Пятнадцать

      Трудно ли навсегда разойтись с человеком, которого ты не любил? Наверное, нет.       Но Дима, глядя на то, как Лена методично, с присущей ей чрезмерной дотошностью аккуратно собирала свои вещи в чемодан, находясь в другом конце комнаты, ловил себя на мысли, что он не испытывает радости от того, что через полчаса она улетит во Францию и больше никогда не придёт в его жизнь.       И что больше никогда не сможет дать ему то, что пыталась давать все эти годы — помощь, совет, своё плечо и руку для спасения от самого себя.       Он смотрел на неё, закусив губу, сидя в кресле без малейших движений, и пытался понять, что же он сейчас чувствует, но Кулецкая, глядя на подвисшее лицо парня, громко и чётко позвала его:       — Дима! Ты впал в транс, что ли? Я тебя зову-зову!       — Прости, — вздрогнув, отозвался Билан. — Я задумался.       — У тебя такое кислое лицо, будто бы кто-то сдох, ей-Богу, — с беззлобным укором произнесла Лена и улыбнулась, показывая ему маленькую бархатную коробочку в своих тонких пальцах. — Спрашиваю ещё раз: кольцо забирать или оставить тебе на память?       — Если честно, не знаю, — немного подумав, Дима пожал плечами и продолжил. — Как хочешь, дело твоё.       Кулецкая, неопределённо дёрнув бровью, ещё раз посмотрела на предмет в своей руке, но ничего не сказала.       Билан тоже промолчал и зачем-то вспомнил момент, когда он подарил ей это кольцо на своём сольном концерте в Питере.       Он почему-то вспомнил всё, что было: яркие, нестатичные картинки и сценки, прожитые вместе с Леной, рядом с Леной, около Лены — все события мелькали в его голове, как кадры автобиографичного кинофильма, и среди них Билан не нашёл ни один с негативным, малоприятным оттенком.       За эти ушедшие в никуда несколько лет Лена никогда не задавала лишних вопросов и не лезла в его заблудшую душу без спроса.       И ещё никогда не спрашивала Диму о том, когда же ему надоест притворяться и продолжать отношения, которых, на самом деле, и нет.       Она ни разу за это время не дала повода ненавидеть её и презирать, но из-за навалившихся душевных проблем это происходило так часто, что Диме становилось стыдно.       Очень стыдно.       Ведь их временный, выдуманный союз был необременяющим и лёгким: Лена не навязывалась, хоть и присутствовала в его жизни чаще, чем кто-либо, она появлялась рядом с ним вовремя, и так же вовремя скрывалась с его глаз, когда он не хотел видеть её.       Без неё он бы вряд ли пережил этот адский мандраж на судьбоносном «Евровидении».       Тогда его слишком сильно подбрасывало от страха и чувства чрезмерной ответственности, и именно её, такое простое и обыденное «Хочешь, я прилечу в Белград?» казалось ему долгожданным спасением от шквала пугающих эмоций перед финалом.       И она действительно приехала.       Была на всех репетициях, безостановочно поддерживала и прибавляла веры в себя своими рассуждениями и мыслями. Порой они сидели вдвоём в гостиничном номере и долго разговаривали о чём угодно, лишь бы Дима смог отвлечься и сбросить с себя лишний груз.       — Лен, мне страшно, — это всё, что Дима мог тогда говорить ей, потому что других слов и эмоций к решающему дню у него уже не было.       — И мне тоже. А хочешь знать, почему? Потому что твой страх передаётся мне. И меня это бесит. Соберись, — твёрдые, холодные рассуждения Кулецкой умели отрезвлять. Как и всегда.       А когда он выиграл, понял, что его бездумные слова о предложении, сказанные когда-то вслух на автомате, придётся как-то оправдать, несмотря на то, что Кулецкая отговаривала его, говоря о том, что они не обязаны кому-то что-то доказывать: сказал да сказал, все скоро забудут, и ты забудь.       Но он всё-таки сделал это.       Видимо, из-за чувств благодарности. Или просто из принципа, лишь бы от него отстали.       Стоя на большой сцене в северной столице перед Леной, старательно отыгрывающей смущение, Дима держал в руке эту проклятую коробочку и решил для себя, что для жадной прессы и вездесущих СМИ этого будет достаточно.       Он просто вручил ей это кольцо с изящным, маленьким бриллиантом, а потом, по словам Лены, понял, что всё сделал правильно.       — Хорошо, что ты не встал на колено. И не озвучил этот бред слух. Даже если было бы всё по правде, то я бы отказалась, уж извини. Выйти замуж за тебя — это наказание. Терпеть твой идиотский рефлектирующий характер мне не по силам.       И громко смеялась вместе с ним, позволяя парню выдохнуть и наконец-то разрядить обстановку.       Лена была слишком самоотверженна, и слишком хорошо играла свою роль, а Диме почему-то никогда не приходило в голову спросить у неё — нравится ли ей самой вся эта ложь и показуха? Устраивает ли её это? Не хочет ли она уйти?       Впрочем, Кулецкая во всём старалась искать положительные стороны, а если не находила их, всегда могла испариться и заняться собой, учёбой, работой — в такие моменты Дима не держал её. Не имел права держать.       Первое время он даже не мог доверять ей, а теперь не понимал, как держал всё в себе и не спрашивал у этой не по годам мудрой девушки совета, не прося помощи или успокаивающего слова.       С ней было легко, весело, свободно — так, как по жизни Диме и не хватало.       Можно было не думать о том, что и как надо делать и как нужно вести себя перед ней.       Можно было обсуждать книги, фильмы и музыку, можно было гулять по вечерней столице и ездить отдыхать в чужие, далёкие страны, можно было спокойно рассказывать Лене о работе и гастролях, слушая в ответ её бесконечные монологи о съёмках или показах.       С Кулецкой можно было говорить обо всём.       Но почему-то он долго не мог рассказать девушке о личном.       О Лазареве он рассказал ей поздно, когда уже было всё решено.       И тогда же озвучил решение — им с Леной пора прекращать этот напыщенный театр фальшивых отношений.       Хорошо, что Кулецкой не нужно объяснять что-либо дважды. И что это признание не стоило ему негативной ответной реакции, заламывания рук, слёз, истерик и женских неконтролируемых срывов.       Ей, на самом деле, по-честному хотелось лишь одного — чтобы Билан был счастлив.       И чтобы кто-то так же искренне заботился о нём, как она: приезжал, увлекал болтовнёй, готовил ужины, находил нужные слова, создавал в его вечно неубранной холостяцкой квартире уют и тепло, и не важно, с каким оттенком было бы это самое необходимое тепло — женским или мужским.       Диме нужно, чтобы его любили.       Но ему не нужна любовь того, с кем он не хочет быть.       И Лена не смогла бы его полюбить — это было то, что люди обычно нарекают фразой «не моё».       Чужие люди, которые пытались играть в чувства.       Этот миг расставания — словно рассыпчатое принятие Димы того, что всё закончилось.       Эта страница жизни — правда о том, что у всего есть конец.       … Всё, что Лена чувствовала сейчас, собирая свои вещи — усталость и желание скорее уехать.       Ведь жить ненастоящей жизнью несколько лет — непросто.       Терпеть вечно мечущегося Диму — непросто. Являться по его первому зову — непросто.       Не любить, и на глазах сотни людей делать вид, что любишь — непросто.       Хотите испытать подобное? Вряд ли.       — Ну, всё, — Лена застегнула молнию и наконец-то выпрямилась, потирая рукой затёкшую шею. — Готово.       Кулецкая подхватила тяжёлый чемодан и направилась в прихожую, глядя себе под ноги, но Дима тут же приблизился и остановил её, вешая на лицо лёгкую полуулыбку:       — Подожди. Давай посидим вдвоём ещё минут пять? Я же, наверно, ещё нескоро смогу тебя увидеть.       — Твои порывы посидеть со мной, когда внизу уже давно ждёт такси, пугают меня, — подавляя смешок, сказала Лена.       — Ну, я имею в виду посидеть на дорожку и всё такое, — успокаивающе произнёс Билан и забрал из её рук неподъёмный тюк. — Примета такая есть. Или ты, столько лет работая за границей, уже успела позабыть русские традиции?       — Да если бы. Такое из головы не выбить, — с улыбкой сказала Лена, дёргая плечом. — Давай посидим, раз надо.       Вернувшись в гостиную, Дима опустился на диван и уставил взгляд куда-то в стык стен, потирая прохладные ладони. Лена села рядом и, оглядев помещение прищуренным взглядом, спустя паузу произнесла:       — Всё-таки есть толк в том, что я с тобой несколько лет промучилась. Ремонт тебе сделали, мебель с дурацкой на нормальную поменяли… А то как вспомню тот щемящий ужас, в котором ты жил, аж дурно становится.       — Да уж, — сказал Дима, разглядывая интерьер. — Даже как-то уютней стало, если честно.       — Надеюсь, когда я уеду, ты не превратишь всё имеющееся свободное пространство в свинарник, — Лена выдохнула, разглядывая заставленные полки и шкафы без единого намёка на пыль. — Иначе придётся вернуться и снова поселиться у тебя.       — Ну уж нет, — картинно улыбаясь, сказал Дима. — Я тебя вряд ли смогу вытерпеть ещё несколько лет. Даже ради чистоты и порядка.       Кулецкая улыбнулась в ответ и, кинув на профиль Билана беглый взгляд, замолчала.       Тишина стала неловкой, и Дима, закусив губу в спешных раздумьях, вновь подал голос:       — Лен… Скажи, а ты ни о чём не жалеешь?       — Нет, не жалею, — спокойно ответила девушка, прекрасно понимая, что имеет в виду певец. — Если бы вообще хоть о чём-нибудь в жизни жалела, не согласилась бы на эту авантюру. Так даже весело было, интересно. И в какой-то степени иногда даже чувствовала азарт. Первое время уж точно.       — А потом?       — А потом — нет, — спустя паузу Кулецкая снова бесшумно выдохнула и сжала пальцы в своей руке. — Тяжёлый ты человек, Дим. Непростой и капризный. Жить и быть с тобой столько лет вообще не просто, даже по договорённости.       — Знаю, — коротко сказал Билан. — Зато хоть кто-то заботился обо мне по-настоящему. Даже по договорённости.       Дима помолчал, едва заметно улыбнулся уголками губ, посмотрел на девушку и, ловя её спокойный, ровный взгляд, искренне произнёс:       — Спасибо тебе, Лен. За всё. Надеюсь, что скоро ты встретишь нужного тебе человека.       — Ой, не надо, — невольно засмеялась девушка, делая взмах рукой. — На данный момент мне «нужный человек» как раз таки и не нужен. Карьера только-только в гору пошла, предложения о работе идут один за другим, так что сейчас какие-либо отношения мне вообще ни к селу, ни к городу.       — И всё равно знай, что я желаю тебе только счастья, — Дима ещё раз улыбнулся и взял в свою руку хрупкую ладонь, слегка сжимая её в своей, словно хотел передать через это прикосновение всю свою благодарность, которую было трудно выразить какими-либо словами.       Кулецкая улыбнулась в ответ и тихо сказала:       — Как и я тебе.       … Получив на прощание крепкие объятия от Лены, Дима пожелал ей хорошего полёта, усадил в жёлтое такси, которое должно было увезти девушку в «Домодедово», и быстро вернулся домой, дрожа от морозного мартовского ветра.       На тумбочке в коридоре лежала та самая потрёпанная временем коробка с злосчастным кольцом — видимо, Кулецкая решила всё-таки оставить о себе хоть какое-то вещественное воспоминание.       Билан посмотрел на предмет неопределённым взглядом и, замешкавшись, убрал вещь на дальнюю полку в стене гостиной.       Быть может, Дима по жизни был слишком впечатлительным и эмоциональным, или же с уходом модели в квартире и правда воцарила неизвестная певцу пустота и слишком густая, неприятная тишина.       Стало неуютно и не так радостно, как было здесь ещё пятнадцать минут назад.       Но всё уже решено, и теперь ему нужно двигаться дальше.       От Лены остаётся лишь кольцо, воспоминания о вынужденном, но весёлом сожительстве и её низкий, хрипловатый голос в песне «Тоска» — как отправная точка к неизвестному и уже официально одинокому будущему.       В кармане джинсов ощутимо завибрировал мобильный телефон.       От кого: Лена [09:17]       Кольцо забрать не смогла. Прости. Всё-таки оно обручальное, а эта история — уже не про нас с тобой. Пусть оно останется у тебя.       P.S. Надеюсь, что ты всё ещё с Лазаревым. Он очень хороший парень.       И, думаю, только он может дать тебе то, что пыталась дать я. С той разницей, что он тебя любит.       Хочется верить, что и ты его тоже. Будь счастлив.       Дима перечитал входящее сообщение ещё раз и тут же стёр его.       Следом за ним он и стёр номер телефона Кулецкой — ему уже нечего было ей сказать.       Кому: Серёжа [09:19]       Лена ушла. Навсегда.

-//-

      Что хочет взрослая, опытная, мудрая женщина «за тридцать», пережившая в своей жизни два неудачных и не особо счастливых брака?       Стабильности и надёжности.       И, наверное, в кои-то веки нормальной, полноценной семьи.       Когда Лера смотрела на Сергея, в неё голове зарождалась лишь одна-единственная мысль — это то, что она искала.       Не по годам серьёзный, вдумчивый и уверенный в себе Лазарев был идеальным вариантом для этой женщины, которой слишком сильно осточертела череда неудачных союзов с другими мужчинами и последующее одиночество, разъедающее её женскую, ранимую душу изнутри.       Кудрявцева влюбилась, словно вчерашняя школьница, хотя первое время пыталась отгонять от себя это внезапное чувство: ей казалось, что любовь — это уже давно не про неё. Не тот возраст, не то положение, не то равное соответствие между ними.       Но, испытывая к Сергею что-то больше, чем простое желание быть вместе, все адекватные, разумные мысли словно исчезали из её сознания.       Первое время она совершенно не верила в происходящее, думая, что это всё — какой нереальный сон: кумир миллионов девушек, один из самых востребованных молодых певцов современности достался не кому-то, а именно ей — уже далеко не юной и наивной, какими были все его многочисленные поклонницы.       Наверно, так не бывает в жизни.       Но это происходило, и длилось уже чуть больше двух лет.              Для Леры, давно перескочившей возрастную отметку «тридцать пять» — это был срок. Внушительный и нехилый.       Не каждый мужчина смог бы соответствовать по всем параметрам такой самостоятельной и независимой женщине, как волевая Кудрявцева.       Ей не нужны были деньги, подарки, машины, шубы и цветы — она уже давно прилично зарабатывала и вполне могла позволить себе всё вышеперечисленное сама.       Всё, чего требовала её душа: это внимание, сильное мужское плечо, заботу и ощущение того, что всё действительно серьёзно и надолго — и рядом с Лазаревым было именно так.       Удивительно, но факт.       Сергей умел давать девушкам то, что они хотели, при этом никогда не спрашивая о том, что именно им нужно.       Видимо, парень отлично ориентировался в женской психологии или же просто умел разбираться в окружающих людях — он всегда был близко и знал, чего хотела Лера, а сама Лера уже прекрасно осознавала то, что хотела от Лазарева.       Так называемый «материнский инстинкт» уже давно был удовлетворён с появлением сына Жана в первом браке, но, находясь рядом с Сергеем, она понимала, что, находясь рядом с таким человеком, как Лазарев, детей хотелось с удвоённой силой.       Видимо, Лера просто устала и просто нуждалась в тихой гавани под названием «семья», как нуждалась бы любая, нормальная и даже не столь известная на всю страну женщина.       И возраст уже совершенно не имел должного значения.       … Сидя за столом и лениво поедая утренний завтрак, Кудрявцева внимательно слушала размеренную и слаженную речь Сергея о прошедших концертах, подписанном контракте с компанией «Sony Music» и о тщательной записи нового альбома под эгидой данного лейбла.       Лера всецело поддерживала любые новые начинания Лазарева — артист не должен вечно стоять на одном месте и всегда стремиться к развитию.       Они не виделись около двух недель — парень, как всегда, пропадал на гастролях, а Лера — на съёмках телевизионных проектов — и сейчас Кудрявцева вслушивалась в каждое его слово, любуясь сонным лицом парня и смятыми от подушки тёмными прядями волос: Лазарев приехал домой поздно ночью и тут же свалился мёртвым грузом в их общую кровать.       А сейчас, взбодрившись и набравшись сил, он говорил уже больше получаса, глядя на то, как Кудрявцева участливо смотрит на него и пьёт горячий чай, не забывая подкладывать в тарелку горячую еду, которую парень уплетал за обе щеки, стараясь не давиться.       — Ты бы сначала поел нормально, а потом бы уже рассказал все свои новости, — с укором сказала Лера.       — Извини, — виновато сказал Лазарев, пытаясь добродушно улыбнуться. — Боялся, что позабуду всё самое интересное. Да и ты так внимательно слушаешь, что я даже начал забываться.       — Да ладно, что уж теперь, — Лера мягко улыбнулась в ответ и вновь включила давно остывший чайник. — Главное, ты жуй по-человечески, а то подавишься ненароком.       Сергей, на самом деле, никак не мог привыкнуть к частым замечаниям девушки.       Они звучали беззлобно и обыденно, безо всякого намёка обидеть, но всё чаще и чаще Лазарев ловил себя на мысли, что чрезмерная опека Леры начинала его напрягать.       Оживший в кармане телефон отвлёк его от зарождающихся рассуждений о дотошной Кудрявцевой.       — Кто тебе пишет так рано? Ася? — конечно, Лера не могла это игнорировать и не комментировать — ей действительно было важно знать, кто написывает парню сообщения в те дни, когда у человека наконец-то наметились долгожданные выходные.       — Билан, — на автомате уронил Лазарев, вчитываясь в присланное сообщение.       Ну вот зачем ты сказал это вслух?..       — Дима? — удивлённо протянула Кудрявцева, вскидывая бровь. — И что же он хочет от тебя в десятом часу утра?       — Он с Леной расстался… — снова неосознанно сказал Сергей, тут же одёргивая себя и бросая на девушку пугливый взгляд от неожиданности своих сказанных слов.       Блять, ну неужели нельзя было соврать? Или промолчать?!       Кто тебя за язык-то тянет, Лазарев?       Лера, медленно округляя от услышанного и без того свои большие глаза, полные шока, с грохотом ставит кружку на стол и выпаливает:       — Как так «расстался»?!       Парень неопределённо пожал плечами и тут же уткнулся в телефон, быстро отбивая большим пальцем ответ, а Кудрявцева, не меняя удивлённого выражения лица, встала из-за стола и вышла в коридор.       — Ты куда? — Серёжа попытался поймать её за руку, но Лера ловко увернулась от крепкой ладони.       — Как «куда»? Звонить Кулецкой! — громко ответила взбудораженная Кудрявцева и скрылась в глубине квартиры, не переставая причитать на ходу. — Они там оба совсем с ума сошли, что ли?..       От кого: Серёжа [09:25]       Наверно, я могу ошибаться, но мне кажется, ты не испытываешь особой радости.       P.S. Случайно ляпнул об этом Лере. Прости.       От кого: Дима [09:28]       Не знаю. Просто что-то грустно стало, хотя, рано или поздно мы должны были это закончить. И в квартира какая-то безликая стала без неё. Наверно, я просто идиот.       P.S. Зря, конечно. Надеюсь, Лена ещё не отключила телефон, иначе мне придётся отключить свой — Кудрявцева и до меня своими звонками доберётся.       От кого: Серёжа [09:30]       Ты не идиот. Я тебя понимаю. Наверно, я бы точно так же среагировал. И тоже бы грустил.       Хочешь, я приеду? Погрущу с тобой вместе.       От кого: Дима [09:35]       Если тебя устроит полдня вдвоём, то приезжай. Вечером, увы, у меня самолёт в Лос-Анджелес.       От кого: Серёжа [09:37]       Меня устроит даже час наедине с тобой. Скоро буду.

-//-

      Что мы знаем в этом мире о лжи?       Лишь то, что ложь — самый мерзопакостный человеческий порок.       И Лазарев всю свою жизнь презирал людей, которые существовали на этой земле рука об руку с этим ненавистным пороком.       Кто бы мог подумать, что вскоре он сам — такой правильный, честный и искренний парень — встанет на эту кривую дорожку самостоятельно и быстро погрязнет в своём же вранье, перестав понимать, когда он успел _так_ далеко зайти.       Конечно же, он безбожно соврал Лере, что у него появились неотложные дела, несмотря на выходной.       Конечно же, он сказал, что ему звонила злая Ася и требовала немедленно приехать в офис.       И, конечно же, он поехал к человеку, без которого, наверно, и дышать даже нормально не мог.       Сколько раз он стирал переписки и удалял звонки из-за острой боязни спалиться?       Сколько раз он врал ей о чём угодно, лишь бы сбежать на встречу с Димой?       Сколько времени он нагло водил девушку за нос, ведя двойную жизнь?       Впору было удивляться его выдержке и великолепным актёрским данным, которые помогали ему оставаться на плаву, чтобы люди не смогли заподозрить эту самую ложь, умело и ловко маскирующуюся под искусной маской влюблённости и серьёзным отношением к Лере.       А так же удивляться тому, как он смог продержаться несколько лет рядом с нелюбимым человеком и целый год тайно встречаться с тем, с кем бы он хотел прожить всю свою жизнь.       Жаль лишь, что его жизнь проходила рядом с Лерой.       И что он до сих пор не решился сказать ей настоящую правду.       … Дима действительно выглядел немного потерянным и печальным, хотя он пытался улыбаться и вести себя, как обычно — собранно и решительно.       Зайдя в квартиру, первое, что сделал Лазарев — крепко обнял его, чувствуя где-то на изгибе своей шеи горячее, отрывистое дыхание, а потом просто предложил ему выпить чего-нибудь крепкого и расслабляющего.       Горячий винный глинтвейн расслабил напряжённое сознание Билана, откидывая тоскливые мысли и растворяя их в прозрачный, бессмысленный туман.       И уже улыбался не так вымученно и грустно, чему Лазарев был, конечно же, рад.       — Она хорошая, — честно сказал Дима, лёжа на диване под пледом, расположив растрёпанную голову на бедре Лазарева. — Но она — не ты.       Они разговаривали уже час, обсуждая произошедшие события, оба размягчённые обжигающим напитком и теплотой в большой гостиной.       — В каком смысле? — с интересом спросил Сергей.       — В таком, что она бы меня никогда не полюбила меня так, как ты полюбил меня, — без обиняков сказал Билан, переплетая длинные, изящные пальцы в своей руке. — Даже если бы очень постаралась.       Лазарев улыбнулся, ощущая жар широкой ладони, а Дима, немного подумав, выдохнул и спросил:       — Как я понимаю, Лера ещё не в курсе о нас с тобой.       Сергей, напрягшись, покачал головой, подтверждая этим жестом предположение певца, и уставил свой виноватый взгляд в пол, не зная, что говорить и как оправдаться.       — Почему ты так долго тянешь? — с ноткой непонимания в голосе требовательно спросил Дима.       — Не знаю, — быстро и коротко сказал парень, не имея в голове ответа получше.       Точнее, ответ был.       Но озвучивать его Диме вслух — это пуля ему же в затылок. Без предупреждения.       — Лучше скажи мне правду, — Билан, конечно же, не верил в то, что у Лазарева не было своих мотивов для того, чтобы не разрывать затянувшиеся отношения. — Есть какая-то причина, которая мешает тебе расстаться с ней, я прав?       Лазарев, закусив губу, помедлил несколько секунд, и выпалил:       — Она хочет нормальную семью… И детей.       Дима, замерев на мгновение, резко принял сидячее положение, вырвал свою руку из цепких пальцев Сергея и, отодвигаясь подальше, сдавленно произнёс, в упор глядя на парня потемневшим взглядом:       — Только не говори мне, что ты тоже хочешь детей. И что ты не прочь бы завести их посредством своих дурацких и фальшивых отношений с Кудрявцевой.       Лазарев, лихорадочно бегая сверкнувшими испугом глазами, сглотнул острым ком в горле, но ничего не сказал.       Дима, понимая всё без слов, приблизился и прошипел, чувствуя, как всё внутри начинает медленно закипать:       — Лазарев, сука, если за моей спиной у тебя появится ребёнок от человека, которого ты не любишь, я тебя закопаю. Живым или мёртвым — не суть, но если ты это сделаешь, то я не дам тебе нормальной жизни… Я убью тебя, если ты поступишь так со мной, слышишь? И я, мать твою, не шучу…       — Угомонись, — решительно сказал Сергей, пытаясь сделать свою интонацию спокойной и ровной. — Никто никого не завёл и заводить не собирается. Если для тебя это так принципиально, то ничего подобного не случится. Я расстанусь с Лерой, и мы…       — Ты, блять, обещаешь мне это целый год! — в сердцах выпалил Дима, перебивая того и чувствуя колотящую дрожь где-то под кожей.       — Я. Расстанусь. С Лерой. — отрывисто и твёрдо повторил Лазарев, роняя руку на плечо разозлённого Билана и притягивая к себе ещё ближе.       Он касается своими губами губ Димы максимально нежно, пытаясь прижаться к нему и хоть как-то успокоить.       Билан силится сопротивляться, но всё-таки обмякает в крепких, надёжных руках, настойчиво обнимающих его, а потом разрывает поцелуй и уверенно, решительно говорит:       — Я люблю тебя.       — Что? — на выдохе спросил Сергей, нехотя отстраняясь от Димы.       Билан ни разу за всё это время не признавался ему в любви вслух — официально и, чёрт возьми, по-настоящему.       Лазарев уже не надеялся на эту долгожданную фразу, и сейчас, наконец-то услышав это, почувствовал гамму смешанных эмоций, рывком подбросившие сердце на месте — облегчение, счастье, радость и полную обескураженность.       — Что слышал, — беззлобно сказал Дима, опаляя чужую кожу горячим дыханием. — Я люблю тебя, поэтому не позволю тебе делать мне больно. Уж лучше сдохнуть, чем узнать, что Кудрявцева намертво привязала тебя к себе с помощью ребёнка. Я и так ненавижу то, что ты продолжаешь с ней жить, вместе того, чтобы принадлежать только мне.       — Это временно, — безапелляционно обронил парень, широко улыбаясь, чувствуя, как сердце пропускает колкий удар. — Мы расстанемся, и всё будет так, как ты захочешь.       — Не будь таким ванильным неженкой. А то меня стошнит, — справедливо осадил Билан и, замерев на секунду, наконец переменился во взгляде, снова утягивая на себя Лазарева и мягко улыбаясь уголками губ. — Иди ко мне. Я соскучился.