X
Мерлин лениво расправляет простыню на кровати Артура, разглаживает складки и подтыкает ткань под матрас, делая это ещё менее старательно, чем обычно. Поскольку короля больше интересует бьющий в оконное стекло дождь, а не результат работы слуги, Мерлин не видит в том ничего страшного. Сегодня - день, когда решится их будущее. Работа может подождать. Мордред приходит как раз вовремя. Его отрывистый торопливый стук в дверь заставляет Артура вздрогнуть, отвлекая короля от каких-то глубоких раздумий. - Входите, - разрешает Артур, его тон властный, как и всегда. Король наконец-то отворачивается от окна и, на короткий миг взглянув на Мерлина, обращает взгляд на дверь. Мордред переступает порог и склоняется в низком поклоне. - Милорд, - с глубоким уважением произносит рыцарь, после чего переводит взгляд на Мерлина и дарит ему лукавую улыбку, от которой маг вздрагивает и в то же время ощущает, как начинают пылать щёки. "Эмрис". "Привет", - отвечает Мерлин, тут же утыкая взгляд в рубашку, которую ему отдали на починку, и стараясь не замечать насмешливых фырканий Артура. - Пожалуйста, сэр Мордред, присаживайтесь, - говорит король и, лишь дождавшись, когда рыцарь сядет, продолжает: - Что я могу для вас сделать, сэр Мордред? - Я с новостями, сир, - с необычайным спокойствием произносит Мордред. Словно это самый обыденный разговор, а не попытка разрушить будущее, предопределившее всю его жизнь. - Они о вашем колдуне. "Его колдуне?" "А разве не так?" - Моём колдуне? - переспрашивает Артур, пока Мерлин пытается переварить то, с какой лёгкостью и принятием Мордред говорит о таких вещах. Друид, конечно, прав, потому что Мерлин действительно принадлежит Артуру. И не только как слуга или друг, или давний любовник. Он просто его. Но... Возможно, Мерлин был бы счастливее, будь Мордред хоть самую малость против. - Так говорят силы, что питают нашу вселенную, сир, - отвечает Мордред так, словно это всё объясняет. - Не думаю, что я в праве с ними спорить. - Неужели? - задумчиво произносит Артур. - И что же это за новости, сэр Мордред? Мордред улыбается. И, возможно, Мерлин видит это лишь потому что он хочет это видеть, но ему кажется, что в этой улыбке надежда. Надежда, которой вчера ещё не было. - Я доставил ваше послание с просьбой о встрече, сир, - отвечает Мордред, бросая мимолётный заговорщицкий взгляд на Мерлина. На губах друида снова расцветает тень улыбки. Вчера они всё обсудили, всё спланировали, но Мерлин и не подозревал, что открывая правду им ещё усерднее придётся охранять свой секрет. Их секрет. - Он согласен и предлагает вам выбрать место и время встречи. Выражение лица Артура на удивление нечитаемо, и Мерлину это очень не по душе. - У него есть какие-либо условия? - Что ж, сир, полагаю, он предпочёл бы, чтобы вы не убивали его, едва завидев, но если серьёзно, нет, никаких условий. Если они у него и есть, мне об этом ничего неизвестно. "Никаких условий, - говорит Мерлин. - Хотя предпочту, чтобы при случае ты ещё разок напомнил Артуру не убивать меня". - Можете заверить колдуна, сэр Мордред, что, имей я желание убить его, я бы уже выпытал у вас его местонахождение, - отвечает Артур, для пущей убедительности с хрустом разминая костяшки. Наверное, это должно было выглядеть пугающим. - Тогда, полагаю, мне повезло, что вы решили иначе, сир. - Выражение лица Мордреда похвально спокойное, и лишь в его голосе слышен едва заметный намёк на веселье. Артур издаёт удивлённый смешок и садится за стол, напротив Мордреда. - А теперь расскажи мне о нём. - Что вы хотите узнать, сир? - Всё, против чего он не будет возражать, - отвечает Артур. - Но хотя бы его имя - это уже неплохое начало.Х
Мордред ожидает от Мерлина какого-то ответа, инструкций насчёт того, что говорить Артуру. Но маг молчит, и Мордред не сразу понимает почему. А когда до него доходит, в душе словно рождается яркая вспышка: Мерлин доверяет ему! Доверяет достаточно, чтобы предоставить Мордреду самому решать, что говорить, а что нет. - Эмрис, - отвечает Мордред. - У него есть и другое имя, данное ему при рождении, но для моего народа и наших богов он - Эмрис. Артур кивает, медленно, словно обдумывая эти слова. - Это какой-то друидский обычай? - Наши священники дают некоторым из нас второе имя, - отвечает Мордред. - Но это не является обычаем как таковым, и я не знаю, насколько точным является избранное имя. Пророчества часто больше похожи на предостережения, чем на описание предрешённой судьбы. И имена в них оказываются ложью так же часто, как и правдой. Но среди тех, кому дали имена сами боги, я знаю лишь Эмриса и вас, сир. - Ты ошибаешься, - тут же возражает Артур. - Моё имя одно из того немногого, что досталось мне от матери. Мордред склоняет голову в притворном согласии, мысленно удивляюсь тому неведению, в каком Утер всегда держал своего сына. Артур знает, что когда-то магия широко практиковалась в Камелоте, но даже не подозревает, что когда-то она даже приветствовалась и что для короля было совершенно нормальным взять в невесты жрицу Старой религии. И если бы Нимуэй не преступила законы этого мира, Артур мог бы унаследовать те же верования, что и Мордред. "Не надо, - Мерлин поднимает взгляд от шитья и смотрит друиду в глаза. - Пока рано". "Рано", - соглашается Мордред. Тайна рождения Артура - ещё одна необходимая ложь Мерлина. Ещё одна ложь своему королю, с которой скоро можно будет покончить. - Леди Игрейна дала вам имя Артур, сир, - в конце концов сдаётся Мордред. - И всё же истории об Эмрисе и Короле Былого и Грядущего существовали так долго, что никто из ныне живущих и не вспомнит, когда же эти легенды возникли. Многие века ваши имена были на устах моего народа. Похоже, этого достаточно, чтобы одолеть все оставшиеся у Артура возражения. Явно увлечённый идеей король подаётся вперёд и жестом приказывает Мордреду продолжать. - С древних времён было известно, что однажды в наш мир придёт великий лидер. Человек с сильным сердцем, который объединит земли Альбиона под единым знаменем. Этот человек принесёт королевству и всем его жителям мир и процветание. Но также было известно и то, что прежде чем Король Былого и Грядущего обретёт силу, настанут времена, когда реки станут красными от крови моего народа, когда невинные будут задыхаться от смрада собственной горящей в огне плоти, а детей будут вырезать лишь за то, что они были рождены на свет. И, узрев этот ужас, боги, даже самые сильные и далёкие от нас, были тронуты до слёз, потому что, каким бы сильным ты ни был, невозможно смотреть, как страдают невинные дети. И всё же они были вынуждены смотреть на это. Сила их действий в нашем мире всегда была ограничена. Правильно проведённый ритуал может помочь богам принести хороший урожай или тёплую зиму, а богохульство открывает путь сильнейшим проклятиям. Но физическое вмешательство в жизнь обитателей нашего мира нарушает баланс, которому обязаны служить даже боги. Поэтому они были полностью связаны, однако понимали, что ещё бо́льшим злом, чем вмешательство, станет бездействие. И боги сделали то, чего никогда бы не смогли предсказать люди, потому что в природе каждого человека - желание цепляться за любую кроху имеющейся у него силы. Каждый из древних богов, напротив, оторвал от себя частичку своей силы, частичку своей сущности, которые они затем скрепили воедино и заключили. Отделив и отдалив от себя этот сгусток силы, боги сделали это в надежде, что, когда придёт время, они смогут отправить его в наш мир, и эта сила сможет действовать здесь, не нарушая баланса, в отличие от них. Но так же, как люди не в силах предвидеть действия богов, боги сами не знали, что выйдет из их затеи. Они назвали сгусток силы Эмрис, потому как, чтобы взывать к символу надежды во времена нужды, необходимо знать его имя. Боги оставили Эмрис в заключении и стали ждать наступления тёмных времён. Возможно, не дай боги своей силе имя, всё могло сложиться по-другому, потому что, обретя имя, эта сила стала нечто бо́льшим, и даже боги не могли этого предвидеть. Имя само по себе несёт в себе достаточно силы, а с вложенными в него надеждами как людей, так и богов оно становится уже не просто именем. Эмрис обрела жизнь. Как и надеялись боги при её создании, эта сила теперь существовала совершенно отдельно от них. Но в этом отдалении, и обретя собственное сознание, Эмрис поняла нечто, чего не смогли понять боги. Одна лишь сила не способна победить зло, потому как сила - ничто, если она не несёт в себе любовь. Поэтому, когда Король Былого и Грядущего наконец был рождён и начался геноцид наделённых магией, когда боги открыли место, где они спрятали Эмрис, и выпустили её на свободу, эта сила не отправилась убивать человека, ответственного за зло. Эмрис устремилась к душе ребёнка. Младенца, что как раз был на пути к появлению на свет. Эмрис и дитя стали единым целым, скрепившись воедино так плотно, что и сами потеряли границы друг друга. Эмрис вырос мужчиной, таким же как вы или я, потому как божественная сила осознала, что жажда мести принесёт лишь ещё больше боли. Зная, что даже самая суровая месть не исправит того, что уже сделано, этот человек не принялся бы тут же искать и наказывать виновных. Вместо этого Эмрис выбирает путь исцеления, выбирает направлять людей и спасать жизни, а не забирать их. Он не желает славы себе, лишь своему королю и королевству. Не желает богатства, а довольствуется лишь самым необходимым. И, владея силой, которой не владел никто до него и не будет владеть в будущем, он использует её только для служения Альбиону. Только закончив свой рассказ, Мордред замечает, как пристально и внимательно изучает его Артур. Меж бровей короля пролегает глубокая складка, и, кажется, что он смотрит на него не отрываясь уже долгое время. Мерлин тоже сверлит его взглядом, но Мордред скорее чувствует это, чем видит, и он чувствует огромное желание мага поправить его. "Это просто легенда, Мерлин, - говорит он. - Тебе не обязательно верить в неё, если тебе не хочется". "А ты веришь?" Не будучи дураком, Мордред понимает, что этот вопрос - ловушка, и не совсем уверен, как её избежать. Вся магия исходит от богов, а для такой силы, какой владеет Мерлин, кажется совершенно очевидным иметь более родственную связь с первоисточником. Однако Мерлина такой ответ явно не устроит, а если солгать, маг тут же его раскусит, поэтому это тоже не выход, так что... - Почему? - спрашивает Артур, прежде чем Мордред успевает окончательно запутаться. - Милорд? - Зачем ему это? Если этот Эмрис так могущественен, как ты говоришь, то почему он выбрал следовать за кем-то, вместо того, чтобы вести самому? - Вы не считаете себя достойным лидером, милорд? Мерлин издаёт приглушённый смешок, чем зарабатывает убийственный взгляд Артура, который тут же возвращается к Мордреду. Впрочем, ни мага, ни друида это особо не беспокоит. - Я имею ввиду, - сквозь стиснутые зубы произносит Артур, - зачем ему вообще следовать за кем-либо? Такой могущественный человек мог бы править моим королевством и людьми сам, и никто и ничто не смогли бы ему помешать. - Возможно, - соглашается Мордред, хотя существует очень маленький, просто мизерный шанс, что лично он мог бы остановить Мерлина, реши тот захватить Камелот. Однако друид всей душой благодарен, что возможности проверить это ему не представится, ведь тогда ему пришлось бы выбирать: уничтожить Эмриса или позволить убить всех тех людей, которых он должен защищать. Ни в одном, ни в другом случае Мордред просто не смог бы жить дальше. - Но я думаю, Эмрис предпочитает следовать за хорошим вождём, чем рискнуть и самому стать не очень талантливым лидером. Могущество портит лишь тех, кто его недостоин. Точно так же, как добрый человек, взяв в руки меч, остаётся добрым, может быть добрым и человек, вооружённый магией. А я не знаю никого, кто был бы добрее Эмриса. И снова изучающий взгляд Артура становится пугающе пристальным. Король хмурится, но не гневно, скорее задумчиво. И всё же это похоже на осуждение. Однако, заговорив, Артур обращается вовсе не к Мордреду. - Мерлин, - произносит король, и, лишь когда он отводит взгляд, друид осознаёт, каким на самом деле тяжёлым он был. Прежде Мордред думал, как легко было бы повлиять на разум Артура, ведомый инстинктом и эмоциональными порывами. Однако теперь он понимает, что нельзя списывать со счетов и железную волю короля. - Можешь идти. - Спасибо, я останусь, - улыбка Мерлина противоречит всем выводам, к которым только что пришёл Мордред. - Кажется, я оговорился, - произносит Артур. - Ты уходишь. - Правда? Всего в несколько удивительно быстрых шагов Артур приближается к слуге и угрожающе нависает над ним - будь это не Мерлин, а кто-то другой, уже дрожал бы от страха. - Твоё присутствие здесь больше не требуется, Мерлин, - говорит король и, наклонившись чуть ближе, понижает голос: - Хотя я и ни на йоту не верю в твои глупые страхи и не хочу прозвучать отвратительно, однако мне кажется странным, что ты пускаешь в свою постель человека, которого, очевидно, не можешь оставить со мной без присмотра. - Я доверяю Мордреду вашу жизнь, - абсолютно спокойно и ничуть не приглушая голоса отвечает Мерлин. - И хотелось бы пояснить, сир, что в данный момент меня беспокоит не ваше благополучие. Мордред ожидал чего угодно, только не того, что в ответ Артур рассмеётся. - Пошёл прочь, - велит король, хлопая Мерлина по плечу. - Займись-ка работой, которую должен был сделать ещё вчера. Я обещаю вернуть сэра Мордреда в целости и сохранности. Мерлин задумчиво кивает, встаёт и направляется к двери. Уже на пороге он оборачивается и украдкой дарит Мордреду улыбку. Такую нежную и интимную, что друид незамедлительно краснеет, ещё гуще, чем чуть ранее от его улыбки краснел сам Мерлин. Маг закрывает за собой дверь, оставляя Мордреда на милость Артура.