-//-
Время — ценный, но скоротечный ресурс. Его всегда мало, даже если кажется, что как будто бы много и достаточно. А рядом с Димой время бежит быстро и незаметно, как тёплый песок сквозь сухие пальцы. Серёжа приезжает домой далеко за полночь, искренне считая, что Лера уже давно видит десятый сон и совсем не ждёт его. Но Кудрявцева не спала. Сидя на кухне, она вдумчиво пила горячий, подслащённый чай при свете тусклой лампы и смотрела куда-то в пустоту неподвижными и нечитаемыми глазами. Даже когда Лазарев закрыл дверь, скинул с себя кеды и вошёл в полутёмное помещение, Лера не сразу заметила его появления в доме. Или же просто сделала вид, что не обратила внимания. Девушка ещё раз опила из кружки и, не отрывая взгляда от неизвестной, фантомной точки, бесцветным голосом сказала: — Я тебе звонила. Серёжа попытался добродушно, виновато улыбнуться, но, когда Кудрявцева наконец-то подняла на него совсем невесёлый, железный, прожигающий взгляд, тут же отбросил все попытки растянуть губы от уха до уха. — Прости. Не слышал, — извиняющимся тоном произнёс Лазарев, пытаясь нашарить в кармане джинсов телефон. — Да и потом: я же тебе сказал ещё вчера, что буду поздно. Что-то произошло? — А ещё мне звонила Яна, с которой мы невольно разговорились о том-о сём… — игнорируя вопрос, обронила девушка. — И которая сказала мне, что не смогла дозвониться в течении сегодняшнего дня до Билана. Сергей почувствовал, как сердце пропустило острый удар, но не дрогнул. — И что? — делано-безразличным тоном спросил Лазарев, пряча руки в карманы. — Вы случаем не с ним ли вдвоём невесть где ошивались? — без обиняков спросила Лера, сканируя Серёжу изучающим взглядом. — А то всё это, если честно, смотрится как-то странно: оба куда-то пропали и целый день не отвечали на звонки с самого утра. — Нет, — обронил парень, мотая головой. — Это просто банальное совпадение и всё. — Ну-ну, — недоверчиво произнесла девушка, отодвинула от себя недопитую кружку и встала с места. Обходя Сергея сбоку и задевая его плечом, Лера щёлкнула выключателем, открыла дверь в ванную и, не глядя па парня, сказала: — Зайди в спальню. Увидишь кое-что. Проводив насупленную Кудрявцеву непонимающим взглядом и дёрнув плечом, Лазарев развернулся, неспеша направился в комнату и включил свет. Сначала, оглядев просторное, уютное, минималистичное помещение, Сергей не увидел ничего нового, но потом его внимательный взгляд упал на тумбочку возле кровати. Точнее, на небольшой предмет, лежавший на нём. Приблизившись, Лазарев наконец-то рассмотрел то, что там находилось, и почувствовал, как дыхание моментально сбилось с нормального ритма на удушающе-рваный. Сергей сглотнул горький ком в горле, испуганно моргнул и не заметил, как Лера вошла в комнату, настойчиво обняла его сзади и выглянула из-за широкой, напряжённый спины. — Ну что, милый, ты рад? — спросила Кудрявцева. — Ты же так хотел ребёнка… Но Лазарев, кажется, в один миг стал оглохшим. Перед вмиг поплывшими от увиденного глазами лежал тест. Использованный, и, чёрт его дери, положительный. Абсолютно не веря тому, что видит его идеальное, мать твою, стопроцентное зрение и растеряв все слова, он неподвижно стоял на месте, как каменное изваяние, не в силах пошевелиться, даже когда Лера резко развернула его к себе, схватила за вырез футболки и свистящим, озлобленным шёпотом выпалила ему в лицо: — И, я надеюсь, это навсегда вдолбит в твою голову мысль о том, что пора прекращать все ваши с Биланом тайные потрахушки. Невольно пошатнувшись, как от тяжёлого удара мешка с цементом, шокированный Лазарев открыл было рот, чтобы хоть как-то прокомментировать только что увиденное и, сука, услышанное, но Лера, сверкнув разгневанными глазами, отрывисто и чётко процедила: — Я всё знаю.2О11.
10 июля 2017 г. в 19:51
Дима ненавидел отели.
Особенно — за пределами столицы.
Солдатское убранство незнакомых номеров и чужие казённые кровати в последнее время вызывали лишь неведомую ранее безнадёгу и, что ужаснее, невольный рвотный рефлекс.
Но других надёжных, качественных способов видеться с Лазаревым так, чтобы при долгожданной встрече можно было расслабиться на все сто процентов, не выискивая пугливыми глазами вездесущих сволочей-папарацци и лишних свидетелей, у него в запасе не было. До сих пор.
Идея о переезде Сергея в просторную холостяцкую берлогу Билана так и осталась висеть в воздухе некой полушуткой, хотя, если честно, в понимании Димы она тоже была не самая удобная и удачная.
Весь происходящий пиздец походил на шизофреническую паранойю быть застуканными и спалившимися — Билан слишком сильно трясся над своей репутацией — но частые встречи в домашней обстановке съёмной квартиры Димы перестали быть такими частыми, как раньше.
Уж лучше вообще видеться в чужих, далёких и неприметных городах, где можно вполне легко замаскироваться с помощью безликой одежды и где незнакомым людям не было до них дела, но, увы — гастрольные графики двух певцов-конкурентов с похожей зрительской аудиторией уже давно не совпадали.
За границей всё было аналогично — Дима чаще всего пропадал в Штатах, чем в Европе, где Сергей бывал весомую часть своей творческой бурной деятельности.
Оставалось только серое Подмосковье, и то — лишь только в тех случаях, когда Билан решал для надёжности подстраховаться и не звать Лазарева даже к себе домой, решительно выбирая что-нибудь неприметное из списка гостиниц далеко за пределами МКАДа.
А там, далеко от уютной и родной Москвы имеющиеся отели были те ещё знатные.
Но, по сути, Диме было плевать. В большинстве своём.
Желание увидеться и наконец-то уединиться с Лазаревым было выше всей этой дряни.
Он потерпит. Подождёт.
Будет скрипеть зубами, злиться, негодовать, но будет ждать, когда Сергей наконец-то разгребёт дела по работе и разберётся со всей этой чушью, где присутствовало ненавистное ему женское имя — Лера.
Проклятое «Не верь», поселившееся в его сознании пару лет назад, в последнее время всё острее и больнее царапало его и без того бесконечно шатающиеся по мозгам мысли.
Всё было почему-то двояко.
Одна часть Димы искренне пыталась свято верить в данные Лазаревым клятвенные обещания — потому что, чёрт возьми, любила, да так сильно, что Билану всё ещё трудно было привыкнуть к этому чувству, другая же — настойчиво нашёптывало ему быть начеку.
Видимо, Сергей и правда считал себя либо отличным актёром, либо считал Диму полным дураком.
Увы, врать Лазарев не умел, хоть и старался, и при этом пытался делать это убедительно, потому что… не мог иначе?
Не мог поступить так, как следовало?
Боялся? Опасался? Имел свои личные интересы?
Метания и тяжёлые, вязкие размышления, от которых Билан, казалось бы, совсем недавно смог наконец-то избавиться, снова выбивали его из колеи.
Сколько можно?
Когда же я наконец-то буду полноценно счастлив?!
… За неимением лучшего Билан выбирает самый адекватный и внятный номер из тех, что есть, берёт с обсуживающего персонала договор о неразглашении пребывания его персоны (ибо судиться с Биланом, узнавшим, что кто-то спалил его здесь, в этой заднице мира — себе дороже) и выжидающе ждёт Сергея, который должен был приехать прямо с аэропорта с минуты на минуту.
И Лазарев приезжает в назначенное место довольно скоро, не успев собрать извечные столичные пробки на дороге.
Выходя из такси, парень направляется к чёрному входу в высотное здание, преодолевает десятки ступенек на запасном лестничном пролёте, находит нужный номер и не замечает, как после пары характерных «сигнальных» стуков сильная рука Димы буквально затаскивает его внутрь, едва успев открыть дверь и тут же с грохотом захлопнув её.
Одной рукой он поворачивает ключ в замке, другой буквально сдавливает горло Лазарева, решительно оттесняя того к соседней стене.
— Хоть бы поздоровался для начала, — на рваном выдохе сказал Сергей, мысленно радуясь тому, насколько же _сильно_ Дима соскучился по нему, раз позволяет себе подобную будоражащую грубость.
Ведь Лазарев скучал не меньше. Быть может, даже больше.
Дима только и мог, что смотреть в его ольховые глаза с прожжённой зеленцой вокруг радужки — молча, открыто и нетерпеливо.
Сильнее этих солнечных глаз он не любил ничего.
И не понимал, почему столько лет был таким слепым идиотом.
Ведь их невероятный, неописуемый цвет, и сам пронзительный взгляд Лазарева — это было первое, что ощутимо пошатнуло его разум тогда, девять лет назад.
— Мы с тобой за эти месяцы и так наговорились, пусть и по телефону. Достало, — Билан нагло опустил вторую руку на бедро, приближая лицо и чувствуя на вмиг охваченной мурашками чужой коже запах парфюма и летнего, июльского солнца.
Это лето выдалось на редкость жарким.
Но оно не жарче, чем накаляющаяся атмосфера в их номере.
— Невоспитанный ты, Билан, — Сергей чувствует, что Дима уже едва касается сухими губами изгиба его шеи, тем самым вынуждая того рефлекторным, шарнирным движением наклонить голову и глухо сглотнуть, ощущая, как накопившееся за несколько месяцев разлуки нервное возбуждение окутывает его разум.
Билан игнорирует подстёгивающие слова парня и поднимается выше, уверенно выводя влажную дорожку до уха кончиком языка.
Теперь ты мой, так что лучше молчи.
Лазарев забывает, как дышать, но при этом стоять мёртвым истуканом и неподвижно принимать односторонние ласки от настойчивого Димы парень не намерен.
Его рука уверенно ложится на затылок и, притягивая к себе, Сергей сам целует его — резко и жадно, отчего Дима вздрагивает и буквально стонет в мягкие губы.
Это больше, чем рай, чёрт возьми, гораздо больше.
Когда-то давно Билан напоминал Лазареву непробиваемый сейф с неизвестным ему зашифрованным кодом.
Он все эти годы пытался подобрать к Диме ту самую нужную комбинацию из симбиоза слов, действий, поступков и собственного поведения, а теперь, кажется, данные действия перестали быть актуальными.
Он знает, что нужно Билану.
И он всегда готов был дать ему то, что тот хочет. Здесь и прямо сейчас.
Я скучал.
Теперь я здесь, и уже никуда не уйду.
От уверенного прикосновения тёплых пальцев на голой коже, стягивающих пропахшую летнем ветром футболку, Диме жутко хочется чуть ли не мычать вслух.
О чём я думал все эти годы?!
Почему ты не стал моим раньше?
Он действует со стопроцентной взаимной отдачей и стягивает лишнюю верхнюю одежду с Лазарева в ответ, снова и снова целуя приоткрытые, красивые губы и чувствуя в своей голове такой туман, который никогда не видел далёкий и чужой Альбион.
Сергей тихо выдыхает, ощущая наглый язык, вылизывающий его собственный, и прижимается ещё ближе, притягивая к себе узкие бёдра.
Ближе. Ещё ближе.
Так незаметно для самих себя они отстраняются от стены, не разрывая поцелуя, и бредут вглубь комнат, врезаясь во все косяки и поочерёдно шипя, если их ноги путались и спотыкались.
Кровать оказалась рядом очень вовремя — Билан врезался в неё ногами и чуть не рухнул тяжёлым грузом, но Лазарев, цепко хватая парня за плечи, удержал его и навалился сверху, едва Дима успел упереться локтями о мягкую, ровную поверхность широкой постели.
— Ну уж нет, — Билан нехотя, но настойчиво отстраняется от Лазарева и с силой валит рядом с собой, ложась сверху и перемещая одно колено между ног.
— Что, наконец-то захотелось быть, как и прежде, активом? — Сергей вызывающе, пошло улыбнулся и поднялся на руках чуть выше, к изголовью, упираясь головой в подушку.
Он цепляет пальцами подбородок Димы и тянет на себя, заставляя того рефлекторно податься вперёд, и, слегка прищурив глаза, сдавленно проговаривает, опаляя разгорячённым дыханием:
— Смена позиций — всё-таки не твоё?
Если бы от одного крышесносного голоса Сергея можно было кончить, Дима сделал бы это сразу же, не успев стянуть с дразнящего его парня оставшиеся шмотки.
Хочу слушать твой охренительный голос вечно.
— Не моё, — Дима сглотнул, ярко сверкая потемневшими до цвета ртути глазами, придавил к кровати разговорившегося певца ещё сильнее и широкими мазками вывел цепочку из поцелуев от шеи до груди, слушая знакомый тихий стон и рваное дыхание.
Через минуту, наткнувшись подбородком на плотные джинсы, Билан ощущает себя окончательно поехавшим.
Всё смешалось — запахи, заводящие звуки, стук двух сердец — и Дима, отрывая губы от плоского живота, поднимает взгляд, подпирает рукой изгиб спины и хрипло произносит:
— Развернись.
— Куда-то торопимся? — Лазарев издевательски ведёт вверх бровью, и Билан лишь обречённо сглатывает, не в силах терпеть ни дразнящие нотки в голосе, не своё нездоровое возбуждение.
— Заткнись, — свистяще выдыхает тот и, справляясь с оставшейся одеждой, резко переворачивает Сергея сам, заставляя того уткнуться носом в подушку и потереться о мягкий плед членом, изнывающим от желания не меньше, чем сам Лазарев.
— Блять, — пальцы на ногах невольно подгибаются и сжимаются, когда Дима, с характерным пошлым звуком сплюнув на руку, без промедлений проводит влажными пальцами между ягодиц.
Медленно, неспеша, но уверенно растягивая парня, Билан нагибается и целует его за ухом, потом — чуть ниже, опускаясь до линии выступивших лопаток.
— Сука, — все приличные и внятные слова рассеялись в голове Сергея, оставалось только сдавленно хрипеть и вымученно моргать, ощущая себя где-то за гранью реального мира.
Он сгребает в руках ткань пледа, пахнущего неизвестным цветочным ароматом, чувствуя приятный надлом в дрогнувших костяшках.
Сергея нельзя не обожать — особенно сейчас, такого податливого, содрогающегося, — Дима обожает в нём всё без исключения и, наверно, действительно бы сдох без него, если бы они так и не смогли соединить свои жизни в одну общую.
Какой же ты, чёрт возьми, невероятный…
Он слегка улыбается уголками губ, слаженно работая рукой и вводя внутрь уже третий, чувствуя собственный шальной пульс в прожилках на висках и продолжая целовать Сергея, слушая сдавленные стоны.
А у самого Лазарева, кажется, окончательно съехала крыша.
Он сжался, ощущая рваные движения руки, и ещё раз потёрся крепким стояком о поверхность пледа, смаргивая подступивший со лба предательский пот.
— Нет, — остро резануло по слуху короткое, властное слово, когда Билан протиснул под него руку и сжал член в своей ладони. — Не вздумай. Терпи.
Терпение и ты — несочетаемые вещи.
Наверно, именно такой Лазареву и казалась его любовь к Диме — сначала медленно обволакивающей, а потом — раз! — резко сорванной с гаек разума, словно в голове переключились какие-то тумблеры и рычаги, и по ожившим мозгам рьяно долбило: «Я понял, и я осознал, что был дураком!»
С этими мыслями накрыло ещё сильней, стоило Билану наконец-то толкнуться членом на пробу — медленно и ещё нежно, и зашептать в ухо успокаивающие и разряжающие слова.
На окончательное расслабление ушли последние силы — Сергей уткнулся лбом в подушку и пытался не стонать в голос — слишком жарко, душно, но до одури хорошо.
Дима сильнее дёрнул бёдрами, входя полностью, замер на мгновение от сильной судороги, проскочившей по разгорячённой коже, словно электрический ток, и ускорил темп, в очередной раз нагибаясь к шумно дышащему парню.
Разворачивая к себе взмокшее лицо и вовлекая в поцелуй, ог не замедлялся ни на секунду и чуть ли не рычал от удовольствия, ощущая приближающуюся скорую разрядку.
Сергей невольно вскрикнул, чувствуя сладкий озноб и нестерпимое желание кончить.
Лёгкие сдавило от диких ощущений, когда Билан окончательно лёг на него почти всем весом, не прекращая коротких, рваных движений и хриплых выдохов прямо в подставленное ухо.
Нечастые встречи, извечная конспирация и перманентно голодный, изнывающий от тоски организм сделал своё дело — Сергей рефлекторно сжал пульсирующий внутри себя член, а Дима в два рывка ощутил взрывной оргазм и, громко простонав, окончательно прекратил двигаться.
— Блять, какой же ты охуительный… — он неосознанно, рвано выдохнул, пытаясь привести дыхание в адекватную, человеческую норму.
Сергей попытался улыбнуться, но вышло на редкость неумело — его всё ещё трясло и подбрасывало. Дима отлип от мокрой спины, окончательно вышел и лёг рядом, поворачивая парня боком и призывно касаясь губами изгиба шеи, парня форменным образом заколотило до ударной дрожи.
— Серый, — взмылённая и мокрая рука, обхватившая до предела возбуждённый и перевитый выпуклыми венами член, начала медленно, дразняще двигаться вверх-вниз. Дима прикусил мочку уха и снова прижался к парню широкой грудью. — Кончишь для меня?
Обволакивающий голос полностью уничтожил какие-либо посторонние звуки в номере — он был слишком мягким, слишком ласковым, слишком _прекрасным_.
Сергей с шумом сглотнул, кивнул в знак согласия, закрыл глаза и благодарно толкнулся в напрягшийся кулак, чувствуя, как саднит в заднице, как становится тяжёло дышать и как кипит в венах кровь, но Билану хватило пары десятков движений, чтобы Лазарев кончил в его руку и сдавленным, осипшим голосом выпустил из себя громкий стон.
Чувствуя внутри себя тягучее, спадающее, болезненное напряжение, Лазарев тихо выдохнул, моргнул несколько раз и окончательно замолк, чувствуя лёгкие, аккуратные поцелуи на своём затылке.
— Только не говори мне, что ты почти уснул, — произнёс Сергей уже с более собранной интонацией, когда в номере воцарилось тягучее молчание.
— С тобой уснёшь, — хмыкнув, сказал Дима, ощущая, как тот поворачивается к нему.
Глаза у Лазарева всё ещё горели тёмным, ольховым огнём, и улыбался он всё так же хищно и желанно, возможно, даже ещё призывней, чем до этого.
Сергей порывисто поцеловал суховатые губы, пропуская внутрь язык и поглаживая парня по влажным упавшим на подушку прядям волос.
— Ты мой, — выдыхая прямо в губы, сказал Лазарев, всматриваясь в расслабленные тёмно-карие глаза.
— Твой, — Дима устало улыбнулся и уткнулся лбом остывшее сильное плечо.
Я — твой.
А когда же ты станешь окончательно моим?