Сон в камере пыток

      POV Джим Мориарти       - А ведь я знаю, за что Артуру перечисляли такую крупную сумму каждый месяц.       Сон не идет, хотя сейчас, судя по всему, где-то пять утра, и ранний утренний свет пробивается через плотно задернутые шторы. Меня бьет дрожь, легкая, почти что незаметная, однако Шерлок, лежащий рядом, тревожно стискивает рукой мое предплечье, щекоча дыханием мой затылок. Я лежу на боку, лицом к окну, подложив ладони под голову, а Холмс обнимает меня со спины, нежно и заботливо, словно я сделан из хрусталя. Глупый мальчик, глупый, совершенно не разбирающийся в людях, все его нежности уходят в пустоту.       - Оружие. – Стряхиваю резким движением его пальцы со своей руки, будто они обжигают, затем ложусь на спину, опираясь поясницей о подушку. Так меньше физического контакта – того, который создает неуместные эмоции, будто между нами есть что-то больше, чем вынужденное сотрудничество. – Помню, как раз за полгода до его убийства, он договаривался с кем-то насчет каких-то поставок и перевозок, все время с кем-то говорил по телефону, ругался, кричал. – Холмс опирается головой о ладонь, поставив локоть на кровать, и смотрит на меня. Его черные кудрявые волосы растрепались и словно собрались в один большой клок. Смотрит вопросительно, с прищуром, не требуя продолжения, но слушая с интересом. – Никаких имен не звучало, само собой. Думаю, что Пол Грин поставлял оружие куда-то заграницу, используя контакты Артура. Платил ему как посреднику, через Доупа. А Артур не только работал с Полом, но и с его конкурентами по бизнесу тоже. – Вздыхаю, прикрыв глаза. Шерлок водит пальцем по моей левой руке, прослеживая мои шрамы, ласково оглаживая их от начала до конца. Аккуратно прикасается к свежей ране, потревоженной горячим кофе. – Зачем он полез в это? Не имею представления. Видимо, Грин узнал об этом, и решил убить его. – Лишенная большинства нервных окончаний плоть келоидных рубцов посылает редкие сигналы в мозг, ощущения легкой щекотки приятны и успокаивающе ласковы.       - Я хочу убить их. – Голос Холмса невозмутим и тих, а пальцы уверенны. Они идут вверх, перемещаясь с руки к животу, а затем к солнечному сплетению, оставаясь там. Ладонь, слегка надавливая, слушает биение моего сердца.       - Грина? – Я усмехаюсь, прикрыв глаза, слушая свое тело, подающееся к его ладони. – Кажется, я говорил тебе, что сам сделаю это. Тебе ни к чему марать свою жизнь проблемами с законом.       - Грина, Доупа. Всех тех, кто разрушил твою жизнь.       Щемящее чувство чего-то неверного и лишнего опять терзает грудь, ускоряя сердце, проклятый предатель, оно бьется сильнее, а Шерлок слышит это, чувствует, и мое смятение и стыд льются даже сквозь сомкнутые веки – выражением лица, чуть хмурыми бровями, ускоренным стуком в груди.       - Мою жизнь разрушил я сам. Болезнь – не их рук дело.       - Тебя обвинили в убийстве, которое ты не совершал. Убили дорогого тебе человека, заперли тебя в клинике, предназначенной для больных преступников, а ты не преступник. Тебе нужна помощь, а не клетка, где ты будешь существовать, ожидая, когда же сдохнешь от приступа, лишь бы прекратить все это. – Тишина комнаты и легкий сумрак создают атмосферу откровения. Мне практически больно от всего, что переполняет меня. Я открываю глаза и вижу то, о чем успел забыть за несколько последних сумбурных дней: стены и пол горят, обугливаются, пламя пожирает комнату, оставляя нетронутой лишь кровать, на которой Холмс слушает мое дыхание. Галлюцинации вернулись, а я выпил таблетки не больше часа назад. Скоро лекарства совсем перестанут действовать. Осознание этого, что удивительно, не приносит ужаса, только лишь покой. У меня в запасе есть еще хотя бы неделя, наверняка, а нам уже известно, кто затеял все это – я успею убить всех их, уничтожить и разбросать их гнилые поганые кости по ветру, предварительно станцевав на их трупах самый зажигательный танец. Я успею сделать что-то правильное и хорошее в своей бесполезной жизни.       - Ничего не поменяется. Все подстроили так, будто это моих рук дело. На его шее отпечаток моих рук. Я отключился, вполне вероятно, что меня использовали как орудие убийства. – Провожу ладонью по лицу, стараясь скинуть морок видений вместе с глупым выражением лица. Разумеется, бесполезно. – Мы найдем Грина, и я убью его. А после ты пойдешь со всем ворохом доказательств в полицию.       - Но… - Холмс собирается возразить, грозно смотря на меня снизу вверх, и я со злостью подаюсь к нему, схватив его за шею также, как и в наш с ним первый секс. Меня раздражает его глупая решимость.       - Ты. Никого. Не. Тронешь. – Сжимаю пальцы сильнее, почти перекрыв ему доступ к кислороду, нависаю над ним, положив его спиной на постель. Он держится за мою руку, не пытаясь, впрочем, отодрать ее от себя, лежит смирно, смотря на меня широко распахнутыми глазами. И ловя воздух белыми губами. Красота, хрупкая, что находится буквально в моих руках, красота, которую я могу смять и бросить мертвым телом прямо сейчас, разорвать и уничтожить – чувство всесилия возбуждает. Но куда меньше чувства, что я сам – в чьих-то руках, которые могут причинить боль и убить одним движением. – Слушаешь? Конечно, слушаешь, что ж тебе еще делать. Ты не посмеешь разрушить собственное будущее, понимаешь меня? Оставь рыцарство в покое.       Он отпускает руку, что сжимает горло, и ведет свои ладони вниз, начиная расстегивать мою ширинку. Я ощущаю, как член стоит колом, зло скалюсь и склоняюсь к его лицу, проведя языком по белым губам, раскрытым в попытке глотнуть больше воздуха. Он стягивает с меня штаны в момент, когда я справляюсь с его брюками, благо, что это простые спортивные штаны без замков и пуговиц. Его пальцы хаотично и судорожно сжимают мои бока и ноги. Смилостивившись, отпускаю горло, впрочем, тут же прижавшись к яростно бьющейся артерии губами, прикусив ее и тут же зализав сильным движением языка. Холмс резко вдыхает воздух, сжав мою спину, вонзив в нее ногти, отчего я прогибаюсь в пояснице, прижавшись своим членом к его. Секунду я дезориентирован ощущениями, метками, которые он оставил на моей спине, но почему чувства такие, будто раны глубже, больнее, яростнее? Он словно рвет меня изнутри когтями. Шерлоку хватает секунды моей дезориентации, чтобы, схватив меня буквально в тех же местах на спине, перевернуть и оказаться сверху, послав при этом волну оглушительного болезненного возбуждения в пах.       - Ах… - Он стягивает с меня футболку, приникает ртом к груди, покусывая соски, кожу, ключицы, я извиваюсь, стискивая его ягодицы и поясницу, и бесстыдно трусь об него. Его рука неспешно гладит мой член, и это так сладко, но этого чертовски мало. Его укусы чередуются с засосами, оставляя новые алые следы рядом со старыми, поверх старых, внутри, глубоко, так, что никогда не сойдут, и шрамы души украшаются новыми отметинами страсти, желания, единения.       Он начинает растягивать меня, продолжая сладкую пытку моей кожи губами, и все это слишком, я не готов к такой близости, никогда не буду готов, это словно откровение, которое мне страшно постигать. Я отталкиваю его руку, вынуждая вытащить из меня пальцы, и направляю его член в себя.       - Тебе будет больно, - произносит он все также тихо и уверенно, оглаживая дыханием мое ухо.       - Я хочу этой боли.       Он кусает мочку, входя в меня плавным неторопливым движением, разрывая меня, раскалывая надвое, и яркая боль белоснежным светом пронзает сознание. Оглушающим светом, ясным, это – то, что я знаю и к чему я привык, то, что я привык принимать. Она разбавляется щедро даруемым наслаждением, и огонь полыхает вокруг нас. Холмс раздвигает мои колени и, смотря в мои глаза, двигается, попадая с каждым толчком точно в простату, мешая ярость с покоем, тоску с надеждой, боль с желанием. Его глаза горят тем же пламенем, что окружает нас, огненные всполохи касаются моей кожи там, где сияют кровавым цветом засосы, горящим ядом разъедая кожу.       И грудь наполнена чем-то дурманящим, глупым чувством единения, какой-то невозможной связи. Я не хочу думать об этом, не хочу, глупо-глупо-глупо, глубже, черт тебя подери, еще…       Он наклоняется ниже, обхватив мое лицо ладонью, и целует меня, неторопливо и сильно, гладя большим пальцем по скуле, усиливая толчки, я вскрикиваю и кончаю, застонав прямо ему в рот. Спустя несколько секунд оргазм накрывает и его тоже, и пламя вспыхивает ярче, забирая нас в себя, жаря и уничтожая. Я закрываю глаза, и огонь уходит.       Мы лежим в объятиях несколько минут, он гладит меня по голой спине, я зарываюсь в его футболку, смотря неотрывно в изгиб его плеча.       Это не было просто сексом, дарующим разрядку, простым снятием напряжения. Это было чем-то большим, и я скорее сдохну прямо сейчас, а не позже на несколько дней или месяцев, чем позволю себе думать об этом.       - Я когда-то мечтал организовывать преступления. – Озвучиваю первое, что крутится в мыслях, лишь бы заткнуть их, грязные суки, оставьте меня в покое! – Ну, чтобы люди приходили ко мне, платили огромную кучу денег и просили дать им готовый план действий. Старая детская мечта, я уже тогда был чертовым мудаком, ты знаешь? – Усмехаюсь Шерлоку куда-то в ключицу, он стискивает мои плечи сильнее. – А ты стал бы детективом. И ловил бы меня. Как думаешь, поймал бы? Кишка у тебя тонка, я бы тебя сделал.       Он ладонью размазывает мою сперму по животу и отвечает с улыбкой:       - Я точно знаю, как нейтрализовать тебя. Достаточно хорошенько отыметь.       Я закрываю глаза, зажмуриваю их крепко, до боли в веках. Метки горят на коже огнем.       - Мы были не слишком близки с Майкрофтом, - произносит Холмс куда-то мне в макушку. – Он рано уехал из дома, прекратив большую часть контактов с родителями. Он был дорогим человеком для меня, но не слишком участвовал в моей жизни последние лет пять. Но несмотря на все это, его смерть ранила меня. Я всегда мог рассчитывать на его поддержку, он был кем-то вроде отца для меня, но отца, который не относился ко мне, словно я неразумный ребенок. Он учил меня смотреть в суть вещей, учил искать мелочи и детали, на которых можно построить полноценную картину. Его смерть – болезненная утрата плеча, на которое можно было опереться в минуту отчаяния. Родного человека, на которого я ровнялся. Он был огромной частью меня, и я не знаю, как я буду жить без него дальше, но сейчас… - Его пальцы зарываются в мои волосы. – Сейчас мне не больно.