Сейчас им давно за тридцать, и они друг другу — почти чужие.
Но тогда Сергею исполняется двадцать шесть, и он, кажется, очень счастлив.
Эту некруглую, но всё-таки какую-никакую, но дату, он решает отмечать в одном небольшом ресторане на Тверской, в кругу самых близких и желанных гостей, коллег и друзей, предоставляя весь организационный карт-бланш в умелые и креативные руки Леры.
Ближе к вечеру по длиннющим московским пробкам до места торжества доезжают все приглашённые, кроме, пожалуй, одного человека.
Пока Лазарев с фирменной улыбкой на лице принимал поздравления, подарки и презенты от присутствующих, бесконечно обнимая людей и без устали рассыпаясь в словах благодарности, он вскользь пытается разглядеть в толпе Билана, который обещал приехать на торжество прямиком с аэропорта — у него, как всегда, очередные гастроли и всепоглощающая занятость.
И Дима наконец-то приезжает с опозданием в два часа в тот самый момент, когда на любом дне рождения все гости уже были пьяны и веселы, но, как говорится, именинный торт ещё никто не вынес.
Полусонный, вновь похудевший Билан, в чёрной майке, кожаной куртке и тёмно-синих джинсах, прячущий извечные синяки под глазами за козырьком чёрно-белой кепки, на фоне разодетых и нафуфыренных приглашённых коллег казался школьником с чужеродной трёхдневной щетиной, который случайно забрёл на чужое пиршество, просто потому, что промахнулся адресом, перепутав номера рядом стоящих соседних домов.
Сергей замечает его и чувствует, как в груди окончательно разрастается чувство облегчения и долгожданной радости.
— Привет, именинник, — улыбнувшись, сказал Дима и коротко обнял его, пытаясь разглядеть в толпе каких-либо вездесущих папарацци. — Что, впервые в жизни не пригласил к себе журналистов и фотографов?
— После прошлогоднего юбилея мне что-то больше не хочется, — ответил Лазарев и отстранился, сканируя Билана глазами с ног до головы. — Как долетел?
— С трудом. Хочу спать, — честно сказал он и оглядел прищуренным взглядом красиво украшенный зал. — Но, чувствую, ближайшие несколько часов не получится. Не знал, что тебе подарить, так что держи, — Дима протянул парню небольшую синюю коробку и тут же сказал. — Только не открывай её здесь. Посмотри дома и желательно один.
— А что там? — Лазарев аккуратно повертел в руках презент, пытаясь понять по весу, что же внутри.
— Личное, — загадочно сказал Билан, дёрнул бровью и невольно улыбнулся.
— Понял, — кивнул Сергей и снова обнял Диму, прижимаясь к нему чуть плотнее положенного. — Я скучал по тебе.
Очень сильно.
Если бы ты только почувствовал это, сдох бы от переизбытка эмоций вместе со мной.
Билан замечает, как к ним быстрым шагом приближается не совсем трезвая Лера, приветственно размахивающая руками, и выпускает Лазарева из объятий, успевая выдохнуть ему в ухо короткое: «Я тоже».
Но Серёже, если честно, этого мало. Слишком мало.
И самого Димы ему тоже всегда, до гробовой доски будет мало.
Прошло чуть больше двух месяцев с момента последней короткой встречи после новогодних рабочих будней, и с тех пор, как они нашли в себе силы и желание наконец-то попробовать быть вместе, проклятая разлука давалась брюнету всё тяжелее и тяжелее.
Даже когда они не виделись огромными, затянутыми полугодовыми периодами, живя в удушающей злости на Диму, он не хотел прикоснуться к нему и остаться наедине так сильно, как сейчас.
Он слишком долго ждал его.
Можно сказать, всю свою грёбаную жизнь. Все прошедшие семь долгих лет.
Поэтому он находит нанятых, хмурных пиротехников у входа в ресторан и просит их запустить салют чуть раньше положенного, едва дождавшись, когда на улице стемнеет.
Получив одобрение, Лазарев зашёл обратно, влетел на сцену и, стараясь не выдавать волнение, громко пригласил всех на задний двор заведения — такой красочный, фантастический фейерверк должен увидеть каждый!
Под радостные и восторженные возгласы Дима, услышав речь Лазарева, автоматически направился вслед за остальными, но Сергей просто выдёрнул его из толпы за руку и резко тянет на себя.
— Ты же понимаешь, зачем я это сделал? — у парня в глазах — танцующие черти, а пальцы, цепко удерживающие его за запястье, были слишком горячими и подрагивающими.
Билан невольно сглотнул, чувствуя, как просыпается знакомая дрожь, и оторвался с места, когда Лазарев настойчиво повёл его за руку по коридорам ресторана, стараясь не попадаться на глаза служебному персоналу и выискивая нужную дверь.
Найдя её и открыв со второго раза, Сергей, сверкнув потемневшим взглядом, буквально затолкнул обескураженного Диму в полутёмное помещение и хлопнул дверью, закрывая её на ключ и через пару секунд приближаясь к парню максимально близко.
Сумасшедший ты, Лазарев.
И к тому же на всю голову больной.
— Я смотрю, ты подготовился, — с беззлобной усмешкой сказал Дима, поглядывая на ключ в замочной скважине и пытаясь оставаться собранным.
Хер бы там.
Я тоже не железный.
Лазарев не отвечал — лишь смотрел на него жадно, очевидно и открыто, сбрасывая с плеч чужую куртку и буквально вдавливая Билана в пыльный стол, заставленный всякой ненужной посудой и коробками с приборами.
— Что, так не терпится? — Дима пытался держаться и даже неумело посмеяться от происходящего, прекрасно понимая, что у самого выдержка сейчас не самая хорошая — острое тепло внизу живота нагретым кинжалом резануло по изголодавшемуся организму, когда Лазарев ощутимо провёл пальцами по сильной руке вдоль выпирающих вен.
Знает, что делать. Слишком хорошо знает.
— И так два месяца терпел, — без обиняков ответил Серёжа, обжигая дыханием подбородок. — Если не больше.
И на обычную, стандартную фразу Димы в таких случаях — «потерпи до завтра (до послезавтра, до следующей недели и так далее)» — он уже не сможет среагировать немым согласием.
— Извращенец ты, Серый, — сдавленным полушёпотом проговорил Билан, снимая идеально отглаженнный пиджак с широких плеч и вешая его одной рукой на первый попавшийся стул, заваленный помятыми бумагами. — Не знал, что тебя заводит секс в грязных каморках…
Голос Димы обволакивал и лишал способности адекватно мыслить.
Билан чувствовал, как к нему в ответ крепко прижимаются сильные бёдра, точнее, возбуждённый член Лазарева, который ощущался даже через плотную ткань дорогих брюк, словно подтверждая брошенную пошлую фразу — да, заводит.
А тебя как будто бы нет.
Дима сглотнул ещё раз — настолько шумно, палевно и голодно, что Сергей рефлекторно дёрнул уголком губ, приподнимая его и обнажая победную улыбку:
— Ну, и кто из нас ещё извращенец?
— Мы оба, — тихо сказал Билан, чувствуя, как его опьяняют карие глаза и как его губы накрывают другие — тёплые, мягкие, с привкусом выпитого сладкого шампанского.
Жадный поцелуй словно вышибает спёртый воздух между ними, которого и так было мало в крошечном подсобном помещении. Дима почувствовал, как под футболку нагло пробираются настойчивые пальцы, оглаживающие худой торс, и мысли в его голове вмиг стали похожи на рассеянный туман.
Тогда, полгода назад, после премии «RMA» они целовали друг друга не так рьяно.
Поцелуи были неторопливыми и, скорее, изучающими, чрезмерно осторожными — после своего неожиданного поступка Дима не хотел торопиться с физической близостью, а Лазареву не нужно было объяснять это по нескольку раз. Не дурак ведь.
Кто бы мог подумать, что ему было достаточно этого короткого «Приезжай», чтобы подорваться с места, оставить на вечеринке Леру и приехать к Диме, позабыв обо всём на свете.
И тогда они не зашли так далеко, как зашли позже, спустя время — Сергей лишь касался и покрывал доступные части тела аккуратными поцелуями, чувствуя, что даже каких-то простых прикосновений ему достаточно, чтобы почувствовать внутри себя всепоглощающее желание и возбуждение на грани приятной боли.
Никого в жизни он не хотел так сильно, как его.
И, наверно, никогда не любил так сильно и отчаянно.
Да, он любил, чёрт возьми.
И никогда не переставал любить, даже если слишком очевидно ненавидел.
Лазарев, притягивая к себе Билана за затылок, углублял поцелуй, чувствуя, как его накрывает от блуждающих рук на спине и груди, которые минуту назад быстро расстегнули его рубашку, пытаясь не вырвать все имеющиеся пуговицы.
Дима дрожал, ощущая собственные ватные колени, и крепко хватался за сильные плечи, когда Лазарев с характерным звуком разорвал поцелуй и коснулся языком подставленной шеи, пахнущей терпким парфюмом.
Не дай мне упасть одному, прошу.
Ведь, если и падать, то только вдвоём.
Прекращая терзать покрытую колкими мурашками шею, Сергей бездумно посмотрел прямо в глаза Димы, прижимаясь лбом ко лбу.
Ему душно и жарко, он сбито дышит через раз и понимает, что терпение на исходе.
Билан, понимая, что _такой_ безумный, одичавший и по уши влюблённый взгляд просто не оставляет ему никаких шансов (их и так давно уже нет), схватился за ремень брюк и потянул его на себя, но Лазарев отстранил чужие пальцы и, чуть нагибаясь, крепко подхватил Билана за бёдра и усадил на стол, забыв о том, каким многомесячным слоем пыли он покрыт.
Я не дам тебе упасть. Ни за что на свете.
Дима клацнул зубами от неожиданности и с выдохом закусил губу, когда парень снова вовлекает его в настойчивый поцелуй — уже более грубый и острый — заставляя облокотиться спиной о коробки и попытаться нормально дышать.
Я задыхаюсь рядом с тобой.
Дай мне воздуха, дай мне выдохнуть, иначе я свихнусь.
От Лазарева исходил обжигающий жар, ровно как и от его собственнических, умелых прикосновений, а когда он справился с его ремнём и ширинкой, голова взрывается искрящимся салютом, кроша мозги и остатки разума в вязкую труху.
Он не сводил взгляда, буравя Диму своими глазами-омутами, наслаждаясь тем, как тот рефлекторно отзывался подрагивающим телом и сбитым дыханием на любую ласку, даже на едва ощутимую.
Ты влип, Дима… Я вижу это.
Ты мой, и я тебя никуда не отпущу.
Не в силах терпеть, Сергей сполз на колени, игнорируя адекватную мысль о не слишком чистой поверхности пола, чуть приспустил плотные джинсы, заставляя Диму слегка податься вперёд, и выпустил из-под тканей мешающей одежды налитый член, тяжело качнувшийся под чужим натиском, тут же проходясь по нему ладонью с самого основания.
Дима дёрнулся и намертво упёрся пальцами о края столешницы, сжимая их, подавляя в себе громкий стон и на секунду зажмуриваясь от приятной, лёгкой волны удовольствия.
Ты касаешься меня, и я перемещаюсь в космос.
Не останавливайся, прошу.
Лазарев медлил, дразня, и, наконец-то опуская прожигающие душу глаза, широко провёл мокрым языком по члену, плотно обхватывая его губами и крепко удерживая худые бёдра.
Чувствуя, как сердце пропустило глухой, отстукивающий удар, Дима едва сдержался, чтобы не застонать в полный голос, совершенно забыв, в каком месте они сейчас находятся.
Дима словно забыл всё, не ощущая ничего, кроме нарастающей волны наслаждения и долгожданной близости.
Пульс шало бьёт во все части тела, словно хочет разорвать все ткани и тонкую кожу, лишь бы вырваться на свободу.
Пожалуйста, живи во мне.
И никогда не покидай.
Билан толкался бёдрами навстречу, чувствуя, как до покалывающей боли тяжелеют его яйца, но Лазарев ещё сильнее придавил его сильными руками в стол, не прекращая двигать головой.
Контроль исходил на решительное и бесповоротное «нет».
Дима попытался дёрнуться ещё раз, чувствуя, что ему охренеть как хочется спустить, прямо сейчас, сию секунду, хотя Лазарев понимал это и сам.
Он снова посмотрел на него, ловя мутный, поплывший, безрассудный взгляд, и прервался на мгновение, поднимаясь на ноги, обхватывая член рукой и рвано двигая ею вверх-вниз.
Билан сорвался на тихий хрип, чувствуя, что сейчас кончит, а Лазарев коротко поцеловал того в приоткрытые, пересушенные губы.
— Блять, какой же ты охренительный, чёрт возьми, — на сдавленном выдохе сказал Сергей, чувствуя, что его собственный стояк сейчас разорвёт ткань чёрных брюк.
Дима пробуравил на него нечитаемым взглядом и, слегка улыбаясь, закрыл глаза от накатывающего оргазма, тут же утыкаясь в открытую шею и изливаясь в чужую напряжённую руку.
Он отрывисто выдохнул несколько раз, легко целуя брюнета где-то за ухом и пытаясь прийти в себя, пока Лазарев, зацепив взглядом хрен пойми откуда взявшуюся в каморке стопку салфеток, быстро стирал перепачканные пальцы.
Билан отстранился и, впиваясь в губы парня, и решительно сдёрнул с него брюки, настойчиво справляясь с проклятым ремнём. Вставая со стола и пытаясь удержать на себе джинсы, он уцепился дрожащими пальцами за крепкую шею и оттеснил Сергея к противоположной стене.
До предела напряжённый член изнывал в боксерах Лазарева и требовал к себе внимания, истекая вязкой смазкой, и Дима грубо провёл плотным кольцом кулака вверх-вниз, безбожно кусая подставленные губы парня, который изо всех сил пытался не стонать во всю мощь своих голосовых связок.
В это время за стенкой внезапно послышался шум, копошение и многочисленный гул чьих-то громких шагов, а потом раздался хрипловатый, низкий голос Кудрявцевой, которая спрашивала кого-то о том, куда же пропал Сергей
Билан прекратил двигать рукой, неосознанно замедляя темп и ритм, и будто бы вернулся обратно в реальность — суровую и беспощадную.
Ту, где всё ещё существовала Лера, которая до сих пор не знала о их связи, наивно полагая, что Лазарев и Билан — всего лишь коллеги.
Сергей до сих пор так и не сказал ей правду.
И это било по живому, рождая в Диме очевидную обиду.
Другие неизвестные, глухие голоса что-то ответили ей, и, видимо, не получив нужного, Лера помолчала и сказала кому-то из персонала, что торт выносить ещё рано, и ушла обратно, звонко стуча каблуками по кафелю.
— Дим, — мягко и всё так же возбуждённо позвал его Серёжа, открывая глаза.
Билан, стряхивая оцепенение, снова впился в губы, проводя по ним языком, и с удвоенной силой ускорил движение рукой.
Кажется, это предел.
Апогей этого дикого безумия, в котором Сергей не ощущал ничего, кроме рваного стука своего взбесившегося сердца и быстрого размаха сильной руки, крепко обхватившей пульсирующий член.
Одна лишь мысль о том, что его давит в стену и рьяно ласкает сам Дима — человек, которого он прождал долгих семь лет, которого так сильно любил и хотел все эти годы — вышибала сознание в неоспоримый, смертоносный нокаут.
Не покидай меня больше. Никогда.
Не уходи, не бросай. Я не переживу этого.
Накрыло так сильно, что ему хватило пару десятков движений, чтобы дёрнуться всем дрожащим телом и кончить, чувствуя, как по всему телу прошла острая судорога, а в голове раздался оглушительный, цветной взрыв.
— Я люблю тебя… — едва слышно и проникновенно произнёс Лазарев и прильнул к Билану, целуя до невозможности мягко, отрывисто и доверчиво.
Дима с лёгкой полуулыбкой сминал губы в ответ, но по голове почему-то обухом била короткая мысль:
Не верь.
— Знаю, — спокойно и ровно прошептал Дима и, пытаясь отогнать о себя не самые приятные размышления, улыбается брюнету ещё шире, чем когда-либо. — Знаю…
… Билан остаётся в ресторане до самой глубокой, тёмной ночи и уходит с торжества чуть ли не самый последний, пожелав Лазареву спокойной ночи и выпив с ним напоследок по бокалу виски.
Уже под утро, приехав домой и уложив усталую, давно протрезвевшую Леру спать, брюнет тихо ушёл в соседнюю комнату, сел в кресло и спешно открыл подаренную Димой маленькую коробку.
На дне лежала изящная, тонкая, золотая ключ-карта с номером «6», принадлежащая хорошему, престижному, но совершенно не знакомому Сергею отелю, а под ней бежала синяя бумажка, сложенная вдвое и исписанная косым, не слишком ровным почерком:
Три дня вдвоём. Только ты и я. Всё включено.
Еда, обслуживание и моя персона.
С Днём Рождения тебя. Дима.
-//-
Очередная весна опять задумалась и впустила в свои владения холодный, морозный воздух.
А за городом ещё противней и ветреней, чем в столице.
Пафосный отель, который находился далеко за пределами Москвы, выглядел минималистично и дорого.
Огромная, многоэтажная узкая высотка и сотни номеров на любой каприз, вкус и цвет.
Нацепив на переносицу тёмные очки и накинув на голову необъятный капюшон для полной конспирации, Лазарев заблокировал авто, спокойно вошёл в отель, стараясь вести себя естественно, дошёл до лифта и изучил табло со схемой нумерации имеющихся комнат.
Нужный номер с цифрой «6» нашёлся, к удивлению Лазарева, не на первых этажах, а почти в самом верху здания, ближе к концу длинного, широкого и просторного коридора.
Дима уже давно был там, и встретил Сергея радушно — немного сонный и на секунду потерянный, прижимающий всей пятернёй сбившиеся пряди, ниспадающие на лоб, и тепло улыбаясь.
— Прости. Пока ждал тебя, уснул, — осипшим голосом сказал Билан, откашливаясь и разжимая свои крепкие объятия. — Есть хочешь?
— Очень, — с готовностью отозвался парень и, скидывая капюшон, вошёл в просторный зал.
-//-
— Почему шесть? — спросил Сергей, бездумно ковыряясь вилкой в тарелке.
— Ну ты даёшь, Лазарев, — цокнул языком Дима и включил в себе юмориста. — Включи мозги и подумай. Хотя бы раз в жизни.
Сергей, сдержав смех и перестав двигать челюстью, устремил взгляд в пол, задумался на мгновение и через пару секунд произнёс:
— Типа шесть лет утекло перед тем моментом, как ты сдался?
— Типа, — по-доброму хмыкнул Билан, допивая из кружки горячий чай, и тут же передразнил. — «Сдался». Я не сдавался. Я принял решение.
— О, Боже, оставь этот пафос, — беззлобно обронил Лазарев, театрально закатывая карие глаза. — Так называемое решение принял как раз таки я. Сорвался, приехал и остался с тобой.
— Кстати, о решениях, — протянул Дима и, выдохнув, спросил. — Ты всё ещё не сказал Лере правду?
— Нет, — честно ответил Сергей и опустил взгляд на остатки еды. — Никак не могу поймать момент.
— Лови его быстрее, — нетерпеливо сказал Билан, складывая локти на стол. — Иначе мы так с тобой до пенсии будем прятаться от неё.
— Это не так-то просто, — процедил Лазарев. — Она же любит меня…
— Но ты же её не любишь, а значит, тебе не за чем продолжать врать ей, ведь так? — дёргая плечами, с вызовом сказал Дима и замолчал.
— Так, — кивая головой, подтвердил Сергей. — Кстати, как там Лена? Что она ответила после того, как ты ей всё рассказал?
— Сказала, что нередко женским нутром чуяла какой-то подвох, — подавляя хохот, сказал Билан. — Ну, и что рада ещё очень. Честно… Но, как ты понимаешь, мы с ней не можем сейчас официально «расстаться». Ещё слишком рано.
— Я, когда узнал, что ты всё-таки подарил ей кольцо, чуть не откинулся, — без тени улыбки признался Лазарев. — Хорошо, что ты вовремя умеешь успокаивать, иначе бы тебе пришёл тотальный пиздец.
— Да ладно тебе, это же так, для разговоров, шумихи и журналистов, чтобы потом мне не говорили со всех сторон: «Ты, Билан, не сдержал своего мужского слова», — Дима откинулся на спинку сидения и отодвинул от себя тарелку, по-доброму улыбаясь. — Так что терпи, Лазарев. В любом случае, скоро всё закончится. Обещаю.
… Двуспальная, мягкая кровать такая широкая и просторная, что, кажется, на ней бы уместилось ещё человек десять.
— Скажи Лере правду, — требовательным полушёпотом попросил парень, обнимая Сергея и разрывая долгий, щемяще-голодный поцелуй. — Поклянись мне. Пообещай. Дай слово, чёрт возьми…
— Даю, — тихо и коротко сказал Лазарев, нависая над Димой и прижимаясь к нему максимально близко. — Обещаю. Клянусь. Верь мне…
А в голове снова тяжёлым эхом проскочила короткая, предательская мысль:
Не верь.
