Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла, а то, что случилось, Пусть черные сукна покроют, И пусть унесут фонари… Ночь.
1939 г.
***
— Кагеяма тоже прислал письмо, — Иваизуми зашёл в комнату не стуча. Он держал небольшой конверт между указательным и средним пальцами, поворачивая бумажку из стороны в сторону. — Как благородно со стороны Тобио-чана, — просипел Ойкава в подушку, поворачиваясь задом кверху и даже не желая натянуть на себя одеяло. — Что пишет? Иваизуми скривился в притворном отвращении и натянул одеяло на короля до самых кончиков рогов, чтобы тот задохнулся. Игра на выдержку — Тоору не шевелился, еле дыша в подушку, а Хаджиме ждал, пока тот начнёт задыхаться или по узам сильно вдарит. Спустя секунд пятнадцать вдарило по обоим за попытку самоубийства (всего лишь лёгкие разряды по венам и жжение в лёгких), и Иваизуми отпустил одеяло. Ойкава задышал часто-часто, привычный к человеческим мерам кислорода. Иваизуми ухмыльнулся, молча обещая, что он победит в следующий раз. — Про родителей. Про дом. Что хотят нас атаковать. Всё то же, что Кенма, только менее подробно и более сдержанно, — рыцарь замолчал на мгновение, а потом плюхнулся в обмундировании прямо на постель. — Я даже не хочу спрашивать, почему ты так сделал. Ойкава сморщился. Разочарование всегда передавалось отвратительным ощущением тошноты, и оно было самой неприятной эмоцией, которую можно было получить по узам. К удивлению, оно было довольно лёгким, да сквозило больше печалью. Тоору посмотрел на конверт и молча сжёг его в руке Иваизуми. — Я был неуверенным в себе ребёнком. — Напомнить, как недавно это было? — Я быстро расту. — Боги, — Хаджиме сложил пальцы в молитвенном жесте и посмотрел на звёзды на потолке, — дайте мне сил быть с ним. В ответ на молитву Ойкава несильно боднул его в спину рогами, на кончиках которых искрился магический огонь. — Не смешно, — Тоору надул щёки и обиженно отвернулся, но всё же встал с кровати, подбирая разбросанную одежду. — Сам оденусь, — тут же предупредил он, и Иваизуми лишь поднял руки вверх в беспомощном жесте. Видимо, немного перегнул. — Зато у меня новость. Поймали какого-то неизвестного демона, который утверждает, что он Бокуто. Сидит в камере пока что. Очень натурально ноет. Ойкава перестал поправлять плащ и резко поднял голову, напряжённо спрашивая: — Прямо один? Совсем-совсем? — А ты думаешь, почему он в камере? — Иваизуми закатил глаза. — Под описание Бокуто действительно подходит, но ты говорил, что от Акааши-сана он ни на шаг не дёргался, и я заподозрил, что, возможно, это подделка. Тот всё только в уголке сидит и шепчет, что у него важное послание для тебя и только тебя. Я не очень разбираюсь в иллюзиях, но Киёко-сан сказала, что плоть настоящая. Иваизуми передёрнулся, вспоминая бесстрастное лицо демоницы, пробующей на вкус кровь. — Если вопрос в том, идти или нет, то давай спустимся. Навряд ли он сможет что-то сделать с нами двумя, — Ойкава остановился перед дверью, хмурясь, а затем поворачиваясь к Иваизуми: — Ты вообще сегодня спал? Рыцарь неловко почесал пальцем левую щёку, тут же отдёргивая себя (боги, это же жест Дурокавы) и неловко улыбаясь. Ойкава слегка пожал плечами, мол, нечего стыдиться, у него тоже бывало такое. — У нас были насыщенные дни, слишком много дел. Демон скорчил недовольную рожу и поднял за руку на ноги своего рыцаря, продолжая тащить по коридорам. От него волнами шло недовольство всем происходящим, и Иваизуми уже смирился, что ему придётся поспать пару часов после допроса. Ойкава сжимал ладонь крепко-крепко, но было в этом нечто такое, чего раньше никогда не было. Он будто считал, что они стали ближе после того случая, словно вкладывая в каждый случайный жест больше смысла, чем есть, хотя ничего ведь не изменилось. И всё же. Иваизуми чувствовал, что не мог физически ощущать какие-то слишком отрицательные эмоции по отношению к Ойкаве. Он понимал, насколько ужасен поступок Тоору, потому что осознанно сделать кого-то инвалидом — это действительно ужасно. К тому же, это был Кагеяма, который доверчивый, как цыпленок, и им двоим чуть ли не в рот заглядывал. И при этом Иваизуми не ощущал глубокого разочарования или скорби по этому поводу. Он понимал мотив Ойкавы — Кагеяма слишком талантливый, он мог победить, превзойти учителей, поэтому тот слишком испугался и попытался по-своему исправить ситуацию — и не злился. Просто налёт разочарования. Ощущал именно так, как позволял Ойкава. Это плохо. Кто будет отрезвлять сумасшедшего демона, если сам человек будет считать его поступки обыденными и оправданными? Но поэтому сейчас в этом большом пальце, который прижимался к линии жизни на ладони и хотел проникнуть под браслет, Иваизуми видел больше смысла. Слишком много. В груди свернулся комочек странных эмоций, похожий на тот, который образовывался, когда подлетаешь вверх с помощью магии или прыгаешь с ветки на ветку. Ощущение, что вот-вот приземлишься, но всё ещё в воздухе. В воздушной яме. Этот комочек принадлежал исключительно Иваизуми. Они спустились в темницы вместе с Киёко и Ячи, семенившей совсем позади них. Насколько Иваизуми знал, они обе раньше были приставлены к Дурокаве как личные охранницы и гувернантки в одном лице, и сейчас они достаточно хорошо общались, но всё же держались на слишком почтительном расстоянии. Ячи и вовсе семенила где-то совсем сзади, то ли стыдясь своих волос, то ли просто боясь темноты. Небольшой укол пронзил запястье — Иваизуми привык даже не дёргать мускулом на лице — и был тут же произведён моментальный осмотр Ойкавы. Ох. Серьёзно? Следилки. Достаточно хорошие, даже мастерские, но ведь их точно заметил сам носитель. Они ещё и колдовать мешали своим магическим фоном. Внутри разлилось веселье, и Иваизуми даже непроизвольно хмыкнул. Похоже, Ойкаву до сих пор воспринимали как ребёнка и пытались о нём заботиться. В достаточно благоприятной камере Бокуто расположился воистину драматично: в самом дальнем уголке, забившись и съёжившись в комочек, он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону. Его белые топорщащиеся волосы тёрлись о грязные стены, а в ботинках, судя по звуку, хлюпала вода. Пол в камерах был не идеальным, кое-где он был под углом, потому что замок стоял не на равнине. Но тут была чистая койка без паразитов, вполне сносные стул и стол, чтобы можно было удобно поесть. Иваизуми надеялся, что вся эта лужа вокруг демона — не слёзы Бокуто, потому что тогда становится совсем не смешно. Они же не в театре. — Боги, только слыша эти завывания, я могу понять, что это Бокуто, — прошептал Ойкава с отрешённым выражением лица. — Бо-чан, хэй, давай, выходи из своего угла. Бо-чан не обратил никакого внимания на слова. — Если здесь нет Акааши-сана… — Ячи стеснительно уставилась в пол, но всё же слишком высоким голосом осмелилась сказать: — возможно, у кого-нибудь есть его портрет? Или движущаяся фотография, это было бы отлично, — в конце она совсем перешла на писк и спряталась за Киёко, как только Иваизуми взглянул на неё. — Ива-чан, только ты не впадай в депрессию, — елейным голосом пожелал Ойкава, уворачиваясь от подзатыльника. Иваизуми помотал головой, выгоняя ненужные мысли. — И что, он правда не придуривается? — В этом весь Бокуто. Боюсь, нам придётся дождаться Акааши, чтобы тот вытащил его из этого состояния. И узнаем мы только от него, почему они разделились. Они разом посмотрели на маленькую фигурку в углу камеры и вздохнули. — Может, стоит просто достать его из камеры? — предложила Киёко, из-за чего в воздухе повисла густая неловкость. — Он же из-за этого обижается на вас, — добила она с бесстрастным лицом. Демоны вообще умели притворяться кирпичами, но Иваизуми готов был поклясться, что сейчас он сделал это специально. Ойкава лишь почесал левую щёку указательным пальцем и тихо сказал: «Возможно». — Его нашли всего грязного на пути к кухне, — припомнил рыцарь, отрезвляя всех. В подобное время, как сейчас, стоило быть более аккуратными. Бокуто был в ободранных пыльных бриджах и простой рубахе с закатанными рукавами, при этом укутывался в дешёвый потрёпанный плащ и крался в самой тени, пытаясь не попадать под свет факелов и магических светильников. В общем, создавал впечатление вора-попрошайки или сбежавшего раба, а не демона из свиты принца. Впрочем, уже через пару секунд дверь без скрипа отворилась. — Бо-чан, смотри, дверка открылась, — произнёс Ойкава с фальшивой улыбкой на лице. — Больше никто не считает, что ты отравил короля и королеву. Укол в запястье был настолько сильным, что занемела вся рука. Эти же слова каким-то образом побудили воспоминания о потере родителей Иваизуми, что уже отдалось обратно по узам Ойкаве, и вина дополнила рикошет к Хаджиме. Они всё ещё не были готовы говорить об этом вслух. Магия уз после того самого случая будто взбеленилась и перестала поддаваться хоть какой-то логике. — Как ты посмел посадить меня сюда! — серый вихрь вылетел из камеры моментально, но наткнулся на остриё меча у самого горла, когда хотел то ли прирезать Ойкаву, то ли обнять. — Я всё ещё обижен, — в подтверждение нижняя губа Бокуто тут же задрожала, будто он собирался заплакать. — Ты сам нас послал в глухомань за этой старушенцией! А что я получаю в итоге? Темницу и меч у горла-а-а! Бокуто вытер нос и шмыгнул, рассматривая Иваизуми во все свои большие совиные глазищи. — Извините. Это была необходимая предосторожность, — Иваизуми убрал меч в ножны, и Бокуто тут же просветлел лицом и подошёл ближе, чуть ли в нетерпении подпрыгивая на месте. — Я Иваизуми Хаджиме. — Оу-у-у, я наконец познакомился с тобой! Это чертовски круто, что ты здесь, парень, — Бокуто затряс рукой Иваизуми из стороны в сторону, пытаясь, видимо, оторвать её. — Твоя хватка впечатляющая. Нам надо сразиться! — он ухмыльнулся, и это получилось криво-странно, при этом самоуверенно. — А! Я Бокуто Котаро. Ойкава! Иди сюда, я тебя обниму, засранца такого. Иваизуми сделал вид, что не слышал треска чужих рёбер. От Бокуто не несло опасностью. Да что там, Иваизуми даже на лёгкий укол из-за связи практически не обратил внимания. Но в этих ненормально жёлтых глазах было нечто, что заставляло насторожиться, положить ладонь на эфес меча и принять боевую позицию. Рыцарь мог бы предположить, что дело было в особом магическом Даре, о котором говорил Ойкава, но интуиция вопила, что дело совершенно не в этом. Было что-то в манере держаться. — Возможно, кто-нибудь хочет уже выйти отсюда? — предположила Киёко, от которой Бокуто держался на расстоянии. Его было очень легко читать по лицу, и Иваизуми предположил, что в прошлом у них был явный конфликт на почве романтики, который не имел веса для демоницы, но травмировал демона. — Акааши сказал, что это очень важно, и я буду молодец и оправдаю своё звание самого лучшего, если смогу добраться сюда и передать письмо. Он сказал, что здесь что-то вроде волоса и это может помочь тебе в твоих экспериментах… — Бокуто трещал не переставая, пока они выходили наверх, пока шли по коридорам и все таращились на них, пока заходили в малую столовую и садились за стол. Казалось, Бокуто вообще не мог заткнуться, и от этого начинала болеть голова у всех присутствующих. По узам прошлась волна спокойствия. Иваизуми удивлённо покосился на Ойкаву, но тот лишь елейно улыбался и смотрел на Бокуто, который не переставал болтать. Через пару минут принесли еду, но, казалось, даже тогда Бокуто не замолкал, пихая еду за щёку. — Конверт, Бо-чан, — наконец не выдержал Ойкава. — Не разжигай моё любопытство слишком сильно. Бокуто пошарил по карманам шорт, но в итоге достал его из-за пазухи, весь помятый и в жирных пятнах. Ойкава вытряхнул седой волос и развернул бумагу. Почерк Акааши был немного мелким, больше похожим на печатный, но при этом элегантный и аккуратный. «Ведьма будет через несколько суток, но для решения вопроса о нанимателях нужно чуть больше времени. Пожалуйста, позаботьтесь о Бокуто-сане. Сожалею о вашей утрате». — Как лаконично, — Ойкава поцокал языком. — Бо-чан, ты пока кушай, а мы тебе Куроо приведём, — Тоору встал из-за стола, провезя стулом по каменному полу, и Бокуто поморщился. — Встретятся два одиночества, — в конце добавил он шёпотом, и Иваизуми ухмыльнулся. — Так ты умеешь улыбаться! Я удивлён, — донеслось вдогонку под звон тарелок, и уже Ойкава улыбнулся. — Как много шума, — пожаловался Хаджиме. — Зато Куроо будет, чем заняться. Серьёзно, он же у меня в спальне уже зависает, а это ненормально. Эти оба от одиночества совсем с катушек съезжают, — Ойкава покачал головой, открывая дверь в свою комнату. На полу возле письменного стола, облокотившись на ножку и грызя яблоко, сидел Куроо и читал записи Ойкавы. Карандаш за его ухом так и норовил свалиться, и он постоянно поправлял его. Он выглядел как учёный, намеренно игнорирующий людей и свои социальные связи, чтобы, не дай боги, оторваться от работы. — Действительно, это перебор, — пробормотал Иваизуми. Ойкава сел на корточки, что-то прошептал на ухо Куроо, и тот подскочил, словно ошпаренный, толкнув плечом Иваизуми и вылетев в коридор. — Мне самому тебя раздеть? Ива-чан, не будь ребёнком! —Тоору сморщил нос в притворном негодовании. — Клянусь, я вижу, как твоя аура засыхает от недосыпа. — Ты не можешь видеть мою ауру, — устало закатил глаза Иваизуми, с явным недовольством развязывая кожаные узелки между доспехами. — Надеюсь, это яблоко аукнется Куроо. Я думал, все знают, что не стоит что-то брать в твоей комнате. Ойкава пожал плечами, подошёл к своему рыцарю и помог стянуть нагрудник. Потом подёргал за руки, и Хаджиме сдался, покорно поднимая конечности и давая стянуть с себя рубаху. Браслет на правой руке блеснул под светом звёзд. — Тебе не мешает? Может, сделать другой? — сама мысль, что нынешний король так заботился о подобных мелочах, почему-то иррационально согревала изнутри, но Иваизуми отрицательно мотнул головой. Его практически беспрепятственно повалили на кровать и стянули сапоги. — Видел волосы Бо-чана, да? Я заметил, как ты на них взглядом задержался. Это он из-за Суги сделал, вытравил цвет. И рога не видно, поэтому можно посылать в любое королевство. У него уже обратно чёрные пряди проступают из-за постоянного применения силы. Ты не думай, что он на самом деле такой ребёнок. Бокуто один из самых сильнейших магов, хотя и любит полагаться на физическую силу. Из-за этого практически неуязвим. Но честен до абсурда. Сделай ему подсечку, и точно выиграешь. Ойкава удовлетворённо улыбнулся, когда почувствовал волну спокойствия и умиротворения. Иваизуми был из тех людей, которые не издавали ни звука, пока спали, и выглядели неприлично милыми, просто лёжа на сгибе локтя. Принц аккуратно приподнял руку, которой его успел притянуть к себе Ива-чан, соблазняя вздремнуть вместе с ним. Потом прошёл к своему столу, сгрёб все бумаги, которые могли помешать, и расставил нужное оборудование. У него не было особого Дара, как у Ячи или Бокуто, но он был достаточно умён, чтобы с помощью пары настоек и магического огня отыскать следы магии и аур на единственном волоске. Волосы вообще впитывали в себя слишком многое, поэтому Ойкава редко кому позволял прикасаться к своей голове. Не то чтобы кто-то, кроме мамы, особо хотел. Огонь под колбой на мгновение вспыхнул синим и тут же вернулся в нормальное состояние. Волос стал окрашиваться разными искрами в колбе, и по комнате пронёсся запах мяты и корицы. Ойкава серьёзно любил свои эксперименты хотя бы потому, что они всегда так приятно пахли. Он никогда не работал с этими безобразными материалами, какие описывали в страшных сказках на ночь. Какой идиот поверит, что в слизи лягушки есть хоть капля магии? Магия была странным предметом. Насколько бы ты силён ни был, на тебя всё равно подействует заклятие даже самого слабого мага, который прошептал его с хлопком, похожим на выстрел из пушки. Не считая всевозможные амулеты и щиты, конечно. Единственная магия, которая могла исказить чужую магию — природная. Именно поэтому Тобио был настолько силён. Поэтому, возможно, от рождения Ива-чан и не был наделён даже малой искрой, но уже при встрече с Ойкавой был сильно одарён. Природные аномальные зоны. След искажения на волосе сиял ярче всех остальных искр, и это было странно. Осознавать, что надо вернуться туда, куда не было необходимости возвращаться уже долгое время. Ойкава оставил небольшую записку у прикроватной тумбочки и телепортировался. Демоны — сами по себе сильные маги и достаточно тревожат равновесие, чтобы никакие силы не застаивались в воздухе. Но люди слабы. Они не могут тратить слишком много сил, и природная магия скапливалась в нетронутых местах, не рассеиваясь и образовывая магические искажения. Аномальные зоны. Места, где не поможет магия, но которые являются самой главной мечтой мага-исследователя. Как это работает? Почему магия сосредотачивается в одной точке? Есть ли эпицентр? Что станет с человеческой плотью, если попасть туда? Большую часть информации, которая есть у него сейчас, Ойкава добыл сам, наблюдая за поведением магии и её влиянием на Ива-чана и Тобио-чана. Аномальные зоны могли напитать силой людей, которые не обладали даже толикой магии. Это было удивительно. Если можно было найти ещё больше зон и заслать туда демонов с малой силой. Или даже людей их королевства, взамен взяв клятву на крови служить до конца дней. Бесконечные возможности, сопряжённые с небольшим риском, но всё же. И сейчас Ойкава наблюдал, как лес горел. Он понимал, что здесь была чума, но сжигать всё без разбора? Серьёзно? Он недовольно поморщился, сначала окружив себя барьером из плотного воздуха, затем взлетая над лесом. Если он и хотел узнать, что здесь забыла старуха, то все следы давно уничтожены. Огонь, даже обычный, сжирал любую магию. Поэтому Ойкава любил огонь. Он мог сделать многое, но прежде всего — уничтожить всё. Просвистев пару строчек, он стал чувствовать, как жар под ногами отступал, больше не лаская пятки, а всполохи уменьшались, затухая. С обычным огнём можно легко справиться, всего лишь перекрыть доступ к кислороду. Хорошо, что Тобио больше любил свой меч, чем магичить. Ойкава неспешно добрался до полусожжённой деревни. До каких-то мест огонь не добрался, и парнишка не мог поверить, что повстанцы были настолько глупы. А если бы огонь перекинулся на другие поселения? Если бы на другой лес? Он брёл по пустой деревне, пиная уголёк носком сапога до самого дома. Кое-где виднелись остатки света ауры с того самого волоса, но он не придавал этому большое значение. Там был магазинчик, а вон там главная площадь, где проводилась та судьбоносная ярмарка. Под обычным огнём камень не горел. Так он добрёл небольшой тропинкой до разрушенного дома Ива-чана, и, боги, он мог бы догадаться. Повстанцы. Что может быть лучше, чем избавиться от единственного наследника ещё в детстве. Узы должны были убить детей, которые не могли знать значение заклинания. А даже если и знали, то вместе быть не могли. Вот только Хаджиме… Тоору недовольно покрутил браслет на запястье и прикусил нижнюю губу. На всякий случай наложив отражающее свет заклятие на себя и одежду, он двинулся во внутренний двор. Что-то не сходилось. Не могли подвергнуть вынужденной жертве ребёнка таких людей. А зная хватку отца Ива-чана, наверняка их семья была не последней в этом деле, имея огромную прибыль. Да и самого принца не знали в лицо, и это говорило о шпионе в замке или в лучшем случае очень сильном маге, работающем на врагов. Дом был разрушен. Полностью и бесповоротно. Ойкава не хотел бы, чтобы Иваизуми видел это. Сад зарос сорняками, цветы не тянулись к солнцу, некоторые деревья были срублены под пеньки. Воняло гарью с улицы и строительной пылью. В самом доме — разруха, снятый паркет, отсутствующая мебель, кое-где проломанные стены. Ойкава знал, что у семьи был тайник в стене, но его так и не нашли. Личных вещей не было, но посреди зала нашлось ненужное барахло, вроде пары движущихся фотографий и соломенных куколок. Следа старой бабки совсем не чувствовалось, будто он обрывался сразу на пороге, и это было странным. Не испарилась она же прямо оттуда. Поддавшись эмоциям, Ойкава немного разгрёб ногой осколки стекла и нашёл фотографию улыбающихся родителей Хаджиме. Сдул с неё стеклянную пыль лёгким заклинанием, сложил несколько раз и положил в карман штанов. Конечно, Ива-чан не оценит, что он ушёл без предупреждения, но наверняка сам не сможет сюда вернуться. Ойкава на его месте не смог бы. А потом с улицы, разрывая тишину, раздался рык. Ойкава медленно обернулся, чтобы увидеть, как через осколки разбитого окна на него смотрели пылающие алые глаза. Ну конечно. Там, где есть аномальные зоны, есть и твари, порождённые природной магией, которых она же и сдерживает. Чем сильнее зона, тем опаснее твари и тем больше шанс, что никто и никогда их не увидит. Поэтому к слабым зонам призывали бывших рабов и наёмников, готовых сразиться с тварями. У некоторых деревень даже были собственные охотники на подобных зверей. Ведь магия против таких существ недейственна; просто рассеивалась, сталкиваясь с отголосками природной аномалии. Вот почему Ойкава в детстве не любил людей. Они не могли быть в равновесии с природой и магией. От них одни неприятности. Это явно был бывший волк. Пусть его шерсть была немного фиолетовой с искрами тока, а изо рта шёл пар, что явно указывало на ненормальность внутренних органов, Ойкаву больше пугали ненормально большие клыки и открытый рот, из которого текла зелёная слюна. Наверняка ядовитая, да, потому что трава шипела. Его челюсть была сломана, чтобы вместились эти зубы, которые запросто могли бы оторвать половину туловища. — Твою же... — успел сказать Ойкава перед тем, как существо решило прыгнуть внутрь и завыть, подозвав остальных сородичей.