***
— Пошел нахуй, урод! Очередной удар не заставляет себя ждать, и светловолосый парень в окровавленной одежде и с прочно связанными за спиной руками, падает корпусом на пол, припечатываясь о него же щекой. Он сорвано выдыхает, отплевываясь от своей же крови, в которую упал, и едва сдерживает болезненный стон, когда мужчина в черных перчатках вновь нагло вздергивает его вверх, ставя в исходное положение — на колени. — Я не хотел такого исхода, — улыбается мужчина, заглядывая в изумрудные озлобленные глаза жертвы. Один глаз Юрия залит кровью, все его тело в побоях и красной жидкости, кажется, треснуло одно или несколько ребер и кисти рук стерлись от стяжек едва ли не до костей. Обзор закрывает пелена крови на лице и влажные, измазанные ей же волосы. — Я хотел лишь сотрудничества, приумножить доход, — выдыхает мужчина, облизывая пересохшие губы. — Отчего же ни ты, ни Николай этого не поняли? Плисецкий рычит, предпринимая попытку подняться на ноги, и, не взирая на неимоверную боль, почти делает это, однако крепкая рука охранника сзади перехватывает его за шиворот. Чужие пальцы с силой впиваются в волосы, задирая голову Юрия и заставляя смотреть в насмешливые болотные глаза напротив. — Кристофф, сука… — рука на затылке сжимается еще сильнее, и Плисецкий давится воздухом, не в силах договорить. — Ты слишком много позволил себе, щенок, — зло бросает Джакометти, ударяя Юрия ладонью по щеке. Тот хмурится еще сильнее. — Понял уже, да? — Ты, — шипит Плисецкий, дергаясь в крепких руках мужчины за спиной, на что тот незамедлительно вздергивает парня едва ли не со всех сил. — Это ты убил Николая. — Ну, нет, что ты такое придумываешь? — улыбается Кристофф, невинно хлопая глазами. — Как я мог бы совершить подобное? За кого ты меня принимаешь? — лукаво щурится. — Николая убили его же люди, не так ли? Я лишь немного побеседовал с ними, скажем так, подарил им перспективы и совсем немного материальных благ. У Юрия злость внутри закипает с такой силой, что Плисецкий едва ли может дышать. Не то чтобы он не знал, точнее, догадывался, что именно из-за Джакометти произошел весь тот ужас несколько лет назад у них дома, но доказательств не было. А теперь… Юрий не знает, что с его людьми, где они и живы ли. — И твоих я не убивал, — тянет Кристофф, смакуя слова. — Их мои люди перебили — не я. Плисецкий в этот раз подхватывается с колен настолько быстро и стремительно, что охранник Джакометти — матерый мужчина тридцати лет, явно перебравший с тестостероном и качалкой — не удерживает Юрия, и тот клацает зубами в нескольких миллиметрах от лица Кристоффа, что лишь в последнюю секунду успевает сделать спасительные полшага назад. Сам же Юрий в очередной раз заваливается на пол, прикладываясь головой с такой силой, что едва не теряет сознание. Все окружающие звуки теряются в воистину отвратительном писке. — Ах ты!.. — Не тронь его! Увесистое тело сбивает разъяренного Кристоффа с ног, и тут же гремит выстрел. Джакометти, сидя на полу и потирая ушибленную руку, с интересом смотрит на теряющего равновесие Отабека. Вообще-то, это действительно удивительно: он думал, что помощник Юрия давным-давно мертв, а он, оказывается, еще и ходить может. Удивительно. Отабек и впрямь позабавил Кристоффа сперва при их перехвате, когда Алтын пытался в одиночку отбиться от десятка людей Джакометти, причем, умудрился некоторых обездвижить, а парочку и лишить жизни. После — истошными криками Плисецкого, когда Алтына избивали у него на глазах. Тот хрипло дышал, давился кровью, но ни разу не просил о пощаде, стоически выдерживая все удары. — Нет! — Плисецкий пытается приподняться, но на его спину опускается нога в массивном сапоге. У Алтына на теле огнестрельное ранение. На животе, сквозное. Отабек хрипит, прижимая руку к кровоточащей ране и привставая, глядя в сторону Кристоффа. Безэмоционально и холодно. Истекающий кровью, на грани жизни, весь в грязи и побоях. Джакометти и впрямь не может понять, отчего взгляд человека, находящегося в безвыходном положении и фактически под его властью, заставляет что-то внутри замереть от ужаса. — Смелый самый? — зло фыркает Кристофф, поднимаясь на ноги и отряхивая брюки от грязи. На секунду взглянув на Плисецкого и с полуулыбкой на лице быстро сократив расстояние между собой и Отабеком, с силой ударяет последнего под дых, из-за чего тело обессиленного пленного, перевернувшись, падает под хриплое, еле дающееся Алтыну дыхание. Потом еще раз. И еще. — Ты, урод, тварь, мразотник ебаный, я тебе кишки выпущу, ты понял меня?! — кричит Юрий. Но его комментарии в данной ситуации не задевают никого. Плисецкому кажется, что Отабек уже вовсе не дышит, и он вновь пробует высвободиться, но вместо свободы получает еще больше боли. Отчаяние обхватывает цепкими пальцами горло. — Ненавижу тебя, — шумно выдыхает Кристофф, в конце концов, перестав колотить Отабека. Плисецкий из-под спадающих на лицо волос нервно смотрит на временами расплывающегося Алтына, надеясь найти в бездвижно лежащем теле любое минимальное шевеление. — Ты никто, и должен быть никем. Из последних сил успокаивая себя, дабы не поддаться подступающей панике и истерии, Юрий с силой стискивает зубы. За время всех перестрелок с Кристоффом, последний потерял очень большое количество людей, и в служении у него остался десяток, максимум — два. По крайней мере, тех, которые находятся сейчас на складе. Вероятно, еще часть людей разбросана по всему городу, однако это не та внушительная сумма, что была изначально. Кристофф потерял сотни людей. Эта мысль — единственное, что радует Юрия, хотя и радость эта совершенно незначительна и сил не придает. Если бы он только мог выкрутиться из захвата охранника и выхватить у него пистолет, он бы тут же застрелил ублюдка, а дальше… Да неважно, что там уже дальше. — И Николая ненавижу и всегда ненавидел, вы с ним в этом два сапога пара, — продолжает Кристофф, но Юрий его почти не слышит. Лишь иногда, да и то отрывками. — Сперва он перебивал часть моего дохода, потом вылез ты, и знаешь, что в этом самое отвратительное? Что все вас уважают и боятся, что любой из щенков, работающих на меня, за милую душу кинулся бы к вам в будку, но все они слишком твари дрожащие, чтобы попытаться вытворить подобное. Ненавижу. Кристофф проводит языком по верхней губе, хмурит темные брови. — Подними его. Плисецкий еле заметно покачивается из стороны в сторону, вновь упираясь сбитыми коленями в твердую поверхность. — Я хочу, чтобы ты плакал и умолял о пощаде, — холодно говорит Джакометти, выуживая из-за пояса пистолет. — Ублюдок больной, — скалится окровавленными зубами Юрий. Довольно улыбаясь, Кристофф расправляет плечи и нажимает на спусковой крючок.***
Вытянуть Джея из его потерянного состояния стоило титанических усилий. Виктор грубо встряхнул Леруа за плечи. Тот, цепко впивавшийся пальцами в крест, зажатый в ладони, перекинул его на шею, сделал глубокий вдох и осознанно заговорил: «Я хочу отомстить». Никифоров глянул на кровь на голове и теле Леруа, спросил: «Уверен?» Джей ничего не ответил, лишь решительно двинулся в соседнюю комнату, переступая через тела. Найти целую технику оказалось трудно, однако один ноутбук таки остался невредимым, и по нему уже вычислили местоположение Отабека, благо, телефон которого оказался вместе с ним. «Знаешь, что за место?» — спросил Джей, хмуро осматривая карту местности. «Знаю, — нахмурившись, сказал Виктор. — Там один из старых складов уебка Джакометти, официально прикрытый, но на деле — нет». Быстро сгрузили в багажник любое оружие, которое смогли найти; Виктор сел за руль и вжал педаль газа в пол. Ехать надо было десятка два-три километров, и почти всю дорогу молчали. Однако Джей спросил: — Где ты был? Никифоров ничего не ответил, сильнее впившись пальцами в руль. — Они мертвы, Вить, все мертвы, — как-то отстраненно, но в то же время с плохо скрытой дрожью в голосе сказал Леруа еще спустя время. — И Отабек с Юрой, вероятно, тоже. — Ты не можешь знать, — отрезал Виктор. — Я могу лишь верить, что это не так, — Джей прикрыл глаза, по щеке скатилась одна-единственная слеза. — Слишком больно, Вить. Слишком больно. Я не могу потерять кого-то еще, — взглянул на собеседника, сделал глубокий вдох и вновь прикрыл глаза. Виктор сжал зубы, увеличивая скорость. От разумной идеи остановиться поодаль от склада и сыграть на эффекте неожиданности решили отказаться. Виктор вырулил на большой скорости прямо к зданию, снеся хлипкий старый сетчатый забор. — Пригнись. Джей послушно выполнил команду; лобовое стекло разлетелось на тысячи осколков от череды выстрелов людей Кристоффа. Однако охранникам, дежурящим на улице, это не помогло: Никифоров снес их на внушительной скорости. Сзади выбежали еще двое, и их ждала та же участь. Затормозил. Джей, взяв пару пистолетов, выбил дверь с ноги и вышел на улицу. Посыпалась череда выстрелов выбежавших на улицу людей Джакометти. В бронежилетах и масках. Леруа тут же скрылся за корпусом автомобиля, рядом с ним оказался и Виктор, перелезший через сиденье Леруа и буквально вывалившийся на прохладный воздух, чудом не попав под раздачу. — Напомни, какой у нас план? — спрашивает Джей. — А у нас когда-то был план? Слова отзываются воспоминаниями о былых безбашенных временах, однако сложившаяся ситуация не позволяет улыбнуться ни одному, ни другому. Первым из укрытия встает Джей, начиная стрелять по противникам. Брызги крови окрашивают асфальт, после — замертво падающие тела. Такая привычная атмосфера. В этот раз она лишь разжигает пламя ненависти в сердце. Леруа забывается; обходит автомобиль, тем самым становясь открытой мишенью на поле боя. Однако вряд ли его волнует нечто подобное на данный момент. — Что ты творишь? — восклицает Виктор. Он сам любит безрассудства, но в этот раз рисковать жизнью не намерен. Первостепенная задача — спасти Юру. Потому что Виктор верит… Нет, он совершенно точно знает, что парень жив, иного исхода и быть не может. А потому он, Никифоров, также обязательно должен быть жив, по крайней мере, до того момента, как ни спасет Плисецкого. — Черт! Ругнувшись, Виктор и сам выскакивает из-за укрытия, прикрывая Жана. Один за одним выбегают новые люди Джакометти, они в страхе и на нервах, и все новые и новые люди Джакометти без чувств падают на землю. Единственная неизменная в происходящем. С дырами в головах, груди и изредка — в районе живота. Все стихает вместе с закончившимися патронами Жана и Виктора. «Точный расчет», — по привычке хочет улыбнуться Никифоров, но мышцы не слушаются, а эмоции отказываются проецировать улыбку, хоть не искреннюю. Достает лишь новую порцию патронов, собираясь перезарядить магазин. — Сдохни! — истошно кричит раненый, направляя в его сторону пистолет. Виктор, честно, сразу и не понимает, что происходит. Он машинально собирается моргнуть, понимает, что больше глаза, вероятно, не откроет, и чувствует острую боль, но не столь сильную, как от огнестрельного ранения. Всего лишь удар телом о твердую поверхность. Он глубоко вдыхает прохладный воздух, буквально давясь им. Тело Джея падает на него самого. — Твою ж!.. — шипит он, хватая упавший рядом с ними перезаряженный пистолет Жана, и, приподнимаясь, стреляет в сторону противника несколько раз. Понимает, что попал, когда слышит мужской крик и тишину. Тишина сменяется хриплым болезненным дыханием Леруа. — Джей? — взволнованно шепчет Виктор. Помогает напарнику сесть, используя для спины опору — украшенный вмятинами автомобиль. Сердце Никифорова буквально останавливается, болезненно сжимаясь в крохотный кровавый комок: на животе Жана ранение, и одежда стремительно пропитывается алой жидкостью. — Джей, — голос срывается. Леруа опускает руку на тыльную сторону ладони Никифорова, аккуратно поглаживает. — Это правильный финал, — хрипло выдыхает он. — Нет, что? Черт, нет! — срывается Виктор. Шумно вдыхает, проводит рукой по шее Жана, чуть сильнее сжимая пальцы и заглядывая в глаза. — Какого хрена, Джей? Мы же сборище аморальных ублюдков, что ты творишь? — Ты считаешь себя ублюдком, но отдал бы жизнь за Юру, — тихо, сквозь боль говорит Жан. — Столько раз рисковал ради меня. В этом суть: мы убиваем других, но за своих готовы отдать жизни. Кашляет несколько раз, глаза его закрываются против воли. Виктор опускает вторую руку на щеку Жана, притягивает к себе, упираясь лбом в его лоб. Глаза слезятся, так странно. Виктор не помнит, когда подобное было в последний раз, да и было ли вообще. Дыхание перехватывает, и, кажется, каждая часть тела трещит по швам. Приходит невнятная слабость. — Ни черта! — приходит в себя Виктор. Титаническими усилиями Джей открывает глаза, глядя на напарника из-под опущенных ресниц. Чувствует себя так, будто всю его плоть распилили на куски, прижимает руку к промокшей одежде и дышит через боль. Зачем — сам не знает. У него совершенно точно нет на это ни одной причины. — Держись, прошу, — уверенно просит Виктор. И Джей почему-то слушает. Почему — опять же, сам не знает. Никифоров быстрыми ловкими движениями набирает номер Милы и диктует лишь адрес, вмиг сбрасывает вызов. Она поймет. Достает из машины какую-то старую майку, зажимает рану на животе Джея. Тот наблюдает за размытым силуэтом Виктора. — Обещай дождаться Милу, — просит он. Нехотя обессиленно кивнув, Джей хрипло кашляет. Виктор кивает в ответ и, встав, быстро направляется к багажнику. Достает огнестрел и взрывные устройства, еще раз оглядывает территорию на предмет незамеченных ранее противников, останавливает взгляд на Джее, который одной ослабевшей рукой закрывает рану и чья вторая рука лежит на пистолете, болезненно жмурится и стремительно направляется в сторону склада.