-//-
Лазарев приехал во время, припарковавшись у подъезда Димы минута в минуту, как швейцарские часы. Согласие Димы на встречу под пошловатым клеймом слова «свидание» не было для него неожиданностью, но всё равно почему-то заставило его предательски разволноваться, подорваться на месте и мчать на максимальной скорости почти через всю Москву. Наверно, он бы приехал к нему с любой точки Земли. Сорвался бы с любого места, лишь бы использовать свой шанс встретиться с Димой один на один. Прибыв в столицу на днях с пробных записей дебютного сольника в Европе, Сергей понял, что теперь его жизнь будет совсем иной. В начале декабря они на пару с озлобленным Владом с горем пополам закончили дописывать их второй совместный альбом в рамках почти умершей группы, успев за два месяца довести друг друга чуть ли не до нервного срыва. Лазарев терпел его выпады, гневные слова, сдерживал лишние эмоции, лишь бы только не подвести лейбл и выполнить свои обещания, от которых его начало ментально тошнить. Каждый день их вынужденных встреч на студии сопровождался руганью и выяснением личных отношений, что препятствовало быстрой и скорой работе, от которой Лазарев хотел как можно скорее избавиться, лишь бы поскорее уехать из города в поисках нужного стиля, музыкального материла и, наверно, самого себя. Потерявшийся в своём существовании Влад выглядел на редкость хреново: сильно похудел, осунулся, обзавёлся чудовищными, землистыми мешками под снулыми, словно у рыбы, глазами и, видимо, подсел на наркотики ещё плотнее, чем раньше. По словам их общих друзей, Топалов сошёлся с безбашенной Волковой, а точнее, их свели в один союз общие вредные привычки и нездоровые пристрастия. Легкомысленная Юля никогда не думала головой и всегда была «за» любую, даже самую бешеную и вредящую жизни авантюру, а Влада всегда было легко затянуть в любое болото вместе с собой. Видимо, так и случилось. По приезду Сергея домой, мама с грустью в голосе вскользь обронила слова о том, что Волкова и Топалов часто стали мелькать в жёлтой прессе и светиться на разных сомнительных тусовках в неадекватном состоянии. И даже если Валентина Викторовна откровенно и невольно переживала за нерадивого Влада, — всё-таки она знала этого непутёвого мальчишку с детства, — сам же Лазарев не испытывал ничего, кроме лёгкого чувства жалости и безразличия к происходящему. Хотя он уже давно начал сомневаться, было ли ему жаль Топалова так, как раньше. Ведь тогда он ещё чувствовал себя уязвимо-влюблённым, оттого и пытался заставить его завязать, — умолял, просил, требовал, угрожал, запирал дома на все замки и даже выбрасывал наркоту, если умудрялся каким-то чудом находить тайники и заначки Влада, но все несоизмеримые в попытках тщательные старания были коту под хвост. Душу охватывало бесконтрольное отчаяние и тягучая боль за человека, к которому он был столько лет небезразличен, и некогда сильная любовь остыла до ледяной, неживой корки сама по себе, растворившись в сознании Сергея и издав на прощание последний надломленный выдох. Влад говорил всё те же слова про Диму и выглядел всё так же отрешённо, сверкая маслянистыми, поплывшими глазами, и когда альбом был готов к выпуску, Лазарев собрал вещи и укатил в Лондон. Ему всего двадцать один год и десятки разных жизненных дорог перед собой, — выбирай любую, какую хочешь, и смело сворачивай туда, куда подсказывает тебе твоё сердце. Там, на чужой британской земле, он всё чаще и чаще думал о Билане, о его словах, и ловил себя на мысли, что скучает по нему, — теперь уже по-настоящему осознанно для самого себя. Дверца автомобиля негромко хлопнула. Лазарев вздрогнул, возвращаясь из трясины своих плавных размышлений в суровую реальность, повернул голову и увидел рядом с собой Диму. Молча посмотрев друг другу в глаза около пары секунд, оба не выдержали поплывшие улыбки и невольно рассмеялись, чувствуя, как неловкость, натянутой струной существовавшая между ними несколько лет, постепенно сходила на «нет».-//-
Дима очень давно не бывал на Воробьёвых горах. Зимой, оказывается, здесь открывается потрясающий панорамный вид на столицу и её ближайшие окрестности. Овальный купол «Лужников» был покрыт объёмной, белой шапкой мягкого снега. Воздух застывшей, солёно-морозной пеленой грубыми, но не резкими мазками чертил по линиям щёк. Они сидели с Лазаревым на заднем сидении машины и любовались шикарным видом из лобового стекла, методично разжёвывая фаст-фуд и запивая весь этот вредный холестериновый ад «Колой». Наверно, впервые в жизни Диме было приятно и легко молчать рядом с этим парнем. Не ощущалась прежняя натянутость и прежнее инстинктивное, необъяснимое желание сбежать, не было никаких тревог и душевного груза, который сдавливал грудь в тиски, стоило только Лазареву приблизиться к парню ближе, чем на два метра. Он чувствовал непонятно откуда взявшийся уют, который раньше мог испытывать только дома или рядом с Юрой, который все эти годы время был ему ближе всех, чем кто-либо — не просто отличный наставник, а практически второй отец. И «Макдональдс» Билан ненавидел всеми фибрами своей души до ощутимых коликов, а сейчас ему эта едва казалась вкуснее любой другой пищи на свете. Мир… стал другим? Преобразился рядом с Сергеем? Или же это изменился сам Билан? Лазарев спокойно смотрел прямо перед собой, почти не моргая, втягивая сладкую газировку через длинную трубочку, торчащую в большом, синем бумажном стакане. Дима беглым взглядом посмотрел на его расслабленное лицо и нарушил размеренную тишину первый: — Можно вопрос? — Нужно, — мгновенно отозвался Серёжа, кивая головой. — Вы с Владом просто друзья, или же между вами было что-то большее? — спросил Дима, мысленно готовя себя к любому, даже, наверно, самому обидному ответу. — В том-то и дело, что «было», — свободно ответил Лазарев. — Мы долго встречались. Но сейчас, как ты понимаешь, этого уже нет. — Я слышал, что он уже несколько лет на наркоте сидит, — сказал Билан и спешно обронил для уточнения: — В тусовке так болтали. — Скоро будет не уже сидеть, а лежать. В деревянном ящике, наглухо накрытый крышкой, — мрачно выдал Сергей, невольно сглатывая. — Если ты хочешь, можешь высказаться, — медленно проговорил Дима, глядя куда-то себе под ноги. — Я готов выслушать тебя. — Не знаю, что ещё тут можно сказать, кроме того, что я несколько лет был очарован экзальтированным наркоманом, — покачал головой Лазарев и тут же продолжил. — Столько раз просил его бросить, если уж не ради меня, то хотя бы ради мамы, сестры, отца или самого себя, в конце концов, а толку ноль. Сначала думал, что пацан просто балуется, в нём бушуют гормоны и максимализм. Наиграется с этой дрянью и бросит. Но нет. Мы из-за него проебали целых две возможности съездить на «Евровидение». Да и вообще мы много что успели проебать… Один раз дошло до того, что он переборщил с дозой и чуть не умер у меня на руках, харкая кровью и теряя сознание раз в пять минут, но этот случай, видимо, ничему его не научил. А я сам тогда чуть вместе с ним не откинулся… И это всё ещё влияло на нашу группу, на рабочий процесс, совершенно стало невозможно вести вместе какие-то дела, интервью, гастроли... Я уже просто дышать рядом с ним одним общим воздухом не мог. Всё осточертело. Поэтому и решил уйти, пока сам от этого происходящего пиздеца не сошёл с ума. Уже на грани был, нервы были на пределе, и наконец-то ушёл, лишь бы больше не видеть того, как близкий мне человек губит самого себя… И нас. Лазарев выдохнул и замолчал, в задумчивости прикусив нижнюю губу и не зная, что говорить ещё. Меньше всего на свете он хотел грузить Диму своими проблемами, но язык неожиданно развязался сам по себе. — И тебе не жаль его? — Билан понимал, что этот вопрос был сродни пули прямиком в сердце, но не спросить этого не мог. — Нет, — без обиняков сказал Сергей ровным, бесцветным голосом. — Наверно, это прозвучит жестоко, но мне Топалова совершенно не жаль. Я всегда был рядом с ним, половину своего детства посвятил ему, никогда не давал усомниться в своих чувствах. Заботился, оберегал его, как родного брата, друга и даже больше… Но он виноват сам. Каждый выбирает то, что ему ближе. И ближе всего ему оказались наркотики, а не я. Дима, нерешительно подняв голову, посмотрел на парня и спросил: — Ты всё ещё любишь его? — Уже давно нет, — покачал головой Лазарев. — И он об этом знает. — И… какова была его реакция? — Поверь, не самая приятная, — поморщился Сергей, сверкая потускневшими карими глазами. — Это уже всё не важно. Мы расстались, и точка. И давай впредь не будем об этом. — Как скажешь, — сказал Дима как можно спокойней, пытаясь понять свои чувства после услышанного. Наверно, это была даже не ревность, а больше некая фантомная боль, которую ощутил в себе Дима за самого парня. Видимо, этому человеку пришлось пройти не один круг ада рядом с Владом, сгубившего их долгие отношения. И, что удивительно, — все эти годы Лазарев всегда был на позитиве: его лицо двадцать четыре на семь озаряла яркая, счастливая улыбка, он постоянно был в бодром расположении духа, никогда не жаловался на жизнь и не давал никаких малейших поводов о том, что он может быть несчастным. Поразительный человек. Либо учёба в театральном не проходит для Сергея даром, либо это Лазарев как он есть. Вечно собранный, сконцентрированный и по-деловому сдержанный. Ты точно реальный?.. — Теперь спрашиваю я, — внезапно сказал тот, прерывая чужие размышления. — Надеюсь, ты не против? — Конечно, нет, — участливо сказал Билан. — Почему ты постоянно сбегал от меня, стоило мне подойти к тебе наедине? — спросил Лазарев. Дима дёрнул бровью, задумавшись над ответом, и спустя секундную паузу сказал: — Наверно, я боялся тебя. — Меня ли? — беззлобно хмыкнул Сергей, слегка улыбаясь уголками губ. — Может, и не тебя, — протянул Билан. — Может, самого себя. А может, и всего сразу одновременно. Я, если честно, не привык к такому напору. Тем более, со стороны парня. — То есть проблема лишь в том, что я — мужского пола? — Нет, — твёрдо сказал Дима, мысленно решивший говорить только правду. — Проблемы во мне. Ты не при чём. — Если что, ты тоже можешь сказать мне всё, как есть, — сдавленно сказал Сергей. — В конце концов, если ты совсем ничего ко мне не чувствуешь, если тебе противно или неприятно, я это пойму и приму, как есть. И не стану больше навязываться. В голосе, дрожащем и неровном, прозвучала тоска. Лазарев, сообразив, что позволяет себе говорить всё это, теряя прежнюю собранность и решимость, резко замолчал и устремил свой взгляд на свои собственные ладони. — Если бы мне было противно, я бы сейчас не сидел здесь, с тобой, — успокаивающе произнёс Билан и отвернулся к окну, чувствуя накатившую неловкость. — В любом случае, я не буду тебя торопить, — помолчав, негромко сказал Лазарев. — Но я хочу, чтобы ты знал… Ты удивительный. Я таких не встречал. И я не могу перестать о тебе думать. Пытаюсь, а не могу. Хоть убей. Дима лишь глухо, без лишних звуков выдохнул, не зная, что отвечать на подобные признания. Неподалёку от парковки на ветреной улице глухо шумела снегоуборочная машина. Шумели и проезжающие мимо автомобили, и общественный транспорт, и невнятные голоса снующих туда-сюда прохожих, и шумело сильно бьющееся сердце Билана не в такт рваному дыханию. Он наконец-то сказал то, что было в его голове столько времени. И неожиданно стало легче. — Дим… — подал голос Лазарев, заставляя парня открыть глаза и повернуться вновь. Билану показалось, что Сергей, который смотрел на него в упор знакомым взглядом, слегка подался вперёд, едва заметно дёрнувшись на месте, отчего Дима рефлекторно сделал тоже самое. Но Лазарев замер и, слегка улыбнувшись, метнул готовой в сторону улицы: — Давай прогуляемся?-//-
Пройдя сотни шагов и несколько километров под прохладным ветром и кружащими над землёй в шальном вальсе мелкими снежинками, Дима долго расспрашивал парня о его семье и близких, совсем не заметив, как за увлечённым разговором они умудрились дойти аж до самого Нескучного сада. Москва медленно куталась в чёрно-белый плед темнеющего вечера под тёмно-угольным небом. Лазарев шёл рядом, иногда касаясь плечом, и говорил неспеша, пытаясь не сильно вдаваться в подробности, но и не скрывать самую важную суть, которую ему хотелось передать в беседе. — И давно от вас ушёл отец? — спросил Дима, чувствуя, как погода становится более ласковой и тёплой. — Давно, — кивнул тот. — Я ещё в школу даже не пошёл, а они с мамой уже успели развестись и разъехаться. — Честно говоря, я думал, что он тебе помогает, как и всей вашей семье, — без обиняков произнёс Билан, вспоминая то, как называл парня «мажором». — И что он принимает непосредственное участие в руководстве над вашей с Владом группой. — Если бы это было так, — процедил Лазарев. — Когда он узнал, что я пошёл в «Непоседы», откровенно смеялся. И про учёбу в театральном та же самая реакция была. Иногда, когда мы виделись, прямым текстом говорил мне, что я занимаюсь хуйнёй, и ржал. Про «Новую Волну» вообще от брата узнал, но даже тогда не услышал от него ничего хорошего. И лишь после скорого взлёта «Smash!!» приходил к нам и, кривясь, пытался меня хвалить. Выходило у него это хреново. Сквозь кислую рожу. Мама потом разозлилась и вообще запретила ему приходить. С тех пор я, если и видел отца, то только на встречах с папой Влада, — у них всё ещё какие-то незавершённые общие дела в бизнесе. — А с каких лет ты вообще начал работать? — Дима спрятал руки в карманы, пиная попадающиеся под ноги прозрачные, зимние ледышки. — Как паспорт получил, так и пошёл, — дёрнув плечом, ответил Сергей. — Мама тоже горбатилась и пахала, что есть сил, пытаясь нас с Пашей обеспечить, но я, если честно, никогда не брал у неё денег. И ничего у неё не просил, как бы она не пыталась мне что-то всунуть. Я уже давно самостоятелен. И по-другому, увы, не умею. — Ну, почему «увы»-то? — рассудительно сказал Дима. — Это очень хорошее и достойное качество. И очень редкое в нашем дурацком мире. Оно по-честному заслуживает человеческого уважения. — Наверно, — произнёс Сергей, делая короткую паузу. — Может, ты мне уже что-нибудь о себе расскажешь? А то всё я говорю и говорю, ничего у тебя не спрашивая… Как-то неудобно. — Всё нормально, — улыбаясь, спокойно сказал Билан. — Мне очень интересно узнавать о тебе всё больше и больше… — И всё-таки, — настойчиво перебил его Лазарев. — Расскажешь что-нибудь о своей жизни? Дима открыл было рот, чтобы дать согласие, но в ту же секунду в кармане куртки громко и протяжно заорал мобильный телефон, сбивая Билана с намеченной решимости. Делая Лазареву извиняющийся жест, Дима прислонил к уху гаджет и услышал голос Юры: — Диман! Привет! Ты где? Дома? Дрыхнешь поди без задних ног, пуская слюни на подушку? — Нет, гуляю на Воробьёвых, — ответил Билан, стараясь говорить ровно и спокойно. — Тоже полезно! — подметил продюсер. — Слушай, тут такое дело… Я, конечно, понимаю, что у тебя сегодня выстраданный, законный выходной и всё такое, но к нам в офис прикатила парочка интересных персон, они кровь из носу хотят с тобой пообщаться, и ещё предлагают подписать тебе кое-какие любопытные бумажки. Можешь приехать через час? Не, ну, если ты, конечно, там с дамой, и у тебя есть более интимные планы, то я пойму… и предложу тебе приехать через два часа! — издевательски сказал Юра и засмеялся. — В общем, можешь прикатить? Очень надо. Даже в этот твой выходной. — Могу, конечно. Если уж надо, — стараясь скрыть разочарование, произнёс Дима. — Отлично! Я знал, что ты меня не подвёдёшь. Горжусь своим артистом! Всё, жду тебя через час в офисе, не тормози там, — скороговоркой отбил свою речь продюсер и тут же отключился. Дима убрал телефон в карман и виновато посмотрел на Лазарева, который покорно шёл рядом и молчал весь разговор: — Серёг, ты извини, но надо… — Да я понял, — успокаивающе улыбнулся брюнет. — Работа есть работа, что поделать. Всё нормально. В конце концов, мы с тобой не в последний раз же видимся… Тебя подвезти? — Ну, если хочешь… — невнятно пролебезил Дима, ощущая, как у него вспыхивают щёки то ли от стеснения, то ли от неловкости, то ли вообще от чего-то третьего. — Хочу, — решительно кивнул тот и неспеша развернулся в ту сторону, откуда они шли уже много времени.-//-
Дима вошёл в небольшой холл здания, где команда артиста во главе с Юрой снимала офис, и стряхнул с капюшона рассыпчатый снег. Кинув взгляд в тёмное окно помещения, Билан увидел, как машина Сергея лихо развернулась и поехала назад, собирая колёсами вязкую примесь из грязи, льда и белых снежных комьев. Третьего поцелуя между ними не случилось. Лазарев и правда больше не хотел напирать или давить на парня, давая тому время на то, чтобы всё обдумать или самому определиться со своими желаниями. Сергей лишь крепко пожал Диме руку, а потом приобнял его за плечи, коротко прижимаясь всем телом и тут же отстраняясь, пытаясь разглядеть в потемневшем свете зимнего вечера глаза Билана, словно хотел через взгляд прочитать его реакцию. Но Дима лишь едва заметно улыбнулся и невольно опустил глаза, думая о том, что он бы не прочь поцеловать парня сам — внезапный порыв, не поддающийся логичному объяснению, на секунду даже испугал его самого. И это, наверно, смогло осадить его — скомкано проговорив прощание, он мгновенно скрылся за незнакомой тому дверью. Докатился, блять. Целоваться с парнем. Ты вообще в себе?! Айзеншпис тут же спустился по лестнице и бодро направился к Билану, словно давно ждал его у другого окна, на этаже выше. — Ну ты даёшь, дорогой! Минута в минуту, как в аптеке! — восхитился Юра, приобнимая своего подопечного. — На реактивной ракете с Воробьёвых примчался? — Да так, подвезли, — быстро сказал Дима и почувствовал ощутимую вибрацию телефона в кармане. Серёга [18:45] Я хотел позвонить тебе перед сном, но, боюсь, не смогу найти время на долгую беседу. А разговаривать с тобой жалких пять минут мне не хочется. Так что заранее спокойной ночи. — Ну-ка, кто это тебе там написывает? — Юра кинул беглый взгляд на экран мобильного и непонимающе вскинул брови. — Серёга? Это который Лазарев, что ли? — Ага, он, — быстро сказал Дима, мысленно желая, чтобы продюсер не лез со своими въедливыми вопросами дальше. Всё-таки это уже не его дело. Но не тут-то было. — Это ты с ним гулял, что ли? — удивлённо спросил Юра. — Поня-я-ятно… То-то я смотрю, какого фига ему нужен был твой номер и домашний адрес. Я уж было подумал, что вы там что-то вместе замутить хотите, а вы просто-напросто гуляли… Надеюсь, он у тебя не выпытывал всякие рабочие детали, о которых он знать не должен? — Я тебя умоляю, Юр, — отмахнулся Дима и, касаясь костлявого плеча мужчины, подтолкнул его вперёд, к лестнице. — Мы просто общались, и всё. — Смотри мне, никаких лишних разговоров о делах! — прищурившись, строго сказал продюсер, и тут же подавил смешок. — Гулять, бухать, трахаться — можно и нужно, но на деловые темы общаться нельзя даже под угрозой анального изнасилования. Понял? Дима успокаивающе кивнул головой, не обращая внимание на типичную пошляцкую шутку Юры, который, кажется, не умел шутить иначе, и поднялся вместе с Айзеншписом наверх. От кого: Дима [19:00] Спокойной ночи.