Пятнадцать

      Такие истории необходимо читать между строк.       Есть ли у меня вера в то, что вы всё ещё делаете именно так?..       … Дима сидел на краю невысокой сцены, пока световики и технический персонал «Лужников» выстраивали прожекторы, софиты и звук, вчитывался в сценарный текст и безумно болтал ногами в воздухе, едва заметно шевеля губами и проговаривая нужные моменты про себя.       Перед тем, как прийти сюда, он умудрился столкнуться на пороге общей гримёрки с опоздавшим Лазаревым, — немного взъерошенным, сонным и слегка дезориентированным в пространстве.       У Билана было ощущение, что парня либо измучила бессонница, либо же он просто заработался, теряясь в веренице собственных дел.       Они врезаются друг в друга взглядами и плечами, отчего Дима немного кривится и тут же отворачивается, выходя за пределы построенного фанерного помещения, а Сергей только и успел, что мельком увидеть нечитаемый взгляд напротив и резкое дёрганье чужого выпирающего кадыка.       Первая репетиция церемонии «RMA» обещала быть сложной и нервной. И теперь уже точно не получится сбежать.       Но Билан, если честно, уже не думал об этом. Он просто устал.       От своих мыслей, снова не дающих покоя, от своей вечной беготни, от этой дурацкой, странной, запутавшейся жизни и от самого себя — не менее запутавшегося и странного.       Раньше он мог злиться и сокрушаться на всё подряд — на Лену, на свои размышления, на Лазарева, на всю эту идиотскую ситуацию, а теперь у него нет желания думать обо всём этом даже в негативном ключе.       Дима ощущал себя морально истощённым и вымотанным, ему уже не хотелось копаться в чём-то, но и выдохнуть окончательно почему-то тоже не получается.       Потому что впереди — полторы недели необходимых встреч, собраний и последующих проклятых репетиций.       Нужно было контактировать, нужно было общаться, нужно было вести диалог, нужно было взаимодействовать — пути к отступлению были оборваны тогда, когда он подписал эту чёртову бумагу, хотя, по сути, он всё ещё имел полное право отказаться.       Но ты же не откажешься. Так ведь?       Эмоциональный, неконтролируемый разумом всплеск при виде Сергея, которому, видимо, тоже было далеко непросто, выбил из него все адекватные мысли, и рука сама подписала этот контракт, который ассоциировался у Билана с началом чего-то непоправимого.       Только для окружающих людей, организаторов шоу, команды и менеджмента это была просто временная совместная работа.       Но не для самого Билана.       В зале было шумно и многолюдно — туда-сюда бродили рабочие в форменной одежде, не прерывающие своих не особо цензурных диалогов, таскались ограждения для фан-зоны, перемещаются передвижные декорации, но посреди этого «гудежа» Дима почему-то отчётливо услышал знакомый голос за спиной, звучавший где-то совсем рядом, над его ухом:       — Зубришь?       Билан резко обернулся, быстро поднимая свой внимательный взгляд, наполовину скрытый из-за ниспадающих на лицо тёмных, отросших прядей.       Лазарев выпрямился и тут же сел рядом, свешивая ноги вниз и удерживая в руках тонкую сложенную стопку бумаг с дубликатом своего текста.       Дима, дурно соображая, делает попытку встать со сцены, чтобы уйти (опять?), но Сергей без всякого намёка на юмор уронил тяжёлую руку на его плечо и с силой потянул обратно.       — Прежде, чем снова делать от меня ноги, сначала выслушай. И сядь на место, — беззлобно, но требовательно и строго попросил Лазарев.       Билан сглотнул, вновь медленно опустился туда, где сидел пару секунд назад, и внимательно посмотрел на него — с привычной некой опаской и неожиданной заинтересованностью одновременно.       Дима сбит с толку, совсем не готовый к подобному — пугливо замолк в ожидании чего угодно: внезапного признания, откровения, просьб, вопросов, но Сергей лишь выдержал паузу и спокойным, нарочито-деловым голосом отчеканил:       — Я знаю, что ты не особо рад тому, на что успел согласиться. Я вижу это. А так же я вижу то, что ты по какой-то причине презираешь меня. И мне можно даже не пытаться врать. Скажу честно: я сам особо не в восторге от тебя и твоего поведения, но мы же не маленькие дети из яселек, чтобы до старости лет друг на друга дуться и игнорировать общение. С нашей работой это элементарно не получится, — Лазарев выдохнул тяжело, делая секундную паузу, и снова продолжил. — И в эти ближайшие две недели — тем более. Только из-за этой премии я предлагаю тебе нейтралитет. Спокойно, ровно работаем в тандеме на церемонии и потом так же спокойно расходимся. Никаких придирок, обид, заламывания рук и идиотских истерик. Просто работа. Мне больше ничего от тебя не надо. Кроме адекватного общения, как у нормальных коллег по цеху. Идёт?       Пытаясь мысленно переварить услышанное, Дима, почти не моргая, смотрел в абсолютно безэмоциональные глаза Сергея, выжидающего ответную реакцию, и чувствовал, как в районе солнечного сплетения что-то больно и противно покалывает и давит, остро царапая тканевые стенки.       «Мне больше ничего от тебя не надо», — эта фраза дважды (или даже трижды, блять) стремительно отозвалась в голове безысходным эхом, невольно заставляя Билана сделать не самые утешительные выводы.       И снова запустить в своём только-только затихшем сознании чёртовый, тошнотный аттракцион из дикого мыслительного хоровода.       … И это всё, Лазарев?       Серьёзно? Ты шутишь?       Остыл, потерял интерес… Но как так?       Ты же сейчас снова строишь из себя суперского актёра, не так ли?       Скажи мне это. И перестань играть неподходящую тебе роль!       Но, казалось, Сергей даже не думал шутить, прикалываться или стебаться над Биланом.       На его безразличном, но по-прежнему красивом лице не было ни тени улыбки, ни насмешки, ни какой-либо привычной неправдоподобной маски из непробиваемого воска — он был живой, собранный, совершенно равнодушный и даже немного отстранённый, чем обычно. Он бесцветным взглядом смотрел на Диму, обыденно моргая длинными ресницами, и Билан, полностью обескураженный, не нашёл ничего лучше, как выдавить из себя одно-единственное слово:       — Идёт.       Но даже после этого ответа в закромах души что-то отчаянно резануло по застенкам, и внутренний голос возмущённо отозвался громким говором:       Что за чушь? Что за спектакль?!       Билан, ты сейчас серьёзно? Какое, нахуй, «идёт»?       Ты соображаешь, что говоришь? Понимаешь, что происходит?       Ты вот так просто возьмёшь и позволишь ему слиться?       После всех душевных самокопаний, истерзывающих переживаний и всего остального, что не давало тебе спать по ночам? Ты нормальный?!       Лазарев одобрительно улыбнулся уголками губ и безо всяких комментариев придвинулся чуть ближе, опуская голову и разворачивая в руках свой распечатанный сценарий.       — Давай прогоним текст вслух, — предложил он, находя нужную страницу и легонько толкая в плечо подвисшего в своих рассуждениях задумчивого Билана.

-//-

      Первый час торжественной церемонии «Russian Music Awards 2008» Дима почти не запомнил.       Красочные, цветные, отдекорированные изнутри «Лужники» были переполнены гостями, артистами и зрителями до отказа, а сам масштаб премии одного из самых крутых и модных молодёжных каналов современности поражал ум и воображение всецело и бесповоротно, но разумом Дима был совсем не здесь.       За несколько секунд до выхода, услышав от Яны и Андрея пожелания удачи, Билан вышел в основной зал стадиона, выкрикнул в микрофон: «Привет, Москва, привет, MTV!» и быстрым шагом направился к сцене, чувствуя волнение и дрожь в руках от навалившейся ответственности.       Но он был уверен, что, по сути, хоть и ощущал боязнь облажаться, волновало его совершенно не это.       Волновал Лазарев, прошедшие репетиции и генеральные прогоны с которым не дали Билану ничего хорошего, кроме очевидного и предсказуемого — тоски и мысли о том, что он смог успешно и благополучно проебать человека, которого ни за что на свете нельзя было проебать так бездарно и болезненно.       Да, я понял, что проебал тебя. Доволен?       Всё шло более чем спокойно и даже, можно сказать, идеально: текст, написанный чужой креативной рукой, давался легко, читался на удивление свободно и просто, Сергей не мешал, не навязывался и в то же время был всегда рядом, вежливо, дежурно подсказывая и направляя в нужное русло, если Дима сбивался и ненароком путался — всё-таки опыта в курировании больших и малых концертов у него было в разы больше.       Но каждый грёбаный день, на протяжении всей оставшийся репетиционной недели, Дима ехал на эту чёртову на площадку, как на добровольное самоистязание.       Осознанный выход из зоны комфорта. Имитация жертвенного самоубийства. Душевное кровавое вскрытие.       Смотреть на Сергея, разговаривать с ним, общаться, отвечать на его рабочие вопросы было труднее и тяжелее, чем выступать на «Евровидении» в надежде наконец-то выиграть.       То было обязательное соревнование, в котором он одержал победу, а это — что-то слишком тяжёлое и личное, где он явно уже давно проиграл самому себе.       Лазарев в свою очередь казался ему бездушным автоматическим роботом в человекообразной обёртке, каким он предстал с некоторых пор перед Биланом ни с того, ни с сего.       Его взгляд был совершенно нечитаемым, пустым, не таким теплеющим и обмякшим, как прежде; Диме чувствовался незнакомый раньше холод и отрешённость, что окончательно взрывало ему мозг, рождая в голове отчаянное осознание — так не бывает!       Что, мать твою, происходит?       Ты хотел быть со мной, бегал, носился, как ошалелый, требовал проявления чувств, вынуждая меня стыдиться их, и теперь так просто берёшь и отрекаешься от всего этого?!       Из-за чего? Почему? Для чего? Объясни! Ответь!       Не смотря на всё, общий процесс выглядел хорошо: сама премия, контакт со зрителем, техническая сторона церемонии.       И волновал, на самом деле, он и только он — этот кареглазый ублюдок, стебущий его по заранее оговорённому сценарию, иногда импровизируя на ходу для остроты диалога.       Не будь Дима больше шести лет на сцене и не имея в арсенале большую копилку личного опыта и сценического профессионализма, наверно, он делал бы свою новую работу спустя рукава, не вкладывая какие-либо должные старания — эмоции бы точно победно взяли верх.       Но мысленное: «Соберись!» дало качественного, ментального пинка, — Билан держался максимально уверенно и даже слегка развязано, позволяя себе немного стебаться и подкалывать Лазарева. Судя по ответной реакции, тот был доволен и не забывал не оставаться в «юмористическом» долгу, как второй ведущий.       Что он и сказал ему за кулисами после первого выхода, едва ощутимо хлопая по плечу.       После этого жеста Сергей направился переодеваться, как пошутил Болтенко, в «рваньё после драки», по пути встречая запыхавшуюся Леру — она немного опоздала на открытие премии, но всё-таки добралась по бесконечным пробкам до стадиона.       Лазарев лучезарно улыбнулся, меняясь во взгляде, крепко обнял её и коснулся губами щеки, получая взамен крепкий, секундный поцелуй в губы.       Дима, глядя на всю эту «сцену» застывшим взглядом, ощутил неприятную толпу мурашек на коже и желание гневно сплюнуть прямо на пол.       Хищник ты, Дима, или всё-таки жертва?       Лазарев, замечая его взгляд, полный слишком открытой ревности, зацепил его на миг, но Билан отворачивается и быстро уходит в костюмерную.       Пытаясь разобраться с разорванной майкой и хоть как-то нацепить её на себя, он взял в руки мобильный, игнорируя дрожь в пальцах и быстро набивая одним пальцем сообщение, прекрасно помня о том, что по контракту им было запрещено пользоваться мобильными даже за кулисами.       От кого: Дима [20:07]       Я тебе не верю.

-//-

      — … Мы продолжаем церемонию «RMA»! Только что мы с Дмитрием… как Вас по батюшке? — спросил в микрофон Лазарев, выходя на центр сцены и пытаясь откашляться.       — Николаевич, — ответил Билан, так же коротко откашливаясь в кулак.       — С Дмитрием Николаевичем… Меня Сергей Вячеславович, если что… Попытались решить, кто же будет вести церемонию, попытались сделать это максимум цивилизованно…       — Ну, нифига себе — «цивилизованно», — ровным голосом уронил Дима и протянул чёрный аксессуар. — Вот, кстати, твоя бабочка — элемент твоей цивилизованности.       — Вот твоя майка… кусок твоей майки. Держи, — в тон ему ответил Сергей.       — В общем, мы сами не смогли решить эту проблему… Я думаю, надо прибегнуть к помощи зала, — начал Билан, пытаясь обратить своё внимание на зрителя и чувствуя полный туман в голове.       Конечно, не смогли.       Потому что все наши проблемы мы весело пустили по пизде.       Лучше бы я и правда тебе врезал, сука.       Жаль лишь то, что я всё равно не смог бы расквасить твою рожу.       Она всё ещё мне нравится.       — … Друзья, вы видите, что слухи о том, что мы с Димой друг друга недолюбливаем — они неверны, — Лазарев неожиданно приблизился и приобнял Билана за плечи, заставляя того потерять нужную мысль и забыть придуманный подходящий ответ.       Лишь бы этот ответ не вышел ему боком.       — Вы знаете, какое здесь самое подходящее слово? Мы ненавидим друг друга! — с акцентом на нужном ему слове проговорил Дима, игнорируя чужое тепло.       — Это ненависть, — в тон ему подхватил Лазарев, глядя куда-то в фан-зону и тут же убирал руку, прекрасно понимая то, что имеет в виду тот. — … Мне вообще, в принципе, сложно сейчас стоять на этой сцене, как и Вам, Дмитрий… — слегка сбиваясь, внезапно продолжил Сергей, и тут же, чувствуя на себе знакомый взгляд, отмахнулся. — … как вас, Николаевич?       Дима честно старался не кривиться от происходящего пиздеца, понятного только им двоим.       Я не шучу. Я действительно тебя ненавижу.       Особенно за то, что ты сделал со мной.       … От кого: Серёжа [20:43]       Ты о чём?       Билан, сидя прямо в коридоре с кружкой ароматного кофе в руке, быстро отбил большим пальцем ответ, устав ждать окончание очередного звёздного выступления.       От кого: Дима [20:44]       Перестать строить из себя придурка хотя бы сейчас. Ты знаешь, о чём я. Точнее, о ком.       От кого: Серёжа [20:46]       Что-то поздновато ты спохватился с проявлением ревности.       От кого: Дима [20:47]       Я, наоборот, очень даже вовремя с проявлением ревности.       От кого: Серёжа [20:49]       Значит, ты всё-таки признаёшь то, что ревнуешь меня?       От кого: Дима [20:50]       Пошёл ты.       … Это явно чей-то сценарий. Не концертный, а его личный и правдоподобно-жизненный.       Кто автор? Кто этот ублюдок, который получает удовольствие от чужих мучений?       Неизвестный горе-писатель книги «Жизнь Димы Билана» явно решил поиздеваться над ним, над его разумом и сердцем, не давая никаких шансов наконец-то сбросить ненужное и обременяющее.       Напряжение нарастало так сильно, что Диме невольно становилось страшно.       Даже во время совместного импровизированного выступления, который они обоюдно назвали премьерой дуэта «БиЛаз», ему не стало легче, как бы он не старался отвлечься.       Театр, видимо, не проходил для Лазарева даром, — Диме всегда казалось, что его спародировать может любой, много навыков для этого не требовалось, но у этого парня получилось на редкость хорошо и смешно. Невольно даже хотелось посмеяться вместе со зрителями и похвалить парня, что Билан и делал, честно восторгаясь высокими прыжками соведущего и его скопированными с оригинала манерами.        ещё Сергей умел абстрагироваться и оставлять всё ненужное за кулисами. Иногда лишь терялся во взгляде, если открыто смотрел на Диму дольше обычного, и тут же отводил прожжённые зеленцой карие глаза, будто бы вспоминая, с какой целью он вышел на сцену.       Выступали они с разницей в полтора часа, и Дима, на самом деле, не знал, смотрел ли на него Лазарев, стоя за декорациями в окружении работников сцены (или рядом с той же Лерой), но, когда Билан вышел объявлять Сергея, понимал — нить предательски рвётся.       — … Мне уже невероятно скучно стоять на сцене одному, поскольку я привык к человеку… — пауза. — … который так рвался объявить следующего исполнителя, говорил, мол, ну дайте мне объявить его, этого талантливейшего человека… — голос сбился. — Но я ему сказал, что на церемонии MTV не принято объявлять самого себя, поэтому на сцене… Сергей Лазарев!       … У него в выступлении — красивый фон и искусственная имитация стены дождя. И это жуть, как завораживает.       И сам артист, как всегда, выглядит излишне хорошо, ровно как и так же хорош его голос, поющий живьём красивую лиричную балладу — слишком говорящую и бьющую по расшатанным нервам Димы, который смотрел на выступление парня через координаторские мониторы в техническом коридоре.

Без страховки падать страшно, и я это знал. И доверил сердце, но не тем рукам. Я границы нарушал, просто рисковал, И, возможно, не по правилам играл…

      У Билана остро щемило в глотке. Он чувствовал себя экзальтированной девочкой-малолеткой, и держался на людях, стоящих рядом с ним, собрав в кулак всё имеющееся в арсенале мужество.

Мне не повезло… Что было, то прошло… Пусть в это трудно поверить: Я буду стучаться в закрытые двери!

      Да если бы…       Ты, видимо, для себя всё уже решил.       И давно передумал стучать в мою дверь.       Мне жаль, что ты решил всё без меня.       … От кого: Серёжа [22:01]       Я уже давно «пошёл». Точнее, «пошёл» ты. Никто не заставлял тебя уходить.       От кого: Дима [22:03]       Никто не заставлял тебя на меня давить.       От кого: Серёжа [22:07]       Вот какого хера ты взбрыкиваешь на меня?       Что сделано, то сделано. Ты ушёл, и я от тебя отстал. Что ещё нужно-то?       От кого: Дима [22:10]       Правды.       От кого: Серёжа [22:11]       Я когда-то тоже у кое-кого просил правды. Но кое-кто мне её не дал. 1:1.       Дима швырнул телефон на кресло в гримёрной, в последний раз вышел на проклятую сцену, чтобы завершить эту сраную премию и, потратив кучу личных сил и времени на фотосессию с коллегами (и с Лазаревым в том числе) и тусовке на «аfter-party» церемонии, Билан уехал домой на такси, всучив развеселившейся Яне всех выигранных «матрёшек» и недопитую бутылку крепкого виски.       Он заметил на этой вечеринке и Сергея, который не пил и практически не отлипал от Кудрявцевой, постоянно что-то громко говоря ей на ухо и обнимая одной рукой за тонкую талию.       Пьяному Диме захотелось отрубить эту руку и засунуть её Лазареву в одно место, но он просто решил уехать от греха подальше, ощущая физическую и душевную усталость наравне с привычной измотанностью.       В голове туманно, перед глазами — мутная картинка ночной столицы за стеклом авто, но это всё — уже от алкоголя, а не от собственных грустных мыслей.       Гамма минорных чувств смешалась в одну, не поддаваясь никакому объяснению.       Диме было трудно выделить какое-то одно чёткое и явное ощущение.       Наверно, он просто окончательно заебался. Или всё же просто был немного пьян.       Родная квартира встретила его тишиной и темнотой.       С третьей попытки сбрасывая кеды и по потёмкам пробираясь на кухню, Билан включил свет и, проморгавшись, увидел на холодильнике бумажную записку, придавленную к дверце магнитом и списанную аккуратным женским почерком:       «Димка! Я совсем забыла тебе сказать, что сегодня вечером улетаю в Милан на показ. Так что, когда ты придёшь домой, я уже буду вылетать из Москвы. Не злись. И не скучай, что ли. А если всё-таки будешь, то в холодильнике для тебя бутылка чешского и кое-какая адекватная еда. Приеду через два дня. Хороших тебе выходных. Лена».       Отлично. Самое время понизить градус, чтобы окончательно почувствовать себя дерьмом.       Такова правда и здесь — душевная тоска заливается чем-то крепким и не особо полезным.       Сделав пару глотков из холодной бутылки, Дима сел за стол и потёр прохладными от алкоголя ладонями лицо с длинным, тяжёлым грудным выдохом.       Перед глазами динамичными кадрами всё ещё мелькал прошедший рабочий день, полный новых впечатлений, радости, личных побед и… боли.       Было действительно больно. Грустно. И всё так же ненавистно.       Мозг на автомате продолжал совершать анализ произошедших событий, а руки на рефлексах достали из кармана мобильный, невольно пролистывая всю сегодняшнюю переписку с Лазаревым.       Дима всё ещё не верил ему и не понимал его поступков.       И уже окончательно перестал понимать себя.       Точнее, он перестал понимать, почему всё ещё не может сказать ему правду.       Или хотя бы попытаться высказаться, открыть истерзанную душу, честно вылить наружу всё, что накопилось, и просто дать Сергею понять, что Билан — не чёрствый мудак, он на самом деле жалеет о содеянном и, по-честному, до ужаса хочет всё исправить.       Сколько можно копаться в себе?       Сколько можно вгонять себя в депрессию, тем самым делая себе лишь хуже?       Сколько можно бегать, скрываться и убеждать себя в чём угодно, но не в очевидном?       Надоело. Осточертело. Заебало.       Кому: Серёжа [23:29]       Если ты всё ещё хочешь знать правду, то хрен с тобой. Приезжай.

-//-

      Стрелки больших настенных часов уверенно отбили полночь, когда на дне бутылки остался только противный осадок из белой пены.       Дима, ощущая колотящий нервяк, уже налил себе горячий растворимый кофе, пытаясь унять чувство ожидания, хотя это было глупо и нелепо — Лазарев так и не ответил на его сообщение, как бы Билан не гипнотизировал умоляющим взглядом свой мобильный.       Певцу отчаянно хотелось написать что-то ещё, более душевное и даже, чёрт возьми, ласковое, но он мысленно одёргивал себя и продолжал ждать какого-то небесного чуда, которого он явно не заслужил за все свои позорные косяки.       Надеешься, что он приедет? Сколько тебе лет, парень?       Ты уже давно пережил наивный и нежный пубертат.       Хватит сидеть на жопе и отсчитывать минуты. Иди спать.       Билан чувствовал, как предательски громко билось его сердце, но ещё сильнее и больнее оно толкнулось в широкую грудную клетку, когда он выключил на кухне свет, вышел в коридор и тут же услышал резкий, настойчивый звонок в дверь.       Блять…       Со страшной скоростью трезвея, Дима замер на месте, словно прирос к холодному паркету с корнями, абсолютно не веря тому, что слышали его уши.       Звонок снова настойчиво повторился, и Билан, судорожно стряхивая оцепенение и включая светильник, не с первого раза открыл дверь, цепляясь дрожащими пальцами за замки и торчащий в скважине длинный железный ключ.       Отойдя от проёма на два шага, Дима с шумом выдохнул и увидел перед собой Лазарева, который решительно вошёл в квартиру и захлопнул за собой дверь, не спуская глаз с удивлённого и ошарашенного Билана.       Серёжа, нервно сглотнув, моргнул и слегка прищурился, теряя внутри себя всю решительность и совершенно не зная, что делать.       — Ты… — выдохнул Билан, теряя остатки воздуха в собственных лёгких.       — … приехал за правдой, — продолжил Лазарев, чувствуя, как палевно и тонко дрожит его голос.       Дима, задумавшись на мгновение, ощутил, как шальной пульс начал сдавливать виски.       — Ну? — мягко, но торопливо спросил Серёжа, лихорадочно бегая сверкающими от ожидания карими глазами.       И Дима, послав ко всем возможным чертям весь блядский мир, в пару счётов приблизился к Лазареву, сжал всей пятернёй напряжённый затылок и уверенно поцеловал его в подрагивающие губы, свободной рукой хватая за ворот рубашки и утягивая за собой вглубь квартиры.