спиной всё ещё гремят выстрелы. И уже сложно понять: пули проносятся мимо них или где-то далеко. Знакомые мужские руки тянут вбок, сворачивая за дом, и Юра, оперевшись спиной о стену, медленно сползает на землю, обхватывая руками колени. Тянется бледными дрожащими пальцами к лицу и с удивлением вытирает непрошенные слезы, переводя взгляд на тяжело дышащего Николая, что выуживает магазин из пистолета. Юрий в ужасе. «Почему? Почему эти люди пытаются убить нас? Разве это не его товарищи? И, что важнее, почему дед спокоен, как будто это для него не впервой?» Парень еще крепче впивается пальцами в колени, пытаясь унять дрожь во всем теле. Звуки выстрелов и удары пуль о кирпичную поверхность… Среди них вдруг слышится чей-то крик. Совсем недалеко. Николаю удалось кого-то ранить. — Юра, убирайся отсюда, — командует пожилой мужчина, заменяя магазин в пистолете с пустого на полный. — Беги как можно дальше и спрячься в безопасном месте. — Деда… — юноша, хватаясь руками за шершавую стену и сдирая кожу на ладонях, встает на ноги, пребывая в шоковом состоянии. — Ну же, беги! — в очередной раз повторяет старик, выпуская обойму из своего оружия в противника. Пара выстрелов — и совсем недавно раненый парень падает замертво. Истекающий кровью, с двумя дырками в груди, ему вряд ли было больше двадцати пяти лет. Взглянув на деда, Юрий ужасается. На его лице нет ни капли страха, лишь уверенность. Неужели это тот дедушка, которого он знал? Тот, кто покупал его любимые сладости, кто гулял с ним поздними вечерами, ходил на его тренировки и выступления? Неужели это действительно он? Пошатнувшись, парень делает несколько шагов назад. Звуки выстрелов на секунду стихают. Юрий оборачивается, чтобы кинуться бежать, как в метрах шести перед ним оказывается один из тех трех парней с пистолетом, дуло которого направлено прямиком на юношу. Страх сковывает тело парня, не давая ему шевельнуться. Неужели это конец? Сильная и тяжелая мужская рука хватает парня за плечо, что есть силы толкая в сторону. Раздается выстрел. Юрий привстает, глядя в сторону своего спасителя. Глаза парня распахиваются в ужасе от увиденного: его Николай лежит на земле, истекающий кровью от полученной пули в живот. — Дед! — надрывно кричит парень, подхватываясь с места и подбегая к старику. Одной рукой приподнимает его голову, а другой пытается зажимать рану. — Нет… Деда, прошу… — Дурак, я же говорил тебе бежать… — с трудом, очень тихо говорит Николай внуку, тяжело дыша. Тянется морщинистой родной рукой к Юре, и юноша чувствует что-то теплое, влажное. Глаза Николая медленно закрываются. Грудная клетка перестает приподниматься: он не дышит. — Нет… Нет, нет, нет! Очнись! — отчаянно тараторит Плисецкий. Неконтролируемые слезы текут из глаз опустошённого блондина. Его руки и одежда пропитались кровью единственного близкого человека. Раздается громкий смех. Юрий поднимает ошарашенный взгляд на убийцу. — Серьезно? Этот старикашка меня изрядно повеселил, — самодовольно ухмыляясь, мужчина смотрит на бездыханное тело Николая. — Заткнись… — злобно шипит Юрий. Этот ублюдок... как он посмел?! Плисецкий сжимает руки в кулаки, всей душой желая стереть раз и навсегда эту ухмылку с лица убийцы. Замечает рядом дедушкин пистолет, лежащий в крови. — Что? Ты что-то протявкал, щенок? О, или ты так расстроился из-за того, что я пришил этого старого хрыча? — он самодовольно усмехается. — Этому никчемному старикашке давно пора было уйти на покой. — Я сказал, чтобы ты, блядь, закрыл свой ебаный рот! — кричит в ярости Юрий и, схватив неподалеку лежащий пистолет, не отводя взгляда от надменного выблядка, выпускает в него всю оставшуюся обойму. Мужчина, истекая кровью, падает на землю. Он мертв. Юрий убил его. От осознания этого юноша выпускает оружие из рук. Плисецкого одолевает странное, но до боли знакомое чувство. Прямо как тогда, когда-то давно… Парень не чувствует вины и сожаления за содеянное. Юра тихо хмыкает, поджимая бледные губы и с ненавистью во взгляде смотрит на третьего из проклятой шайки. Мужчина сжимает в руке нож, и Юра не имеет понятия, откуда находит силы поднять с земли пистолет. Плисецкий знает, что он пуст. Знает, потому как бессмысленно нажимал на курок сто тысяч раз, слыша лишь тихие щелчки. — Как думаешь, — на лице Юры появляется недобрый оскал. — Пуст? — Естественно, — неуверенно говорит мужчина, отшатываясь на полшага назад. — Давай тогда проверим, — усмехается юноша, направляя дуло на своего врага. — Я дам тебе фору. Раз… «Держись, блять. Всё или ничего. Ты не можешь тут сдохнуть, не после того, что сделал дедушка», — думает парень. — Два… Мужчина пятится, резко разворачиваясь и пускаясь наутек. — Три. Юра нажимает на курок, слышится тихий щелчок, и пистолет с шумом падает на землю. Плисецкий надрывно глотает холодный воздух, не находя в себе сил успокоиться. Склоняется над телом дедушки, сжимая дрожащими пальцами его одежду, и захлебывается слезами, дыша через раз. — Почему, почему, блять, — скулит парень. Взгляд цепляется за медаль, что он, дабы не потерять, примотал шелковой ленточкой к кисти. Вся в крови, бессмысленная. Юра зло сдергивает её с руки и швыряет куда-то за себя. Это больше не имеет значения, ничто больше не имеет значения. Вытирает рукавами олимпийки слезы и встает на ватных ногах, до крови прикусывая нижнюю губу. Этот мужик, он что-то вякнул о том, что вернется с подкреплением, надо… надо бежать. Юра спотыкается на ровном месте, чуть снова не начинает рыдать из-за собственной беспомощности. «Соберись, истеричка!» — зло думает Плисецкий, залепляя себе звонкую пощечину и срываясь с места. Кто все эти люди, что часто ночуют у них с дедом дома? Они все… знают? Замешаны?.. Нельзя останавливаться. Нельзя позволить поддаться боли и нежеланию двигаться дальше и упасть. Просто нельзя. В гостиной играет тихая, спокойная классическая музыка, успокаивающая душу. Посреди просторного помещения стоит большой бильярдный стол. Стук шаров нарушает симфонию Баха. Молодой парень с пепельными волосами усмехается, в очередной раз забивая шар в лунку. — Джей-Джей, тебе стоит хотя бы немного постараться. Уж слишком легка эта победа. Третья по счёту, между прочим, — поддевает он Леруа, подготавливая кий к следующему удару. — Захлопнись, Виктор. Посмотрим, как ты заговоришь, когда я тебя уделаю, — Джей облизывает пересохшие губы. — Воу, неужели я когда-нибудь застану сей момент? — продолжает стебаться Никифоров и уже собирается ударить кием по шару, как вдруг кто-то врывается в гостиную, нарушая идиллию, и оба парня резко оборачиваются. На пороге стоит Юрий. Плисецкий тяжело и прерывисто дышит, нервно жестикулируя руками; он явно долго и быстро бежал. Его одежда и руки испачканы засохшей кровью, глаза покраснели от слез, волосы — грязные и взъерошенные. — Что произошло? — обеспокоено спрашивает Никифоров, подходя к парню. — Деда… Дед мертв… — с трудом выговаривает юноша, схватив парня за обтягивающую подкачанное тело черную футболку, и утыкается головой в его грудь не в силах вновь сдержать подкатившие к глазам слезы. — Его убили… Деда убили. Виктор непонимающе хлопает глазами, неосознанно приобнимет мальчишку и коротко кивает Жану, который, выключив в доме свет, подходит к окну, отодвигая штору и выглядывая. — Кто? — в голосе — сталь. Виктор зол. — Я… я не знаю, какие-то мужчины… Они были здесь раньше, их было трое. Один, у одного шрам на лице, — запинается Плисецкий, сжимая пальцами чужую футболку. — Двое умерли, но остался ещё один, он сбежал… я… — Спокойно, — Никифоров опускает руки на плечи юноши, чуть отталкивая от себя. — Бегом в кабинет Николая. Никому не открывай, пока я не приду, усек? Юрий глупо хлопает глазами, чувствуя, как очередная волна паники захлестывает и подчиняет себе тело. — Усек? — вздергивая застывшего Плисецкого, повторяет Никифоров. Быстро кивнув, Юра срывается с места, добегая до нужной двери и захлопывая её. Ноги не держат парня: он съезжает вниз по стене, упирается руками в пол. Слезы, кажется, не планируют останавливаться, и Юрий зло ударяет кулаками по полу, с силой впиваясь зубами в воротник олимпийки. — Что там? — тихо спрашивает Никифоров, становясь позади Джея. — Реально наши, — шумно выдыхает Леруа. — Ходили ведь разговорчики, что завелись предатели, какого черта Николай ничего не сделал? — А ты? — серьёзно говорит Виктор, с силой сжимая чужое плечо. — Ты, Джей, не думаешь о подобном? — Не вздумай говорить обо мне так, мудила. Шумно выдохнув, Виктор машет рукой в сторону коридора, и оба становятся по разные стороны стены. Джей, моментально выудив из-за пояса два пистолета, проверяет обойму и тихо говорит: «Пятеро. Их пятеро». Усмехаясь, Виктор немного нервно перекладывает железное оружие из одной руки в другую и обратно. Он всегда поражался таланту Джея: вряд ли парень действительно видел, сколько людей приближается к дому. Тут природная смекалка: быстро посчитал тех, кто в городе, отмел двух погибших и убрал тех, кто бы ни за что на свете не предал Николая. Леруа никогда не ошибается. Виктор это знает. Входная дверь с шумом отворяется, и слышатся громкие голоса да топот сапог. Рано. Ещё чуть-чуть. Виктор кивает, и парни одновременно подаются вперёд, начиная палить из пушек по незваным гостям. Кто-то ловко прыгает за диван, используя его, как щит, кто-то, пригнувшись, стреляет в ответ. Один парень, чье двадцатилетие они недавно праздновали, валится на пол с дырой в голове, не успев ни разу нажать на курок. Четверо. Осталось четверо. Джей и Виктор синхронно прячутся за стену, неприятно морщась от выстрелов, заправляя магазины. Пули с шумом долбятся о крепкую преграду, и Виктор фыркает: слишком расточительная трата небесконечных патронов. — Если бы не смерть дяди Коли, я бы назвал это весельем, — говорит Леруа, отталкиваясь от стены. — Впрочем, даже не буду отрицать тот факт, что соскучился по подобным перестрелкам. — Больной ублюдок, — усмехается Никифоров. — Такой же, как ты. Быстро перебегая возле прохода и едва не получив пулю в бок, Виктор упирается спиной в стену и, шумно выдохнув, ухмыляется. — Интересно, кто-нибудь из нас сегодня сдохнет? — подмигивает он ошарашенному Джею. — Ну же, парень, ты хотел веселья. Едва стихают выстрелы, Виктор без толики страха на лице заходит в гостиную, паля по противникам, что некогда были союзниками. И умудряется делать это с таким надменным видом, как обычно делают крутые людишки в пафосных боевиках. Ранит кого-то в плечо и, наклонившись, делает кувырок вперёд, скрываясь за креслом и отшвыривая пустой пистолет в сторону. Гремят выстрелы. — Довыебываешься, пидор несчастный, — зло говорит Джей, следом за Никифоровым заходя в зал, стреляя сразу из двух пистолетов. Один противник валится с дырой в груди, а другой скулит, не в силах устоять из-за раненой ноги. Пальнув ещё раз, Леруа метается за бильярдный стол, в целом понимая всю нелепость этой затеи. — Блядский Никифоров! — недовольно шипит Леруа, закрывая голову руками. — Не волнуйся, милашка, я тебя не кину, — улыбается Виктор. Секунда, две… Время. Парень резко встает из-за кресла, ловко метая нож в сторону дивана: как раз в этот момент из-за него выглядывает голова Стивена. Мужчина громко вскрикивает, матерясь и скуля от боли, роняя пистолет. Хватается за остаток своего уха, раненного ножом Виктора. Всего лишь задел. Парень с пепельными волосами недовольно фыркает. Стивен вскакивает на ноги, пытаясь удрать, как ещё один нож прилетает ему прямиком в плечо: как раз в то, что он серьезно повредил пару месяцев назад. Мужчина сгибается и громко стонет от боли, шумно матерится, пытаясь вытащить глубоко вошедшее лезвие. Леруа времени не теряет: ловко простреливает двумя последними патронами грудь и голову раненого противника. Перекручивает пистолеты в руках и ухмыляется. — Хей, это была моя цель, — возмущается Виктор, сердито косясь на Джея. — Ты сам недавно сказал, что мне следует прилагать больше усилий, — он ухмыляется, глядя на раздраженного Никифорова. Неожиданно к Леруа подбирается парень с ножом, однако Джею, что успел позабыть о ещё одном противнике, удается увернуться в последний момент. Молодой парень снова делает замах холодным лезвием. Джей-Джей, схватив с рядом стоящего стула полотенце, блокирует им удар и обезоруживает врага. Мгновенно, не теряя времени, он ударяет парня по ноге, тем самым ставя его на колени. Леруа быстрым движением рук сворачивает голову парнишке. Слышен тихий хруст, и противник бездыханно падает на пол. Остается последний, тоже раненый. Крепкий мужчина возникает за спиной у Джея с револьвером в руках. Не успевает Леруа опомниться, как в пару сантиметрах от его лица пролетает нож Виктора, вонзившийся прямиком в глаз противника, свалив его насмерть. — В яблочко, — победно усмехается Никифоров. — Твоя точность, как всегда, поражает, — говорит Джей, смотря на лежащее звездочкой тело, истекающее кровью. — Но… эти твои ножи… Красиво, однако с переменной эффективностью. — Вообще-то, я целился в тебя, — недовольно фыркает, а после улыбается Виктор. — Ах ты!.. — парень хочет уже высказать свое недовольно, но успокаивается, шумно выдыхая. — Нужно проверить Юру. — Я сам схожу, — перебивает его Виктор. Парень поднимается по лестнице, ведущей на второй этаж, и, пройдя по коридору, останавливается у нужной двери. Открывает её и, оглянув комнату, видит Юрия, сидящего на полу возле рабочего стола Николая. Поджав ноги к груди, обхватив руками голову и закрыв глаза, он что-то тихо, невнятно бормочет себе под нос. Виктор подходит к Юре и, присев на корточки перед ним, аккуратно обхватывает руками его ладони. — Говорил же дверь запереть… — тяжело вздыхает Виктор. — Уже всё закончилось. Плисецкий от неожиданности дергается и, широко раскрыв глаза, испуганно смотрит на Виктора. В его взгляде читается страх, боль, потерянность и отчаяние, но от осознания того, что больше ни один мудак не приставит к его голове пистолет, испуг сменяется облегчением, и Юра подается вперёд, утыкаясь лбом в чужое плечо и незаметно для себя дрожа. Виктор, Жан-Жак… он видел этих людей столько раз в своем доме, но не общался с ними, избегая встреч. А сейчас вот так просто прижимается к парню, что только что убивал людей. Не глупо ли?.. — Я, — Юрий отстраняется, пытаясь вытереть засохшую кровь на руках о штаны. — Ты должен мне всё объяснить. — Завтра. Не думаю, что ты сегодня сможешь адекватно воспринять всю информацию. — Да что ты!.. — Юра запинается, вставая на свинцовых ногах и отталкивая руки Виктора. — Дедушка… — Мы сами со всем разберёмся. Я найду тебе успокоительное. — Не стоит, — Юрий хмыкает и обнимает себя руками за плечи. — Я в норме. Парень и сам не знает, как доходит до ванной комнаты, где скидывает с себя грязную одежду. Надежды, мечты… Всё кажется таким глупым, нереальным сейчас. На что он рассчитывал? Фигурное катание, медали? Боже, найти бы сил хотя бы дойти до кровати. Юрий бездумно регулирует воду: до невозможно горячей, что жжет кожу, до ледяной, из-за которой тяжело дышать и идет кругом голова. Уснуть удается только под утро из-за невыносимого чувства в груди. Сердце бьется быстро-быстро, всё внутри сжимается от боли, тяжело дышать. А вот проснуться труда не составляет: Юрий подпрыгивает на кровати, едва слыша возле себя какой-то шорох. — Извини, не хотел напугать, — спокойно говорит Виктор, что сидит на краю кровати в непривычной для него широкой клетчатой рубашке и светло-голубых джинсах. — Всё в порядке. Юра распрямляется, вытягивая ноги вперед и скидывая мешающее одеяло. Чувствует себя немного неловко, находясь в одних лишь серых хлопковых штанах, но умело делает вид, что ему всё равно. — Итак, — Никифоров облизывает губы. — Это будет сложно для тебя, но твой дед, все эти люди, я… Они называют это мафией, но… Хах, я назову это, скорее, шайкой никчемных наемников и убийц, что зарабатывают на наркоторговле, чужих смертях и грабеже. Твой дед — глава группировки… был главой. Поджав губы, Юра ударяет себя кулаком по бедру. Не рыдать. Нельзя больше. — Все эти люди, что бывают у нас дома… — Да, каждый из них. Сборище аморальных убийц, что кое-что знают о чести и кодексе, — Виктор на пару секунд замолкает, крутя кольцо на одном из пальцев. — Не все. Как видишь, и среди своих доверенных лиц могут быть предатели. Такова жизнь. — И что будет дальше? — тихо спрашивает Юрий, впиваясь пальцами в штаны, растягивая ткань. — Выберем нового босса. Даже там, где царит хаос, нужен управляющий хаосом, дабы хоть иногда регулировать его проявления. Не будет главы — начнется полная неразбериха, — Виктор хмыкает. — Будь ты старше и знай, как ведутся дела, занял бы должность деда, но ты, парень, не дорос ещё. — Я могу! — восклицает Юрий, подаваясь вперёд и опуская руку на плечо Никифорова. — Объясни — справлюсь! — Ты? Виктор истерично усмехается, пронзая Плисецкого насмешливым взглядом. Этот мальчишка и впрямь думает о подобном? Никифорова чуть ли не трясет от злости. Он резко разворачивается, опрокидывая достаточно худое тело на кровать и нависая над ним, крепко прижимая бледные руки к кровати с такой силой, что останутся синяки. — Серьёзно? — говорит Виктор, глядя в ошарашенные, перепуганные глаза напротив. — Ты, блять, серьезно? Не от этого ли тебя Николай хотел защитить? Хочешь похерить всё, что он пытался сделать? — Это уже не имеет значения! Впившись зубами в чужую шею, Никифоров касается место укуса влажным языком, и Юра то ли просто кричит, то ли матерится, изо всех сил стараясь скинуть с себя тяжелое тело. — Интересно, что будет, — Виктор облизывает губы, заглядывая в изумрудные глаза Плисецкого, — если я тебя сейчас отымею? Юрий пытается закричать, позвать на помощь, как ему с силой залепляют пощечину, закрывая рот рукой и прижимая второй руки к кровати. Плисецкий ударяет коленом куда-то в живот Виктора, и Никифоров с силой стискивает рукой его подбородок. Так, что становится больно. И до невозможного обидно на душе. — Ты, блять, думаешь, что творишь, а? — Виктор смотрит в глаза напротив с небывалой злостью. Отстраняется, невозмутимо встает с кровати, боковым зрением наблюдая за забившимся в угол, перепуганным Юрием. — Я не насильник. Но ты… думай, какого черта собираешься вытворить. Тебя никто не поддержит. Хлопнув дверью, Виктор шумно выдыхает: он в самом деле потерял контроль. Если бы он действительно сделал то, о чем говорил? Ударяет кулаком по стене и пихает руки в карманы. Юрий тем временем нервно трет неприятно ноющие кисти рук, сверля взглядом дыру в двери. «Хрен вам!» — Юрий встает с кровати, раздраженно хватая со стула майку и натягивая вещь. Как и говорил Виктор, ближе к обеду у них дома собираются незнакомые Юре люди. Некоторых из них он видел. Плисецкий проходит мимо гостиной, вылизанной дочиста, и передергивает плечами. Он больше не будет сожалеть, рыдать: надо отмести все эти чувства, что не позволят ему подняться, доказать, что он далеко не ребенок. Забегает в комнату дедушки и, облазив все комоды, пихает за ремень револьвер. Страх — слабость. Юрий не должен испытывать нечто подобное. Никогда больше. — Мы должны решить, кто займет место Николая, — громко говорит Виктор, привлекая к себе всеобщее внимание. За столом разместилось человек десять — мутные людишки в кожанках. У Юры мурашки по спине пробегаются. Вновь начинается бурное обсуждение, и парень, шумно выдохнув, громко спрыгивает с третьей ступеньки, тем самым заставляя всех присутствующих невольно обернуться на него. Подходит к столу с закусками и выпивкой и ударяет по нему кулаками, оглядывая гостей: наверняка у каждого из них с собой по стволу. — Я, — серьезно заявляет Юрий, — внук Николая Плисецкого, отныне занимаю его должность. Никифоров давится водой, утирая тыльной стороной ладони влажные губы. Наступает гробовая тишина, и прерывает её громкий смех. — Что? Да вы издеваетесь! Насколько же низко мы пали, что нами будет заправлять какой-то малолетний засранец! — негодует мужчина с черными, как смоль, волосами и яростным взглядом, вскакивая со своего места и ударяя кулаком по столу, вторя Юре. Имя его — Питер, старый друг его деда. — О нас и так уже всякие слухи убогие ходят, а теперь вообще перестанут с нами считаться! Николай в последнее время был нерешителен, так еще и место его займет сопливый недоносок? Увольте! В помещении вновь становится шумно, все переговариваются. Мигом тихие переговорчики превращаются в галдеж и открытое возмущение людей. Подчинённые требуют доказательств того, что их новый лидер действительно заслуживает таковым быть. Не столько серьезно, сколько даже в шутку, из интереса желая узнать, как далеко внук Николая сможет зайти и на что он способен. Плисецкий напрягается от окружающей его обстановки: всё это его бесит. Юноша уверенно подходит к Питеру, не отводя от него раздраженного взгляда. — Ух ты, мелкий сопляк хочет показать свой характер? — смеется он. — Забавно, однако… — Закройся, блять! — раздраженно говорит Плисецкий, в ту же секунду хватая со стола нож и прижимая его к горлу жутко бесящего засранца. Надменно, с чувством превосходства и с ненавистью смотрит на Питера: так, что тот невольно садится на стул, а на его шее остается небольшая рана. Что-то есть в этом взгляде… Что-то безумное, давящее. Плисецкий, впрочем, нож убирать не собирается. Бывшие подчиненные Николая времени зря не теряют: спохватываются со своих мест, направляя огнестрельные оружия на самодовольного Юру. И тот сам не понимает, почему ситуация его совсем не пугает, почему не хочется удрать, закричать. Не страшно?.. С каких пор?.. — Спокойней, — слышится холодный голос за спиной и два пистолета упираются в головы стоящих возле Юры парней, что наставили на Плисецкого свои оружия. — Ты, блять, Юра, априори не умеешь не нарываться? — возмущается Никифоров. Голос Виктора добавляет уверенности. Он поддерживает. Юра не один. — Не умеет, — соглашается Леруа, наставляя пистолеты на ещё двух мужиков. Люди начинают шевелиться: кто-то направляет оружие на Никифорова и Жана, кто-то продолжает сверлить Плисецкого взглядом. Замкнутый круг. Сколько погибнет, если начнется перестрелка?.. Все?.. — А у парня-то есть яйца, — говорит брюнет, на плечах которого накинут фиолетовый пиджак. Громко хлопает пистолетом по столу и усмехается. — Конечно, пиздец как пожалею об этом, но я, Георгий Попович, клянусь тебе в верности, Юрий Плисецкий. — Ты пизданулся? — слышится рядом и ещё одно огнестрельное оружие с шумом опускается на деревянную поверхность. — Гога, ты конченый, тебя могила не исправит. Однако я, Пхичит, клянусь тебе, Юрий, в верности, как и это мудло. Ровно до тех пор, пока ты не накосячишь. В случае чего, сам пристрелю, будь уверен. Люди переглядываются, опуская пистолеты, при этом ясно осознавая: перестрелка действительно не вариант. Убивать своих же — худшая идея из возможных. Юрий шумно выдыхает и убирает нож от горла Питера. — Вы ебанулись? — мужчина вновь встает, хватая руку Плисецкого и с силой сжимая пальцы. — И отчего тебя, упыря малолетнего, вместе с дедом твоим не пришили, а? Юрий вдруг усмехается. Зло усмехается, ловко свободной рукой достает из-за пояса револьвер и, направив дуло в сторону недруга, нажимает на курок. Только что возмущавшийся мужчина падает на пол с простреленной головой, заливая дорогой деревянный паркет своей кровью. Плисецкий вытирает капли чужой крови со своего лица. Сложившаяся тишина давит. — Отныне я ваш босс. Если кто-то что-то хочет мне предъявить, то сделайте сейчас, блять, шаг вперед и скажите или заткнитесь к хуям! — грозно заявляет Плисецкий. Никто не говорит ни слова, но Виктор замечает, как некоторые вновь тянутся за оружием. Он бы и сам потянулся, если бы этим самодовольным мальчишкой не был Юрий Плисецкий, которого он когда-то пообещал защищать. Кто-то прикладывает кулак к груди, усмехаясь и вспоминая старые обычаи, кто-то лениво кивает, обещая научить Юрия всевозможным приемам. — Вить, ты же понимаешь, что они, в общем-то, за тебя проголосовали, — тихо говорит Джей, несильно пихая Никифорова локтем в ребра. — Тебе же по-любому со всем разбираться придется. — Не все, — выдыхает парень. — И ненадолго. Виктор подзывает одного из подчиненных и просит убрать тело: хоть Питер и был, скорее всего, причастен к идее убрать Николая и занять его место, похоронить всё равно придётся, как товарища. Все это знают. Юрий сидит на столе, поглядывая на Никифорова, что удобно разместился в дедушкином стуле. Выдыхает и вновь вперивается взглядом в текст. Поставщики, точки сбыта… Районов немного, огромную часть контролирует другая группа людей. Раньше было больше — забрали. Николай не хотел ввязываться в лишние перестрелки. Надо вернуть. Нелегальный бизнес, убийства. Юра тяжело вздыхает, прикрывая глаза. — Будешь моей правой рукой, — говорит он, спрыгивая со стола. — Надо во всем разобраться. Я тут как следует обмозговал ситуацию. Людям Николая, несмотря на сильное желание прибрать власть к рукам, всё равно нужен был какой-то толчок, чтобы перейти к активным действиям. — Думаешь, кто-то настропалил их? — хмурится Виктор. — Убедил выступить против своего же босса? — Думаю, это было бы логично. — Вполне, — Никифоров откидывается на спинку стула. — Есть много группировок, главы которых желали смерти Николаю. — Надо вычислить всех гнид и разобраться. Виктор коротко кивает. Юрий, сжимая руками края свободной светло-серой майки, без стука заходит в комнату Виктора, стоящего к нему спиной в одних джинсах. Парень оборачивается, сверкая рельефным телом, и Юрий тяжело сглатывает, не зная, куда смотреть, чтобы это было менее неловко. — Что-то случилось? — спрашивает Никифоров, делая шаг вперёд и замирая, когда Плисецкий инстинктивно отшатывается назад. — Я… хотел сказать, — Юрий шумно выдыхает и поднимает взгляд на Виктора, смело заглядывая в голубые глаза. — Хочу попробовать. — Попробовать? — в недоумении переспрашивает Никифоров. Облизав пересохшие губы, Юра уверенно направляется вперёд, опускает руки на плечи Виктора и утыкается в его шею, мягко касаясь её влажными губами. Прикусывает бледную кожу, скользит руками по телу вздрогнувшего парня и отстраняется, быстро стягивая с себя ненужную майку и швыряя её на пол. Так и замирает, ожидая ответной реакции от Виктора. Та, впрочем, не заставляет себя ждать: Никифоров подается вперёд, легко подхватывая Юрия на руки, чувствуя, как его обнимают за шею, вплетают тонкие пальцы в волосы. Кусает чужую шею, оставляет засосы, посасывая кожу, наслаждаясь тихими стонами, срывающимися с губ Плисецкого. Никифоров опускает Юру на кровать, спускаясь поцелуями всё ниже и ниже, и Плисецкий в нетерпении сжимает пальцами покрывало, до крови кусая губы. Стягивая мешающие штаны, Виктор подается вперёд, оттягивая большим пальцем припухшую нижнюю губу Юры и пропихивая в его рот средний и указательный пальцы, второй рукой оглаживая подтянутую фигуру парня. Тянется за поцелуем, как чуть подрагивающая рука опускается на губы Никифорова, не позволяя сделать задуманное. — Никаких поцелуев, — шепчет Юра, тяжело дыша. Никифоров задумчиво кивает: вообще-то, ему всё равно. Близость с ограничениями это уже больше, чем ее полное отсутствие. Закидывает ноги Плисецкого себе на плечи и аккуратно вводит в него один палец, начиная растягивать. Подается вперёд, склоняясь почти к самому уху Плисецкого. — Я буду с тобой нежен, — тихо говорит Никифоров, прикусывая мочку. Юрий вздрагивает. «А растяжка-то у него, что надо», — ухмыляется Виктор, оставляя яркие отметины на бледной коже и наслаждаясь стонами парня. Вводит второй палец, постепенно добавляет третий, и в нетерпении приспускает свои штаны, приставляя головку к заднему проходу. Вводит член наполовину и замирает, продолжая выцеловывать податливое тело под собой. — Жестче, прошу, — тихо стонет Юрий. Виктора срывает: он начинает двигаться быстро, вдалбливаясь в тело Плисецкого, потеряв последние оковы самообладания. Юра стонет и дрожит от боли. Но это та боль, которую он хочет чувствовать.~*~
Один год спустя. Ехидно улыбаясь, со злостью глядя на лежащего на земле парня, Юрий крепче стискивает в руках окровавленный лом, со всех сил ударяя им по коленной чашечке брюнета, что тихо трещит, дробясь на мелкие кусочки. Парень громко кричит, до крови впивается зубами в руку, не в силах перестать рыдать. Адская боль. Так хочется, чтобы она прекратилась, но с каждой секундой невыносимое чувство разгорается всё сильней. Ногу сводит, и парень кричит ещё громче, когда Юрий заносит лом для ещё одного удара. Вторая коленная чашечка с негромким треском разлетается к чертям: кости ломаются. Перед глазами плывет, и парень почти теряет сознание, как Плисецкий, закинув лом на плечо и сжимая нижнюю часть рукой, ногой нагло и бесцеремонно приподнимает подбородок неприятеля. Холодая кожа дорогих туфлей больно упирается в горло, и Юрий с силой толкает парня, что заваливается на землю, разбивая об асфальт голову. — Забавный был, — смеется Плисецкий, переводя взгляд на двух мужчин с пушками, чьи стволы направлены на Пхичита. Парень тоже не промах: направил два пистолета на врагов, уверенно следя за любым движением каждого из них. — Мне вот интересно, — улыбается Юрий, садясь на тротуар и со звоном опуская окровавленное железо рядом с собой. — Когда же вы, бляди, поймете, что против этого парня у вас нет шансов? Вы не стреляли, когда я добивал вашего дружка, потому что боялись, что вам успеют продырявить головы? Из-за страха? — Юрий вновь смеется, упираясь локтями в колени. Противники отвлекаются на долю секунды, и этого времени достаточно, чтобы Пхичит одновременно нажал на два курка, дырявя тела обоих врагов. Впрочем, один из них всё уже успевает выстрелить, но пуля даже не задевает тела Чуланонта. — Кругом одна грязь, — с отвращением говорит Юрий, вставая на ноги и подхватывая с земли лом. — Трусливая никчемная грязь. А вот лом классный, да, — Плисецкий усмехается. — Оставлю его себе. — Думаю, этого не хватало Николаю, — серьезно заявляет Пхичит, опуская пистолеты в набедренную кобуру. — Если бы он не избегал перестрелок, мы бы не потеряли столько точек сбыта товара, связей. Тот же авторитет. Хотя несколько лет назад всё иначе было: Николая боялись все. А после… переоценка ценностей, все дела. — Он слишком много значения придавал бессмысленным жизням бесполезных уродов, — выдыхает Юрий, стирая с лица привычную ухмылку. — Звони Гоге, пусть займется трупами. Отворачивается, засовывая одну руку в карман, и тихо хмыкает, глядя на ночное темное небо, на коем не видно ни одной звезды.~*~
Встав со стула, Юрий расслабляет душащий галстук и расстегивает несколько пуговиц белой рубашки, поглядывая на экран телефона. Виктор обещал позвонить, когда разберется с некоторыми делами, но вот уже вечер, а самовлюбленная мордашка Никифорова не маячит на горизонте. Юрий прикладывает ко лбу ладонь, тяжело вздыхает. Надо меньше думать об этом мудаке. На первом этаже становится слишком шумно, и Плисецкий, швырнув душащую удавку в виде галстука на стол, застегивает рубашку до самой шеи, развязывая достаточно длинные волосы. Челка сразу же спадает на лицо, почти закрывая собой один глаз. Юрий тихо хмыкает: приходится конспирироваться, скрывая синяки и засосы на шее, пряча кисти за рукавами. Хоть с большинством своих подчинённых у него дружеские отношения, нельзя чтобы кто-то видел его с этой стороны. Не всем такое понравится. Их босс стелется под мужика. Черт. — Что здесь происходит? — серьезно спрашивает Юрий, оказываясь на первом этаже и лицезря довольно-таки занимательную картину. Гога, в излюбленном ярком пиджаке, стоит в конце помещения, направив пушку на Сынгиля. Тот с покерфейсом, пребывая в расслабленном состоянии, опирается спиной о стену, с красным яблоком на голове. Джей, сидя на полу и обнимая бутылку виски, сосредоточенно следит за происходящим с детским восторгом в глазах. Наверное, только Отабек выглядит более-менее вменяемо: спокойно сидит на диване, в целом, не обращая внимания на это цирковое представление. Наверное, именно это и привлекает Юру в Отабеке. — Ась? — поворачивает голову в сторону Плисецкого Георгий, тем не менее, нажимая на курок. Пуля врезается в картину недалеко от головы Сынгиля, на чьем лице не дрогнул ни один мускул. Кореец снимает с головы целехонькое яблоко и откусывает приличную часть. — Картину испортил! Караул! — начинает вопить подвыпивший Леруа. — Идиоты, — закатывает глаза Юрий, примечая в руках Джея алкоголь. — Мы, кстати, выпить идем, — говорит Георгий, запихивая пистолет за ремень. — Босс, ты с нами? Плисецкий коротко кивает. Это именно то, что он хотел сделать. Едва они заходят в помещение, как громкая музыка оглушает парня. Впрочем, к этому шуму он вскоре привыкает. В клубе довольно много подвыпивших, а то и вовсе ужратых в хлам людей. Кто-то пьет, кто-то танцует, многие заводят новые знакомства или жалуются на паршивую жизнь. Юрий вместе с Отабеком, одним из приближенным к нему подчинённых, Георгием и Сынгилем заходят в ВИП-зону, что находится на втором этаже огромного клуба. Осмотревшись, Плисецкий садится на большой диван, обшитый черной кожей. Парни располагаются недалеко от него, что-то бурно обсуждая. Заказывают выпивку, много выпивки. Юрий совершенно точно упускает момент, когда на столе появляется кальян. Здесь гораздо тише, нежели внизу, на танцполе, из-за чего парень вздыхает с облегчением: не хотелось бы тут оглохнуть в придачу. Как обычно бывает в такие дни, Юре невероятно паршиво; так тошно, что он готов сотворить любую глупость, которая сможет отвлечь его от этой душераздирающей боли. Вроде бы, прошло четыре года, но хреново на душе так же, как и в тот день. Вскоре приносят пару бутылок дорогого виски и лед. Юрий наливает себе целый стакан алкоголя и осушает его чуть ли не залпом. Горький напиток обжигает горло, но дарит иллюзию облегчения. Так парень осушает второй, третий стакан… Обычно в такие дни Виктор оказывается рядом, но сейчас… Гордость не позволяет парню показать ещё раз Никифорову свои слабые стороны. Георгий, утаскивая Сынгиля вместе с собой, съебывается вслед за расфуфыренными девицами в коротких мини-платьях. «Отвратительно», — проносится в голове Юрия, когда он наблюдает эту картину. — Воу, босс, полегче, — Алтын приостанавливает Плисецкого, забирая очередной стакан виски и опуская его на стол. — Лучше не станет, если ты без остановки будешь осушать стакан за стаканом — Тебе-то откуда знать, что лучше для меня? — усмехается подвыпивший парень глядя на Алтына, взатяжку вдыхая дым. — Просто не хочу видеть, как ты саморазрушаешься в попытке расслабиться, — говорит Отабек, делая небольшой глоток виски. — Так не смотри, — как-то грустно улыбается Юрий, пытаясь перевести все это в шутку. — Прости, но я не могу перестать смотреть на тебя. — Ха, а ты забавный, — смеется Плисецкий и смотрит в карие глаза парня. — Однако это довольно двусмысленно прозвучало. — А… эм… я не совсем это хотел сказать. — На щеках Отабека едва заметно пробивается румянец. Плисецкий, упершись руками в свои колени, встает с кожаного дивана и поворачивается к Алтыну. — Устал я уже штаны на диване протирать, — заявляет Юрий, сдувая лезущую в глаза челку. — Пойдем взрывать танцпол, что ли. — Что? Мы с тобой пойдем танцевать? Не ты ли ярый противник этого? — Хей, ты там ничего не надумай. Сам же сказал, что одной выпивкой проблемы не решить. Шатаясь, Юрий делает пару шагов от дивана и спотыкается о собственную ногу, чуть не падая, если бы не теплые руки Отабека, что схватил Плисецкого поперек живота, помогая удержаться на ногах. Юрий распрямляется и плюхается обратно на диван, откидывая ладонью волосы, лезущие на лицо. — Ты в норме? — Бля, все же это была не самая моя удачная идея, — Юрий шумно выдыхает, пытаясь сосредоточиться на плавающем в разные стороны помещении. — Черт, я выгляжу жалко, когда пьян. — Это не так. Ты выглядишь довольно мило, — серьезно опровергает его заявление Алтын, глядя в изумрудные глаза парня. — Что? Неужто ты только что меня милым назвал? — ухмыляется Плисецкий, переводя взгляд на удивленного Отабека, который, видимо, выпалил подобное, не подумав. — И что же во мне такого милого? Это всё звучит так, словно я нравлюсь тебе. — Это так. Ты мне нравишься. Каждый твой поступок, каждое действие, движение — все это завораживает, — Алтын проводит рукой по щеке Юрия. — Правда? Плисецкий, облизывая губы, убирает руку Отабека со своего лица и ловко перемещается на колени парня, вплотную прижавшись к нему бедрами. Разум Плисецкого окончательно затуманил алкоголь. Его тело двигается самостоятельно. Алтын, признаться честно, удивлен таким поворотом событий, однако решает поддаться порыву Плисецкого. Опускает крепкие руки на талию блондина, скользя все ниже. Юрий же обвивает руками смуглую шею парня, в бессознательном состоянии замирая напротив губ Алтына, на своих чувствуя обжигающее дыхание. В тот же миг чья-то сильная мужская рука впивается в плечо парня, с силой отдергивая назад. — Виктор? — Плисецкий ошарашенно смотрит на человека, прервавшего их уединение. Кажется, даже трезвеет от шока. — Что? Как ты узнал, где я? — У меня свои связи, — Виктор переводит недобрый взгляд на Отабека, что в недоумении следит за происходящим, а затем снова на Юрия. Никифоров зол. Очень зол. Почему Плисецкий не сказал, где он? Какого хрена обжимается с Алтыном? Да еще и чуть ли не трахается! — Я не обязан докладывать тебе каждый свой шаг, — фыркает Юрий, глядя на Никифорова. — Не обязан, — кивает Виктор. — Однако мы уходим, — хватает парня за руку, крепко сжимая его запястье, и тащит в сторону выхода из заведения. Юра пытается высвободить свою руку, ворча что-то невнятное, но от этого хватка Виктора становится лишь сильней. На улице прохладней и легче дышать. Плисецкий медленно плетется позади Виктора, что вскоре выводит Никифорова, и он дергает Юру за руку, чтобы быстрее перебирал конечностями. Юрий чуть не падает на землю, громко посылает Никифорова нахуй и садится на асфальт аки вредный, капризный ребенок. — Блять, придурок, какого хрена?! — восклицает блондин, сердито глядя на Виктора снизу вверх. — Тц, — раздражённо фыркает Никифоров и, легко подняв парня, перебрасывает его через свое плечо. — Отпусти меня, блять, пидор несчастный! — невнятно кричит Юрий, ударяя кулаками по спине Виктора. Никифоров тяжело вздыхает, крепче прижимая парня, не давая ему вырваться и наебнуться на землю. Всю дорогу до дома Плисецкий неразборчиво вопит всякие маты, какие только может вспомнить, выражая Виктору всё свое недовольство. К тому времени, как они приходят домой, Юрию становится, откровенно говоря, плевать, нахер его Никифоров на плече тащит, но жаловаться всё равно продолжает. В основном на то, что его живот не выдержит подобное отношение, и из парня выйдет весь алкоголь. Когда Виктор заходит в гостиную, занося Юру в дом, от увиденного он офигевает. — Да вы, блять, издеваетесь, что ли? Никифоров фыркает, глядя на ужратых в хлам Леруа, Пхичита и еще парочку ребят, которые вырубились, как у себя дома, на диване и у барной стойки. Виктор шумно выдыхает, пытаясь успокоиться, и несёт Юрия вверх по лестнице к его комнате. Она, как всегда, заперта. «В принципе, ничего нового», — думает Виктор, доставая ключи из штанов Юры. Заходит внутрь и бросает Плисецкого на кровать. — Надо же было так нажраться, — говорит сквозь стиснутые зубы Виктор. — Однако я понимаю твои чувства… — голос Никифорова становится мягче. Юрий недовольно ворочается, обнимает руками подушку и, вроде как, сквозь быстро настигнувший его сон посылает Виктора далеко и надолго. — Но это не оправдывает твое беспечное, дебильное поведение, — снова закипает Никифоров. Усмехается, глядя на посапывающего Юрия. — Дожил, блять, говорю уже сам с собой. Это все твоя вина. Вечно заставляешь меня волноваться и злиться.