Чудушко

      Томи ругался себе под нос так истово и самозабвенно, что проклятия звучали как молитвы. А может, и действительно были ими: Зенара без труда могла вообразить бога или богиню сквернословия, с желтым испитым лицом и кривой ухмылкой, как у продажных женщин и шулеров в «Золотом яблоке».       — Томи, заткнись, они идут! — прошипела Шарвин.       Такое могло случиться только здесь и сейчас — шепот оборвался на полуслове, без ворчания и пререканий. Стало очень тихо: ленивая, разморенная тишина жаркого полудня где-нибудь за городом, где только ветер шелестит в листве, да чирикают неугомонные воробьи, да жужжат мухи. Самые мирные звуки, если не думать о том, что слышно их посреди огромного города, в трех шагах от торговой площади. Потом послышались шаркающие шаги, глухие удары, неясное бормотание — все громче, громче, волна за волной колышущегося мертвого моря.       Они втроем — Шарвин, Томи, Зенара — затаились у стены опрятной спаленки с геранями на подоконниках. Ее бывшие владельцы, благополучно упокоенные, были оттащены к чумным трупам — братский погребальный костер был приготовлен, но так и не разожжен. «Это нам повезло, — сурово сказала Шарвин, — вонь покойников перебьет запах живых».       Странно — умершие от чумы никогда не поднимались. Как решила Зенара, потому что даже у трупа есть предел мучений, которые можно вынести.       Первые зомби показались из-за угла. Самые свежие — самые быстрые, почти сохранившие легкость движений. Все равно слабые противники, когда их приходится трое, пятеро, десятеро на одного, но их же было куда больше. Сотни тел заполняли кривые улочки Гнезда Нищего, способные просто задавить смрадной массой.       Зенара до боли вцепилась зубами в палец, чтобы не всхлипнуть. Охранник на воротах сказал, что на площади будут храм и таверна «Сияющий змей», где вроде бы держат оборону выжившие, но в это уже не верилось. Везде мертвецы — или лежат, или ходят.       Зомби брели, не поднимая голов, тыкались в стены, бестолково замирали перед погребальным костром. Туча потревоженных мух поднялась в воздух, и Зенара не смогла отвести взгляд от яркого пятна среди почерневших трупов. Как муха, закружилось, зажужжало воспоминание: мама распахивает ставни в комнате, впуская солнце, и в потоке света переливается висящее рядом с кроватью новое платьице. Нежно-розовое, с приколотым к белому кушачку букетом атласных цветов.       Ветер играл надувшейся колоколом юбкой, мертвецы медленно ковыляли мимо мертвецов, и Зенара никак не могла оторвать взгляд от этого зрелища — пока на подоконнике не загалдели, что-то не поделив, воробьи. Взъерошенные птички наскакивали друг на друга, пытались перекричать, и вдруг показались Зенаре ужасно знакомыми.       — А может быть, воробьи тоже строят планы по спасению города и спорят об этом… И у них есть воробьиная леди Арибет, и маленький пушистый Фентик, и большой взъерошенный Дестер, а люди знать не знают о воробьиных замыслах, как и воробьи — о человеческих…       — Что ты там несешь, чудушко? — рассеянно спросила Шарвин почти в полный голос: последние зомби заворачивали за угол.       — Ничего, — поспешно сказала Зенара. — Просто подумала… мы живем своей жизнью, воробьи — своей, и даже зомби, наверное, тоже…       — Даж не знаю, кого мне больше бояться: зомбяков или тебя, — со всей серьезностью заявил Томи. — Те хотя б жрать хотят, эту мыслю я понимаю, а вот че у тя в котелке варится…       — У некоторых и вариться нечему, — Шарвин могла сама сколько угодно посмеиваться над Зенарой, но другим никогда не позволяла, — а какая-то тайная жизнь у здешних зомби определенно есть. Они идут прямиком на кладбище.       Шарвин лучше всех ориентировалась в хитросплетении невервинтерских улочек, поэтому даже Томи не поставил ее слова под сомнение. Он склонил голову, блеснул глазом, клюнул носом — и Зенара подумала, что воробья-Томи точно не существует, он един во всех испостасях.       — Может, эта, они уходились, вот и домой тащатся — вздремнуть?       — Или же кто-то, собрав армию живых мертвецов, возвращает их к центру событий… — Как обычно, переход от задумчивости к действию у Шарвин произошел стремительно. — Ну, живо, рассиживаться некогда! Надо добраться до «Сияющего змея», прежде чем наткнемся на очередную толпу!       Они выбрались на залитую солнцем улицу, вновь обманчиво мирную. Томи немедленно предложил идти по теньку, чтоб головы не напекло («а то на Зенарку, вон, уже смотреть страшно»). Несколько раз они замечали в окнах движение, но если к стеклам и прижимались лица, то окровавленные, с пустыми глазами, и Шарвин велела не терять время на всех встречных мертвецов. Томи вновь принялся поругиваться — но уже повеселев, с расстановкой, с выражением, и Зенара подумала, что богиня сквернословия все-таки ответила на его молитву.       Сама она только раз обернулась на погребальный костер, но розового платья уже не было видно под копошащимися мухами.