~*~
В небольшом, тихом, уютном кафе за столиком у окна удобно располагается Виктор, неспеша попивая бодрящий кофе, просматривая новости в своем смартфоне. Обтягивающая тело синяя футболка, белые рваные джинсы — в общем-то, одет довольно-таки просто, по-домашнему. В кафе распахивается дверь и кто-то заходит — Никифоров машинально бросает взгляд на парня, только что переступившего порог заведения: как-никак, будучи правой рукой Юрия, волей-неволей приходится быть бдительным всегда и везде. Черные волосы, азиат, одет довольно обыденно. Виктор отводит взгляд, сделав инстинктивный анализ, и вновь утыкается в экран телефона, попивая бодрящий напиток. Едва только что вошедший парень со стаканом купленного горячего чая направляется к соседнему столику, проходя мимо Никифорова, как какой-то мужчина задевает его плечом, из-за чего он теряет равновесие и содержимое стакана проливается на штаны Виктора. — Ауч! — Никифоров подскакивает, нервно дергая ногой, и морщится от горячего напитка, опаляющего бедро. На светлых штанах мигом появляется темное пятно. — П-простите, я… я не хотел, меня случайно толкнули. П-простите… — запинаясь, быстро тараторит парень в очках, со слегка растрепанными черными волосами. «Японец, судя по акценту», — думает Никифоров, глядя на взволнованного незнакомца. — Я все вытру, — парень хватает со стола пару салфеток и прижимает их к бедру Виктора, стараясь каким-то чудом избавиться от пятна. — Не нужно, все в порядке, — останавливает его Никифоров. «Как перепуганный кролик, ей-богу». — Простите меня еще раз. — Да ничего, — Виктор снова садится за стол, кивая на пустое место перед ним. — Не составишь мне компанию? — Вы не против? Спасибо, — парень аккуратно опускается на стул, боясь задеть что-нибудь ещё и сжимая руками колени. — Виктор, — парень слегка улыбается, глядя в карие глаза японца. — Юри. Юри Кацуки, — представляется собеседник, очевидно, сильно волнуясь. Виктор медленно попивает кофе, завороженно поглядывая на нового знакомого, при этом что-то обдумывая. Так некстати наступает давящая тишина, и Юри, искусав губы несколько сотен раз, осмеливается ее нарушить: — С девушкой поссорились? — А? С чего ты взял? — Ну… просто вы о чем-то сильно задумались, и у вас было немного грустное выражение лица. Хоть и стараетесь этого не показывать… и вы довольно симпатичны, вот я и подумал… — Кацуки притихает, поняв, что начинает говорить лишнее. Эта ситуация вызывает у Виктора смешок и полуулыбку. — Считаешь меня довольно симпатичным? И, кстати, давай лучше на «ты», — ухмыляясь, говорит Виктор, желая подразнить парня. — Хотя, да, ты прав. Кое-какие проблемы у нас есть. У нас с ней довольно специфические отношения. Но это не важно, — Никифоров ясно дает понять, что не хочет продолжать эту тему разговора. Виктор опускает пустую чашку на стол и вновь что-то листает в смартфоне, чувствуя на себе пронзительный, заинтересованный взгляд карих глаз. — Думаю, ты всё-таки неплохой парень, Юри Кацуки, — Никифоров берет салфетку и, достав ручку из внутреннего кармана пиджака, что висит на спинке стула, аккуратно выводит на ней набор цифр, протягивает парню. — Может, еще как-нибудь выпьем чего-нибудь покрепче? Это мой номер телефона, так что смело звони в любое время суток, — Виктор подмигивает и накидывает на плечи пиджак. — О, спасибо. Я бы с удовольствием встретился с ва… с тобой еще раз. — У тебя очень красивые глаза. Я слышал, что люди с карими глазами темпераментные, общительные и милые. Думаю, это действительно правда, — улыбается Никифоров. — И от кого же ты такое услышал? — В каком-то нелепом журнале прочитал, — парень пожимает плечами, слегка усмехнувшись. Кладет на стол деньги за свой кофе, а после, неожиданно даже для самого себя, наклоняется вперёд и обнимает Юри, утыкаясь носом в его мягкие, достаточно короткие волосы. Кацуки совершенно точно даже не думал о таком повороте событий: замирает аки статуя и краснеет аки помидор. — От тебя очень вкусно пахнет, — тихо шепчет Виктор на самое ухо вздрогнувшего брюнета. Облизывает пересохшие губы и отстраняется, пихая руки в карманы узких джинсов. — Ч-что? Виктор, улыбаясь, как Чешир, незамедлительно покидает кафетерий, глубоко вдыхая свежий воздух и продолжая бездумно листать неинтересные ему новости.~*~
Плисецкий сидит за столом в своем кабинете, наливая в пустой стеклянный стакан виски. «Джей, кретин, отправился выбивать чертовы долги, и уже несколько часов от него никаких новостей, выблядок. Если он снова скажет, что телефон разрядился, я точно убью его». Юрий делает глоток обжигающей жидкости и ставит стакан на стол. Телефон начинает вибрировать, высвечивается номер Джея. Парень напрягается, предчувствуя, что ничего хорошего не услышит. Юрий, сводя брови к переносице, медленно проводит пальцем по экрану гаджета, отвечая на вызов. — Джей, какого... — Привет, Юрий, — перебивает его спокойный, самодовольный и в то же время омерзительный голос. Плисецкий точно где-то его слышал. — Если ты волнуешься за своих парней, не стоит: с ними всё нормально. Почти. По крайней мере, ещё дышат. — Кто ты, черт подери? Где они? — Юрий сжимает в руке стакан виски. — Неужели ты не помнишь, кто я? — мужчина, кажется, удивлен. Недолго, правда, потому как в трубке начинает слышаться смех. — Валентин, — злобно цедит сквозь сжатые зубы Юрий. — Ублюдок, если ты с ними что-то сделал… — Юра, Юра, Юра, а ты не меняешься. Эти ребята действительно забавные игрушки, но мне бы хотелось переговорить с тобой, Юрий Плисецкий, или же я начну присылать тебе их по кусочкам, — голос Валентина становится серьезным и холодным. Мужчина быстро называет адрес и отключается. Юрий сжимает телефон в руке с такой силой, что трещит погасший экран. Залпом допивает содержимое стакана и, вскочив на ноги, швыряет его в стену. Осколки с шумом летят на пол, и Плисецкий ударяет ногой по столу, хватает с кресла пиджак, быстро просовывая в него руки и стремительно спускаясь на первый этаж. — Где все?! — зло восклицает Юрий, отпирая кладовую. — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Отабек, заходя следом. Ловко надевая набедренную кобуру, Юрий опускает в неё пистолет, предварительно проверив магазин, и несколько небольших ножей. Ещё одно огнестрельное оружие запихивает за ремень джинсов. — Наших повязали, — Плисецкий шумно выдыхает, упираясь руками в стол. Парня трясет, действительно трясет от неконтролируемого притока ярости. — Джея и Алекса. Сука!.. Хочет смахнуть небольшую коробку с патронами на пол, как Алтын легко перехватывает его руку, второй за талию притягивая к себе, прижимая к своему телу. Юрий теряется. Отабек отстраняется, обходит Плисецкого, пихая за ремень пистолет и открывая деревянный шкаф, доставая оттуда автомат. — Куда ехать? Юрий шумно сглатывает, возвращая себе былой настрой, и, поджав бледные губы, быстро завязывает хвост на голове, выходя на улицу. — Я покажу дорогу, — говорит Плисецкий, оборачиваясь на собеседника. — Не люблю автоматы: отдача сильная. — Зато скорострельность высокая. — Тут не поспоришь. Без вопросов и лишних дебатов садятся в джип Отабека, и Алтын наклоняется к нервному Юрию, ловко застегивая его ремень безопасности. Только собирается выехать с заднего двора, как открывается дверь и на сиденье плюхается Виктор, с интересом и насторожённостью поглядывая на парней. — Куда это мы? — подается вперёд, сжимая руками кожаные кресла и просовывая голову между передних сидений. — Валентин, — зло говорит Юрий, — эта подстилка Криса. У него наши люди. Виктор коротко кивает и откидывается на спинку кресла, проверяя магазин пистолета, выуженного из-за пояса. В нужный момент он никогда не задаёт лишних вопросов.~*~
Быстро прошмыгнув мимо яркого фонаря и укрывшись за темным деревом, Юрий шумно выдыхает, пытаясь в темноте разглядеть движения своих людей. Машину пришлось припарковать подальше, чтобы их появление не было таким очевидным. Но, в конце концов, неожиданностью это не будет в любом случае: их ждут. Плисецкий, до побелевших костяшек сжав в руках пистолеты, ловко перебегает к автостоянке, прячась за редкими в столь позднее время автомобилями. Так и добирается до нужного здания, примечая у входа двух людей с пушками. Упирается спиной в машину, прикрывая глаза и делая шумный вдох; после, ловко выскочив из-за своего укрытия, быстро подбегает к одному из них, не дав времени на то, чтобы обернуться, и ударяет его железом по голове. Тяжелое тело падает, и второй охранник наводит пистолет на Плисецкого, как с невероятной точностью в его шею прилетает нож Виктора, и мужчина опускается на колени, судорожно хватая ртом воздух, выхаркивая кровь и, вытащив нож из своего тела, пытаясь зажимать руками рану на шее. Безрезультатно: алая жидкость заливает одежду, стекая на асфальт. Виктор, подходя к нему и выбивая из руки оружие, с силой ударяет ногой под ребра, из-за чего раненый мужчина падает на землю, задыхаясь в тщетных попытках отплевываться от крови. Юрий кивает Никифору и только что подошедшему Отабеку в сторону запасного выхода, и сам направляется к главному, хмурясь и чуть ли не начиная материться от сводящей тело неконтролируемой злости. Виктор хмыкает, искоса поглядывая на Юрия: глупо. Этот парень никогда в такие моменты не умел трезво оценивать ситуацию. Но надо же красиво, на пафосе. Никифоров, подняв с асфальта нож и вытерев кровь об одежду погибшего, идет за здание к запасному выходу, вздрагивая от чего-то неприятного внутри. Отчего-то отчаянно сильно хочется пойти за Плисецким, не оставлять его одного. Виктор еле заметно вздрагивает и упирается взглядом в спину Алтына, понимая, что задумался, а отвлекаться нельзя ни в коем случае — так и до гроба недалеко. Как только Юрий заходит в холл, на него обрушиваются былые воспоминания. Он вспоминает, как каждое утро с широкой радостной улыбкой и блеском в глазах бежал на тренировку, как шаг за шагом покорял лед, хоть сначала и не выходило ничего: на теле один за другим появлялись синяки и ссадины от неудачных прыжков и неминуемых падений; как выигрывал конкурсы, хоть и не всегда занимал первые места; как дед наблюдал за ним и поддерживал, толкал наставнические и воодушевляющие речи; как он покорил судей на городских; свою первую медаль, как дед радовался и смеялся вместе с ним, гордясь достижениями внука. В этом месте были собраны все самые дорогие воспоминания, несбыточные мечты. Это место само было ценным воспоминанием. «Ледовый дворец, — усмехнувшись, сказал тогда Валентин. — Я буду ждать тебя там». Как эти ублюдки посмели ринуться сюда, в место, что столь дорого ему? Юрий с силой сжимает холодные рукоятки пистолетов, содрогнувшись от небывалой боли и неконтролируемого гнева. В глазах на долю секунды темнеет, а после Юрий понимает: сдерживаться сегодня он не намерен. «Убью. Я убью всех этих выблядков до единого». Четыре года и один день. Так много времени прошло с того момента, как жизнь Юрия Плисецкого кардинально изменилось, всё перевернулось вверх дном. Но сейчас это время кажется ничем, будто не было этих четырех лет, будто дедушка погиб только вчера, закрывая своим телом внука. Плисецкий поджимает бледные губы и уверенно двигается по коридору, выставив руки с пистолетами перед собой. Далеко, впрочем, ему идти не приходится: Валентин со своими дружками встречает Плисецкого на ресепшне: нагло сидит на столе, прокручивая барабан заряженного револьвера, и покачивает ногами. Черные волнистые короткие волосы, холодные серые глаза, улыбка на лице. Четыре его парня мигом направляют пушки на Юрия, что не может отвести взгляда от тел своих парней. Алекс, изувеченный, с разбитой головой и открытыми ранами, лежит на полу в луже подсыхающей крови. Из огромного пореза на животе виднеются вываливающиеся кишки. А его глаза, его мертвые глаза, смотрят прямо на Плисецкого, будто спрашивая, почему его так долго не было. Юрий вздрагивает, отчаянно ища взглядом Джея: парень сидит на коленях в одних лишь джинсах. Со связанными за спиной руками, множеством достаточно небольших ран по всему телу, с разбитой губой и носом; лицо отекло от неоднократных ударов, с губы стекает вязкая нитка крови; его грудь, живот и руки измазаны кровавыми следами, а весь торс в серьезных синяках, и, судя по всему, тут не обошлось без пары сломанных ребер. Плисецкий зло выдыхает, переводя взгляд на Валентина, что вздрагивает и хмурится: никто никогда не смотрел на него так. С таким отвращением, наглостью и нескрываемой злостью. От этого взгляда становится не по себе. — Неужели, ты, Юрочка, пришел один? — Валентин, высокий мужчина с темными волосами и наглыми глазами, легко спрыгивает со стола, направляя пушку на Плисецкого. — Опусти чертово оружие, или я тебя пристрелю, забив на болтовню. — Да? — Плисецкий смеется. Смеется безумно, истерично. И резко замолкает, вновь глядя на мужчину. — Давай. В затылок Валентина упирается пистолет Отабека, незаметно промелькнувшего в здание через запасной выход. Мужчина вздрагивает и хмыкает, поглядывая на своих вооруженных людей: всё-таки, их больше. — У меня для тебя послание от Кристофа. — Ебал я его послания. Юрий нажимает одновременно на два курка, и слышатся выстрелы. Один за другим. Одновременно с этим Отабек стреляет в голову Валентина, что мгновенно падает на пол, заливая его кровью. Однако выстрелить он тоже успевает, но пуля не задевает Плисецкого. Алтын легко прячется за стойкой, а Юрий так и замирает на месте, продолжая стрелять. Бежать некуда, бежать нельзя: противники легко могут ранить Леруа, что всё также сидит на полу, не в силах пошевелиться. Прямо там, где разворачиваются боевые действия. Ситуацию спасает Виктор: резко появляется из-за двери, подаваясь вперёд и толкая Джея, спасая от пули человека в маске. Тот поступает глупо, оказавшись в центре помещения, и Юрий легко убирает его, выстрелив в грудь. С такой же легкостью избавляется ещё от одного парня, метко прострелив его голову. Оставшаяся парочка противников скрывается за перевернутым столом и креслом. Плисецкий упирается спиной в стену, выглядывая из-за неё и вздрагивая от пули, что едва задела плечо парня, оставив небольшую царапину. Черт, а ведь Юрий так любил этот пиджак. Виктор и Джей открыты, как на ладони. Юрий шагает вперёд, проходя мимо Никифорова и стреляя в противников. Пули до них не доходят и врезаются в их прикрытия, пробивают их, но цели остаются невредимыми. Патроны быстро заканчиваются, и Плисецкий не сразу понимает, что происходит дальше: он чуть ли не лицом встречается с полом. Резко оборачивается, глядя на отпихнувшего его Отабека, что, сжимая в руках автомат, начинает стрелять без остановки в сторону противников. Юрий, отшвырнув пистолеты, закрывает уши руками. Импровизированные укрытия врагов изуродованы, сломаны к чертям, а самих парней уже и не видно. Отабек опускает оружие, а Юрий встает, зло глядя на подчиненного и небольшую рану на его руке. Алтын сводит брови к переносице, поглядывая на кровь. — Ещё раз, блять, так сделаешь, — зло говорит Плисецкий, — и я тебя сам пристрелю. Он хотел бы сказать: «Спасибо». Должен был. Но Юрий ненавидит, когда его прикрывают. Всегда ненавидел, потому что это всегда плохо заканчивается для дорогих ему людей. Никифоров, вставая с пола и потирая ушибленное плечо, переводит взгляд на проход и ловко выуживает нож из поясной кобуры, метко кидая в цель. Незнакомый парень в черной толстовке, сжимающий в руках пистолет, сперва роняет оружие, а после падает сам, судорожно пытаясь вытащить лезвие из груди и беззвучно задыхаясь. — Джей, — Никифоров слегка ударяет Леруа по щеке, и парень лениво открывает глаза, тихо стонет и сводит брови к переносице. — Я… — хрипит парень, надрывно кашляет и кривится, чувствуя, как от сильной боли по щеке катится слеза. — Жив, порядок, — выдыхает Виктор и, придерживая Леруа за плечо, помогает ему встать. Юрий подхватывает Джея с другой стороны, и Жан, оперевшись на двух парней, еле переставляя ноги и тихо постанывая, шаг за шагом ковыляет в направлении, по которому его ведут парни. Хрипит и чуть ли не падает, пытаясь шутить и выдавать колкости, однако говорить и дышать, как оказалось, больно. — Да, — отвечает на звонок Отабек, идя следом и продолжая настороженно осматривать периметр. — Георгий, у нас тут девять трупов, один из них — Алекс. Ты знаешь. Да, конечно, — Алтын замирает у входа в Ледовый. — Я дождусь Гогу и мы уберем все следы. — Мы к Миле, — Юрий кивает, чуть обернувшись. — Надо подлатать Джея. Осторожней тут. И не тратьте много времени. Возможно, поблизости были люди и слышали выстрелы. — Всё будет на высшем уровне. Открыв машину и усадив чуть ли не отключающегося на ходу Джея на заднее сиденье, Юрий садится в водительское кресло, заводя автомобиль Отабека: Алтын так и оставил ключ в замке зажигания. Плисецкого всё ещё коробит от произошедшего, из-за того, что люди Кристофа о себе возомнили. Юрий выворачивает руль и быстро набирает скорость, изредка поглядывая в зеркало заднего вида, опасаясь, что Джею может стать хуже. — Джакометти слишком много на себя берёт, — зло выплевывает Плисецкий. — Если он хочет войны, он её получит. — У него много людей и связей, — говорит Виктор, придерживая тело Леруа. — Не думаю, что нам стоит ввязываться с ними в открытый конфликт. — Ввязываться? — Юрий усмехается, до боли впиваясь пальцами в руль. — Они уже начали войну против нас, убили нашего человека. Я заставлю этих уебков пожалеть о их наглом высокомерии. — Они предлагали мирное решение конфликта. — После случившегося? Хуй там. — Ты начал огонь. — У меня был выбор? — Выбор есть всегда, — Никифоров хмыкает и переводит взгляд на окно. — Но на твоем месте я бы поступил точно также. Юрий сильней стискивает кожаный руль и увеличивает скорость.~*~
Сжимая в руках теплую, почти горячую чашку кофе, Плисецкий вглядывается в безоблачное темное небо, рассматривая такие далекие, но такие прекрасные яркие звезды. На его одежде чужая кровь. Кровь Джея и людей Кристофа. На нем всегда чужая кровь. Сегодняшний день напомнил кое-что важное: не об этом он мечтал, не этим грезил. Однако уже поздно метаться: ввяз по самую шею — уже не сбежать, да и не то чтобы хотелось. Достаточно громко хлопает входная дверь, и на улицу выходит Виктор, садясь на скамейку и выуживая из кармана пачку сигарет. Чиркает колесиком зажигалки и затягивается дымом, еле заметно вздрагивая, когда непривычно теплая рука Юрия опускается на его пальцы, забирая сигарету. Плисецкий затягивается, выдыхая сизый дым в темноту, и возвращает её владельцу. — Я могу считать это непрямым поцелуем? — улыбается Никифоров, вместе со словами выдыхая дым. — Нет, не можешь, — отрезает Плисецкий, делая глоток остывшего кофе. — Что с Джеем? — Всё в норме, Мила подлатала, как новенький. Скоро закончит осмотр, и можно возвращаться. — Его бы тут оставить, под присмотром. — Леруа же как ребенок: как упрется, так и не отговоришь. — Хреновый уговорщик, значит, — фыркает Юрий. — Ты, кстати, где весь день таскался? Ни слова слышно не было. — Я? — Виктор усмехается, туша сигарету о рядом стоящее мусорное ведро. — Волнуешься за меня? Да ничего такого: в кафе посидел, знакомства новые завел. Милый паренек мне попался, — Никифоров откидывается на спинку скамейки, искоса поглядывая на Юрия. — Улыбчивый, краснеющий постоянно… — Это могло бы быть интересно, — Юрий едко улыбается, чуть повернув голову в сторону собеседника, — но не мне, так что трепись о своих любовных похождениях с кем-нибудь другим. Достаточно резко поднявшись на ноги, Виктор в очередной раз громко хлопает дверью, и только после этого Плисецкий шумно опускает чашку на деревянную поверхность, расплёскивая остатки. Прикрывает ладонью глаза, прикусывая бледную губу, и, второй рукой зарывшись в светлые волосы, с силой оттягивает блондинистые пряди, полной грудью вдыхая режущий легкие прохладный ночной воздух.~*~
Как-то грустно усмехнувшись, Джей опирается на плечи Юрия и Виктора, идущих рядом. Это всё, конечно, мило, но эта забота бесит. Бесит до скрежета зубов, до желания врезать самому себе. Потому что видел, как избивали Алекса, дергался в тщетных попытках встать, вырваться и помочь своему товарищу, но, в конечном счете, сделать ничего не смог, лишь получал удары. Их подставили. На место встречи пришли не только должники, но и люди Джакометти. Вполне ожидаемый поворот событий, но в тот момент Леруа не был готов. Да и невозможно быть готовым к такому: десять человек с пушками. Двоих удалось убрать, но численное превосходство противников взяло верх, и Джея в прямом смысле поставили на колени, решив, что убить его — слишком просто, потому вынудили наблюдать за тем, как в муках умрёт его друг. Сердце ноет от острой боли, и Леруа поджимает губы, чувствуя что-то неприятное в груди, что-то, что мешает дышать. Чувство вины. Всепоглощающее, выбивающее воздух из легких. Если бы он только смог… Джей еле заметно встряхивает головой, стараясь избавиться от лишних, ненужных мыслей. Они всегда теряли людей. Этого не изменить. И корить себя не стоит — сломает, не сможешь двигаться дальше. А останавливаться нельзя ни в коем случае — убьет. И в чем тогда смысл? Уж лучше так, от руки ненавистника погибнуть, чем от собственной слабости, неспособности подниматься из раза в раз. — Полегче, — говорит Виктор, не позволяя Джею ускорить шаг. — Волнуешься за меня? — смеется Леруа, тут же кашляя несколько раз. — Я в норме: боли почти не чувствую. Хорошо Милка постаралась. — Да не в боли дело, а в швах твоих, придурок: разойдутся ещё. Всё его тело в зашитых ранах, грудь перебинтована эластичным бинтом. Даже ладони замотаны марлевыми лентами, потому как наткнулся на крупные осколки. Было ли когда хуже? Леруа усмехается: несомненно, было. По решению надзирателей, что якобы помогают Джею, хотя он уверен, что справился бы и самостоятельно, выносится приговор оставить Леруа ночевать в одной из комнат на первом этаже, на ненавистном мягком, как пух, проваливающимся матраце, после ночки на котором спина будет еще дня два болеть. Джей молчит: в принципе, не всё так плохо, лучше, чем на полу. Выгоняет бесящего чрезмерной опекой Виктора, и сам сквозь боль натягивает чистую хлопковую свободную майку, не находя в себе сил стянуть джинсы и медленно опускаясь на кровать. Дверь приоткрывается с тихим скрипом, и Леруа уже хочет матами посылать Никифорова куда подальше, но в комнату заходит Георгий в простой растянутой белой майке и темно-синих рваных на коленях джинсах. Джей вновь опускает голову на подушку и молча следит за тем, как Попович садится в кресло рядом с кроватью. — Ты как? — обеспокоенно спрашивает гость. — Жив, как видишь, — усмехается Леруа. — Был бы вообще лучше всех, если б ты сказал, как сильно меня любишь. — Ты же знаешь… Я всё ещё люблю её. Джей сглатывает вязкую слюну, отводя взгляд. Точно, погибшая при ужаснейших обстоятельствах девушка Георгия, за которую парень готов был отдать свою жизнь. Её убили. Убили просто и без зазрения совести. Леруа тогда оказался недалеко, успев пристрелить грабителя и спасти жизнь Георгия, но вот его возлюбленной ничем помочь уже было нельзя. — Гога, столько лет прошло… — Я знаю, но ничего с этим сделать не могу, не могу отпустить, — Георгий делает глубокий вдох, зачесывая чуть подрагивающими пальцами волосы назад. — Знаешь, я, пожалуй, пойду. — Извини, что снова задел, — Леруа прикрывает глаза, поджимает губы. — Можно хоть небольшой поцелуйчик на ночь? Георгий тихо усмехается и наклоняется, мягко касаясь губами бледного лба раненого Жана, что вздрагивает и улыбается уголками губ. — Ну вот, в лоб, как трупик, — вздыхает Джей. — Нет, как дорогого мне человека, рядом с которым мне не надо строить из себя циркового клоуна, рядом с которым я действительно могу искренне улыбаться. — Ну ты, — Леруа фыркает. — Я после слов таких сейчас завалю тебя и отымею. — Завалит он, да, — смеется Георгий. — Ты сесть сначала попробуй. Джей обиженно цыкает, а Попович переплетает пальцы на их руках, сдвигаясь на самый край кресла, поближе к Леруа. Устало усмехается, закатывает глаза и отпускает чужую руку, вставая с пригретого места и расстегивая ремень Джея. — Воу, парень, — Джей закусывает губу. — У меня сейчас встанет. Нет, я тебе точно говорю, встанет, ещё как. — Молчи, извращуга, — Георгий тянет штаны, снимая их с довольно улыбающегося Леруа и швыряя на спинку. — Неудобно в джинсах спать. — Да ты прям-таки заботливая мамочка, — смеется через боль раненый. Георгий фыркает и накидывает на парня одеяло, аккуратно ложась рядом с ним. Опускает руку на плечо Леруа, кончиками пальцев дотрагиваясь до края бинта, и утыкается носом в чуть влажные волосы Джея, что сорвано выдыхает, чувствуя, в каком бешеном ритме заходится сердце. Как у школьника, ей-богу. — Я очень за тебя волновался, — шепчет Георгий, потираясь кончиком носа о висок Джея, обжигая горячим дыханием ухо парня. — Сейчас всё в порядке. Рядом с Жаном Георгию и впрямь легче, спокойнее, теплее. Как, впрочем, и самому Джею рядом с Георгием.~*~
За окном постепенно начинает светлеть и первые лучи солнца показываются из-за горизонта, освещая ночное небо. Юрий к этому времени только доходит до своей спальни, устало открывая дверь и лениво стягивая пиджак. Вот только на кровать упасть не успевает: Виктор проскальзывает следом, прижимая Плисецкого к стене. Для второго подобное становится неожиданностью: тихо охает, роняя пиджак. Упирается в стену щекой и грудью, чувствуя, с какой силой Никифоров стискивает кисти его рук. Наверняка, снова останутся следы. Всегда остаются. Виктор наклоняется, прижимаясь горячим телом к его спине, впиваясь зубами в шею, обжигая её горячим дыханием. — Никифоров, какого хрена? — зло говорит Плисецкий и не сдерживает тихий полустон. — После всего, что сегодня было… Юрий замолкает, закусывая нижнюю губу. Никифоров с легкостью сжимает обе его руки одной, прижимая к стене над блондинистой головой, второй рукой, забравшись под свободную майку, оглаживая хорошо сложенное тело Юрия, проводя от ребер до ремня, легко поддевая его. Разводит коленом бедра Плисецкого и сжимает рукой пах, одновременно с тем касаясь влажным языком шеи парня. — Ты можешь говорить, что хочешь, — тихо усмехается Никифоров, прикусывая мочку уха Юрия, — но у тебя уже стоит. Что, собственное тело предает? Сделав глубокий вдох, Плисецкий резко выдергивает свои руки, разворачиваясь к Никифорову лицом, обвивает руками его шею и уже хочет потянуться к наверняка мягким губам, как вовремя замирает и утыкается носом в шею парня, нетерпеливо потираясь пахом о его пах. Никифоров прикусывает нижнюю губу, раздраженно выдыхая и скользя руками под футболку Плисецкого, не в первый раз оглаживая пресс, забираясь выше и стягивая с Юрия мешающую вещь. Прохладные руки Плисецкого тем временем забираются под кофту Никифорова, проходясь по рельефному телу. Казалось бы, должно стать холодно, но становится лишь невыносимо жарко от такого рода прикосновений, а сердце выбивает чечётку. И хочется так сильно, что сводит пальцы, что тяжело дышать и путаются мысли. Расстегивая джинсы Виктора, Юрий тихо стонет, когда рука Никифорова обхватывает его член. Потому что горячо, потому что кожа к коже, потому что хочется быстрей и, несомненно, ближе. Появляется невыносимо сильное желание впиться в чужие губы, но Плисецкий сдерживается, кусая шею Виктора, посасывая кожу и оставляя на ней яркие засосы, что сойдут лишь через несколько дней. Расстегнув-таки чужие штаны, он чуть стягивает их вниз, забираясь рукой под резинку трусов и обхватывая член Никифорова, медленно проводя по нему рукой, и сжимает его достаточно слабо, ощущая выпуклость вен пульсирующей плоти. Плисецкий смутно понимает, что происходит: его резко наклоняют, и парень несильно ударяется грудью о стол, с которого Никифоров одним ловким движением без зазрения совести стряхнул чашку с остатками холодного кофе. Она звонко ударилась о паркет, однако не разбилась, но вот напиток разлился. Юрий шумно выдыхает и тихо шипит, упираясь ладонями в холодную, твердую поверхность. Хочется вновь прижаться к теплому телу. Плисецкий молча чуть поворачивает голову вбок, глядя на Виктора и черную плеть в его руках. — Ты где это откопал, извращенец чертов? — Юрий хмурится, облизывая пересохшие губы. — Да так, — Никифоров широко улыбается, — припас как-то. — Ты ведь не серьезно? — Ты был плохим мальчиком. Виктор опускает ладонь на напряженную спину Плисецкого, аккуратно поглаживая. Юрий упирается взглядом в местами исцарапанный стол и вздрагивает, чувствуя легкий холодок, пробежавший по спине. А после следует удар, и Юрий громко вскрикивает, чуть подаваясь вперёд и стискивая руки в кулаки. Обжигающее тепло распространяется по всей спине, на коже почти моментально появляются красные полосы, и Плисецкий жмурится, до крови кусая губы. За ним следует ещё один, и ещё, с каждым замахом все сильнее. Тело парня предательски дрожит от боли. Юрий извивается, натирая кожу на груди и животе. То сжимает руками край стола, то с силой впивается зубами в тыльную сторону ладони, чуть ли не до крови кусая её. Удары, сильные удары, обжигают кожу, и вот уже ярко-красные следы превращаются в ссадины. Один за другим и один жестче другого. Боль распространяется по всему телу, но в то же время это приносит какое-то извращенное удовольствие, отчего возбуждение становится ещё сильней. Вздрагивая в очередной раз, Плисецкий чувствует, как у него подкашиваются ноги, но Никифоров с легкостью подхватывает парня, возвращая в исходное положение и придавливая тяжелым телом к столу. Юрий почти не может дышать. — Рано, — выдыхает Виктор, обжигая горячим дыханием шею парня. Распрямляется, возвращая Юрию возможность дышать нормально. Следует очередной удар плетью, оставляя очередную отметину на покрасневшей спине, на коей местами виднеются небольшие капли крови. Плисецкий вскрикивает особенно громко, запоздало спохватываясь и зажимая рот рукой. Звукоизоляция, впрочем, здесь хорошая. — Знали бы твои люди, почему ты не носишь майки; знали бы, откуда все эти «боевые ранения». Что бы они тогда подумали?.. — Виктор усмехается, облизывая пересохшие губы. — Ты ставишь на колени своих врагов, а я ставлю раком тебя. Забавно, не находишь? Никифоров отшвыривает плеть, вместе с тем стягивая джинсы Юрия. Облизывает пальцы, обильно смачивая слюной, и входит в парня сразу двумя. Плисецкий стонет, и Никифоров улыбается, видя, как парень сам того не замечая прогибается в пояснице. И картина складывается и впрямь потрясающая, туманящая разум. Виктор входит в Юрия одним резким толчком, стискивая руками бедра парня. Так, что останутся синяки. Он, как всегда, двигается быстро и резко, не позволяя привыкнуть к ощущениям, но Юрию это и не надо: ему нравится, когда грубо, когда без лишних прелюдий. Тело неприятно липнет к столу, стирается верхний слой кожи, но Плисецкий стонет. Стонет громко, теряясь в удовольствии, смешанном с болью. Прогибается ещё сильней, когда Виктор наконец-то обхватывает его член, надрачивая, помогая получить ещё больше наслаждения. Сам не замечает, как двигает бедрами в такт движениям Виктора, сильней насаживаясь на его член, впиваясь короткими ногтями в стол. Кажется, Юрий и сам не понимает, когда кончает, пачкая дорогостоящий паркет. Сделав ещё пару толчков, Виктор кончает следом за парнем, вовремя выходя из его тела. Плисецкого охватывает волна экстаза, не желая отпускать и затуманивая разум. Парень приподнимается на подрагивающих руках и чуть не падает, если бы не сильные руки Виктора, подхватившие его, придержавшие. Никифоров тащит в сторону кровати и падает на неё, утаскивая следом и Юрия, прижимая к себе, к своему горячему телу. — Никифоров… — хрипит Плисецкий, и указательный палец Виктора опускается на его губы. — Свалить? Нет, босс, я сегодня буду спать здесь. «А не слишком ли много ты надумал?» — хочет заорать Юрий, приподнимаясь и заглядывая в голубые глаза парня, утопая в них и понимая, что не хочет, чтобы Виктор уходил, и у него совершенно нет сил оспорить данное желание. Не сегодня. Расслабляется, чувствуя чужую руку на своей талии, и утыкается носом в изгиб шеи Никифорова, засыпая. Никифоров усмехается, перебирая пальцами волосы Юрия. Впервые в жизни его действительно не выгнали.