Heartless bastards

— Почему ты это сделал? Шерлок прошивает Майкрофта непримиримым цепким взглядом, в то время, пока сам он так же прямо и твёрдо смотрит в ответ. Майкрофт терпел, сколько мог — бог свидетель, не выставить брата за дверь тут же, как тот открыл рот, стоило колоссальных усилий, но, положа руку на сердце, лишь теперь разговор начинает становиться действительно невыносимым. Его брат бессердечен. — Чего ты от меня хочешь? — он прикрывает веки и трёт переносицу. — Для начала, чтобы ты ответил на вопрос. — Ты знаешь ответ, брат мой. Я уверен, мы прояснили всё ещё в Шерринфорде, не вижу никакого смысла в очередной раз объяснять тебе очевид- — Да-да-да, конечно, ты хотел, чтобы я пустил тебе пулю в лоб, это поня... — Я хотел, чтобы ты выстрелил в сердце, — педантично поправляет Майкрофт, на что Шерлок лишь закатывает глаза и нервно взмахивает пару раз рукой, отгоняя от себя его слова, будто назойливую муху. — Сердце или голова — не важно, достаточно тебе открыть рот, и у меня пальцы ломит от невозможности сомкнуть их на твоей шее, — Шерлок задерживает взгляд на его кадыке, и Майкрофт рефлекторно сглатывает, чего делать не стоило — молниеносная улыбка брата, резанувшая по глазам, подтверждает это весьма красноречиво. Поощрять того, даже такой мелочью — опасно. На самом деле именно такие мелочи являются самым опасным из всего того, что Майкрофт делает в присутствии Шерлока, потому как именно такие мелочи он не может в должной мере контролировать. — В любом случае, я спрашиваю тебя не об этом, и ты это прекрасно знаешь, Майкрофт, — Шерлок щурит глаза, делает шаг ближе, и Майкрофт вынужден спешно оставить свою нынешнюю позицию — меньше даже того, чтобы в принципе вести этот разговор, он хочет вести его на короткой, личной, дистанции. Отступив вглубь кабинета и открыв мини-бар, он наливает себе немного виски в стакан с толстым дном и тут же делает порядочный глоток. Майкрофт не налегает на спиртное, но, в общем-то, не чужд подобному способу расслабления. В иные дни голова от переполняющей её информации так трещит, что уснуть без виски или снотворного не представляется возможным. И, в отличие от снотворного, несколько лишних стаканов дают знать о себе поутру, что отбивает желание прибегать к их помощи слишком часто. Сейчас, однако, он совершенно не хочет расслабляться, скорее, немного разогнать мысли: он, прямо говоря, не в лучшей форме — начавшаяся вместе с допросом Шерлока мигрень обещает прикончить его к ночи, но такой исход был бы, пожалуй, даже предпочтителен. Он сильно сомневается, что вынесет ещё хотя бы один подобный визит. Шерлок пришёл к нему со своими вопросами — в который раз? Шестой? — Седьмой. И я продолжу это делать, пока не получу ответ. То, что при желании брат может читать его, как открытую книгу, уже давно не удивляет и не вызывает опасений — концентрации Шерлока хватает ненадолго. Да, тот может неотрывно следить, подмечать малейшие нюансы и раскладывать на составляющие то, что ему действительно интересно, но Майкрофт не раз имел возможность убедиться, что он в список «интересного» давным-давно не входит. Скорее всего, он никогда в него не входил, и это его полностью устраивает. Менять заведённый порядок вещей из-за случая в Шерринфорде? Смешно. Там, по большому счёту, и не случилось ничего. Сделав ещё один глоток, Майкрофт опирается на рабочий стол и оглядывает Шерлока с ног до головы. Тот выглядит хорошо, отлично даже, Майкрофт не может, да и не хочет с этим спорить — регулярное полноценное питание, беготня на свежем воздухе, отсутствие наркотиков и серьёзного стресса — всё это оставило на Шерлоке свой положительный отпечаток. Недостаток сна тоже оставил свой след, но младенец рано или поздно вырастет, и тревожные пятичасовые тени под глазами исчезнут, тут не о чем беспокоиться. Судя по тому, что Майкрофт видит, Шерлоку неплохо живётся, и он правда не понимает, почему его младший брат с упорством, достойным лучшего применения, пытается разрушить свою едва лишь вошедшую в норму жизнь. — Если ты хочешь получить ответ, тебе стоит начать задавать правильные вопросы. Ещё меньше он понимает, что заставляет его произнести последнюю фразу. Шерлок, стоит заметить, удивлён ей не меньше него самого, разница лишь в том, что Майкрофт не демонстрирует удивления. Несколько мгновений Шерлок молчит, а затем произносит ровно, словно взвешивая каждое слово: — Почему ты, а не Джон? — Джон твой друг, — проще вопроса и быть не может, он не задумывается над ответом ни на секунду, настолько этот ответ очевиден. — Но ты мой брат! — взрывается Шерлок, взмахивая руками, и Майкрофт даже вздрагивает невольно, застигнутый врасплох, не имеющий ни малейшего понятия, чем может быть вызвана эта вспышка. Будь он на месте Шерлока, подобное раздражение было бы понятно, но в их ситуации… То, что Шерлок всерьёз отчитывает его за пренебрежение собственной жизнью, Майкрофт отбрасывает, как версию, которая никак не может соответствовать действительности. Ему даже несколько неловко за то, что подобная мысль вообще, хотя бы на секунду, посетила его голову. Ну что за чушь?! — Брат, которого тебе хочется придушить, — напоминает он, неотрывно следя за тем, как Шерлок мечется по его кабинету, напоминая своим поведением всех разом больших хищных кошек с шелковистой шкурой, мягкими лапами и недовольно подрагивающим хвостом. Тех самых, вынужденных сидеть в вольерах Лондонского зоопарка и развлекать глупых людей, мечась из стороны в сторону в своей клетке, вместо того, чтобы охотиться на ещё более глупых травоядных где-то в джунглях или прериях. — То, что ты раздражающий, высокомерный, заносчивый и самодовольный ублюдок, ещё не повод тебя убивать, — отмахивается Шерлок, замирает на середине шага и повторяет, глядя ему в глаза, чётко выделяя каждое слово: — Ты. Мой. Брат. Гневное: «Следи за языком!» — застревает в горле, потому что интонации — твёрдые, непримиримые, собственнические — врезаются под кожу, и Майкрофту приходится задержать дыхание, чтобы не потерять лицо, но что-то, должно быть, всё же проскальзывает. Шерлок подходит ближе. Пересекает границы его личного пространства. Поднимает руку и прижимает ладонь к его груди, прямо напротив того места, где его глупое сердце загнанно бьётся о рёбра. — Ты себе не принадлежишь, — Шерлок смотрит на него снизу вверх и Майкрофт, наконец, кажется понимает, к чему клонит его братец. Что ж, лучше поздно, чем никогда? По крайней мере эта старая концепция ему знакома и он даже готов с ней согласиться — в самом деле, ничья жизнь не принадлежит только лишь ему самому. Облегчение, которое он испытывает, трудно передать словами. Он заметно расслабляется и уже открывает рот, готовый исчерпать конфликт и согласиться, сказать, что Шерлок прав, что так оно и есть, но тот вдруг продолжает, так и не дав ему проронить ни слова: — Более того, судя по тому, что и как ты сделал, ты принадлежишь мне. Вот так. Одно предложение и от былого облегчения не осталось и следа — дыхание перехватывает, ледяной холод расползается по груди, затопляя собой пустоту, оставшуюся после ухнувшего куда-то вниз сердца. Майкрофт и забыл уже, как это бывает.

+++

Перемену — то, как полная расслабленность сменяется звенящим напряжением, Шерлок чувствует не просто ладонью, а будто бы всем телом. Майкрофт хороший лжец — очень, очень хороший, как теперь знает Шерлок, но когда дело касается него, тот сдаёт позиции. Так было не всегда, Шерлок годами тренировался выводить старшего брата из себя — небольшое развлечение, маленькая месть за то, что тот был так непрошибаем, за то, что тот отказал ему. Майкрофт считал это ребячеством и, в общем-то, был прав, но что-то менять сначала было невозможно, а потом — поздно. Да и незачем. Сколько Шерлоку было лет, когда они в последний раз заводили этот разговор? Семнадцать, кажется, и тогда брату удалось заставить его думать, что тот и правда не заинтересован в нём в таком смысле, ну, а что до тех «экспериментов», на которые Шерлок того уболтал — разве это было чем-то серьёзным? Майкрофт всегда держал себя в руках, не позволял ему не то что заходить за черту — даже дотрагиваться до себя толком, не говоря уже о поцелуях… Тогда Шерлок подумал, что на самом деле Майкрофту, должно быть, просто было противно. Нет, не он сам — брат ни словом, ни взглядом, ни действием не осуждал его, но в чём ещё могла быть загвоздка, если никакой инициативы со стороны Майкрофта (которого хлебом не корми, дай всё взять в свои руки) дождаться так и не удалось? Они даже не говорили об этом! Шерлок просто приходил к брату, требовал то одно, то другое, а тот, подумав, всё же исполнял его просьбу-тире-требование. И, хоть это и длилось не так уж долго — полгода от силы — но порядком успело Шерлоку надоесть. Терпение не было его сильной стороной, так что, когда он решил прояснить ситуацию и Майкрофт прямым текстом заявил: «Мне это не интересно» — всё встало на свои места. Отсутствие секса с проникновением, поцелуев, твёрдый запрет на прикосновения и нежелание делать первый шаг… Если подумать, то по итогу он даже не знал, получал ли Майкрофт хоть какое-то удовольствие, возясь в постели с гиперчувствительным угловатым подростком и восполняя пробелы в его сексуальном образовании, или всё это была его выходящая за всякие рамки заботливость, дескать, лучше со мной и дома, чем с какими-то наркоманами в подворотне? Даже сейчас, думая об этом, Шерлок злится, что уж говорить о прошлом? Майкрофт вернулся к их прежним братским отношениям без каких-либо видимых проблем. Шерлок же, естественно, каждый раз видя брата, не мог не думать о том, чтобы опуститься перед ним на колени и доказать бессердечному зарвавшемуся болвану, что если тот и может быть заинтересован хоть в ком-то, то только в нём. И даже с годами эти мысли никуда не делись. Притупились — да, потеряли изрядную долю накала — несомненно, но не исчезли без следа. И особенно навязчивыми они становились, когда Майкрофт вёл себя так. Когда тот показывал, насколько Шерлок важен для него, насколько он ценен или, может даже, бесценен. Самопожертвование — не просто даже самопожертвование, а такое самопожертвование — это не мелочь. Не то, на что можно закрыть глаза. Шерлок и до Шерринфорда не сомневался, что ради того, чтобы он был «жив и здоров», Майкрофт готов пойти если не на всё, то на гораздо большее, чем большинство людей (и это здорово раздражало, потому что опека брата действительно не знала границ и, если уж на то пошло, выходила за рамки общепринятых родственных отношений гораздо больше, чем все его непристойные мыслишки и желания вместе взятые), но Шерринфорд… Шерринфорд многое прояснил. В том числе пунктик Майкрофта насчёт личной безопасности. Он прояснил камеры, прослушку и слежку — брат не раз говорил, что делает это всё не из собственной прихоти, но поверить тому на слово до знакомства с Эвр было сложно, и всё же то, что Майкрофт сделал в Шерринфорде… Фактически — позволил ему себя убить. Не забыв при этом очистить его совесть состоянием аффекта. Потому что «Джон его друг». Шерлок прикрывает глаза, делает глубокий вдох, мысленно считая до десяти, а потом обратно. Помогает так себе. Очевидно, Майкрофт всё ещё винит себя за смерть Виктора, но с этим можно разобраться позже. Столько лет дурить его, подумать только! Неудивительно, что брат считает его дураком, он и в самом деле идиот, раз позволял водить себя за нос так долго. Майкрофт под его ладонью застыл — напряжённые мышцы, неестественно прямая спина, губы, сжатые в тонкую линию. Он не сказал ни слова — не успел среагировать вовремя, понимает Шерлок, и это лучше прочего доказывает его правоту. — Ну же, Майкрофт, я хочу услышать это от тебя, — Шерлок теперь ещё ближе, он вытягивается на носках, шепчет на ухо, едва задевая губами кожу. — Скажи: «Я твой, дорогой брат. Всегда был и всегда буду. Я готов ради тебя на всё. Я хочу тебя, Шерлок, хочу тебя, хо...» — Довольно! — резкий толчок в грудь заставляет Шерлока отступить на шаг. Скулы Майкрофта практически пунцовые, дыхание сбито, зрачки оставили от радужки лишь тонкий стальной ободок — ничего лучше Шерлок не видел за долгие годы. — Довольно, — повторяет тот уже спокойнее, но не менее резко, — я не собираюсь играть в твои игры, Шерлок. Ни тогда. Ни сейчас. Мне это не нужно, дорогой брат, — ядом последнего обращения, Шерлок уверен, можно отравить Лондонскую водоочистную станцию, но, что важнее, он понятия не имеет, о чём говорит Майкрофт. — Господи, что ты несёшь, какие игры?! — на что Майкрофт тут же шипит: — А чем ты, позволь спросить, по-твоему, занимаешься?! — Я слышал, — Шерлок вскидывает бровь, — нормальные люди называют это «флирт». — И с каких это пор попытка заставить человека вывернуться наизнанку, ради удовлетворения прихоти эгоистичного бесконтрольного ребёнка, должна настраивать его на романтический лад?! — «Романтический лад»?! — на этих словах у Шерлока буквально отвисает челюсть. Он не верит, что его брат в принципе произнёс это словосочетание, должно быть, в лесу сдохло что-то огромное… — Сомневаюсь, что настроить тебя на романтический лад может хоть что-то, — бормочет он себе под нос, но нет никаких сомнений в том, что Майкрофт услышал и последнюю реплику. — Хорошее вино, хороший ужин и хорошая компания могли бы сработать, — пожимает тот плечами. — Насколько мне известно, «нормальные люди» делают нечто подобное. — Откуда тебе знать, ты… — Шерлок проглатывает очередную дежурную резкость и оторопело смотрит на брата. — Я? — тут же переспрашивает Майкрофт, явно готовый и дальше продолжать перепалку, но Шерлока это уже не интересует, кажется, только что произошло нечто, в чём стоит немедленно разобра…  — Нет-нет-нет, постой-постой, что ты только что сделал? — Ни-че-го. Разве что просветил тебя насчёт общепринятых социальных протоколов и того, что твоё поведение не походит на них даже отдалё- — Вот! Ещё раз! — Шерлок щёлкает пальцами, прерывая монолог. –Ты! — он бесцеремонно тычет пальцем в грудь старшего брата. — Только что ты пригласил меня на свидание! — другой человек ни за что не зацепился бы за это, но одно то, что Майкрофт неосознанно подсказал ему ответ, до которого сам Шерлок вряд ли бы дошёл, лишь утвердило его в том, что он прав насчёт всего. — Я не мог этого сделать, — качает головой Майкрофт. Сомнение звучит в каждом слове, однако Шерлок, не намеренный отступать и упускать возможность, настаивает: — Но сделал. Дважды! Не переживай, я, конечно же, схожу с тобой в какой-нибудь ресторан, пришли за мной машину, завтра, часов в восемь, — Шерлок тараторит, он взбудоражен и мысли скачут в голове вперёд слов, — впрочем, нет, приезжай сам, сходим к Анджело — немноголюдно, бесплатно, не будешь чувствовать себя обязанным… Решено, завтра в восемь! Он подскакивает к столу Майкрофта, находит его ежедневник и делает соответствующую запись напротив нужного времени. — Это будет отлично! Полумрак, дальний угол — всё как ты любишь! Не знаю, как насчёт еды, но Джон хвалил вино, и мне впервые за долгое время хочется поговорить с тобой, так что всё должно пройти хорошо! — он потирает ладони, довольный тем, как всё обернулось. — Никогда не был на настоящем свидании, притворялся пару раз для дела, но это ерунда, мне стоит принести цветы? — судя по лицу Майкрофта, это не лучшая идея, но в этом случае ему точно стоит купить букет. — Шерлок, это нелепо, — наконец произносит брат, пробежав взглядом по оставленной им записи, но в голосе его больше усталости, чем раздражения. Такую реплику и за возражение считать не стоит, если бы Майкрофт был действительно против, он недвусмысленно дал бы об этом знать. — Расскажешь мне об этом завтра, попивая хорошее вино и наслаждаясь хорошей компанией, — беспечно бросает он и поясняет в ответ на недоумённый взгляд: — Моей компанией, Майкрофт, говоря о хорошей компании, я говорил о себе. — Не сочти за грубость. Тут и правда требовалось уточнение: всё же тебя с трудом может терпеть лишь пара человек. — И ты всё ещё в их числе, так что не начинай, — как и всегда, Шерлок пользуется замешательством Майкрофта на полную катушку, но в этот раз у него нет цели довести брата до белого каления, так что он отступает, проявляя несвойственные ему такт и покладистость. — Продолжим наш разговор завтра, если ты не против, — Майкрофт слабо кивает и лишь после этого Шерлок подхватывает брошенное в кресло пальто и покидает его домашний кабинет, чувствуя себя победителем. Семь визитов — не так уж и много. Лишь немногим больше месяца. Шерлок думал, что если Майкрофт не расколется сразу, то максимум, на что он может рассчитывать — это слезливое признание на смертном одре. Выйдя за порог, он видит на подъездной дорожке машину, улыбается сам себе и садится в салон. «Небезразличие — не преимущество», вспоминает он одну из наиболее навязчивых фраз брата и понимает, что больше не чувствует в ней упрёка. Только грусть, смирение и усталость.