***
Джош несколько дней выбирал время, чтобы Колин мог отдохнуть после репетиции перед занятием с ним, но, как он ни крутил свой график смен, выходило, что на этой неделе они смогут встретиться в репзале только в пятницу вечером. Утренние часы у Ригсби были заняты учебой, а перевестись на экстернат в выпускном классе ради музыки Дан ему не предлагал. Он и сам справился с учебой в том году только потому, что с ним был Тайлер, который протащил его через тернии тестов, контрольных и творческих проектов. Раскачиваясь на стуле с карандашом в руке, Джош сказал в никуда: — Вот и нас, бро, признали незаменимыми. Может, скажи это Тим раньше, ты бы остался? Блять, я не верю, что тебя там так же любят, как мы любили тут. Он умолк, вспоминая застенчивую улыбку и горящие глаза, провел рукой по шее, где давно — очень давно — красовался след поцелуя, полученного в награду за смелость. Криво усмехнулся, достал телефон и выстучал сообщение Колину с предложением встретиться на базе «Героев» в ближайшую пятницу. Ригсби прислал в ответ набор восторженных смайликов, и Дан привычно вздохнул: — Боже, какой ребенок.***
В пятницу Дан появился в репзале сразу после обеда. Сбежал из дома, где на него очередной раз накатили болезненные переживания, гораздо раньше, чем нужно было — что ж, раз так, он проведет это время в одной из комнат своего дома воспоминаний. Скинув куртку, он достал из рюкзака подаренные Тайлером палочки, с хрустом размял спину, устроился за барабанами и сыграл несколько партий — по памяти, перемежая их с импровизациями, удовлетворенно заметив, что руки все помнят, будто последняя… или крайняя? Крайняя, все же, репетиция была только вчера. В здании было пусто, Джоша никто не слышал и он тихо мурлыкал строчки из «If». Колин тенью скользнул в зал, стараясь оставаться незамеченным — он впервые слышал, как Джош поет, и понимал, что тот вряд ли будет рад слушателю. Его голос был не тем, который зажигает сердца миллионов — тускловатым, неразработанным, и все же в нем были тепло и очарование. То самое, чего не хватало Колину. Когда Дан допел и невидящим взглядом уставился поверх тарелок, Ригсби кашлянул, выдавая свое присутствие. Дан посмотрел на него, улыбнулся и вышел из-за ударной установки. — Прости, ненадолго занял твое место. Давай, устраивайся, я приду через пару минут. Ригсби нервно кивнул, теребя лямку рюкзака, откуда торчали его собственные палочки. После того, как он услышал свои партии в исполнении Джоша, его вера в собственные силы основательно пошатнулась. Он так не звучал, и точно не зазвучит по щелчку. Дан был гораздо лучше, и Колина охватили страх и ревность. Чувства, которые он старался не показывать, не понимая, что они написаны крупными буквами на его лице. И Дан, конечно же, видел их. И все понимал. Вернувшись в зал, Дан увидел, что Ригсби — зажатый, испуганный, сидит за барабанами, явственно не зная, куда себя деть. — Что ж, давай разбираться с твоей маленькой проблемой. — От волнения голос Джоша звучал глуховато. Ему впервые приходилось выступать в роли не старшего товарища, который поддержит, поможет и подскажет — между делом, а именно наставника. Честно говоря, Дан не видел себя в этой роли, не считал себя вправе учить, говорить, как надо, потому что он, по сути, был самоучкой, и не знал, правильными ли будут его техника, его видение, его звучание. Колин не должен был копировать его. Тим просил научить, помочь парню раскрыться, найти себя. И если с первыми двумя пунктами Джош мог помочь, то последнее целиком и полностью зависело от Колина. Но ведь Дан мог его поддержать, так? Откашлявшись, он заговорил: — Прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы ты кое-что осознал. Я здесь не за тем, чтобы занять твое место. Выступления с «Героями» для меня — пройденный этап. — Тогда зачем тебе это, Джиш? — Колин заметно расслабился, но его руки еще подрагивали. — Зачем? — Дан задумался. Такой вопрос не приходил ему в голову. Действительно, зачем? Потому что Скип надавил на больное? Или потому, что хотелось вернуть в жизнь ощущение четкого ритма? Или, может, это была слабая надежда на то, что начни он снова играть с бэндом и запертая было дверь отворится вновь? Нет, не то. Все не то. — Чтобы научить тебя, вот зачем. Заплатить другому, так сказать. — Джош усмехнулся. — Глядишь, и ты потом будешь учить кого-нибудь держать в руках палочки. Вспомнишь дядюшку Джоша добрым словом. — Я умею их держать, не поверишь. У меня немного иная проблема. — Угу. Руки дрожат, голова не соображает, ты не первый и не последний такой, — отмахнулся Дан. — Что самое интересное, играть-то ты умеешь, только почему-то забываешь об этом. — Я умею играть, когда рядом тот, кто верит в то, что я умею, — огрызнулся Ригсби, нервно сжимая палочки, не решаясь положить их на барабан, будто боялся, что расстанься он с ними и больше никогда сюда не вернется. — Выдыхай, Колин. Представь, что ты на собрании анонимных алкоголиков. — Дан старался расшевелить зажатого, замученного Ригсби. Можно было, конечно, пойти напролом — размять плечи, показать пару дыхательных упражнений, но это сработает здесь и сейчас. А Дану нужно было найти для Колина способ включаться в репетиции и концерты. Тот устало покачал головой: — Знаешь, чем дальше, тем меньше мне верится, что из этой затеи что-то выйдет Джош недоверчиво посмотрел на него: — И что, ты готов вот так просто оставить парней? — Ты же оставил. Дан пропустил дерзость мимо ушей и глубоко вдохнул. Будь здесь Тайлер, он бы нашел нужные слова, но его здесь не было, и приходилось выкручиваться самому. — Послушай, Колин. Когда ты играешь, ты не делаешь это просто потому, что сидишь за ударной установкой, а парни дергают струны. Ты играешь для кого-то, понимаешь? Для того, кто важен и дорог тебе. Для того, чья поддержка и одобрение, восхищение даже, важнее всего. Представь этого человека, держи его образ в голове, играй для него. Тогда будет легче. Мне было легче, по крайней мере. — А для кого играл ты? — неожиданно спросил внимательно слушавший его Ригсби. Джош удивленно посмотрел на него: — Вот это сейчас было жестоко. Он не видел смысла закрываться перед Колином — ведь тот был первым, не считая родных, к кому Дан пошел в день, когда Тайлер уехал из Коламбуса. И он все знал. Так к чему этот вопрос, раздирающий начавшую было зарастать рану? Тот торопливо заговорил, поняв, что сказал что-то не то: — Я имею в виду, для кого ты играл, пока не приехал Тай… лер? Ты ведь был с «Героями» и до этого, а я пришел в конце сентября. — Для себя, любимого. Джош рассмеялся и прикрыл глаза. Вспоминал, как просил родителей о собственной ударной установке. Как учился — между делом, на ходу подсматривая приемы игры, впитывая советы опытных музыкантов, восхищаясь звучанием тех, чьи имена были на слуху — не только в музыкальном мире, среди обычных людей. Как радовался, когда внезапно, как по щелчку, пришло понимание — как должны работать руки и ноги. Как держать ритм. Как извлекать нужной силы звук. Господи, да он даже подходящий для него хват не сразу освоил, а Колин хочет все и сразу. — Я играл для себя, Колин, — повторил Дан, — потому что я не мог не играть. У тебя вся жизнь так или иначе связана с ударными, ты себя в другом и не видишь, верно? А я сначала загорелся духовыми, дед водил меня на концерты оркестра. Так клево было. Я решил попробовать сам, но, знаешь… Игра с листа — мой потолок. А для меня было важно творить, выражать то, что я чувствую. Он усмехнулся, вспоминая голенастого мальчишку, который старательно учился играть. И даже выучился чему-то… — Мне, наверное, не стоило спрашивать, да? — Колину неловко. Он понимает, что влез в слишком личное. Они, наверное, друзья с Джошем, уж точно больше, чем просто знакомые или коллеги по цеху, но то, о чем он спросил у Дана, было тем, о чем рассказывают не всякому. Порой стараются не вспоминать вообще, потому что воспоминания ранят так же сильно, как события. — Я ведь мог и не отвечать, ведь так? — Джош равнодушно пожал плечами. — Работаем дальше? — Колин старался увести разговор в сторону, чтобы Дан не чувствовал острого сожаления оттого, что раскрылся под действием момента, не ушел, не оставил его одного. — Да, работаем. — Согласился тот. — И ты все-таки подумай — для кого ты здесь. Ты здесь не для меня. Не для Тима. Не для Дала. Не для Эрика. Ищи того, кто вдохновляет тебя. Ригсби кивнул, глубоко вдохнул, и сказал, что он готов. Следующий час они провели, образно выражаясь, выбивая дурь из головы Колина — все то, что отравляло его существование с той самой репетиции, на которой он показал себя далеко не лучшим из ударников. Пообещав устроить следующую встречу в течение недели, Джош погасил в репзале и прилегающих к нему помещениях свет, запер дверь и устало привалился к стене. Это занятие вымотало его сильнее, чем он ожидал. Он позволил себе открыться перед Колином, и это оказалось непросто. Жуткий Джиш уходил в прошлое, ему на смену спешила няшная версия. Дан глухо застонал, мучимый очередной вспышкой из прошлого. … Я же сказал, что ты няшный, а ты — жуткий, жуткий… Ригсби не уходил, топтался рядом, и Джош вопросительно посмотрел на него. Тот, смущаясь, спросил: — Как насчет предложения Тима? Ну… поиграть вместе? Колину все еще было неловко — за какой-то час он узнал о Дане больше, чем за предыдущие месяцы, и надеялся, что эта стихийная откровенность не повлияет на их… дружбу? Сотрудничество? На их способность договариваться? Дан устало покачал головой. Сил говорить не было. Ригсби уныло уточнил: — Это значит «нет»? Джош с усилием разлепил губы и ответил: — Да, Колин. Скорее всего, это значит «нет». — «Скорее всего», значит, не окончательно? — Ваш фронтмен обладает потрясающим даром убеждения и рычагами давления, — едко усмехнулся Джош. — Так что, может, и да. Но по своей воле… Не знаю, Колин. Это непросто для меня. — Почему «ваш»? Типа, ты уже не наш, да? — Да что ты сегодня цепляешься к словам? — досадливо дернулся Джош. — Я — никто, пойми. Не дублер, не замена. Я — бывший. Ты — нынешний. Знаешь, Падший сказал как-то, мол, быть зрителем — самая сложная роль. Сейчас я нахожу, что он прав. — Слушай, может, по кофе? — неожиданно спросил его Колин. — Да, давай. Они зашагали вниз по улице, размышляя о чем-то своем. Уже получив свой напиток, Ригсби покосился на Дана и спросил: — Почему ты зовешь его Падшим? — Потому что Тайлеров много, а Падший один? Не знаю. Наверное, потому что иные его имена только для меня, — улыбнулся Джош. — Спасибо, Колин. Все хорошо, не тревожься обо мне. Тот зарделся и попытался спрятать полыхающее лицо за стаканом с кофе.