Х
"Ну как?" - спрашивает Мерлин, едва почувствовав, что Мордред вышел из покоев Артура. (Сначала магу пришла мысль подслушивать за дверью, но это бы полностью противоречило его словам о доверии к Мордреду. К тому же Артур банально мог проверить, нет ли у них лишних ушей). Мерлин получает ответ с большой задержкой. Мысленный голос Мордреда звучит сдавленно и отстранённо. Не то чтобы он совсем лишён эмоций - наоборот, их так много, что Мерлину сложно отличить одну от другой. "Он согласен на встречу. Через неделю. Здесь". "И? Что ещё?" На этот раз пауза длится так долго, что Мерлин сомневается, услышит ли он что-нибудь вообще. В итоге Мордред всё-таки отвечает, но его слова настолько не информативны, что он мог бы и не говорить ничего вовсе: "Мне нужно встретиться с другими рыцарями за обедом, Эмрис. Поговорим позже". На этот раз молчит Мерлин. Переваривая услышанное, он никак не может определиться с ответом. Однако сказанные слова всегда должны совпадать с действиями. Он сказал, что доверяет Мордреду, поэтому ответ может быть только один. "Хорошо. Я подожду". Ответ друида звучит слабо и призрачно, и Мерлин даже сомневается, действительно ли это слова Мордреда или это осколки его собственных мыслей. "Спасибо. Извини".Х
Мордред слишком занят обдумыванием прошедшего разговора с Артуром и предстоящего - с Мерлином, чтобы замечать что-либо странное в поведении рыцарей. По крайней мере, пока его зрительную дуэль с печёным картофелем не прерывает взмах чьей-то руки. - Эй, - в кои-то веки Гвейн не орёт как безумец и не насмехается. - Есть кто-нибудь дома? - Чего надо? - огрызается Мордред и, запоздало осознав, как это прозвучало, натягивает неискреннюю, извиняющуюся улыбку. - Воу! Малы... Мордред, спокойно, приятель. - Гвейн улыбается, но это далеко не та издевательская ухмылка, которую видел друид этим утром. И это так странно и неожиданно, что Мордред даже не знает, стоит ему беспокоиться или нет. - Слушай, - продолжает Гвейн, но сказанное им кажется чересчур отрепетированным: - Я просто хотел извиниться за то, как вёл себя этим утром. Мордред переводит взгляд на остальных рыцарей. Элиан сидит, вперившись в стол. Персиваль уставился в какую-то точку над плечом Мордреда. Леон кивает, выражая своё согласие. - Ясно, - тянет Мордред. - Спасибо? Гвейн смущённо ёрзает на скамье, а потом вздрагивает, и Мордред начинает понимать, что здесь происходит. - Нет-нет, - говорит Гвейн. - Моё поведение было неподобающим, друзьям так себя вести не полагается. Хочу заверить, что такого больше не повторится. Я был бы очень признателен, если бы ты смог простить меня. - Понятно, - вновь тянет Мордред, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке. - И как долго вы запоминали слова сэра Леона? Гвейн пожимает плечами и застенчиво улыбается. - Я говорил им, что ты не поверишь. Но Леон строго посмотрел на меня и сказал, что всё получится, если я буду искренен. - Серьёзно, Леон? - усмехается Мордред. - Да никакая искренность не убедит меня, что Гвейн знает разницу между подобающим и неподобающим поведением. - Эй! Только то, что я игнорирую эту разницу, не значит, что я о ней не знаю! - Вообще-то это говорит совсем не в твою пользу, Гвейн, - смеясь, произносит Элиан. - И, кстати, Мордред. Я тоже прошу прощения. - Да, - добавляет Персиваль, - мы все просим. - А я нет, - говорит Гвейн. На его губах расцветает та самая усмешка, которую он успешно скрывал до этого момента, и весь он лучится своим природным весельем. - Но я счастлив за тебя, малыш. Усилием воли Мордред выдавливает улыбку и надеется, что Гвейну и дальше будет за кого быть счастливым.Х
- Итак, - тянет Мерлин и кладёт подбородок на сплетённые пальцы, опираясь на локти. В его ленивой улыбке читается некое приглашение, как будто мало того, что он по-хозяйски расположился на кровати Мордреда. - Чего же хочет Его Величественное Высокосветлейшество? Мордред молча расстегивает рыцарский плащ и сбрасывает сапоги, чтобы дать себе время подумать (на самом деле просто медлит с ответом, потому что думать тут не о чем). - Он взял с меня слово, что я не стану защищать тебя от него, если ты станешь угрозой для его людей, - произносит Мордред и смотрит Мерлину прямо в глаза, потому что трусости в виде отведённого взгляда он просто себе не позволит. Мерлин невозмутимо кивает. - Ты дал его? - спокойно спрашивает маг. Мордреду приходит в голову, что, даже обсуждая погоду, люди говорят эмоциональнее. - Я ответил, что ты представляешь для жителей этой страны ничуть не бо́льшую опасность, чем сам Артур. - Дай угадаю, - в голосе Мерлина вновь не слышится ни малейшего беспокойства, - он сказал, что вопрос был о другом, прожёг тебя своим пламенным взглядом, после чего посыпал в твой адрес какими-то нелепыми угрозами, пока ты наконец не ответил. Я прав? Ты хочешь, чтобы я проделал всё то же самое, или всё-таки избавишь меня от необходимости прибегать к подобной клоунаде и наконец признаешься, что пообещал убить меня? Мордред опускает взгляд, но уже не из трусости. Это стыд. Обыкновенный стыд скручивает желудок и склизкими пальцами обхватывает сердце, сжимая его, причиняя боль. С таким трудом заслужив доверие Мерлина, он - спустя всего пару дней! - уже не оправдывает его. Самому себе доказывает, что он ни на что не годен. Чего и следовало ожидать. - Прости меня, - беспомощно просит Мордред, зная, что его слова всё равно уже ничего не исправят. - Да брось! - восклицает Мерлин. Судя по шороху ткани, маг поднимается с постели, но, даже слыша приближающиеся шаги, друид не может заставить себя поднять взгляд. - Ты не сделал ничего дурного, Мордред. Артур никогда не отпустил бы тебя, не взяв с тебя какой-нибудь обет или клятву. И извиняться тебе нужно лишь в том случае, если ты планируешь их нарушить. Мордред вздрагивает, чувствуя, как Мерлин берёт его за руку, так нежно и интимно, как всё, что было между ними прошлой ночью. - Я не понимаю, - произносит Мордред. Слова вылетают сами собой, и это стыдно само по себе. Это добавляет ему ещё больше ненормальности, неправильности. - Посмотри на меня? - просит Мерлин. Его голос мягок - дыхание щекочет кожу Мордреда. И то, что это не приказ, а просьба, в которой нет ни капли раздражения, которое друид привык слышать... Будь это нечто другое, Мордред бы не смог, даже для Эмриса, но это именно просьба, поэтому он повинуется и, сбиваясь на вдохе, встречается взглядом с Мерлином. - Спасибо, - шепчет маг и быстро касается щеки Мордреда губами. - Что до непонимания... Если наш план не сработает или мы не сможем уберечь Артура от Морганы, я скорее умру, чем позволю сбыться тому, что ты видел. Я знаю, нечестно просить об этом тебя, но, если перед тобой встанет выбор между моей жизнью и жизнями невинных людей, знай, что тот человек, которым я являюсь сейчас, человек, которым я надеюсь остаться, он хотел бы, чтобы ты сдержал своё обещание. И Мордред думает, что Мерлин прав. Это нисколько не честно, и это далеко не доброта, но, когда Мерлин просит так, Мордред понимает. Он никогда не думал, что согласится выполнить подобную просьбу. Даже не будь Мерлин Эмрисом, чьё убийство идёт вразрез со всем, во что верит Мордред, или, наоборот, не будь Эмрис Мерлином - человеком, с которым он, Мордред, делит постель, - а просто какой-либо богоподобной фигурой... то его убийство... любого из них - это не то, что Мордред может себе представить. Он даже не может представить, что это действительно когда-нибудь может потребоваться. Но в то же время... пусть Мерлин просит об этом его, а не кого-то ещё. Пусть лучше Мерлин доверит свою ужасную невозможную просьбу ему, чем кому-либо ещё в этом мире. - Этого не случится, - уверенно произносит Мордред, полный решимости, как никогда ранее. "Но, - продолжает он прежде, чем Мерлин успевает возразить, - Я даю тебе своё слово, Мерлин. Навеки". Маг улыбается так, словно это обещание - всё, что ему было нужно, словно это всё, о чём он мог мечтать. - Мне нужно идти, - говорит он, медленно отступая к двери. - Артур и так разозлится из-за задержки с ужином, а мне ещё нужно предупредить насчёт нашего плана Гаюса. Хочу дать ему время привыкнуть к этой идее, времени до следующей недели должно хватить. - Конечно, - нехотя соглашается Мордред и, будучи не в силах вынести своей уязвимости, спрашивает мысленно: - "Но ты ещё вернёшься?" "Обещаю", - отвечает Мерлин, с такой же уверенностью, с какой дал слово и Мордред, хотя одно нельзя сравнить с другим. - Но прежде, чем я уйду, я бы хотел... Те имена, которыми называла тебя Сифа. Так тебя называла не только она, верно? Голос Мерлина твёрд как камень, так что это даже не вопрос, и желудок Мордреда снова скручивает от стыда. Хочет он того или нет, будущее уже всё решило за него. Это имя, убийца надежды, и ложь Мерлину тогда, несколько недель назад, когда он сказал, что у друидов нет для него другого имени... и то, и другое - горькая тяжкая ноша, которую никак не облегчить. - Да, - отвечает Мордред, как и всегда ожидая осуждения. - Пока ты был у Артура, я подумал вот о чём, - отвечает Мерлин. Он так полон уверенности, что походит на скалу, и Мордреду бы очень хотелось на неё опереться. - Правда в том, что я не решился бы на наш план, если бы не ты. Я всегда надеялся, что однажды, когда мы победим Моргану и Артур станет тем самым королём из легенд, я смогу встать и рассказать всем, кем на самом деле являюсь. Но всё то были лишь пустые фантазии. До настоящего момента. Поэтому я думаю, что имя, которое тебе дали друиды, это не ложь. Знаешь, люди продолжают надеяться всегда. Кто бы что ни говорил, люди продолжают надеяться, даже если они потеряли абсолютно всё. Сифа назвала тебя убийцей надежды, Мордред. Но по-настоящему надежда умирает только тогда, когда она исполнена. Мерлин удерживает взгляд друида до тех пор, пока не убеждается, что его слова точно услышаны. После этого маг кивает и одаривает Мордреда очередной улыбкой. - Я ненадолго, - обещает он и исчезает за дверью прежде, чем Мордред успевает придумать ответ. Прежде, чем он успевает вникнуть в смысл сказанного Мерлином. Это имя всегда было для Мордреда проклятьем. Оно висело на нём тяжкой ношей ещё до того, как он узнал, что оно значит. Оно было истиной, открывающей его сущность. Сколько бы Мордред ни пытался, сколько бы сил ни прикладывал, чтобы не оправдывать его, оно всегда оставалось его самой уродливой, его самой ужасной частью самого себя. Он - тот, кто уничтожит все надежды своего народа на принятие, на жизнь без страха и скитаний, на жизнь, полную солнечного света и магии, полную свободы и... "Убийца надежды. По-настоящему надежда умирает только тогда, когда она исполнена". Мордред почувствовал, что дышать стало легче.